День 5. "Как там, у вас, на Бета-Лире?"

[{Колыбель Жизни}]

Название: В свете голубых экранов
Автор/Оригинал: When the Lights Shine Blue by shotgunsinlace
Переводчик: {Колыбель Жизни}
Бета: {Колыбель Жизни} + анонимный доброжелатель
Размер: миди, 7500 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: научная фантастика, антиутопия, романтика
Рейтинг: R
Краткое содержание: В поисках способа разрушить техноимперию Дика Романа Дин Винчестер обнаруживает скрытые доселе видеозаписи, приоткрывающие тайну прошлого принадлежащего ему искусственного интеллекта. На них - семь лет, понадобившихся для того, чтобы из оружия массового поражения Кастиэль превратился в никому не нужного андроида — и, в конце концов, в систему ИИ, влюбившуюся в человека, и Дин вновь вспоминает, как ему не хватает его светящихся мягким голубоватым светом глаз.
Примечания: Некоторые виды, технологии и корпорации были вдохновлены «Прометеем» Ридли Скотта, и, как вы догадываетесь, под его же влиянием был написан сам текст.

— Ксеноморфы. Чертовы ксеноморфы! — выплюнул Дин, ввалившись на нетвердых ногах в «Дом у дороги», и содрал с себя те лохмотья, в которые превратилась его кожаная куртка и с минуты на минуту могла превратиться и его собственная кожа, разделив судьбу заляпанной кислотой одежды. — Поверить не могу, мы сцепились с целой стаей долбанных ксеноморфов!
Сэм, все еще не отошедший от волны паники и адреналина, охватывающей их во время охоты, лишь усмехнулся в ответ на его бурчание.

С последней серьезной переделки прошло уже почти шесть месяцев, и сейчас, после столь долгого перерыва, возможность снова взять в руки старые добрые пушки просто опьяняла. Чаще всего от пушек было ни больше пользы, чем от, как зачарованных ножей, но иногда, когда злобный инопланетный мутант буквально капал на тебя слюной, это давно отжившее свой век оружие приходилось очень кстати.

— Да черта с два они вымерли! Не удивлюсь, если где-то рядом и их королева. Или, может, кто-то намеренно притащил их сюда, — прошипел Сэм и поморщился, стягивая с себя облегающий джемпер и клетчатую рубашку. Он осторожно ощупал порез прямо под ребрами. Рана оказалась глубокой – среди красных разводов сочащейся и уже подсохшей крови отливала желтоватым поврежденная плоть. Еще глубже поблескивал металл, из которого теперь на 45 процентов состояло его тело. Болело зверски, но смертельным повреждение точно не было.

Дин наконец-то стащил с себя остатки одежды и, завязав в узел, бросил валяться у барной стойки. В помещении зажегся свет — «Пристанище» ничуть не изменилось за те несколько часов, что их не было.

— У кого вообще хватило ума подпустить этих тварей к кораблю?

— Думаю, у идиотов-ученых, безнадежно бьющихся над разгадкой тайны происхождения рода человеческого, — равнодушно предположил Сэм.

— И каким боком к этому причастны ксеносы?

— Черт бы их знал, — Сэм вытянул бутылку виски с полки за баром и кинул ее Дину. — С тех пор, как «Сакро» купил «Вейланд», много разных слухов ходило. Одни считают, что ксеноморфы — результат вышедшего из-под контроля эксперимента. Другие — что их создали с какой-то целью. Ну, знаешь, глобальное уничтожение, все дела.

Сэм ввел код доступа на потрепанной панели, которая была скрыта за бутылкой, и терпеливо дождался, пока система завершит сканирование сетчатки его глаз. После чего в кажущейся до этого сплошной стене обозначилась потайная дверь.

— Ага. Все эти рассуждения заглохли, когда «Сакро» объявили их истребленными, — заметил Дин и, отпив глоток из бутылки, поставил ее на место. — И теперь в нашем списке еще один вид. Просто замечательно.

Дин переступил порог; дверь за его спиной скользнула на место, отгородив его от брата, оставшегося в главном зале бара.

Первое помещение в этом секторе было совсем крошечным – места хватало лишь на , кровать, прикроватную тумбу и стол. Белые стены с серым полом пожелтели от времени, но в комнате от этого стало только уютнее. Как дома. По всему периметру была проведена тревожная сигнализация, сканеры которой с легкостью отследили бы любое проникновение чужеродных элементов.

Дин прошел прямиком к душу.

Покрытая царапинами и ожогами кожа чесалась, а на местах, куда в пылу битвы попала слизь, расцветали красные пятна. Намечавшаяся разведмиссия переросла в кровавое побоище. Получив звонок от Бобби, они ринулись в заброшенные лаборатории «Вейланда» и наткнулись там на небольшую группу нелегалов. Дин готов был поклясться, что никто из них не испытывал настоящего страха до того, как столкнулся лицом к лицу с одним из этих уродливых ублюдков, скрывающихся в темноте лаборатории, до сих пор напичканной хирургическим инструментарием.

Денек выдался изматывающий, и все, о чем он сейчас мог мечтать, это бургер и мягкая кровать. Но, несомненно, ничего из этого ему не светило.

Эш наконец-то сумел обойти файервол Романа, переписав в сэмов супер-компьютер коды, необходимые для запуска всех робокопов, патрулирующих Пустоши. Спустя три недели ожидания перенос завершился, и Дину не терпелось разузнать, что из полученной информации можно было бы использовать против корпорации-тирана. Перед выходом на охоту он выкроил с десяток минут на то, чтобы покопаться в папках, и одно из приложений привлекло его внимание.

Морщась от дьявольски горячей воды, он вымыл голову, Все его мысли занимала новая информация.

По возвращении с охоты они с братом разошлись по отдельным секторам. Дин жил в левой части, той, что ближе к кухне, тогда как Сэм занимал правую, у библиотеки. Обычно они принимали душ в одно и то же время, чтобы сэкономить затраченную энергию, после чего каждый из них оказывался предоставлен самому себе, и Дин понятия не имел, чем брат занимал свое время. Сам он обычно уходил в дальнюю комнату, прихватив с собой сандвич и бутылку пива.
Рутина. Жизнь, посвященная охоте, никогда не была легкой, но порой Дин скучал по тем дням, когда мог втопить педаль газа Детки в пол, заставляя ее зарычать, и понестись к ближайшему бару, чтобы надраться там и подцепить кого-нибудь на ночь. Боже, он скучал по тем дням, когда мог пройти по улице, не шарахнувшись от какого-нибудь зеленокожего незнакомца.

Бродяжничая, они жили снаружи куполов; по крайней мере, дважды в день им приходилось бросаться под защиту обветшалых стен, скрываясь от выстрелов партизан. Это выматывало, и Дин ненавидел подобную жизнь всей душой — потому что когда-то все было совсем по-другому. Среди всех этих смертей и отравленного воздуха он тосковал по нежности и заботе.

Дин знал, что только сейчас, пока Сэм занят, у него есть возможность побыть в одиночестве. Выйдя из душа, он потянулся за боксерами и полотенцем. Зубы почищены, раны обработаны – можно и спать ложиться.

Под подушкой был спрятан переключатель, о котором не знал никто, кроме самого Дина, и он щелкнул им, потянувшись за лежащими на прикроватной тумбе ручкой и планшетом,. Конечно, существовали и куда более современные способы вести записи, вроде алоэ-экранов или синтетической памяти, но Дин испытывал большую симпатию к старым методам. Удачно скрытый вирус мог уничтожить годами собираемую информацию в мгновение ока – но попробуй-ка проделай то же самое с листом бумаги. Да, ее можно было выбросить или сжечь, но его успокаивало осознание того, что записанные на бумаге слова существуют в физическом мире, а не только в виде фантомных цифр, скомпонованных какой-то машиной.

Дин разбирался в технике — но просто потому, что иначе было нельзя. Весь мир, освобожденный от остатков человечности, оказался лишь коллективным разумом под контролем одного жадного до власти ублюдка. Не стоит упоминать и того, что технологии сами по себе были подобны ловушке, притягивающей к себе невинные души; технологии дарили преимущество. Низкое, подлое, но кого это волновало, когда от когда-то процветавшего человечества на Земле осталась едва ли треть?

Ощущая неясное беспокойство, Дин поднялся по небольшой лестнице в лабораторию. Он понятия не имел, что мог обнаружить в полученных файлах или почему Эш настаивал на том, чтобы он посмотрел их в одиночестве. Странно — между ним и Сэмом никогда не было никаких секретов, и это правило они соблюдали нерушимо.

В круглом помещении лаборатории царил полумрак, нарушаемый лишь свечением мониторов, которые дружно запищали и зажжужали, когда он с тяжелым вздохом плюхнулся в мягкое кожаное кресло. Нетерпеливо постучав пальцами по столешнице, он дождался, когда над его ладонью появится небольшое голографическое окошко.

— Добрый вечер, Дин, — раздался лишенный эмоций женский голос.

Дин растерянно моргнул, вперившись взглядом в мерцающий сине-зеленый монитор. Последние три года компьютер «общался» с ним совершенно другим голосом.
— Черт тебя дери, Сэм, — Дин нажал на экран, вызывая меню управления, чтобы откатить систему к недавним настройкам. Если Сэм залез в управление, значит, теперь он прекрасно представляет себе, чем брат занимается почти каждую ночь. От этой мысли кровь чуть не вскипела в жилах.

Пожалуйста, укажите дату восстановления, — отчеканил все тот же голос.

Покопавшись в своем планшете, Дин выбрал самое оптимальное число.

— Десятое сентября, 2897. Историю сообщений сохранить, — указал он, облегченно вздохнув. Хорошо, что последний бэкап он сделал всего три дня назад.

Тишину лаборатории нарушало только мерное гудение электроники, но постепенно стихло и оно. Комната погрузилась во тьму, и лишь в левом нижнем углу главного монитора мигал синий огонек. Дин прикусил колпачок ручки, нетерпеливо выстукивая рукой по бедру какой-то ритм в ожидании перезапуска системы. Вскоре на экраны снова вспыхнули, и Дин, едва заметно улыбнувшись, отложил ручку в сторону.

— Ты здесь?

— Здравствуй, Дин, — в комнате включились лампы дневного света, а тихое жужжание электроники казалось привычным и успокаивающим. Маленькое голографическое окошко появилось снова, отображая новое сообщение от Сэма. Дин ответил на него раздраженным «Кончай лезть в мои дела, сучка!» и закрыл, чтобы пресечь новый спор.

— Эй, Кас. Прости, что Сэм сунул свои пальцы, куда не следовало, — он откинулся на кресле, послав экранам самоуверенную ухмылку. К мужскому голосу ИИ не прилагалось лицо, но в нем слышалось столько человечности, что в этом и не было надобности. Лишь иллюзия — но Дин постарался, делая ее настолько правдоподобной, насколько мог.

—Он беспокоился за тебя и сказал, что ты испытываешь нездоровую привязанность к голосовому интерфейсу. Что я не являюсь полноценной заменой живому человеку, и, боюсь, я вынужден с ним в этом согласиться.

Он не должен был ничего этого помнить; предполагалось, что откат с полной перезагрузкой сотрет данные об этом разговоре с его жесткого диска. Но Дин совершенно не расстроился – напротив, лишь улыбнулся шире. Касу не требовалось никакое программирование, чтобы помнить.

— Что еще Сэм говорил?

Последовала заминка и, наконец, ответ:

— Больше ничего особенного, — Дин знал, что это ложь. — Ты нуждаешься в моей помощи?

Дин взглянул на цветное стекло монитора, подумал о том, что за ним находится, и вздохнул.

— Ну, только если в твоих услугах числится минет, —он не получил на подколку никакого ответа. Иного и не ждал. — Мне нужен журнал отца. Было бы здорово отсортировать его по алфавиту.

Перед монитором, на котором Дин вводил информацию, засветилось крошечное окошко с ярко-желтыми буквами.

— Тебе требуется информация по какому-то определенному виду?

—Посмотри, есть ли там что-нибудь на ксеноморфов. Не припомню, чтобы отец хоть раз их упоминал.

Он пролистал в низ списка и нахмурился, не обнаружив никаких записей между Вринглерами и Ситтанцами.

— Мы с Сэмом и Бобби только что наткнулись на их гнездо в заброшенных Вейландских лабораториях.

— Ясно.

Дин тут же оторвался от своего занятия, бросил взгляд на мерцающий монитор. Что-то было не так. Он получил уже два нехарактерных ответа за последние две минуты.

— Отлично, давай. Выкладывай. И не какие-нибудь логичные выкладки о том, почему это невозможно. Тебя что-то беспокоит.

— Что, по-твоему, может «беспокоить» систему искусственного интеллекта?

— То же, что заставляет тебя разговаривать в подобном тоне, — ответил Дин, кажется, получая от их препирательств удовольствие большее, чем следовало. Сейчас Кас, даром что ИИ, говорил с явным раздражением. — Ой, да ладно тебе! Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне все? Втюрился в какую-нибудь ботку? Тебе пришлось по вкусу что-то из сэмовых проделок?

— Дин.

Если бы словами можно было убивать, то звуком произнесенного имени его пронзило бы насмерть.

— Не принимай все близко к сердцу, я же просто пошутил!

— Где находится лаборатория?

Ага, теперь мы меняем тему. Стиснув переносицу, Дин вздохнул и откинулся на кресле снова, подтянул босые ноги с пола, спасаясь от холода.

— Девятнадцатый сектор, близ старой трассы Рузвельта.

Все три монитора замерцали, и по ним побежала вязь из цифр и букв. Если бы у Дина хватало терпения, он бы смог все их расшифровать, немного посидев с баночкой холодного пива, но это скорее призвание Сэма. Вскоре мельтешение прекратилось, и перед его глазами появилась карта; просто чудо какое-то— когда разразилась последняя война, все спутники на орбите оказались выведены из строя.

— Вот эта вот, — он подался вперед и указал пальцем на одно из заброшенных зданий, обозначенных на территории.

По экрану вновь поползли символы, и на этот раз Дин сумел некоторые из них распознать. Кас пытался пробиться в информационные базы лаборатории, скачивая всю информацию с легкостью, с которой горячий нож входит в масло. Дин никогда не устанет им восхищаться.

— Ох.

Дин нахмурился.

— Ох? И что это должно означать?

— Это отдел Биохимических разработок и Конструкторский центр. Все эксперименты были прекращены после проникновения в сеть безопасности около тридцати лет назад.

— И кому понадобилось лезть туда?

— Не туда. Оттуда. Они держали в заточении нескольких представителей инопланетных видов для будущих экспериментов. Кто-то взломал систему, переписал коды безопасности и выпустил их. Ричард Роман приказал нейтрализовать все экспериментальные образцы, а также немедленно уничтожить все, что находилось в процессе разработки. Все средства, выделяемые на исследования, были отозваны, вследствие чего предприятие оказалось заброшено.

Нахмурившись, Дин молча прокручивал в голове новую информацию. От воспоминаний о недоразвитых эмбрионах, плавающих в полных желтоватой жидкости емкостях размером с его Детку, пробирала дрожь.

—Почему «Сакро» прикрыли такие… не знаю… важные исследования? Разве не они сами вечно разглагольствуют о научном подходе и всем таком? Их скрытность не привела ни к чему хорошему; не они ли скрывали правду о загрязнении биосферы хренову тучу времени, — Дин прикусил губу, запрокинул голову и зевнул.

— К тому моменту в лабораториях отпала нужда.

— Но почему?

— Потому что в корпорации «Сакро» был создан я.

Дин сжал ладони на коленях до белых отметин на коже.

— Да. «КАСТИЭЛЬ»: всесильный предвестник. Зачем тратить деньги, когда у тебя уже есть идеальное оружие массового уничтожения, — в его словах не было вопроса, лишь горькая правда. О некоторых вещах Дин предпочитал не вспоминать, в том числе и о том, что когда-то Кас был безумным механическим гибридом. — Однако это никак не объясняет наличие там ксеноморфов.

Кас долго молчал, не отвечая, а когда, наконец, заговорил, то словно выдавливал слова через силу.

— Их могли транспортировать сюда для зачистки. Уничтожение всех людей вне куполов значительно снизило бы шансы повторных восстаний.

— То есть, ты утверждаешь, что все усилия Эша ушли впустую? — Дин прервал поток размышлений, внезапно вспомнив, зачем пришел сюда с самого начала. — Черт! Кас, отошли аудиозапись нашего разговора Сэму, а потом скопируй файлы, которые Эш прислал чуть раньше. Похоже, робокопы сейчас — наименьшая из наших проблем, но я не хочу упускать ни крупицы информации, которая способна помочь нам в борьбе с «Сакро».

Пока компьютер выполнял задачу, Дин потер ладони, пытаясь согреться. Хотелось есть, но Сэм уже подчистил «Пристанище» от всех продуктов. Теперь нужно было запастись провизией, иначе Эллен вынет из них душу и приготовит на ужин их самих.

Дин задумался, не станет ли это последним гвоздем, вбитым в гроб и так захлебывающегося от собственных усилий восстания. После слияния с «Вейланд Индастриз» корпорация «Сакро» увела всю деятельность в подполье и продолжила свои более чем незаконные эксперименты. Пропаганда пророчила светлое будущее, которое должно было наступить после объединения двух технологических гигантов, однако вместо этого мир рухнул во тьму и разрушения, неумолимо приближаясь к своей гибели.

Часть населения, что побогаче, заперлась в спасительных куполах, с чистым фильтрованным воздухом и разбитыми садами. Каждая из этих сфер представляла собой блаженный уголок утопии, напичканный всем необходимым для комфортной жизни . В каждой из них располагалось правительство, торговые центры, первоклассные рестораны — и Дин всей душой желал, чтобы все они подавились своим насквозь провонявшим чесноком лингуине.

Остальной же части населения пришлось ютиться в пыльных трущобах на «Пустошах», как они сами называли свои земли. На обед здесь подавали свиные консервы пятилетней «выдержки» с жареными червями. Конечно, тут и там были разбросаны бары и забегаловки, но едва ли в них удалось бы найти что-то посерьезнее разбавленного водой алкоголя. За валюту принималось все, что ни найдется в карманах. Для старших поколений жизнь в Пустошах казалась невыносимой, для новоприбывших – невозможной. Ни один ребенок младше пятнадцати не мог продержаться и минуты на отравленном воздухе. Слабые легкие словно усыхали, кровообращение останавливалось, сводя все усилия трепыхавшегося сердца на нет, словно человека выбрасывало в открытый космос без защитного костюма. Земля стала походить на ад, со столбами дыма и неизбывным запахом серы.

— Передача файлов завершена.

Дин провел пальцами по голограмме, зарываясь в информацию в поисках папки, о которой говорил Эш.

— Здесь не хватает файла, — заметил он, глядя на экран, приподняв брови. — Вот тут должна была быть папка с твоим именем. Но она куда-то пропала.

— Должно быть, она была перемещена куда-то еще во время передачи файлов.

Шум генератора и холод, обычно сливающиеся в неразборчивый белый шум на краю сознания, внезапно стали ощущаться особенно отчетливо. Только сейчас он заметил мелкие изменения, до этого не привлекавшие его внимания. К примеру, такие, как неровное мерцание мониторов. Внизу живота внезапно все словно связало узлом от неприятного предчувствия.

— Думаю, я должен гордиться тем, что мой ИИ – единственный в своем роде. Он может лгать. — Ложь, в действительности, обнаружить было не так уже сложно — по заминкам в разговоре и осторожному «хождению» вокруг да около. Такие изменения Дин обычно подмечал сразу же.

— И где же эта папка, Кас?

В ответ на его вопрос тут же запульсировал свет, а генератор зарычал. Когда Кастиэль нервничал, его волнение затрагивало весь корабль.

— Указанная информация является собственностью корпорации «Сакро».

— Ты сейчас специально это делаешь, да? — Нахмурился Дин, сбитый с толку полученным ответом. — Не мог придумать отговорку получше?

Кастиэль помолчал, после чего заговорил снова.

— Информация в файле скрыта…

— Кас…

— …по личной просьбе.

— И чьей же, черт побери?!

— Моей.

Дин недоверчиво кивнул, поджав губы.

— Хорошо, хорошо. Я тебя понял, извини. Я не хотел так давить. Наверное, там твоя инструкция по применению. Я уверен, что там что-то для тебя очень важное.

— Ко мне не существует инструкций по применению, Дин Винчестер. — В голосе Каса явно прозвучали нотки разочарования, отчего Дин лишь усмехнулся. — Могу я поинтересоваться, что показалось тебе столь смешным?

— Не знаю, приятель. Мне показалось, что ты смутился.

— Я не обладаю способностью к подобному выражению чувств.

— Ага, а вот теперь это точно твой вариант «я-не-хочу-об-этом-разговаривать», — отметил Дин. Он зевнул, чувствуя, как глаза жжет от усталости. — Уверен, что у каждого бывшего андроида должны иметься такие темы. — Поднявшись со стула, Дин потянулся, хрустя суставами и разминая шею, вертя головой из стороны в сторону. — Ну, как пожелаешь. Когда решишь, что больше не хочешь строить из себя барышню, сообщишь мне. А сейчас я на боковую.

Дин сохранил настройки системы, выключил мониторы, и комната погрузилась в тишину. Будучи уверенным, что Кас перешел в режим ожидания на остаток ночи, он выключил свет и направился к двери. Но тут снова раздался голос.

— Я не инспектировал свои персональные учетные записи уже более пяти лет.

Дин прикрыл дверь и прислонился к ней спиной, устало глядя в сторону терминала.

— Что ты имеешь в виду под «персональными записями»?

— В моей оболочке были размещены сенсоры, напрямую связанные с внутренним процессором. При каждом зарегистрированном случае нехарактерной реакции системы инфракрасные сенсоры активировали видеокамеры, запечатлевающие все для дальнейшего анализа. Будучи прототипом, я должен был стать ступенью к новому поколению дроидов «Вейланда» и корпорации «Сакро». Они задались целью сделать это поколение как можно более похожими на людей, чтобы машины могли смешаться с населением. Они хотели подарить им понимание чувств, чтобы они могли понять своего напарника, даже будучи лишенными собственных эмоций. Мои реакции на определенные ситуации позволяли им программировать правильный отклик.

Дин все это время не отводил от экранов взгляда, словно ожидая, что Кас вот-вот материализуется перед ним.

— И под «нехарактерной реакцией системы» ты подразумеваешь чувства, я правильно понимаю?

— Среди всего прочего.

Дин провел ладонями по лицу и надрывно рассмеялся.

— Так там твой дневник.

— Цифровой архив, — поправил его Кас, и Дин нашел в себе силы рассмеяться снова.

— Хорошо, хорошо, цифровой архив, — сдался он, поднимая руку в извиняющемся жесте. Он снова подошел к креслу и удобно в нем устроился, откинувшись и сложив пальцы домиком. Он пристально разглядывал темные полотна экранов. — И если это он, то почему мне не дозволено заглянуть туда? Там же нет ничего настолько компрометирующего?

Стул под Дином нагрелся, тепло тут же проникло под тонкий слой одежды. Похоже, это было следствием «эмоций» Каса и, судя по всему, он все же был настроен дать Дину интересующие его ответы. Автоматика зажгла свет, достаточно тусклый, чтобы Дин видел один из оживших экранов.

— У тебя тоже есть воспоминания, которые тебе не хотелось бы проживать вновь, — сказал Кас, и вибрация тембра его голоса отдалась в сиденье.

— Если ты не хочешь о чем-то говорить, то не нужно, Кас. Мне просто было любопытно, почему Эш настоятельно советовал мне посмотреть эти файлы, и почему ты так трепетно к ним относишься.

— Я не знал, какую информацию восстанавливал Эш. А после того, как он взломал коды, я уже не мог ему помешать.

Дин готов был возразить, что у Каса хватило бы мощности, чтобы вырубить всю систему «Сакро» с помощью единственного всплеска энергии, которую содержали его электронные мозги, но в этот момент экран снова посветлел, и изображение на нем увеличилось. Это была черно-белая зернистая картинка, мерцавшая так, что Дин не успевал распознать хоть что-то. Вскоре мельтешение замедлилось, и перед его глазами проявилась видеозапись.

На видео была комната, настолько огромная, что туда с легкостью поместился бы Конгресс, она была наполнена хаотично мигающими голубыми огоньками всюду, куда дотягивался взгляд. Со всех сторон доносилось несмолкаемое попискивание и гомон разговоров. Дин прищурился и придвинулся ближе, пытаясь понять, что он видит. Голографические карты, полупрозрачные экраны, заполненные непонятными цифрами и уравнениями. Стены были украшены рельефными логотипами «Вейланда» и корпорации «Сакро».
На видеозаписи появился мужчина, по лицу которого расползалась еле сдерживаемая самоуверенная ухмылка — Дин предположил, что это один из техников. Спустя мгновение, однако, он узнал в нем Дика Романа, владельца корпорации, в костюме с иголочки и улыбкой, достойной любой акулы. Человек что-то произнес, и камера дернулась, словно Кас кивнул ему в ответ.

— Нет звуковой дорожки?

— Роман прилагал все усилия, чтобы скрыть свою деятельность от правительства. Любые аудиозаписи, которые могли бы выдать его секреты, были уничтожены.

— Тогда расскажи, что тут происходит? — Стоило Дину задать вопрос, как картинка на экране сменилась. Теперь был виден дальний конец комнаты. Изображение было темнее, так как освещение там было значительно хуже, но от того, что он там увидел, у него перехватило дыхание.

На возвышении сидел человек в серой униформе с военной выправкой, его руки были сложены на коленях. Взъерошенные черные волосы торчали во все стороны, резко контрастируя с остальным обликом, непоколебимым и сдержанным. Даже не глядя в его глаза, Дин знал, что они были голубыми.

— Это день, когда я был рожден.

С безэмоциональным лицом Кас — КАСТИЭЛЬ — поднял руку и неуверенно пошевелил пальцами. Дин видел, что персонал за его спиной зааплодировал, кто-то из них хлопал Романа по спине.

В этот день корпорация «Сакро» запустила проект «Серафим». Кас был прототипом, созданным с целью привлечения новых спонсоров, абсолютным оружием, выглядящим совершенно безобидно. И, нужно признать, это сработало.

Дин помнил тот день, когда впервые столкнулся с андроидом, чьи глаза сияли, подобно звездам. Ист-Энд был разрушен до основания, старые здания рушились наземь, погружаясь в хаос из бетона и огня. Улицы были заполнены мечущимися в панике жителями, когда Винчестеры были вызваны для урегулирования ситуации. И Дин нашел там совсем не то, что ожидал увидеть.

Из клубов дыма ему навстречу вышел человек в бледно-серой униформе. Сначала Дин решил, что это кто-то из гражданских, но когда Сэм дернул его назад, призывая всмотреться повнимательнее, он открыл огонь. Ни одно создание на пустошах не могло выглядеть столь безупречно, к тому же, на его рукаве виднелась нашивка «Вейланд».

Дин прикрыл глаза, вспоминая, как прежний Кас сжал ладонь на его горле, едва не сломав шею, и облегченно выдохнул, потому, что тогда Кастиэль отпустил его. Не имея на то никаких причин, но — отпустил.

Экран погас.

— Я думал, ты не испытываешь эмоции постоянно, — сказал Дин, потирая подбородок.
Конечно, момент рождения просто не мог не вызвать какой-то эмоциональной реакции, поэтому в том, что Кас сохранил его, не было ничего удивительного. Только сейчас он осознал, что, кажется, сморозил глупость.

— Не испытываю. Система работает в автоматическом режиме.

Что ж, это многое объясняло.

— А что там дальше?

Экран снова ожил, и Дин снова не сразу понял, что видит на нем. Видеозапись была не такой темной, как предыдущая, скорее, совсем наоборот. Слепящий солнечный свет на ней заставил его зажмуриться на мгновение, а потом он разглядел в этом свете «снег» помех и цветные пятна.

«Повреждено», внезапно пришло ему на ум; линза просто разбита. Ему не нужно было видеть, чтобы понять происходящее. Он сам там присутствовал.

— Протокол самоуничтожения запустится через три, два, один… — протянул голос КАСТИЭЛЯ на записи, но когда он досчитал до нуля, ничего не произошло. Андроид моргнул, когда в поле зрения появилось лицо Дина.

— Я помню это, - пробормотал Дин.

— Тише, тише, парень. Не нужно взрывать вместе с собой половину лагеря, — склоняясь над поврежденным андроидом, сказала его более молодая версия. Его лицо было запачкано в саже и крови.

Маршрут беспилотного дрона пролегал в нескольких милях южнее, и «Сакро» готовы были пожертвовать прототипом, если это бы позволило им избавиться от двух врагов разом. Дин с Сэмом числились в их списках уже пять лет, со времен первого восстания против тирании Романа. Сотрудники «Сакро» отступили, оставив андроида без одной ноги и с поврежденным программным обеспечением.

— Мы с Сэмом отволокли твою задницу в лагерь, — произнес он, проводя пальцами по поверхности экрана. Он помнил, как надулся, когда Сэм бросил на него полный паники взгляд, как уверял брата, что все идет по плану, тогда как сам был до печенок напуган от одной мысли, что они тащат к товарищам оружие массового уничтожения.

— У меня ушли месяцы, чтобы пробиться сквозь поврежденные базы данных моей памяти и отыскать слово, описывающее эмоцию, что охватила меня в тот самый момент. Кажется, это Бобби тогда пробормотал слово «благодарность.» — Кас помолчал несколько секунд. — Все десять лет до этого я не видел ничего, кроме стен своей комнаты. Четырнадцать часов в день я мог копаться в коробке, полной различных устройств для образования и развлечения. Остальные девять часов я проводил в режиме ожидания. Это была полная изоляция. В подобной жизни не было ничего…. Человеческого. Но я ведь и не человек, правда?

Дин сдавил переносицу и вздохнул, глядя на разворачивающиеся перед ним картины. Объектив камеры никогда не прекращал фиксировать его перемещения.

При виде кадров следующей записи Дин хмыкнул.

— Что это было? Испугался за свою жизнь?

В голосе Каса прозвучало веселье, когда он заговорил.

— Пусть Сэм и может внушать страх, если этого пожелает, я едва ли его боюсь. Думаю, тут больше подошло бы слово «сочувствие».

На видеозаписи был пес, бегающий неподалеку от андроида, и после того, как послышался все усиливавшийся низкочастотный шум, Сэм и Дин в один голос вскрикнули «Стой!». Кас собирался пристрелить щенка, пришедшего в лагерь в поисках еды.

—Я клянусь тебе Дин. Если оно пристрелит собаку, я его выключу!

Сэм, разгневанный и взволнованный, подлетел к Касу и ударил его прямо в линзу камеры, стесав костяшки и тут же прижав ушибленную руку к груди. Тогда его тело еще не было усилено трансплантатами, лишь плоть и кровь, и, должно быть, ударив Каса, пусть и выглядевшего, как человек, он получил множественные переломы кисти.

Оно. Сэм никогда не видел в Касе что-то большее, чем набор цифр и оболочку. Для него он был оружием, поломанным бесчувственным роботом, которого решил взять под крыло его старший брат. Его мнение оставалось неизменным и по сей день, и по большей части в этом была вина самого Дина.

Картинка на экране сменилась, когда Кас поднялся с ящика, на котором сидел, пока Дин прилаживал оптоволокно к его новой ноге. Он подошел к столу, взял с него кусок холодной курицы и вышел на улицу, где все еще бродил пес, и присел перед ним, протягивая еду. Собака начала есть с его рук. А затем Кас опрокинулся на гравий, пес со своим обедом сбежал, а Дин с Сэмом кинулись к андроиду, принявшись поднимать его с земли.

— Это была просто небольшая неполадка, — произнес Кас, с помощью Винчестеров добираясь обратно к ящикам.

— Да, конечно, что же еще, — пробормотал Дин, хватая набор инструментов и снова устраиваясь на своем стуле. Сэм хмыкнул, но, ничего не сказав, похлопал Дина по плечу.

Обновленная конечность словно подарила ему новую личность, и, наверное, Сэм все же разглядел в нем что-то. Как и пес Боунс, ставший его постоянным спутником.

Следующая видеозапись была короткой и непонятной, но Дин сумел уловить ее суть. Камера сфокусировалась — должно быть, Кас только что открыл глаза, и в поле его зрения попал Дин с широченной улыбкой на лице.

Сам Дин этого не помнил, момент был слишком мимолетным, чтобы отмечать его в череде жизненных событий. Экран потух, и Дин почувствовал, как горят его щеки. Один только вид его лица вызывал у Каса эмоции, достаточные, чтобы активировать запись.

— Я не понимал тебя, — произнес Кас с ноткой веселья, заставив Дина сползти в кресле ниже.

— Тупица.

Однако веселье сошло на нет, стоило на экране появиться следующей записи, оставившей на языке горькое послевкусие.

Дин стоял снаружи палатки и спорил с Сэмом. Точнее сказать, дрался, потому что он напирал на него, пока Сэм не оттолкнул его. К записи не прилагалось аудио, должно быть, потому что Кас сидел внутри и разговор был ему не слышен.

Сэм отошел, уперев руки в бока и задрав лицо к небу, затем вернулся обратно и махнул рукой в сторону палатки. Ты не можешь и дальше обращаться с ним, как с человеком, Дин. В звуке не было надобности, потому что едва ли Дин мог забыть эту ночь. Тогда он, не сомневаясь ни секунды, возразил, что они с Касом уже стали почти как родные, за что получил порцию насмешек и возведенных к небу глаз, после чего Сэм подшутил над сокращением имени Кастиэля до «Каса», и между братьями завязалась драка. Сэм кричал, что он закрывал глаза на его увлечение, но теперь это зашло слишком далеко. Дин перешел все границы, и для Сэма это все было слишком.

Мы просто помогаем ему, возражал Дин. Парню просто некуда больше податься, нет никакой цели, и он поврежден. Быть может, этот робокоп на стероидах сможет принести какую-нибудь пользу в лагере.

Сэм лишь взбесился в ответ на его слова, обвиняя его в том, что он лжет, что за его просьбой стоит совершенно другие мотивы, что он видит это в его глазах, в том, как он смотрит на эту тупую машину и копается в ее микросхемах.

Дин почесал колено, когда видео подошло к концу, однако воспоминания подсказывали, что произошло дальше. Их склока не утихала еще несколько недель. Охота и разведмиссии проходили в напряжении и неловкости, братья при каждой возможности срывались друг на друге. По возвращении Сэм тут же скрывался в своей палатке, а Дин отправлялся навестить Каса.

— Я был зол, — сказал Кас, заставляя Дина вынырнуть из захвативших его воспоминаний. — Злился, и не понимал причины этого чувства.

Дин кивнул в ответ на его слова.

— Беспричинный гнев не редкость, когда дело касается отношений.

Он нажал на голографический экран, перелистывая запись, и то, что он увидел, заставило его сердце судорожно забиться. К этой записи прилагался звук, и уверенную эрекцию, прижавшуюся к животу Дина на экране, дополнили громкие вздохи и стоны.

На экране он видел только себя, с закрытыми глазами и искаженным от наслаждения лицом. Его голова была откинута назад, а нижняя губа закушена. О да, этот эпизод он помнил более чем ясно. Это был не первый их раз, Дин месяцами сомневался, прежде передать Касу всю власть. Пусть тот и изменился с их первой встречи, он все же оставался андроидом, и одно его неверное движение могло стоить Дину жизни. Шесть месяцев, ему потребовалось целых шесть месяцев, чтобы довериться Касу полностью.

Видео снова сменилось, и он снова увидел себя, уткнувшегося головой в подушку. Он мог бы сосчитать собственные веснушки, когда Кас склонился, чтобы поцеловать его.

В груди заныло, потому что в ту ночь на видеозаписи он так крепко обнимал Каса, а Кас шепотом говорил ему о том, как много он значит для Кастиэля — безэмоционального робота, созданного для разрушения. Дин помнил его прикосновения, нежные и робкие, Кас всегда слишком боялся навредить ему, и потому едва касался его кожи. Мягкие губы прижимались к его груди, ловили соски, а затем поднимались по шее к лицу, считая веснушки, прежде, чем прильнуть в его губам в поцелуе.

Все было так томительно медленно, и Дину казалось, что он сойдет с ума от неспешных толчков, от ощущения целостности, что дарил ему Кас.

— Боже, Кас, еще… Я хочу еще, давай, ну же, — простонал он, но Кас просто заставил его замолчать.

Видео закончилось, и экран резко погас, оставив Дина в полной темноте перед затухающим экраном. Он склонился вперед, опираясь локтями в колени, вжимая в уголки глаз кончики пальцев. Боже, как же это было больно, больнее любой физической травмы, что он получал за долгое время. За пять лет успело многое измениться, но отсутствие рядом Каса до сих пор было подобно зияющей ране.

— Думаю, нет нужды рассказывать тебе, что я чувствовал в тот момент, — сказал Кас, и его голос был едва громче тихого шума генераторов.

Долгие минуты прошли в тяжелой тишине. Все, что оставалось Дину — это вспомнить и вновь пережить те моменты пятилетней давности, которые он давно похоронил в своем сердце. Ни Бобби, ни Сэм никогда не упоминали Каса при нем. На это осмелился только Эш, должно быть, он счел эти данные слишком важными, чтобы скрыть их от него. Дин задумался, рылся ли Эш в архиве, или же просто запаковал файлы, когда получил их.

— Чертов ублюдок, — пробормотал Дин, сжимая голову в ладонях.

Два года. У него было два года, полных счастья, когда словно не существовало никого, кроме них троих и дороги.
Сэм всегда с опаской относился к Касу, но, в конце концов, они заключили некий альянс, в рамках которого Кас учил Сэма тиреанскому языку, а Сэм, в ответ — как правильно вести себя среди людей.

Они разъезжали по заброшенным дорогам Пустошей на старой машине Дина, спасали людей, охотились на чудовищ — из них вышло странное трио. Но Дин никогда в жизни не был так счастлив. Их перепалки, распитие разведенного водой алкоголя, починка неполадок в электронике Каса, их обжимания на заднем сидении машины, Кас, случайно повредивший обивку, после чего Дин не разговаривал с ним больше месяца… Это было хорошее время. Боже, это были лучшие его годы.

Но затем Роман обнаружил, что его создание до сих пор бездействует, развлекаясь с жалкими отбросами, которых должно было уничтожить.

Несколько звонков, сфальсифицированный аварийный сигнал, и геройствующие Винчестеры угодили в расставленную для них ловушку. Все произошло быстро и кроваво.

Дин отделался парой сломанных ребер, сломанной ногой, ушибом легкого и вывихнутым плечом. Сэму же не так повезло. После четырех месяцев интенсивной терапии его брат вернулся к охоте с телом, наполовину состоящим из металла, и органами, выращенными в подпольной лаборатории.

Кас же к нему так и не вернулся. По правде говоря, от него мало что осталось. Все, что Дин нашел — это разорванный в клочья плащ андроида, пару винтиков, материнскую плату и заляпанное в синтетической крови Каса оптоволокно.

Последующие четыре месяца он не оставлял попыток собрать Каса снова. Он работал до изнеможения, пока в глазах не начинало плыть, а пальцы не покрывались кровоподтеками, начисто игнорируя тот факт, что даже если ему удастся собрать все воедино, у него не хватит ресурсов, чтобы вновь оживить систему. Спустя еще один месяц он разбил все на мелкие осколки, сорвав горло от крика, выпустив на волю весь гнев и горе и впервые заплакав с тех пор, как умерли их родители.

Но среди сохраненных Дином разрозненных кусков оказались и инопланетные материалы – таких он прежде не видел. Казалось, в них не было никакого смысла, и от этого становилось только непонятнее, что же, черт их возьми, задумали эти ребята из «Сакро». Светящийся шарик – едва ли с ноготь его мизинца, и присоединенный к нему голубой чип совсем немного больше.

Дин неделями размышлял над тем, что же это такое, но даже спустя пять лет так и не нашел ответа. Может, в нем заключалась жизненная сила Каса – сама его суть, заключенная в оболочке из сверхпрочного сплава.

Сверхъестественные силы казались Дину старой легендой, мифом, но может быть – пусть даже в одном случае из миллиона – Кас действительно являлся кем-то иным, существом, взращенным Диком Романом, сгорающим от желания захватить весь мир.

– Дин, – окликнул его Кас, и в комнате сразу потеплело. – Тебе нужно отдохнуть.

Дин собрал систему ИИ из всякого мусора, взяв за основу светящийся шар. На работу ушло добрых десять месяцев, но потом, когда он загрузил систему в лабораторию, ему едва удалось сдержать слезы при звуках родного голоса. В их прекрасном новом мире чудеса случались редко, а вера осталась лишь в старых сказках, из тех, что рассказывают детям на ночь – Дину таких никогда не рассказывали. Казалось, кто-то наверху за ним приглядывал.

– О чем ты только думал, Кас? – зарычал Дин, впечатывая кулак в подлокотник. – Неужто ты на какую-то гребаную секунду засомневался в том, что у нас с Сэмом все под контролем?

– Я никогда не сомневался.

– Тогда почему же...

– Исходя из временных вычислений, теоретически, никто из вас не успел бы вовремя выбраться из зоны взрыва.

– Ох, ну да, значит, ты решил, что можешь вмешаться и изобразить героя?

– Я не смог бы выносить самого себя…

– Ну, конечно. Просто потрясающе. И как бы, по-твоему, я жил без тебя? Каждое чертово утро я бы выбирался из гребаной кровати с одной-единственной мыслью: «Если бы я только знал о ловушке». Мой брат – человек лишь отчасти, а ты вообще чертов ИИ. Ну, давай, расскажи мне, каково бы мне было с этим жить.

– Тем не менее, ты любишь своего брата.

– Да не в этом дело! – вскочив с кресла, Дин зашагал по комнате. – Сэмми всегда рядом. Я могу пихнуть его, приклеить его руку к бутылке пива или дать ему подзатыльник, если он поцарапает мою Детку, но ты… Я не… если бы я только мог…

– Я знаю, Дин. Знаю.

Дин склонился к главному экрану, прижался лбом к прохладному стеклу, тут же запотевшему от его дыхания. Там, за стеклянной перегородкой, остались и длинный плащ, и все остальное, что ему удалось спасти – в ожидании еще одного чуда.

– Ты мне нужен, приятель. Ты, а не только эти твои подколки и это твое вечное «я-знаю-все-на-свете».

Он и правда нуждался в большем – гораздо большем, чем сам признавал.

Комнату по-прежнему наполнял все тот же искусственный, переработанный воздух, но, если бы он попытался, если бы приложил все усилия – Дин готов был поклясться, что сможет почувствовать теплые объятия Каса, ограждающие его от надоевшей до чертиков унылой реальности.

– Забудь, Дин. Ты должен.

Дин в ответ лишь фыркнул.

– У тебя пластинку заело, Кас. Ты мне нужен, ты – мой, и плевать, насколько глупо это звучит.

Облизав губы, Дин кивнул; они с Бобби рассмотрели уже все варианты, перетрясли все архивы и заброшенные лаборатории «Сакро» в поисках подсказки. Четыре года бесплодных стараний, но чего-чего, а упрямства Винчестерам было не занимать

– Однажды я приведу тебя в порядок. Клянусь.

– Я тебе верю, – и, черт возьми, в этих словах звучало столько любви, что у Дина едва не подкосились колени. – А пока что я подожду здесь.

– Хорошо, Кас. Это… – сглотнув застрявший в горле комок, Дин легонько постучал по стеклу костяшками пальцев – как похлопал бы по спине, если бы мог, но пока что ничего другого им не оставалось. – Это очень хорошо.

Дин помедлил, собираясь с силами и готовясь снова встретить этот мир лицом к лицу; краткие моменты минутной слабости он мог позволить себе только в присутствии Каса, и хранил их именно для него. С этого момента раз в месяц он будет выбирать ночь для того, чтобы сбежать из укрытия и пробраться в лабораторию, и говорить о чем угодно, а не только об осточертевшей охоте на пришельцев или попытках остановить Дика Романа. Говорить – так, как когда-то давно, и никто не сможет им с Касом помешать.

– Поздно уже, – заметил Кас, один за другим отключая оставшиеся мониторы.

– Спокойной ночи, Кас.

Никто, кроме них двоих, никогда не узнает о том, как он на прощание прижался губами к темному стеклу.

Оставшаяся электроника в лаборатории отключилась, пока Дин добирался до спальни. Закрыв за собой дверь, он лениво почесал живот – за этот день он успел вымотаться куда сильнее, чем обычно, и знал, что впереди его ждут очередные кошмары – о бомбах, и взрывах, и Кас в тысячный раз умрет у него на руках. От этих снов никуда было не деться.

Дин замер перед кроватью, задумавшись, не подгрузить ли генератор еще раз. В конце концов, он в очередной раз – как обычно – спас то, что осталось от их мира, и заслужил небольшое вознаграждение, так что никто не осудил бы его за нежелание оставаться в одиночестве. Развернув клавиатуру на прикроватном столике, он обнаружил, что зарядки хватит еще на пару минут. Вообще-то обычно он не тратил энергию на откровенно девчачьи бредни, но сегодня приступ ностальгии оказался сильнее, да и он запросто мог бы завтра выбраться наружу и пополнить запасы.

– Эй, Кас?

Прошло несколько мучительно-долгих мгновений до того, как монитор, наконец, осветился, а слышать ответ Дину было и не нужно. Краем глаза он заметил движение – и перед ним предстал Кас в потертых джинсах и его собственной старой футболке. Конечно же, не настоящий – лишь потрясающе проработанная голограмма, которую Кас воссоздал из старых данных и видеожурналов. Трехмерный, способный двигаться автопортрет.

Кас улыбнулся, от уголков его хитрых глаз разбежалась тонкая сеть морщинок – образ был идеален.

– Энергию разбазариваешь, Дин. Сэм не одобрит.

Дин ухмыльнулся, хоть сердце его, кажется, ухнуло вниз, а потом зашлось отчаянным биением.

– К черту, - пробормотал он, забрался под одеяло и скользнул на свою сторону кровати. Когда Кас сделал то же самое, у него засосало под ложечкой. – Думаю, ненадолго оставлю тебя себе.

– Только пока ты не уснешь, – согласился Кас, устроив руку на кровати в считанных дюймах от руки Дина. Тот едва заметно пошевелил пальцами, нахмурился, когда они прошли сквозь голограмму, моментально вспыхнувшую в месте прикосновения тысячами искорок. Не то чтобы он ждал чего-то иного, но не надеяться на чудо просто не смог.

Кас не сводил с него глаз, таких голубых, каким было небо в стародавние времена; раньше Дин считал эту его привычку немного жутковатой, но сейчас под этим немигающим взглядом чувствовал себя уютно как никогда. Как же он соскучился по этому ощущению. Видеть Каса, быть рядом с ним и не иметь возможности прикоснуться – было самой страшной пыткой. Но вместе с тем это хотя бы внушало надежду.

– Однажды все уладится, Касс, и мы откроем свой ресторанчик в Седьмом Доме, – Дин зевнул; глаза неумолимо закрывались. Теплая кровать, мягкая подушка, уютное одеяло – противиться сну он больше не мог, но все же улыбнулся Касу напоследок. – Я даже разрешу тебе завести кошку.

В ответ Кас тихо рассмеялся.

– Спокойной ночи, Дин.

@темы: Перевод, Вода (2015), R, Слэш

---

05. Беспокойнички – Потерянное лето

[Земля Обетованная]

Одна из самых тяжелых потерь — потеря времени.
(с) Жорж-Луи-Леклерк Бюффон

Название: Потерянное лето
Автор: Земля Обетованная
Бета: Земля Обетованная
Персонажи/пейринг: Миша/Дженсен
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, 6407 слов
Категория: слэш
Жанр: романтика, фантастика, драма, ангст, ER
Предупреждения: омегаверс
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
Ссылка на скачивание: .doc
Краткое содержание: Одержав победу над галактикой, Миша, кажется, потерпел свое самое крупное поражение.
Примечание: Для атмосферы советуем включить Jennifer Lopez - Feel The Light

I still remember when things were broken
But put together, the cracks were closing
Hurry up, hurry up
There's no more waiting
We're still worth saving
(с) Jennifer Lopez

Он устал. Смертельно устал от бесконечных походов, от крови, в которой он едва не захлебывался все эти годы. Устал от той неуверенности, из-за которой сердце предательски сжималось в груди и билось громче, чаще, отчетливее. Устал от страха, что не сумеет дойти до конца. Устал от отравляющего солнца, несущего за собой только разрушение и новые жертвы. Он устал хоронить друзей, устал терять людей. Устал от угнетающих мыслей, поглощающих его сознание…

Все эти годы его сжигало изнутри, каждый день испепеляя в нем крупицы человечности, едва не превращая в бездушную, словно созданную для убийств, куклу. Разрушая привычный мир, вонзая острые прутья, война клеймила его тело, желая пробраться глубже, затронуть последний светлый островок души. Но за все эти годы она так и не смогла достать то сокровенное, что держало его все это время, давало силы бороться и в конце концов сломить стальные оковы. Его воспоминания, надежды и мечты – единственное, что было рядом, воодушевляя, ободряя его в самые отчаянные и безвыходные дни этой войны.

Этой чертовой войны…

Длившейся восемь долгих лет непрекращающейся битвы за ресурсы, разделившей Галактику на две части. Поставив по одну сторону баррикад людей, по другую – альф, омег и бет. И, подобно Галактике, он сам распался на две половинки – одну он похоронил вместе с погибшими друзьями, а вторую оставил еще шесть лет назад в самом надежном месте.

Сейчас, стоя на земле – не на трясущемся под ногами звездолете, а на настоящей земле - вдыхая полной грудью сладкий летний воздух, Миша постепенно свыкался с мыслью, что эта борьба за территорию наконец подошла к концу.

Он дома…

Одинадцать лет назад.

Лето постепенно вступало в свои права – ночи перестали быть прохладными, наполнившись теплым ветром, несущим с собой лишь намеки на грядущий зной. Когда тьма окутывала землю, в глубине чернеющего неба поднималась бледная луна, верная спутница вечных романтиков. Однако днем земля накалялась под не знающим пощады аномальным солнцем, отторгая брошенные в некогда плодородную почву семена. Вообще, Дженсену нравилась жара, он любил контраст холодной воды в океане и теплого песка, любил тяжелый, душный ветер. Любил, когда можно было подставить лицо под поцелуи поднимающегося ввысь солнца. Но так было раньше. Сейчас же днем на улицу нельзя было выходить надолго: настолько обжигающе-горячим являлся воздух. Но несмотря ни на что, Дженсен любил лето. Яркое, полное жизни и новых открытий – оно было идеальным временем года для молодого омеги. Работы было мало, и все свободное время можно было посвятить своему альфе, ведь так приятно было отвлекать серьезного, более взрослого партнера от важных дел.

Это лето должно было стать особенным для них. Их личное лето, время, предназначенное лишь им двоим. Время, когда их отношения приобрели свою определенность, свое начало, и они могли разделить на двоих весь скопившийся в их груди мерцающий свет.

— Обещают, что в следующем месяце дождя не будет, — задумчиво протянул Миша, прижимая к себе пышущего жаром Дженсена. — Опять…

Омега лишь что-то безразлично промычал, кладя голову альфе на плечо, устремляя взгляд на черное, усыпанное яркими бриллиантами звезд, полотно. Небо и любящие объятия интересовали его куда больше, нежели Мишины мрачные прогнозы на будущее.

Конечно, Дженсен догадывался, что грядут серьезные перемены, и каждый день только сильнее убеждал его в этом знании. Во всех новостях, во всех действиях их правительства сквозила обеспокоенность о так и не наступившем месяце дождей. Революции, как мимолетные вспышки, возникали на окраинах и тут же угасали. И в последнее время мало кто осмеливался обвинять государство в бездействии. Все понимали, что не просто так вновь начинают работать закрытые много лет назад полигоны; не ради мифических «конференций» лучшие ученые, инженеры, врачи покидают свои места. Дженсен не любил политику, беспечно взваливая все проблемы на плечи своего альфы. Только он все равно понимал, что однажды придется повзрослеть. Если месяц дождей так и не наступит, то его альфу, офицера, лучшего тактика, незаменимого для правительства, могут привлечь к решению проблемы. И если не останется никакого выхода, кроме военного захвата другой планеты…

— Джен? — по хрупким плечам омеги мягко заскользили теплые ладони, разминая напряженные мышцы. — Тебя что-то тревожит?

Ласково коснувшись губами щеки Дженсена, Миша повернул его к себе лицом, утопая в блеске ярко-зеленых глаз в темноте.

— Да… — Дженсен тяжело сглотнул. — Почему ты самый лучший?

…то Дженсен может потерять Мишу.

Миша замер, глядя на высокие дома, по форме напоминающие гигантские яйца, на что-то, похожее на деревья – высокие, тонкие и словно сделанные из железа, на причудливые водоемы, которые окружали здесь каждое двухэтажное «яйцо». Он был здесь лишь несколько раз за эти годы и ему еще не выпадала возможность спокойно, не преследуя вражеские отряды, оценить красоту этого места. Эта планета была не такой уж маленькой, в сравнении с той, родной, она лишь немного уступала ей в размерах. Тут было только три больших материка, да парочка островов, на которых можно было жить.

И еще тут была вода. Много воды вокруг, рядом. Ледники, моря и множество рек, прудов, подземных родников... Может, Мише просто казалось, что океан этой планеты больше и шире после той жуткой засухи у них дома, но зато он точно знал, что их ресурсы не закончатся в ближайшие десять тысяч лет. Привыкнуть к новой планете будет сложно, но здесь есть то, что поможет ему почувствовать себя наконец освободившимся от офицерского груза и согреет его душу.

Вдохнув полные легкие странных непривычных запахов метала, воды, природы, впитав их в себя, Миша, немного нервничая, поправил офицерскую форму. Пора снова стать тем, кем он был до того, как его забрали на эти долгие восемь лет; научиться заново любить, говорить что-то помимо приказа не отступать. Пора вспомнить, что значит не быть одиноким.

В который раз за этот день вбив в наручные часы уже заученные координаты дома, Миша чертыхнулся, как только те противно запищали. Он стоял в нескольких метрах от нужного двухэтажного светло-серого «яйца», окруженного темной, металлического цвета изгородью из вьющихся причудливых кустарников этой планеты. В отличии от других, массивных, мрачных домов, в этот хотелось войти. Миша почти чувствовал аромат свежей выпечки, который наверняка витает на кухне… Даже спустя столько лет, воспоминания об их таком домашнем коттедже за городом были ярки и живы в его памяти.

Желание снова почувствовать, вспомнить домашний уют затопило Мишу и, облизнув обвертевшиеся губы, он шагнул на мостик, ведущий к дому.

Девять лет назад.

Придерживая под руку на глазах рассыпающуюся мать, Дженсен с безразличием смотрел, как развивается по ветру прах отца. Яркое палящие солнце светило прямо в глаза, пробиваясь даже сквозь темное стекло очков, раздражая сетчатку глаз, давно не видевших естественного света – видимо, долгое нахождение в подземном бункере оставляло свой отпечаток.

Только кроме этой боли он ничего не чувствовал. Лишь дискомфорт от солнца и, быть может, немного – усталость.

Ричард Эклз, потерявший из-за этой чертовой засухи двоих детей, оседал серым пеплом на омертвевшую землю. Туда, где только три года назад возвышался тенистый величественный сад – гордость семейства Эклз. То, что могло кормить их круглый год и спасало от летнего зноя.

Как только последняя крупица потерялась в глубине широких разломин, Лора Эклз, с непонятно откуда взявшейся у едва живой женщины силой, оттолкнула от себя руку Дженсена, сверкнув помутневшими зелеными глазами. Она огляделась вокруг, будто ища поддержки у приглашенных на похороны гостей, только рядом никого не было. Большая часть друзей и родственников семейства давно была похоронена. Те же, кто остался жив, спасался от аномального зноя в доме, пока это еще помогало.

— Надеюсь, ты сдохнешь вместе со своим проклятым альфой раньше меня, — прошипела она, и покачиваясь пошла в сторону полуразрушенного деревянного домика.

С безразличием Дженсен проводил её взглядом, задаваясь вопросом – зачем же он все-таки пришел сюда?

Здесь, на поверхности, его никто не ждал, он был чужим, лишним в своей светлой одежде, пропитанной специальным спреем. Такую выдавали всем обитателям бункера, кто совершал вылазку. Он выделялся даже поведением – не было медленной, едва живой походки, затуманенного взгляда по сторонам в поисках воды. Его кожа лишь слегка приобрела другой оттенок из-за отсутствия солнца. Но на Дженсена косились недобро, стараясь не сталкиваться. Таких как он, омег при «нужных» альфах, тут презирали, считали что те просто вытащили лотерейный билет, абсолютно ничем не заслужив спасение.

В горле запершило и Дженсен сглотнул, вспоминая, что его просили вернуться в бункер, как только он почувствует жажду. Фляжки с водой редко выдавались на время коротких вылазок на поверхность в целях безопасности. Нынче вода была настоящей драгоценностью для жителей поверхности – их спасением были лишь несколько пресных водоемов, которые едва ли могли утолить жажду нуждающихся. Сейчас все подводные источники, все возможные родники, реки – все они поставляли воду только жителям бункера, как единственным, кто должен был выжить в надвигающейся катастрофе.

Прежде, чем двинуться обратно к бункеру, Дженсен последний раз обернулся и попытался вспомнить, восстановить в памяти то, каким раньше был дом. Когда их семья была большой, дружной. Любящей. Когда не было этого чертового зноя и когда правительство еще не приняло решение бросить стариков и инвалидов на верную смерть. Когда их раса не поделилась на лучших – ученых, солдат, врачей, всех тех, кто был нужен в это опасное время людей, тех, кто мог сокрыться в бункерах со своими супругами и детьми; и на простых граждан – тех, кто не мог держать в руках оружие или шприцы с бинтами. Кто не мог помочь в этой войне.

Но кроме ярости отца, презрения в глазах матери и отчуждения братьев и сестер, Дженсен не мог ничего вспомнить. Пусто. Так же пусто, как и на этом умирающем клочке земли. Его ненавидели за то, что Дженсену суждено жить дальше; вычеркнули из своей те, кто вскоре умрет. И это было бы больно, чертовски больно не закрой Дженсен свое сердце от чужих эмоций.

Он прищурился, прикидывая сколько займет обратная дорога до бункера. Хотелось уже побыстрее уйти отсюда и оказаться рядом с тем, вокруг кого был сосредоточен весь мир Дженсена, его друзья, семья. С тем, кто единственный мог пробраться сквозь барьеры омеги.

Последний раз в своей жизни взглянув на некогда родной домик, Дженсен развернулся и быстрым шагом пошел в обратном направлении.

Эта засуха уничтожила не только почву. Она выжигала человечность.

Все так непривычно. Козырек над небольшой верандочкой не увит диким виноградом; нет обшарпанной, смешной, голубой скамейки; ступеньки не скрипят под ногами, как в их старом доме; а перила, гладкие, серые и блестящие, не усеяны мелкими занозами.

«Во всем ты хорош, Миша, кроме строительства! Эй, отдай мне наждачку! Ми-и-иша!» , – звонкий смех, как миллиарды серебрянных колокольчиков, зазвучал в его голове. Яркое воспоминание стерло плохое предчувствие и, глубоко вздохнув, Миша открыл дверь дома, готовый к радостному крику, приятному аромату домашних пирогов; готовый к тому спокойствию и уюту, что наконец-то окружит его, окутает собой, и он забудет о войне.

Только его встретил холод, от которого в груди тут же неприятно заныло, словно в нее вонзилась тысяча боевых осколков. Так больно не было при ранениях, во время пыток, когда его выворачивали наизнанку, пробираясь под кожу. Ощущение было, словно в этом месте не жили постоянно, не чувствовалась здесь забота и любовь хозяина к дому.

Сейчас зверь внутри не скалился, прижимая к себе крохи сознания, напротив – оглядывался испуганно, не понимая, как его обманули, что произошло не так, где…

Не сразу Миша разобрал приглушенный гул голосов, и тут же, словно подтверждая, что это не обман слуха, из одной из комнат выглянул знакомый чернявый паренек, которого он вроде бы видел несколько месяцев назад на Звездной Базе, когда решал какие-то формальные проблемы с бумагами. После того, как его нашли после последней битвы, потерянного в открытом космосе. Парнишка как-то через чур радостно улыбался сейчас, салютуя железным стаканом, наверняка с каким-то здешним соком. Он даже вроде что-то сказал, наверное, поздравил с возвращением домой, только Миша не слышал его. Прошел дальше в дом широкими шагами, не разуваясь, не сбрасывая с плеч тяжелую жаркую куртку, и замер в дверях широкой овальной комнаты.

Там было несколько человек – женщина, которая держала в руках бокал с вином, двое мужчин на диване и один у окна. Миша заметил, как последний едва заметно повернул голову, явно уловив терпкий запах Альфы, и тут же отвернулся. В комнате сразу стало тихо – все замерли, с неверием глядя на него, будто увидели живой призрак. «В каком-то смысле, так и есть» , — с тоской усмехнулся Миша. Он понимал, что побуждения были благими – зачем кормить гражданских ложными надеждами – но от осознания того, что его считал мертвым тот, к кому он обещал вернуться, снова стало больно.

От тишины в комнате стало неуютно. После войны, когда каждую секунду взрывались снаряды и грохот взрывов заглушали только крики захлебывающихся в собственной крови альф, здесь, в безмолвии, Миша чувствовал себя чертовски некомфортно. Хотелось рассказать какую-то старую шутку, сделать глупость, вскочить, воскликнув громкое «Хэй!» . Сделать хоть что-нибудь, лишь бы на него не смотрели со странной смесью страха и немого боготворения.

Передернув плечами, Миша все-таки неловко улыбнулся:

— Рад вас всех видеть…

И видимо от него ждали чего-то подобного – Джули, уронив бокал с вином, бросилась к нему на шею, заключая в крепкие объятия. Ричард, подскочив с дивана, и оттолкнув Роба, хлопнул Мишу по плечу, а Мэтт робко стоял позади, с восторгом глядя на старшего офицера. Их голоса дрожали от сумасшедшего микса из слез и радости, от бурного коктейля эмоций и облегчения. Его ждали. Ждали, когда он вернется с войны, только… Только Миша рассчитывал, что войдя в этот дом, тут же очутится в других объятиях.

Мужчина, стоявший у окна, медленно повернулся. Его крепкие руки, сложенные на груди, широкий размах напряженных плеч, сильная накачанная грудь – всего этого не должно было быть у омеги и альфа удивленно вздохнул. Тот смотрел на Мишу уставшим, полным холодного безразличия взглядом, словно был разочарован и не слишком рад его присутствию. И скривив губы в нечто напоминающее добродушную улыбку, он произнес:

— Ты вовремя: чайник как раз вскипел…

Восемь лет назад.

Дженсен знал, что этот день наступит. Он внушал себе: так бывает, так надо, все к лучшему. И в какой-то момент ему стало казаться, что подсознание поверило и не будет так больно, так чертовски больно потерять Мишу, своего альфу.

Все осыпалось острыми осколками, когда в их комнату зашел гонец и сообщил, что Мише вверили в командование Первый отряд и приступить к своим обязанностям ему необходимо уже завтра. ПО – отряд специально обученных элитных солдат, которым вверяли едва выполнимые миссии. Такие отряды собирались крайне редко и лишь в критические моменты войны. Их наверняка поставят в первых рядах, и Мишу вместе с ними.

Тогда Дженсен спрашивал себя – почему именно его альфа? В чем он провинился?

Не хотелось верить в реальность, принимать эту боль, но всю войну не просидишь с закрытыми глазами; когда-то надо их открыть, окунуться в творящийся хаос, вдохнуть полной грудью запах отчаянья, осознавая собственное бессилие. От него в этой войне ничего не зависело – законом было запрещено присутствие омег в армии. Но в то же время их оберегали, Дженсен это осознал, когда к нему приставили несколько бет, а после он увидел ту же ситуацию и в других семьях.

И когда за Мишей пришли, перед тем, как пропасть в этой чертовой войне, скрывшись за массивными дверьми бункера, он, обхватив лицо омеги ладонями, притянул к себе и жарко зашептал на ухо:

— Мы единственные, Джен, понимаешь? Единственные… Альфы, омеги беты… Во всей вселенное только мы! Наш противник всего лишь человек, слышишь меня? — он прижал к себе всхлипывающего омегу, и Дженсен сам удивился, откуда в нем еще остались слезы. — Джен… Я вернусь, ты и заметить не успеешь. Разведчики уже нашли подходящую для нас планету, скоро мы вступим в контакт с людьми. Все будет хорошо, Джен…

«Тогда почему тебя забирают?» – так и хотелось спросить у Миши. Зачем забирают оставшихся военачальников, если идут переговоры? Только если…

— Не думай, просто не думай! — зашипел Миша, вплетя пальцы в волосы Дженсена. — Я вернусь, и мы встретимся с тобой в нашем новом доме, на новой планете. Я обещаю.

И Дженсен ничего не спрашивал – не мог вымолвить ни слова. Кивнул и порывисто прильнул к Мише на глазах пришедших за ним солдат. В голову лезли разные мысли, но он старался не думать о том, что это может быть их последняя встреча. Целуя в тот день Мишу сладко, медленно, отпечатывая на его губах самого себя, он запоминал эти ощущения, впитывал.

И когда Миша скрылся, оставив после себя только тишину утреннего бункера, Дженсен зарыл эти чувства глубоко в себе. Чтобы одинокими ночами потом вспоминать каждую деталь.

Подпитывать угасающую с каждым годом надежду.

Миша сидел между двумя бетами – Робом и Ричем, обхватывая ладонями чашку с так любимым им чаем, бросая неуверенные взгляды на Дженсена. Тот же, подобно каменному изваянию, безразлично расположился напротив Миши. Вроде и родной, его вечно улыбчивый, льнущий к своему альфе омега, но в то же время совершенно чужой, незнакомый Дженсен. Его редкие ответные взгляды были острыми, как мутное стекло разбитой бутылки: холодные, пристальные. В глазах не осталось ничего от того ярко-зеленого безумия, что когда-то вскружило Мише голову.

За эти годы Дженсен перестал быть тем мягким хрупким омегой, сейчас фигурой он больше напоминал статного альфу. Мише хотелось обнять Дженсена, еще едва он переступил порог дома; прижать его к себе и наконец-то спокойно выдохнуть, мол все кончено, он вернулся. Войны больше нет, настал конец беспокойным дням. Только оказавшись здесь, Миша, вопреки всем своим надеждам, не ощущал никакого умиротворения. Напротив, все было пропитано напряжением, которое вот-вот взорвется.

Он вновь перевел взгляд на Дженсена. Ничего не кончено и не было никакой определенности, вопреки мечтам Миши. Видимо, чтобы окончательно почувствовать себя дома, ему предстоит последний шаг. И черт его знает, что он за собой несет.

Миша победил в войне за ресурсы, но самый сложный бой ему только предстоит, тот, от которого зависела судьба его семьи.

Под конец вечера Джулиа разрыдалась. Проглатывая половину слов, она рассказывала, как они боялись до последнего. Когда стало известно, что люди захватили омег, как создали оружие против альф на основе запаха течки и смогли увеличить свои шансы на победу. Ее голос дрожал, стоило Джулии описать тот сковывающий все внутри страх, стоило дойти вести о том, что война не кончится быстро.

— А как только пришла весть о Первом отряде… — девушка обняла себя руками. — Дженсен… Он…

Железный стакан Дженсена звонко приземлился на деревянный столик. Резкий звук был подобен ясной вспышке грома в тишине неба.

— Я, пожалуй, принесу еще бутылку.

Его громкие шаги, холодный, пустой голос, бледное лицо со светлыми пятнами… Где же тот ласковый омега с мягкой поступью, ласковой, трепетной речью, золотистой кожей с персиковыми веснушками?

Медленно оглядевшись, Миша будто только сейчас смог по-настоящему оценить дом. Здесь было все необходимое для жизни, только не ощущалась та забота и тепло, которым был пропитан их прошлый коттедж, там, на той пропавшей в недрах космоса планете. Тут не ощущалась рука заботливого омеги, желающего сохранить домашний очаг. Лишь холод. Каждая деталь кричала о гнили, болезни, засевшей в сердце этого места. Дженсен, некогда внимательный, обожающий гостей и семейный уют, сейчас словно нарастил прочный панцирь. От того чувственного паренька, которым он был тогда, шесть лет назад, мало что осталось…

Вина, отчаянье и боль – коктейль, приправленный старыми терзаниями, обрушился на Мишу вместе с отрезвляющими кубиками льда реальности. Разумом он понимал, что произошло с его партнером, но душой же… Та, глупая, наивная, застрявшая в пубертатном периоде, не желала принимать действительность. Билась о грудную клетку, подскакивала к горлу, металась в теле, громко крича и тут же рыдая навзрыд.

Одержав победу над галактикой, Миша, кажется, потерпел свое самое крупное поражение.

— Что с ним? — спросил Миша пристально глядя на дверь, за которой скрылась широкая спина Дженсена.

Но ответом ему была лишь тишина. Друзья переглянулись между собой и с каждой секундой в их глазах появлялось все больше и больше неловкости. Они боялись сообщить правду. Наконец, Ричард произнес, найдя безопасное пристанище для взгляда в полупустом бокале вина. И Миша бы хотел больше не слышать никогда такого сломленного голоса друга:

— Ты не представляешь сколько раз он старался не хоронить тебя…

Три года назад.

Плотные бежевые конверты с кристально белыми листами и парой шаблонных строк, отпечатанными бездушными машинами, приходили всем в бункере как свежие газеты.

Часто, но, в отличие от тех самых газет, каждому лишь один раз. И когда кто-то получал такое письмо, то больше никогда не улыбался.

Дженсен не задумывался, хотел ли он знать, что испытывают омеги, получающие эти «похоронки». Что страшнее – знать правду или жить, не имея возможности спокойно уснуть, каждую минуту мучаясь от неизвестности? Он всегда задавался этим вопросом, провожая местного «вестника» пристальным взглядом. Из раза в раз, когда тот приходил, Дженсен подскакивал, смотрел встревоженно, как тот вручает конверты, а затем, не получив ничего, с каким-то мазохистским облегчением ощущал приятную пустоту внутри. Нет письма – нет смерти. Все просто. По крайней мере, так ему казалось.

С каждым годом здесь, в бункере, становилось все страшнее – отчаявшиеся омеги сходили с ума, не чувствуя себя полноценными, а правительство не имело привычки сообщать о том, что происходит в небе. В далеком, чужом космосе. Они держали в страхе и омег, и бет, и даже альф-детей, которых не смогли призвать. Порой Дженсену казалось, что большинство этих писем лишь жалкая подделка. Ведь конверт придет рано или поздно – кто-то умрет, а кто-то попадет в плен. Похоронки получал тут каждый второй, ведь зачем мучить семью ложными надеждами. Никому не нужен был полный бункер страдающих от неизвестности омег, порывающихся за своими альфами. Ведь те, кто потерял партнера, всегда старались утопить себя в работе – изготовлении медикоментов, пищи… А даже если случится чудо и альфа все же вернется, всегда можно будет списать на неразбериху. Или, может, Дженсену просто хотелось иметь хоть какую-то надежду.

Жизнь Дженсена превратилась в бесконечную череду дней, проносящих с собой лишь боль, все пропиталось горьким запахом отчаянья и, казалось, не выберешься отсюда. Ему было невыносимо смотреть на тех, кто уже знал, что им делать дальше, с чем жить, с какой мыслью засыпать каждую ночь. Незнание изматывало его, высасывало последние силы и неизвестно что же не позволяло ему сорваться в бездну безумия. Ведь так велик соблазн бросить все, сославшись на потерю партнера, только подтверждения этому нет. Как и нет доказательства обратного. Первый отряд – как призрак. Их словно стерли из истории, из памяти, ведь здесь так принято - молчать. Даже некогда общительные омеги перестали обсуждать друг с другом потерянных партнеров. Во время войны нет места для пустой болтовни.

Тот чертов месяц он запомнит навсегда. Дженсен не знал, какое было время года, да и ненужно было это. Тогда было слишком шумно, слишком оживленно в обычно тихом полупустом бункере, и «вестник» едва успевал вкладывать конверты в нетерпеливые руки. В руки родственников тех, кто был в Первом отряде.

Именно тогда омега нашел ответ на свой вопрос.

Дженсен понял, что не хотел.

Не хотел знать, что испытывают омеги, получившие похоронку. Зная, что за ним сейчас наблюдают все жители бункера, зная, что он для них лишь очередной несчастный, один из тысячи, Дженсен лишь крепко зажмурился, комкая жесткий конверт. Плевать было на них на всех. Откровенно плевать. И письмо открывать смысла не было. Он и так знал, что там.

Только верить не хотел.

Сердце глухо билось в груди, будто лениво, через силу, не желая больше отстукивать свой ритм; в голове, как назло, было пусто. Бах – и нет никаких больше мыслей. Только зияющая дыра, разрасталась внутри, подобно черному космосу, в котором бесследно исчез Миша. Все его мечты треснули, как пресловутая фарфоровая ваза от тонкой трещины.

Дженсен упрямо сжал челюсти и поднял подбородок, презрительно хмыкая. Он не сойдет с ума – нет-нет! – наоборот. Сейчас он впервые предельно четко и ясно видел свое будущее. Впервые за последнее время. Решение, принятое сразу после ухода Миши, взвилось свободной птицей ввысь, раскидывая в сторону свои крылья. И пусть в новой жизни он будет один. Но… Ради памяти о Мише, о тех днях, когда они были вместе, о тех днях, когда его мир не поглотила война, он останется сильным.

Дженсен резко развернулся и быстро пошел к своей комнате, яростно сминая злосчастный конверт, засунув его в карман.

К черту. Какой-то сомнительный кусок бумаги не лишит его будущего, пусть и ужасного будущего.

Когда Миша первый раз полетел в космос, он осознал, почему Дженсен так восторгался этим «чарующим мраком», «звездной сыпью», «миллионами галактик». Как и у всех юных омег, мысли Дженсена были черезчур лиричны и поэтичны. Он любил, лежа у Миши на коленях и глядя на небо, рассказывать о том, как непроглядная тьма завораживает своей бесконечностью, будто живая, находит в каждом что-то родное и зовет к себе. Тогда и Дженсену, и проникнущемуся рассуждениями своей пары Мише казалось, что открытый космос – нечто невероятное, самое красивое зрелище в мире, чье-то волшебство. Неограниченное пространство и мнимая вседозволенность.

Но война быстро лишила Мишу лирического настроя – когда ты видишь, как твой идеал рушится; как темно-фиолетовая мгла вспыхивает от ярких вспышек взрывающихся звездолетов; как багровеют серебряные звезды… Весь мираж о таинственной красоте осыпается хрупкими осколками прямо тебе под ноги. И ты начинаешь больше ценить не черноту вокруг, а лишь небо цвета индиго у тебя над головой и далекие звезды, которых больше не хочется касаться и доставать их, доказывая свою любовь, как в романах.

Сверху раздался глухой звук удара, не первый за вечер, с тех пор как Джулия, Мэтт и Рич с Робом ушли, напоследок успев еще несколько десятков раз повторить, что они безумно рады, что Миша вернулся. И было что-то в их взгляде, интонации, что заставило Мишу обернуться и посмотреть на стоящего рядом Дженсена. Он был таким родным и в то же время совершенно и незнакомым, и с каждой секундой Миша боялся все больше этой новой неизвестности.

Оторвавшись от созерцания тлеющего заката, альфа поспешил подняться наверх, в спальню. Туда, где, как ему хотелось верить, его ждут.

Дженсен стоял посреди комнаты, держа в руках большую подушку, расфокусированным взглядом глядя на упавшие с прикроватных тумб лампы, часы, книжки, на валяющийся в стороне стул. Столько холодного безразличия и напряжения было в его позе, что Миша настороженно замер. На секунду ему показалось, что в комнате стоит какой-то еще один альфа, оберегающий свою собственность.

— Извини, я отвык заправлять постель на двоих, — глухо произнес Дженсен, аккуратно обступая учиненный хаос, кидая вторую подушку к изголовью кровати. — Случайно смахнул.

Миша машинально кивнул, не вслушиваясь в слова этого нового, незнакомого Дженсена. Воин и альфа внутри него настороженно заворчали, пытаясь раскусить, узнать как можно больше о стоящем напротив омеге. По спине пробежался холодок – предвестник опасности, и, отстраненно прищурившись, Миша аккуратно спросил:

— Ты не рад меня видеть?

Простые слова прозвучали резко, холодно. Вспороли воздух, словно удар ножа, и Дженсен тут же замер, напрягаясь всем телом.

Внутри Миши пульсировало два желания – обнять омегу, прижать к себе, или отложить сложный для них обоих разговор на завтра. Восемь лет нельзя просто так вырвать из своей жизни и забыть. Это время было сложным для их семьи и изменило каждого, и чем быстрее Мише удастся узнать своего нового Дженсена, тем легче и лучше будет для них двоих. Для их будущего. Ведь завтра настанет новый день, в котором для него уже, быть может, не будет места.

Он осторожно сделал шаг вперед, боясь прикоснуться к Дженсену, просто вытянул вперед руки, ладонями кверху и посмотрел пронзительно, пытаясь поймать взгляд омеги.

— Дженсен… — взволновано прошептал Миша, неожиданно переполняемый заглушающимися ранее эмоциями, не замечая, как дрожит его голос. Не так, как должен звучать голос командира, прошедшего войну.

Наконец, Дженсен вскинул голову вверх, искажая губы в неком подобии улыбки, и смотря так пристально, словно хищник на загнанную добычу. Уже больше не отводил взгляда, глядел прямо, уверенно сверкая зеленым холодом, отчего даже у видавшего многое Миши, свело пальцы предательской дрожью.

Мишины инстинкты, отточенные за восемь лет войны, вопили о приближающейся опасности и в голове тут же пронеслась мысль о бластере, всегда находившемся у левого бедра. Только на нем сейчас не броня, а повседневная офицерская форма, и он не в открытом космосе. Он в том месте, которое, может быть, вскоре сможет называть домом. Напротив не воинственно настроенный незнакомец, а Дженсен. Не смотря ни на что, его Дженсен.

Цепляясь за эти мысли, Миша сделал еще один шаг, почти прижимаясь к груди Дженсена, опуская руки тому на бедра.

Только вместо того, что бы прильнуть к альфе, Дженсен каким-то совершенно другим, чужим, незнакомым жестом склонил голову на бок. На его лице сейчас не было ни единой точной эмоции – некий пестрый калейдоскоп, картинка которого сменялась каждую секунду. И от Миши не укрылось то, как Дженсен крепко сжал пальцы в кулак, будто готовый в любой момент нанести удар.

Казалось, что он пережил всю возможную боль в этом мире, но стоя сейчас здесь, рядом с напряженным Дженсеном, Миша понимал, что вот оно. Вот то, что разрывает сердце, что изнутри губит, удушает. Впервые за последние годы, он ощутил неуверенность. Все эти годы Дженсен был один…

Чем он жил? Как справился с одиночеством? Почему в глазах больше не пляшут веселые четырехлистники.

Господи, он же абсолютно ничего не знает о его жизни!

— Что же с тобой случилось, Дженсен?

Четыре месяца назад.

Прошло лишь два месяца, как пассажирские капсулы приземлились на KRPAS-3482 – их новую планету. За это время мало кто успел привыкнуть к этому чужому и незнакомому месту. Скептически настроенные беты с осторожностью относились к местной флоре и фауне, и поначалу не спешили покидать временные жилища. Здесь и впрямь все было так ново и чужо – тонкие темно-серые, словно сделанные из железа, стволы деревьев тянулись прямо ввысь будто желая проткнуть низкие перваншевые облака; вода была кристально чистой в любую погоду, и даже будучи на глубине можно было в деталях разглядеть причудливое дно; температура едва ли отличалась от привычной для них и, самое главное, воздух – он не был пропитан ядами.

Для омег, которые привыкли за эти годы справляться со своими течками самостоятельно, прибытие альф, лишь послужило спусковым крючком для безрассудного поведения. Но, помня об оружии, основанном на столь привлекательном раньше запахе, некоторые офицеры сторонились течных омег, другие же наоборот, желали воспользоваться ситуацией, находя в этом свой адреналин.

Эти два месяца – настоящая пытка, по мнению Дженсена. Он до сих пор хранил ту чертову похоронку, не желая верить механически отпечатанным строчкам, предпочитая ловить каждый слух, каждую тайну. Неделю назад вернулись последние выжившие и правительство поздравило всех с долгожданным окончанием войны и одиночества. И не многие знали, что порты продолжали работать, подбирая потерявшихся в космосе солдат…

Иногда, стоя в очередную бессонную ночь у окна, и глядя на небо, Дженсен искал в нем хоть какой-то ответ, намек на давно уже мучавший его вопрос. Миша… От одной мысли о нем в груди все сжималось от боли, от приянятого еще тогда, три года назад, решения, и, самое главное, от оглушающей неизвестности – надежда все еще тлела в нем и хотелось хоть какой-то определенности. Как погиб? Где? Когда? А может взяли плен и застрелили там? Или это все ложь? Только время идет, вестей о Мише нет, как и нет его самого, а мир вокруг меняется.

Дженсен промокнул платком выступивший пот – он уже несколько дней помогал альфам прокладывать дорогу, стараясь не обращать внимание на шепотки недавноприбывших солдат. Он знал, что привлекает внимание, отличаясь от других омег. Выше многих, шире в плечах, крепче, и несвойственная осторожная поступь. Несмотря ни на что его хотели, Дженсен часто ловил на себе оценивающие взгляды заинтересованных в горячем сексе. Только подходить никто не решался. Ведь такой несвойственный омегам холодный отрешенный взгляд мог только отталкивать от него альф, как казалось Дженсену.

— Хэй, — кто-то радостно окликнул его.

Обернувшись, Дженсен едва не закатил глаза. Перед ним стоял альфа, чуть пониже омеги, крепко сбитый, с темно-русым ежиком волос и хитрыми серыми глазами. В нем не было ничего отталкивающего, да и привлекательным нельзя было назвать, только чувствовалась внутренняя сила и отголосок войны. Этому альфе повезло вернуться целым…

— Привет, — улыбнулся он и, дождавшись ответного кивка от Дженсена, продолжил: — Ты тут трудишься наравне с альфами который день уже. Не для омеги это дело – город строить, но… Может отдохнешь? Пропустим вечером по стаканчику, а там…

— Простите, — Дженсен нахмурился. — Но я вынужден отказать.

Тут же послышались смешки рядом стоящих альф, услышавших ответ омеги и сероглазый, сузив глаза, сделал широкий шаг вперед, нарушая личное пространство Дженсена.

— Ты уверен? — жарко шепнул незнакомец, кладя руку на талию омеги. — Может…

Что он хотел предложить так и осталось тайной – кулак Дженсена взвился вверх, точно ударяя прямо в подбородок. Не ожидав такого от омеги, альфа позорно отшатнулся, во все глаза глядя на невозмутимого Дженсена.

— Псих! — вскрикнул он, прижимая ладонь к носу.

— Я, сказал, что не могу. У меня есть пара, я уже давно занят, — даже не поведя бровью, отчеканил Дженсен.

— Пара? — злобная усмешка исказила губы наглеца. — Да он давно уже умер, или бросил тебя! И ты это знаешь, уродец!

Альфа улыбнулся еще шире, глядя на дернувшегося Дженсена, видя, как ему удалось задеть омегу.

— О, ты в курсе, в чем твоя проблема, сладкий, не так ли? Знаешь, что ни один альфа не захочет быть рядом с полуомегой!

—Я научился жить без тебя, — холодно ответил Дженсен, ловко выпутываясь из навязчивых объятий альфы.

«Я научился жить без тебя» … Такие простые слова, но сколько же в них боли, непролитых слов и неоправдашихся надежд. Миша ощутил, как внутри него продолжает разрастаться забытая за эти годы буря чувств, эмоций, и сильнее всего была вина. Вина и ненависть к себе, что позволил задержаться, не смог выбраться раньше.

Только вернись он несколькими месяцами раньше, ничего бы не изменилось. Не было бы войны – не было бы перемен. И сейчас остается лишь набрать в грудь побольше воздуха и плыть по течению, надеясь, что вдвоем они доберутся до берега.

— О, у тебя это хорошо получилось, — словно подтверждая свои слова все еще настрожено кивнул Миша, испытывая непривычную неловкость в общении со своим омегой. — Только я вернулся, Дженсен. Думаю, самое время вернуть все, как было…

Только произнеся это, Миша понял, что сказал полную чушь. «Как было»? Что можно вернуть? Прошлое не построишь из пыли. Эта война изменила их, навсегда вычеркнув из летописи мира безмятежного, чувственного омегу и его стойкого альфу, оставив под солнцем лишь их жалкие выцветшие силуэты.

И Дженсен, презрительно дернувший плечом и сделавший шаг назад, явно разделял его мнение:

— А надолго ли ты вернулся, Миша? Через сколько ты захочешь уйти?

Вдруг резко перестало хватать воздуха. Будто вновь Мишин звездолет содрогается от вражеского обстрела; будто вновь по груди проходит острое лезвие; будто вновь плечо обжигает выстрел бластера; будто вновь сердце сжимали ледяными прутьями, разрывали на кусочки, так невыносимо было. Внутри все замерло, похолодело, и альфа, как потерянный ребенок, стоял, опустив руки, и затравленно смотрел на Дженсена.

Миша быстро взял под контроль собственные эмоции. Эти восемь лет научили его: нельзя поддаваться панике. Если проигран бой, не значит, что проиграна война.

Уже совершенно другим виделся Мише Дженсен. Самостоятельным, независимым от своего альфы омегой. Такая редкость… Но хуже всего было то, что Дженсен изменился давно, еще до того, как ушел Миша. Просто альфа не хотел замечать этого нового холодного «знакомого незнакомца». Вина за невнимательность лишь усилила тот груз, который повис на плечах Миши невидимой тяжестью. Но не в правилах офицера сдаваться так быстро.

— Ни через сколько, Дженсен, — Миша мягко, едва скрывая боль от резких слов, улыбнулся. — Война окончена. Я всегда буду здесь. Теперь я всегда буду рядом.

Приглушив мгновенно накатившую боль, Миша легко шагнул к Дженсену и прижался своим лбом к его, желая поставить точку в этом непростом разговоре.

Он понимал, что омега вряд ли сразу привыкнет к постоянному присутствию альфы и им предстоит пройти еще через многое, и это только начало, но в груди все равно зажегся маленький огонек надежды, изредка ярко вспыхивая. Когда на твоих глазах потухает не одна жизнь, когда ты сам лишаешь кого-то будущего, ты каждую ночь будешь молиться, чтобы не потерять в грязном полчище потерянных душ собственную человечность. И в такие моменты слабая надежда кажется тем самым огромным спасительным кораблем, за который ты будешь хвататься до последнего. И даже после.

— Я вернулся, — вновь произнес Миша, шепча слова в губы Дженсена, ловя его прерывистое дыхание. — Позволь мне сделать то, что я должен – позволь мне позаботиться о тебе. Отпусти себя, оставь…

Несмотря на мрак, окутавший мир звездной шалью, Миша разглядел, как задрожали ресницы Дженсена. Омега весь напрягся в чужых – Миша с горечью, но уже мог признать это хотя бы для себя – объятиях, задрожав всем телом. Мише хотелось верить, что вот он, тот самый момент, что сейчас Дженсен обмякнет в его руках, но…

Дженсен с силой надавил на грудь Миши, пытаясь резким движением вырваться из его крепкой хватки.

— Не трогай меня! — яростно зашипел он, скаля зубы. — Ты ушел, ты бросил меня! Обещал, клялся, что ненадолго! И пропал!

Пытаясь удержать омегу, Миша напрягся, и это не укрылось от Дженсена:

— Смотри в кого я превратился! Нравится?!

Он снова с силой толкнул Мишу, полгая, что сможет освободиться. И, быть может, у него бы получилось – Дженсен сильнее, крупнее даже некоторых альф, но… но он все равно оставался омегой в объятиях прошедшего войну альфы. Там, в глубоком космосе, Миша не раз сталкивался с похожими срывами, и сейчас, собрав все свои силы, он поклялся, что ни за что не отпустит Дженсена.

— Нравится, милый…. — тихо прошептал Миша, зажмуриваясь от горечи сквозившей в словах омеги. — Мне ты всегда нравился. Любым… Я…

— Не смей! — подобно реву раненного зверя, и крепкий кулак снова впечатался в грудь альфы. — Не смей это произносить! Нет!

Дженсен рычал, бился в истерике, вымещая всю злость, все одиночество, весь страх в этих ударах. Срывая голос, он все повторял, уже не контролируя себя, захлебываясь в словах и подступающих слезах.

— Не смей! Не смей… Не…

Он медленно затихал, будто сдаваясь. И в какой-то момент, прекратив даже едва слышно шептать, обмяк в руках Миши. Наконец успокоился, расслабился, вверяя себя крепким объятиям.

Альфа продолжал ласково гладить Дженсена по спине, шепча банальное «Тш-ш-ш-ш…» , и прижимаясь губами к его виску. Ему хотелось окутать своим спокойствием, да только Миша сам едва сдерживал звериный вой, испытывая горькое умиротворение, и поэтому оставалось лишь ждать, когда дыхание омеги выровняется и он перестанет сотрясаться мелкой дрожью.

Неожиданно цепкие, ловкие руки омеги медленно скользнули вверх, еле ощутимо касаясь предплечий и остановились, прижимаясь к лопаткам. Миша замер, боясь спугнуть Дженсена. Омега аккуратно отодвинулся от альфы, оставаясь в его объятиях и пронзительно посмотрел на Мишу, вглядываясь в него, будто ища ответы на свои многолетние вопросы. Приподняв одну руку, он робко, лишь кончиками пальцев прикасался к альфе, задерживаясь на лице. Очерчивая контур губ, надавливая на веки послушно закрывшего глаза Миши, скользя указательными пальцами за ушами, Дженсен словно старался убедить себя, что стоящий перед ним альфа – не морок.

Миша аккуратно обхватил руки Дженсена за запястья и прижал к своим щекам, ловя его взгляд:

— Дженсен, я вернулся…

Что-то глухо забормотав, Дженсен с силой вжался в Мишу, всем телом, желая слиться с ним, убедиться, что он реален, и никуда не исчезнет вновь. Он легко высвободил свои руки из объятий альфы, сжав пальцами воротник офицерской формы.

— Пожалуйста… Больше не уходи…

Миша прижал голову Дженсена к своему плечу, целуя его в макушку.

Быть может, он появился слишком поздно и утраченное время уже не вернешь. Конечно, им предстоит вместе зализывать раны и вновь привыкать друг к другу, учась жить заново, стараясь отбросить отголоски пережитых порознь восьми лет. Конечно, сразу это у них не получится, и Миша будет просыпаться ночью от кошмаров, выворачивать Дженсену руки, когда тот захочет неожиданно обнять альфу со спины. И, конечно, Дженсен уже не сможет стать прежним, он навсегда останется омегой с повадками альфы… только кто сказал, что Миша против? Ему, искалеченному войной, потерями, зверскими убийствами, нужен кто-то сильный рядом. Кто-то, кто смог не сойти с ума в этом калейдоскопе хаоса.

Забыть прошлое – не так уж и легко, но кто сказал, что будущее будет ясным и безмятежным?

Лето только вступало в свои права – эта ночь уже не была прохладной и теплый ветер подбрасывал легкие занавески, принося с собой чарующую магию ночи. Они словно оказались отброшенными на одиннадцать лет назад, когда впервые оказались предоставленными друг другу. Когда они вдвоем смотрели на далекие звезды, не зная, что те принесут им. Когда яркий свет, теплые чувства наполняли их изнутри, связывая, переплетая судьбы… Только как раньше, как тогда, уже не будет, и Миша это понимал, крепче обнимая Дженсена, зарываясь носом в его макушку. Но в то же время он надеялся, он знал, что их отношения начнут новый отсчет. Сегодня их лето начиналось снова...

Feel the light
Shining in the dark of night
Remember what we forgot
I know it's a long shot
But we're bringing it all back
We're bringing it all back

@темы: Авторский фик, Земля (2015), Слэш, PG-13

---

День 5. Как там у вас на Бета-Лире?

[Пожарная часть #69]

Название: Создадим мир в огне
Автор: crossroadswrite
Переводчик: Пожарная часть №69
Размер: 2538 слов
Пейринг: Кастиэль/Дин, Майкл/Дин (односторонний)
Категория: слэш
Жанр: фэнтези, омегаверс, АУ
Рейтинг: PG-13
Оригинал: So Let's Set The World On Fire
Саммари: Никто никогда не рассказывает любовных историй о драконах. И правда обидно, что никто не расскажет, как Дин и Кас встретились.
Арт: он не наш, но если вам так уж интересно...

Майкл любит разгуливать на входе в пещеру Дина.

Он большой плохой альфа, с тяжелыми черными крыльями и хвостом и выцветающей синевой на груди и животе. Противный ремень, что обвивает его пасть и острые зубы, покрыт кроваво-красным каждый раз, когда он улыбается Дину. А еще он мудак, и вот почему Дин выдыхает дымок из ноздрей и демонстративно отворачивается.
Просто потому что Дин молодой омега, еще не значит, что он будет бросаться в когтистые лапы каждого альфы, что выхаживают вокруг.

Иногда Майкл кидает что-то у входа в его пещеру. Кусок золота, сапфир или рубин.

Одержимость Майкла им не то, с чем Дин не может справиться, хотя…. То есть, пока не приблизился брачный сезон, и домогательства Майкла не стали постоянными спутниками его жизни.

Он следует за Дином, когда тот идет, чтобы проведать своего брата, или когда он выбирается на охоту, или когда Дин купается в океане, чтобы смыть всю кровь после охоты.

Этот день, по-видимому, не является исключением – снова не тот день, когда Майкл оставит его в покое.
Дин действительно пытается игнорировать массивных драконов, наверстывающих круги над его головой, когда он питается бедным оленем, которого поймал. Но только до тех пор, пока Майкл не решает, что приземлиться рядом с ним будет хорошей идеей, и вся его тушка возвышается прямо над ним.

«Он что, делает это чертовски серьезно сейчас?!».

Дин отодвигает его, сердито покачивает хвостом в воздухе, оставляя некоторое расстояние между ними двумя.

— Какая часть из того, что ты не получишь меня, является тебе непонятной? — говорит он гневно, оторвавшись от вкусной пищи и от непривычных неудачных попыток Майкла достать его.

— О, да ладно, — смеется Майкл, облизывая пасть, и делает шаг вперед к дракону, мышцы которого напряглись в боевой стойке. Даже если он попытается силой сделать его своей самкой, Дин убьет ублюдка прежде, чем тот дотянется до его члена. — Сезон спаривания совсем близко, и мы оба знаем, что может случиться с непомеченным омегой.

Майкл делает еще один шаг, и Дин шипит на него.

— Отвали, Майкл, — выплевывает он; ноздри раздуваются, а крылья разворачиваются в готовности на тот случай, если ему потребуется воспользоваться ими (ах!).

— Вокруг полно этих чертовых нетерпеливых омег, которые готовы помереть, чтобы спариться со мной, — рычит тот.

— Так спаривайся с ними и оставь меня в покое, — Дин отходит назад, раскрывает свои крылья и летит прочь от этого мудака.

Может, если он сделает это, с Сэмом все будет в порядке. Майкл никогда не посмеет побеспокоить Дина рядом с его братом-альфой.

Майкл преследует его. Конечно, он его преследует, но у Дина есть одно превосходство — скорость.

Дину удается использовать преимущества больших драконов, но Майкл настойчив: догоняет его сверху и спускается вниз, растопыривая когти, чтобы поймать его и, возможно, бросить на землю.

Дин едва успевает увернуться от хватки Майкла, но черный дракон пытается снова, на этот раз он подлетает под Дина, открывая пасть с широкими и острыми зубами. Дин ждет его, чтобы находиться рядом, прежде чем углы его крыльев отклонятся от курса и заставят Майкла закрыть пасть в воздухе.

— Я собираюсь сделать тебя своим, — низко рычит он, угрожая. Дин мог бы попытаться бороться с ним, но Майкл опытней и старше, и он никогда не имел поражения ни в одном бою, так что Дин не рискует. Вместо этого он смотрит вокруг, ища убежища, чтобы переждать, поскольку знает, что рядом с Сэмом Майкл такого себе не позволит.

В паре ярдов от него небольшая пещера в скале: тесновата для Дина, но Майклу совсем не подойдет.
Он складывает крылья за спиной и резко пикирует к земле, позволяя гравитации тащить его, прежде чем его крылья без предупреждения раскроются; поворачивает боком и проскальзывает в небольшую пещеру, в которую Майкл не поместится.

Пещера почти давит на него. Дин может чувствовать ее стены своими крыльями, что оставляют на них царапины.

Майкл разочаровано ревет позади него, и, возможно, это не было такой хорошей идеей, потому что Майкл может начать осаду и заставит его голодать, пока он не ослабнет и от отчаяния не вылезет обратно.
Дин тяжело дышит, присаживается на лапы и плотно заправляет крылья, как только может, пытаясь вжать их в глубину пещеры.

Может быть, здесь есть выход. Хотя шансы не высоки, но Дин предпочитает смотреть в лицо проблемам, чем стать собственностью дракона-альфы.

Он почти наполовину пролазит в пещеру, держа голову близко к земле, от чего его длинная шея болит; ему неудобно.

Он так двигался в течение пяти минут, когда внезапно чует – где-то альфа, сильный и плодовитый с едва уловимым запахом чего-то сладкого.

Дина со страхом посещает мысль, что Майкл нашел способ обойти его и находится прямо позади, прежде чем он игнорирует это. Он знает, как пахнет Майкл — как кровь и альфа, с горстью горечи и угрозы — и это не тот запах. Этот легче и слаще. Этот пахнет ливнями и травой после дождя. Пахнет как старые книги и сладости, которые люди выпекают в своих печах.

Пахнет хорошо. Дин приказывает себе двигаться быстрее, желая скорее узнать, что же это такое. Кто это, потому что Дин уверен, что в жизни не встречал запаха лучше.

Пещера начинает открываться, потолок поднимается над головой, а стены становятся все шире, давая Дину достаточно места, чтобы выпрямить шею и избавиться от пыли и мусора с каменных стен.Пока еще не слишком, но уже достаточно места, чтобы растянуть свои крылья и не касаться арок пещеры.
Слышен слабый звук на расстоянии. Похожий на грохот и постоянный звон металла.

Дин продолжает ползти вперед, пока пол пещеры не заканчивается пропастью вниз. Дин отчетливо слышит что-то в глубинах пропасти.

Тот, кто внизу, вряд ли будет слишком любезен с ним, но Дин использует шанс и, вытянув крылья, начинает полет, кружась в глубину пещеры как можно тише, пытаясь увидеть проход, но нет ничего — это единственный способ попасть вниз.

Он парит там, стараясь решить, что делать дальше, пока кто-то не решает за него.
Он даже не видит куда летит. После одной минуты полета он резко падает вниз, головой вперед, в груду золотых и серебряных монет, рубинов, сапфиров и прочих артефактов, чувствуя один сильный коготь на его шее, и как другие удерживают его крылья за спиной, так что Дин не имеет малейшую возможность для маневров.

Черт, это было плохой идеей. Это было неебически плохой идеей. Он понимает это, когда видит в нескольких дюймах от его лица горы золота.

Что-то остановило его падение.

Изменяется центр тяжести, и напавший агрессор удерживает его полный вес, прихлопнув к низу.
Дин чувствует холод металлического пола под ним, горячее дыхание и видит пару самых синих глаз, смотрящих на него. Пасть другого дракона приоткрылась в рычании, обнажая ряд острых белых зубов.

— Что ты хочешь? — дракон рычит на него и зубами кусает воздух около горла Дина, чтобы показать всю серьезность ситуации.

Дин омега. Это ясно по его запаху, и другой дракон ожидает, что он съежится, откроет горло и будет молить о пощаде. Чего Дин не сделает. Он смотрит другому дракону прямо в глаза и тянет свою пасть за его зубами, показывая, что может укусить и не уйдет от боя.

Другой дракон, кажется, опешил от реакции Дина, щуря глаза на него и наклонив голову, как Дин однажды видел, что так делают собаки.

— Что ты? — он спрашивает, и его голос звучит с интересом, вместо того, чтобы сердиться, а хватка на шее Дина слабеет.

Это было ошибкой.

Дину удается разместить свои лапы над желудком другого дракона, оттолкнуть, и свалить альфу с себя. Он быстро ударяет. Взмах крыльев — и вот уже он сверху. Один коготь прижимает голову к низу, подбородок прижимается к горе золотых монет, и весь вес Дина лежит на туловище и ногах чужака.

Дин больше и тяжелее, в то время как другой дракон меньше и тоньше, но не выглядит достаточно худым, будто всю зиму голодал. Он хорошо сложен, просто не так чрезмерно, как Дин. Борьба с альфами полезна для телосложения.

Вокруг темно, и Дин панически думает, что дракон выглядит похожим на Майкла, но этот темно-синий, а не черный, как его вечный преследователь.

— Я Дин, — отвечает он нахально и удивляется, когда другой дракон смешно фыркает, перед тем, как скинуть Дина.

Он делает несколько шагов назад, плюнув на дистанцию между ними двумя.

— Кастиэль, — представляет он себя. — Теперь скажи мне, Дин, чего ты боишься? Конечно, не меня, но ты воняешь страхом, — дракон Кастиэль с любопытством наклоняет голову.

Дин стискивает зубы и слабо рычит. Он действительно не хочет объяснять это Кастиэлю и, наверное, не должен; но тут как по команде Майкл громко рычит на входе в пещеру, от чего его сердитое эхо достигает их ушей.

— А… — словно подтверждает Кастиэль, рассеянно глядя в туннель, что ведет к выходу.

Дин напряжен. Каждый мускул его тела натянут, как струна, ожидая ответной реакции и следующий шаг Кастиэля.

— Я не сделаю тебе больно, — уверяет его тот. — Ты можешь подождать, пока твой поклонник уйдет.

Кастиэль отступает. Дин фыркнул.

— Поклонник. Больше подходит: чертов психованный возбужденный ублюдок, — бормочет он, и Кастиэль обращает на него свой взор.

— Ты не хочешь себе пару? — спрашивает он.

— Нет! И особенно я не хочу Майкла. Надеюсь, он будет убит человеком, и его голова будет выставлена в скверном замке.

Кастиэль косится на него, ничего не говоря, и удобно располагается посреди своих сокровищ. Голову он кладет на передние лапы, хвост оборачивает вокруг ноги, а крылья заправляет за спину.

— Ты просто собираешься… Ладно, — уступает Дин, соблюдая дистанцию между ними двумя и устраиваясь на другом конце пещеры. Даже таким хорошим альфам как Кастиэль, нельзя доверять в брачный сезон.

— Я не собираюсь прыгать на тебя, — уверяет Кас, пыхтя.

— Да, ну, никогда не знаешь, что может случиться, — Дин сворачивается и терпеливо ждет, пока Майкл прекратит орать на входе в пещеру.

Это займет некоторое время.

Он не уверен как долго, но, скорее всего, прошло несколько дней, прежде чем Майкл извергает ругательства, издает рев и уходит.

В течение всего этого времени Кас спит, и Дин благодарен ему за это, хотя изначально немного презирал.
Единственный раз, когда тот проснулся, был тогда, когда Дин поднялся с золотого ложа и, расправив крылья, собрался отправляться домой и, может быть, проведать Сэма с Джесс по пути.

Дракон приоткрывает один сапфировый глаз и пристально смотрит на своего гостя.

— Ты уходишь, — утверждает он, и Дин кивает.

— Да, спасибо за гостеприимство и все такое, — говорит он искренне. — Мне пора. Наверное, мой брат волнуется.

— Ага, — говорит Кастиэль, снова закрывая глаз.

Вероятно, это все. Дин колеблется доли секунды, смотря на дракона, прежде чем поднимается в полет и летит к выходу из пещеры.

Хорошо снова летать. Растягиваются широкие крылья, мышцы работают, отчего дракон думает: «Как же все-таки прекрасно парить в воздухе без каких-либо забот».

Дин отправляется прямо домой, не делая перерыв на перекус, видя неохраняемое стадо овец, просто пасущихся неподалеку.

Он решает, что безопасней всего не высовывать голову из дома, зарывшись в свои сокровища, пока брачный сезон не закончится, и лишь тогда он сможет летать в безопасности. Ведь каждый год, когда Дин отказывает Майклу, у того новая пара.

Он может видеть его пещеру прямо отсюда, в скале, почти на уровне моря, где открыт хороший вид на океан и горы на горизонте.

Вновь чувствуется этот запах. Дракон-альфа.

Дин стискивает зубы, рычит и прекращает взмахи крыльями, позволяя тяжести тащить себя вниз, перед тем как он отведет крылья назад и повернется брюхом к верху, просматривая небо в поисках нарушителя, ведь он уверен – здесь кто-то есть.

Виднеется темная чешуя и изящные крылья; небольшой размер.

Другой дракон пикирует вниз и встречает Дина в нескольких дюймах над ним, его губы растягиваются в ухмылке, демонстрируя острые зубы.

— Ты за мной? — рычит Дин.

— Да.

Дин вновь рычит и оборачивается, пролетая над береговой линией; массивные лапы упираются в песок.

Кастиэль не будет нападать на него. Он почти уверен в этом.

Он ждет, пока другой дракон не сравняется с ним.

— Могу я узнать, почему?

Кастиэль своеобразно наклоняет голову, как уже делал. Он медленно подходит ближе, его когти сжаты вокруг чего-то. Дракон разжимает их и позволяет покатиться по песку большому, размером с человека, драгоценному камню.

— Корунд? — тот косится на большой неблестящий камень, на вид непрозрачный, но не менее красивый для него.

— В самом деле.

— Это… — Дин раздражительно дышит, крылья шаркают за спиной. — Это для меня?

— Он под цвет твоих глаз.

Дин выдыхает, смеясь:

— Ты ухаживаешь за мной, Кас?

— Да. Если это приемлемо для тебя, конечно.

Дин смотрит на корунд и поднимает его, чувствуя гладкий камень, отшлифованный людьми и соизмеримый с весом человека.

— Да, это приемлемо для меня.

Кастиэль широко улыбается, показывая свои зубы, и облизывает губы.

— Тогда хорошо. Жди меня завтра. Около середины дня, — говорит он, раскрывая крылья, и поворачивает обратно.

Дин берет камень и возвращается к своей пещере, тщательно положив его среди своих самых драгоценных владений: светлого камня с ловушкой звезд, что его отец украл у короля; золотой статуи ангела, принадлежавшей матери и металлического бога Сэмми с рогами из драгоценных камней размером с глаза.

***

Истории о драконах всегда злые. Истории о том, как звери разрушают замки и сжигают дома, рассказы о смерти, страданиях людей и неизбежной гибели, в конце концов, для дракона.

Эти истории рассказывают люди. Но никто никогда не смотрел со стороны дракона. Никто никогда не рассказывал, почему они грабили, убивали или сжигали. Говорят, ими руководят неизменные всегда одни и те же качества: жадность и злоба. Ничего больше.

Для людей драконы не умеют любить, когда в большинстве случаев это и является причиной, почему они убивают и грабят — ради любви.

Они хотят все, но чаще не для себя, а для тех, кого любят.

После того, как дракон выбирает партнера, он принимает его на всю жизнь, и именно поэтому, когда глупые люди убивают пару дракона и поздравляют друг друга, тот из мести будет разрушать, сжигать, убивать.
Драконы могут любить. И драконы имеют свои любовные истории. Как история о том, как Дин случайно встретил Кастиэля, и как Кастиэль держал его в безопасности, не требуя ничего взамен, и как после этого дня Кастиэль никогда не оставлял Дина.

Он принес ему самый ценный из камней, дал ему золото и старые артефакты, похищенные у королей, магов, ведьм и фараонов, и оставался с ним так долго, как того хотел Дин. Они летали и спали вместе, и Дин любил лежать, кладя свою голову на теплое тело своего избранника.

Когда брачный сезон, наконец, пришел, Дин был тем, кто пришел к Кастиэлю и выбрал его как партнера, потому что не имеет значения, чего хочет альфа: если омега не желает — альфы ничего не получат, кроме, разве что, хорошей взбучки и ран, нанесенных в бою.

К счастью, Кастиэль добрый и понимающий. Он позволяет делать Дину то, что он хочет, позволяет ему вести и дает ему силу. Шепчет все, что будет делать для него. Как умрет за него и разрушит города, низвергнет царства.

И Дин верит ему. Особенно после того, как Кас получил Дина. Придавленный к покрытому золотом полу омега не сопротивлялся, когда рот альфы был близко к его шее; когда дракон чередовал длинные зализывания, чтобы успокоить омегу, и суровые укусы, чтобы отметить того как свою собственность.

Верит, когда Кастиэль заполняет Дина своими детьми после первого сезона спаривания. Когда он раздувается и гордится Дином, постоянно защищает его и суетится над ним. Рычит на любого альфу, что посмеет приблизиться.
Это одна из тех прекрасных историй. Но никто ее не поведает, потому что люди не рассказывают любовных легенд о драконах; они знают только тоскливые повести о потерях и смертях – безумные истории.

И это действительно позорно. Ведь сказ о Дине и Кастиэле – самая настоящая история об искренней любви.

Конец

Для очень доверчивых...

@темы: Перевод, Огонь (2015), Слэш, PG-13

---

День 4 - "День выборов"

[{Колыбель Жизни}]

Название: Не сотвори себе кумира
Автор: {Колыбель Жизни}
Размер: 6000 слов
Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль, Сэм, Захария, прочие жители Гэтлина, упоминаются Габриэль и Рейчел
Категория: пре-слэш
Жанр: драма, ужасы
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер
Саммари: "Кастиэль ненавидел кукурузу. Иногда ему снилось, что он заходит в заросли и поджигает бесчисленные стебли, ставшие сухими после жаркого, изматывающего лета, а потом наблюдает, как ветер распространяет огонь по полям, превращая проклятое растение в пепел. И как вместе с кукурузой в прах обращается Тот, Кто Обходит Ряды".
Примечание: Стивен Кинг!АУ ("Дети кукурузы"). Пост!канон рассказа; действие происходит в наши дни.
Предупреждения: Вынужденный возрастной реверс, обусловленный сюжетом (Касу — 18, Дину — где-то около 25 лет); смерти второстепенных персонажей. Фрагментарное повествование.

I

Кастиэль ненавидел кукурузу. Иногда ему снилось, что он заходит в заросли и поджигает бесчисленные стебли, ставшие сухими после жаркого, изматывающего лета, а потом наблюдает, как ветер распространяет огонь по полям, превращая проклятое растение в пепел. И как вместе с кукурузой в прах обращается Тот, Кто Обходит Ряды.

Но утром Кастиэль неизменно просыпался с головной болью, а внутри все сжималось от разочарования: Захария, Уриэль и Нафан уже звонили в колокол, созывая всех жителей Гэтлина на утреннюю молитву.

Кастиэль прятал под лежанку из сена очередную книгу, торопливо одевался и бежал на площадь, хотя, наверное, он мог и не торопиться: Захария не упускал случая отругать его даже за малейшую промашку и назначить наказание, в принципе несоизмеримое с прегрешением; так что не было разницы, опоздает он на три минуты или полчаса. Кастиэль покорно опускал голову, с трудом сдерживаясь, чтобы не огрызнуться — со Старейшинами не спорили. Их беспрекословно слушались, пусть в основном не из почтения, а из страха, ведь за ослушание грешника приговаривали к немедленной смерти. Умереть раньше Возраста Искупления никому не хотелось, как и вызвать гнев не только Старейшин, но и Того, Кто Обходит Ряды: много плодоношений назад Господь разгневался на них за осквернение благословенной кукурузы и снизил Возраст Искупления до восемнадцати. Через десять лет неустанных молитв Он сжалился над Гэтлином, и сейчас Возраст Искупления вновь составлял девятнадцать плодоношений. Кастиэль не знал, почему именно это число обрело сакральное значение. В книгах, которые он тайком таскал из полуразвалившегося здания с выцветшей надписью «ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА» на вывеске, люди доживали до пятидесяти лет или больше. Кастиэль не представлял, как такое вообще возможно. Ему не хватало воображения. Герои книг не молились по девять раз в день, не кормили кур с цыплятами, не ухаживали за коровами и овцами, не сеяли и не пахали, не уходили ночью в заросли кукурузы, добровольно принося себя в жертву, чтобы их плоть и кровь обеспечила Гэтлину дальнейшее процветание и милость Господню. Они смеялись, танцевали, играли на музыкальных инструментах и ели конфеты.

Кастиэлю удалось попробовать их лишь один раз. Ему как раз исполнилось девять. В город заехала семья — двое взрослых и двое детей. Когда Уриэль, Руфь, Малахия, Адам и Давид вытащили их из железной коробки с колесами, чтобы тут же перерезать чужакам горло, Габриэль отделился от всех и полез внутрь этой повозки, и из укрытия в кустах Кастиэль смотрел, как он что-то там ищет.

Вечером, когда они вернулись в свою хижину, Габриэль протянул ему два крохотных разноцветных шарика:
— Попробуй, Касси. Это очень вкусно.
Кастиэль с опаской взял с руки брата предложенное угощение. Габриэль обожал шутить и не беспокоился о последствиях своих проделок. Подламывающиеся ножки табуреток, земля в тарелке с парой листьев салата для маскировки, овечья моча вместо чая — все это входило в стандартный набор издевательств, и, понятное дело, указанный набор перечисленным не ограничивался.
— Ну как? — нетерпеливо поинтересовался Габриэль.
— Сладко, — изумленно протянул Кастиэль, медленно пережевывая волшебное лакомство.
Брат понимающе усмехнулся.
— Я бы не отказался есть такое каждый день.
— Захария не разрешил бы.
— Это точно. У него всегда такая постная рожа, словно его раздражает сам факт, что днем светит солнце.
— Гейб!
— Что «Гейб»? Будто я неправду сказал.

Музыкальных инструментов в Гэтлине тоже не было. В церкви Кастиэль видел остов диковинного инструмента с уходящими ввысь ржавыми трубами разного размера и толщины. Габриэль нашел картинку в «Музыкальной энциклопедии» и показал ему. Там говорилось, что этот инструмент назывался «орган», и что звук у него низкий и рокочущий. Чарующий. Кастиэль жалел, что ему никогда не услышать этих звуков. И радовался, что Старейшины не запретили пение. Оно его завораживало. После сбора урожая девочки собирались у церкви и пели восхваляющие гимны без музыкального сопровождения: Старейшины утверждали, что Господу не угоден какой-либо иной звук, кроме человеческой речи. Голоса девочек летели к небу, и Кастиэлю хотелось верить, что Бог их слышит. Настоящий Бог, а не жестокий кукурузный идол. В Библии было сказано: «Не сотвори себе кумира». Габриэль часто повторял, что дьявол проник в Гэтлин под видом Господа, и город сотворил себе идола и теперь молился ему, как язычник, прося принять кровавое подношение. Рейчел с ним соглашалась.

Сегодня утром она опять приснилась Кастиэлю. И сны эти никогда добра не предвещали. Особенно после того, как накануне десять человек, которым в этот день исполнилось девятнадцать, отправились в поле после захода солнца, а потом кукуруза сыто вздыхала и счастливо шептала что-то, ублаженная и умиротворенная.

***

Своей матери Кастиэль не помнил. Через год после его появления на свет она достигла Возраста Искупления и навсегда исчезла в зарослях кукурузы. Заботы о нем легли на плечи ее десятилетней сестры Рейчел, и Кастиэль раскаивался, что не догадался спросить ее, как звали его мать. Имена имели значение. Когда-то у них были и фамилии, но они давно потеряли смысл.

Габриэль прибился к ним случайно. Его отца задрал в лесу какой-то дикий зверь, а мать в тот же год послушно ушла в заросли, когда настал ее срок. Габриэль только-только отпраздновал свой пятый день рождения. Впрочем, отпраздновал — громко сказано. Отмечать любые праздники, кроме сбора урожая и дней Искупления, не запрещалось напрямую, но активно не одобрялось Старейшинами. Скорее всего, он просто получил лишний кукурузный початок, запеченный с травами на очаге.

Рейчел научила Габриэля читать, а тот, в свою очередь, научил Кастиэля. Они приноровились таскать книги из библиотеки и потихоньку возвращать их обратно, чтобы Старейшины ничего не нашли и не заподозрили. Кастиэль любил сидеть у брата на коленях и водить указательным пальцем по строчкам, складывая отдельные буквы в слова. Это было своего рода чудо, и мальчик всем сердцем благодарил за него Бога. Рейчел тихим, едва слышным шепотом рассказывала, что на Небесах живет настоящий Бог, который любит всех людей и помогает им. Но о нем никому нельзя говорить, иначе кукурузный идол разозлится.
— Если Бог любит всех людей, почему Он не прогонит идола? — спрашивал Кастиэль.
Рейчел вздыхала и гладила его по голове.
— Помнишь, мы с Гейбом читали тебе историю про Содом и Гоморру?
Кастиэль кивал.
— Гэтлин — это новая Гоморра, — объясняла Рейчел. — Бог не уничтожит его, потому что город сделает это сам. Мы погрязли в смертных грехах, и нам нет спасения.
После чего Кастиэль начинал плакать, и Габриэль, бросив на названую сестру злой взгляд, обнимал его, прижимал к себе и напевал под нос один из псалмов, чтобы успокоить. Кастиэль засыпал, доверчиво уткнувшись лицом ему в шею.

В восемь лет Кастиэлю поручили первую работу — пасти овец и коз, пока Рейчел и Габриэль трудились на поле. И если овцы ходили за ним хвостом и с готовностью подставляли головы, чтобы он погладил их мягкую шерсть, то коз Кастиэль побаивался. Одна коза отличалась особенно скверным характером, и так и норовила пнуть бедного пастуха рогами в зад. Кастиэль приходил с пастбища с синяками и порезами, и однажды терпение Габриэля лопнуло. Он подсторожил ничего не подозревающую вредительницу и осыпал ее порошком из травы, вызывающей нестерпимый зуд. Орущая коза рванула в кукурузные заросли и сгинула в них. Захария узнал об этом, и Габриэля высекли. Однако тот, пока Рейчел мазала его лечебной мазью, довольно улыбался. Месть за страдания младшего брата определенно удалась, а о смерти паршивой козы мало кто пожалел. «Разве что Захария, — со смехом говорил Габриэль Кастиэлю. — Она была его истинной сестрой».

За всеми этими происшествиями они не заметили, как Рейчел стукнуло девятнадцать. Накануне дня рождения она попыталась бежать, но ее поймали на границе полей и шоссе и чуть ли не за волосы приволокли назад. Габриэль подозревал, что ее выдал Захария, и бессильно скрипел зубами. Казнь совершил Малахия. Рейчел со связанными за спиной руками поставили в центре площади и спросили, есть ли ей что сказать напоследок.
— Есть, — заявила она. — Ваш Бог — и не Бог вовсе, а монстр. Порождение дьявола.
Захария, задохнувшись от возмущения, ударил ее по лицу. Из носа брызнула кровь. Рейчел поморщилась и плюнула ему в лицо:
— Посмотрим, что сделаешь ты, когда для тебя настанет Возраст Искупления. Ты слишком хочешь жить, подонок.
Захария платком вытер лицо и дал знак Малахии. Тот схватил Рейчел за подбородок и одним резким движением полоснул по ее горлу широким ножом. Кастиэль и Габриэль были вынуждены на это смотреть, как и все остальные жители Гэтлина. Габриэль обнимал его за плечи и уговаривал закрыть глаза. Но Кастиэль не отвел взгляда. Это было единственное, что он мог подарить той, что заменила ему мать.

***

Габриэль ушел, когда ему исполнилось шестнадцать.
— Прости меня, мелкий, — шептал он Кастиэлю в волосы, — но я больше не могу.

Кастиэль проплакал до рассвета. Он понимал, что Габриэля могли убить на месте, но хотел верить, что тому удалось сбежать, оставить Гэтлин позади, и сейчас он где-то далеко, шутит свои глупые шутки и вволю ест вожделенные конфеты.

***

После сна, где Рейчел тянула к нему руки и кричала что-то про Содом и Гоморру, на душе у Кастиэля было неспокойно. Выгнав овец и коз на пастбище, он бросил корм курам и затаился в кустах. Благодаря Габриэлю он научился передвигаться бесшумно и прятаться так, чтобы его было практически невозможно обнаружить.

Шум, который обычно издавали железные коробки на колесах, он услышал издалека. На мгновение мелькнула мысль, что гостей надо предупредить, сказать им, чтобы разворачивались и как можно быстрее возвращались туда, откуда приехали. Кастиэль уже двинулся в сторону звука, но заставил себя остановиться. Если предупредить не выйдет, его тоже убьют. А ему всего семнадцать, и впереди еще целых два года какой-никакой, но жизни. Позже Кастиэль не упрекал себя за то, что струсил. Это был всего лишь порыв, а не продуманный план. А Габриэль перед уходом взял с него обещание, что он сначала все тщательно обдумает, и только потом будет действовать.

***

Город затаился, создавая обманчивое впечатление, что на улицах и в домах никого нет. Из железной коробки вышли двое, и Кастиэль невольно залюбовался ими из своего укрытия.

Один был высокий, в полосатой рубашке и синих брюках. Длинная челка падала на лицо, и он все время пытался сдуть ее со лба или заправить лезущую в глаза прядь за ухо. Второй был одет в похожей манере, но на рубашке насыщенно зеленого цвета не имелось полос. Кастиэль заметил россыпь точек у него на носу и щеках. Рейчел называла их «веснушками». Красивое слово. И выглядело тоже красиво.

— Мы заблудились, Дин, признай это и успокойся наконец, — раздраженно выдохнул первый.
— Заткнись, Сэм, — отмахнулся второй, то есть Дин. — Все под контролем.
— Ну да. Кто пролетел поворот на световой скорости? — возмущался Сэм. — Папа Римский? И карта твоя допотопная. Этого города на ней вообще нет.
— Карта новая. А вот город, видимо, забросили лет тридцать назад или больше. Только посмотри на эти здания, Сэмми. Там никто не живет уже очень давно. Перекрытия вот-вот обвалятся.
— Я сто раз тебя просил. Я Сэм, ясно?
— Как скажешь, Саманта.

Продолжая перепалку, Дин и Сэм пошли в сторону церкви — единственного строения, которое было боле-менее целым, если не считать выбитых стекол и разлетевшихся на осколки витражей. Гэтлин поддерживал в храме относительный порядок. Негоже сорнякам прорастать там, где молятся Господу.

В церкви Сэм осматривал стены и куски стекла под ногами, а Дин долго изучал лежащие на алтаре книги.
— Срежут под корень неправедных и удобрят землю? — поморщившись, процитировал он. — Странный эпиграф для переписи населения, ты не находишь?
Сэм поежился.
— Если честно, это место навевает жуть. Может, поедем? — предложил он.
— Эй! Уже и выйти из Детки и поразмяться нельзя. У меня все затекло, — возразил Дин.
— У тебя бы ничего не затекло, если бы ты пустил меня за руль. Тогда, вероятно, мы бы не заблудились.
— Хватит меня пилить. Ты мне брат, а не жена. А с твоей манерой ползти, как беременная черепаха, мы до Пало Альто и за полгода не доберемся.
— Дин.
— Что?
— Заткнись, сделай одолжение.

Братья вышли на улицу. Замерли, оглядываясь, и судя по всему, раздумывая, куда идти дальше.

Кастиэль ощутил, как сгустился воздух, зазвенел от едва сдерживаемого напряжения. Гэтлин готовился к атаке.

Первым из засады выскочил Уриэль с топориком в руке, и Кастиэль отвернулся, не в силах смотреть на то, что за этим последует. Но хруст чьей-то кости — Сэма? Дина? — он все равно услышал.

***

Пленников решили не убивать немедленно. Кастиэль незаметно заполз в густые заросли малины под окнами хижины старейшин и подслушал.

Через четыре дня наступала пора для очередного жертвоприношения. Но жителей в Возрасте Искупления набралось мало, всего шесть человек. И Захария предложил, чтобы пленников отдали Богу в качестве Искупления вместе с указанными шестью жителями Гэтлина. Остальные Старейшины без колебаний согласились с этим предложением. Наверное, для того, с цинизмом подумал Кастиэль, чтобы не понижать Возраст Искупления — многим старейшинам уже исполнилось восемнадцать.

***

Пленников разместили в амбаре, связав им руки и заковав в цепи ноги.

Днем, пока поблизости никого не было, Кастиэль осмелился приблизиться к двери и сдвинуть в сторону тяжелый засов.

Сэм лежал на полу без сознания, а Дин при приближении Каса поднял голову и обессиленно прошептал:
— Кто ты?
— Кастиэль, — ответил он, не видя смысла в том, чтобы скрывать свое имя.
— А я Дин. Дин Винчестер.
— Очень приятно, — в книгах, прочитанных Кастиэлем, люди, представленные друг другу, говорили именно так, хотя для Дина вряд ли это знакомство было приятным. Дин издал странный звук и попросил воды. Рассудив, что, кроме него, о пленниках позаботиться некому — если жертва ослабела от жажды и еле передвигается, ею легче управлять, и тогда она точно не сможет сбежать, — Кастиэль кивнул и выбежал за дверь. Он зачерпнул воды из колодца в глиняную плошку и побежал обратно, стараясь не расплескать драгоценную жидкость. Дин пил жадно, захлебываясь и не обращая внимания на то, что плошку у его пересохших губ держал тот, кто, по-хорошему, был ему врагом, а не другом. Веснушки ярко выделялись на побледневшем лице, и Кастиэль понял, что непременно придет в амбар снова, на это раз с едой.

Вечером Кастиэль взял на общей кухне три кукурузных лепешки и немного картофеля, прихватил ложку и глиняный кувшин с водой, и пошел к амбару. Сердце колотилось от волнения и от еще одного, забытого чувства. Предвкушения.

***

Кастиэль развязал Дину руки, чтобы тот смог поесть. Сэм все еще был без сознания, и Дин время от времени бросал на него обеспокоенные взгляды. Доев, он отставил миску в сторону и сказал:
— Спасибо. У моего брата сломана нога. Ты бы не мог принести две длинных дощечки и веревку. Я наложу шину.
Кастиэль не знал, что такое «шина», но Дин явно не хотел сделать что-то плохое, поэтому он оставил дверь открытой и пошел в дровяной сарай. Нужные дощечки и веревка нашлись быстро; Кастиэль уселся рядом, чтобы наблюдать за тем, что будет делать Дин. Тот покачал головой:
— Без твоей помощи я не справлюсь.
— Я не знаю, как накладывать шины.
— Я тебе покажу.
После Дин долго гладил брата по спутавшимся волосам, как Габриэль Кастиэля когда-то, и рассказывал про их путешествие через всю страну:
— Ты, верно, думаешь, что кроме Гэтлина ничего и не существует?
А Кастиэль улыбался и слушал.

***

На следующий день он пришел к Дину рано утром с нехитрым завтраком, и попросил рассказать еще. По Калифорнию и океан. Про те места, где можно раздобыть вкусные и сладкие разноцветные шарики.

Кастиэль бегал в амбар при каждом удобном случае. И в один из визитов осмелел и спросил, не видел ли Дин Габриэля.
— Не припомню. А кто это?
— Мой брат. Он ушел из города три плодоношения назад. Он любит сладкое.
— А фамилия у него есть?
— Нет. Мы не нуждаемся в фамилиях.
Кастиэль знал, что раньше при рождении им давали фамилии. Но потом все решили, что это бессмысленно. Имени было достаточно, чтобы понять, о ком идет речь. А еще он осознал собственную глупость. Мир, о котором рассказывал Дин, был огромным, как небо. Как океан в Калифорнии. И Габриэль походил на каплю в этом океане. Кастиэлю его никогда не найти, но он может надеяться хотя бы на то, что брат жив и здоров, вопреки всем и всему.

***

На третий день Дин сказал то, от чего волоски на коже Кастиэля встали дыбом, а сердце провалилось куда-то в желудок:
— Освободи нас. Ты же не желаешь нам смерти.
— Я не могу, — с отчаянием простонал Кастиэль.
— Не можешь или не хочешь? Не говори, что все это, — Дин взмахнул рукой, указывая на стены амбара, — тебе нравится. Любитель кукурузы.
Кас вздрогнул от прилива внезапного гнева.
— Я ее терпеть не могу, — прошипел он. — И мечтаю сжечь.
И вылетел из амбара, закрыв ладонями лицо, напуганный силой собственных эмоций. И тем, что в глубине души он знал, что выполнит любую просьбу Дина.

***

Ключи от цепей Кастиэль украл у Захарии, пока тот был на Совете Старейшин. А ключи от железной коробки — машины, как рассказал ему Дин, эти штуки зовутся машинами и ездят на специальной жидкости, именуемой бензином, — он нашел в траве около нее.

***

Дин звал его с собой. Душа и тело Кастиэля пели от радости и печали. Он не мог уйти за Дином, зная, что Захария пустит следом погоню. Безопасность Дина и его брата, которого Дин любил так, как Кастиэль любил Габриэля, была превыше всего. Дин взял его лицо в ладони:
— Хотя бы запомни номер моего телефона…
Кастиэль запомнил, хотя этот номер ему никогда бы не пригодился. Но мечтать об устройстве, объединяющем людей в разных концах мира, о том, что оно способно соединить их, пусть даже только их голоса, было приятно.

***

После прощания с Дином у Кастиэля возникло ощущение, что у него отняли часть души. Он осознавал, что, если не увезти Сэма из Гэтлина, тот умрет без помощи врачевателя. Но не это было самым страшным. Старейшины планировали принести братьев в жертву Тому, Кто Обходит Ряды, и без побега их шансы на спасение превращались в ничто. Но мысль о том, что он больше никогда не увидит веснушек Дина, совершенных, как цветы на лугу, и его доброго взгляда, разбивала Кастиэлю сердце. Потому что Дин был добр, той самой добротой, что описывал Новый завет: в плену и оковах он не проклинал своих мучителей, говорил с Кастиэлем ласково, отвечал на все вопросы и никогда не раздражался, когда приходилось объяснять непонятное.

Кастиэль практически дошел до своей хижины, когда столкнулся с Захарией.
— Пленников нет на месте, — процедил тот сквозь зубы, — интересно, кто устроил им побег? Я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос.
— Прочь с дороги, — прошипел Кастиэль.
— Заткнись. И покайся, пока я не пришиб твою грешную душонку, — Захария наступал на него, потрясая кулаком, и Кастиэль, не задумываясь, ударил его ногой в живот. Ему повезло — Захария, уверенный в том, что внушает всем страх, не ожидал сопротивления и рухнул на спину, нелепо взмахнув руками.

Кастиэль нагнулся, подобрал камень и с размаха опустил его на голову Захарии. Череп треснул, но это не имело значения. Его сердце пробьется достаточно долго, чтобы Тот, Кто Обходит Ряды был доволен угощением.

Пыхтя от усердия, Кастиэль оттащил тело Захарии в заросли. А потом бросился бежать, не оглядываясь и стараясь не слышать счастливого урчания за спиной. На площади он остановился, чтобы отдышаться. А после пошел к хижине Захарии, чтобы создать видимость того, что тот ударился в бега — его Возраст Искупления наступал в следующем месяце. Кастиэль забрал большую часть одежды и оружия, а на рассвете закопал их на дальнем пастбище.

Как ни странно, Старейшины поверили, что Захария помог пленникам освободиться и уехал с ними. Видимо, он не особенно умело скрывал свое нежелание жертвовать собой на благо города.

А Тот, Кто Обходят Ряды, не выдал Кастиэля, как тот и предполагал. Рейчел оказалась права — кукурузному монстру было все равно, кого есть. Свежее, теплое мясо, оно и есть свежее, теплое мясо. Возраст Искупления — обман.

***

Теперь Кастиэль терпеливо ждал осени. В сентябре, в день своего рождения, едва забрезжило солнце, он вошел в густые заросли с факелом в руках, как и мечтал. Ужаса он не испытывал — ложный бог не умел читать мысли своих поклонников. Кастиэль был в полной безопасности. Почувствовав, что ветер начал дуть в нужную сторону, он опустил факел, и первые стебли вспыхнули, передавая огонь тем, что росли рядом. Целое поле занялось в мгновение ока, запылало красно-оранжевым маревом. Кастиэль бросил факел в зажженный им гигантский костер и направился к шоссе. И ни разу не оглянулся.

II

Три дня, чтобы перевернуть всю жизнь, — это много или мало? Говорят, что близость смерти меняет людей. Еще говорят, что в этом момент прошлое мелькает перед глазами, как цветной документальный фильм. Это ложь. Дин чувствовал лишь страх и ярость. Страх, что Сэмми умрет. А собственная беспомощность злила до кровавых пятен в глазах. Он никогда не был глубоко верующим человеком, но в минуту отчаяния ничего не оставалось, как обратиться к Небесам с бессвязной молитвой, немым криком о помощи. Возможно, Бог действительно существовал, потому что в мире зазеркалья и абсурда нашелся тот, кто, в конце концов, спас ему и Сэму не только жизнь, но и рассудок.

Память вычеркнула момент, когда их тащили из как назло заглохшей машины, но Дин помнил, как очнулся от легкого прикосновения к щеке. Он лежал на полу амбара со связанными руками и скованными цепью ногами. Справа, тоже связанный, тяжело дышал Сэм. А рядом с Дином, на корточках, как большая нахохлившаяся птица, сидел темноволосый парень лет семнадцати-восемнадцати на вид; он склонил голову набок и внимательно рассматривал пленников. От его немигающего взгляда по позвоночнику прошел озноб, и Дин прохрипел:
— Ты кто?
— Кастиэль, — последовал спокойный ответ.
— А я Дин. Дин Винчестер.
Когда-то он прочитал в одном детективном романе, что, если заставить похитителя или маньяка узнать свою жертву, сделать так, чтобы она превратилась из обезличенного объекта в конкретную личность, живого человека со своими проблемами и заморочками, то маньяку будет труднее ее убить. Дин не предполагал, что ему придется проверять это утверждение на практике. Но попробовать стоило.
— А это мой брат, Сэм Винчестер.
Сэмми застонал, но не проснулся. Наверное, это было к лучшему. Дин надеялся, что, пока Сэм спал, он не испытывал такой сильной боли.
— Очень приятно, — церемонно произнес Кастиэль, и в любой другой ситуации Дин бы расхохотался. Вместо этого он прошептал:
— Можно нам немного воды? Пожалуйста.
Кастиэль воду принес, и у Дина появилась надежда.

Она укрепилась, когда вечером Кастиэль пришел еще и с едой — тремя кукурузными лепешками и вареным картофелем в глиняной миске, развязал Дину руки и сунул ему деревянную ложку. А когда Дин объяснил, что ему нужны дощечки и веревка, чтобы наложить Сэму шину на сломанную ногу, и Кастиэль сбегал за ними в дровяной сарай, он почти поверил, что через четыре дня их не отведут на заклание к сумасшедшему божеству, повелителю зеленых початков, которого Гэтлин называл своим Господом.

Кас — когда он успел стать Касом для Дина? — забегал каждую свободную минуту и жадно слушал рассказы о «большом мире». Особенно его заинтересовало, где люди берут конфеты. Услышав про кондитерские и супермаркеты, он долго теребил край рубашки, а потом спросил дрожащим голосом:
— А вы не видели там Габриэля?
— Нет. А кто он?
— Мой брат. Он ушел отсюда три плодоношения назад. И он любит сладкое.
— А фамилия у брата есть?
— У нас нет фамилий.
— Без фамилии человека сложно найти.
Это было преуменьшением века. К тому же, бродя тем роковым утром по внешне заброшенному городу, Дин и Сэм видели скелет в полицейской форме, точнее в том, что от нее осталось, а также сваленные в груду кости местных жителей, явно умерших насильственной смертью — о чем свидетельствовали сломанные ребра и проломленные черепа. Поэтому Дин подозревал, что брат Каса не сумел уйти далеко. Вполне вероятно, что ему принадлежала часть костей. Но сказать об этом Касу Дин не смог. Зачем указывать на очевидное, если вера в то, что с Габриэлем все в порядке, еще жива? Кроме того, подсознательно Кас наверняка знал, что произошло, потому что он смутился и сменил тему, принявшись расспрашивать про вещи, вытащенные из «железной коробки на колесах». Дин объяснил, что эта коробка зовется автомобилем. Шевроле «Импала» тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года выпуска. Нестареющая классика. Раритет. А «блестящая штука с цифрами на бугорках» — мобильный телефон.
— И с его помощью люди действительно разговаривают, находясь в разных местах? — удивился Кас. — Это настоящее чудо.
Он улыбнулся и убежал по своим делам — кормить кур и готовить ужин. А Дин старался не думать о том, что его улыбка заставила сердце биться чаще. Хотелось бы обойтись без Стокгольмского синдрома, особенно, если ему все-таки суждено умереть.

Сэм просыпался и снова впадал в забытье, а вечером второго дня у него поднялась температура. Снять с ног цепи самостоятельно у Дина не получилось, никакого оружия или какого-то подобия отмычки в амбаре он не обнаружил, а снаружи дверь запиралась на засов. К тому же он ослаб от постоянного бодрствования и тревоги, поэтому о том, чтобы дотащить Сэма до «Импалы» в одиночку, не могло быть и речи. Это при условии, что машина уцелела.

И Дин решился. Кас не походил на остальных обитателей этого жуткого места. Их словно скопировали с уличных проповедников, монотонно бубнящих про конец света и спасение избранных, как роботы или зомби, выбравшие в качестве цели души, а не мозги. Состояние пленников их тоже не волновало — за все это время никто из них ни разу не зашел в амбар. Кас не был ни роботом, ни зомби. В нем горел какой-то внутренний свет, неярко, как фейерверк, что только готовится вспыхнуть и рассыпаться на тысячи серебряных звезд. Когда Кас пришел к ним с остатками ужина и новой порцией воды, Дин положил руку на его предплечье и попросил:
— Отпусти нас. Ты ведь не желаешь нам смерти.
— Я не могу.
— Не можешь или не хочешь? Не говори, что все это, — Дин обвел рукой амбар, — тебе нравится. Любитель кукурузы.
Кас побледнел и сжал кулаки.
— Я ее терпеть не могу, — прошипел он. — И мечтаю сжечь.
Последняя фраза вырвалась из него будто помимо его воли. Кас зажал руками рот и выбежал из амбара, позабыв запереть дверь. Дин выругался про себя. Недаром Сэмми всегда говорил, что такта у него, как у носорога. На что он рассчитывал? Кас прожил здесь всю сознательную жизнь. Да, он сомневался в правильности окружающего его мира, но убеждения не меняются за одну ночь. А за две тем более.

На следующий день Кас не пришел. Дин растолкал Сэма и мольбами и угрозами добился, чтобы тот выпил немного воды. Лихорадка усилилась, Сэму срочно нужно было в больницу, и Дин застонал от отчаяния. Надежда таяла с каждой минутой. Их убьет кучка религиозных фанатиков. Как глупо. Сэм перешел на второй курс, сдав все экзамены на отлично, и предложил провести каникулы, путешествуя по стране на машине. Дин тут же согласился — в последнее время они редко виделись: он из-за работы, Сэм — из-за напряженного учебного графика. По всем штатам, они, конечно, прокатиться с ветерком и Led Zeppelin на полной громкости не успели, зато провели пять незабываемых дней на Гавайях. На обратном пути Дину с Сэмом пришла в голову идея навестить дядю Бобби, живущего в небольшом городке Су-Фоллс в Южной Дакоте. Сказано — сделано. Однако, отвлекшись на вызывающе красный кабриолет, Дин пропустил нужный поворот и решил срезать «огородами», вместо того, чтобы вернуться на главное шоссе и проехать по нему лишних несколько миль до искомого перекрестка. В итоге они с Сэмом предсказуемо заблудились и вдобавок поругались из-за потрепанной дорожной карты. Дин не признавал навигаторы, как-то раз с проклятиями выкинув из окна «Импалы» новенький айпод Сэма — в его машине признавались исключительно кассеты, ну, в крайнем случае, диски. Гэтлин на карте отмечен не был, но тогда Дина это не смутило — по его расчетам, проходящая через него дорога выходила на N-17, и там-то они точно разобрались бы, куда ехать. Идиоты. Ржавая табличка, гласившая «ВО ВСЕЙ НЕБРАСКЕ ВЫ НЕ НАЙДЕТЕ ТАКОГО ГОРОДКА, КАК ГЭТЛИН», не обманула. Вряд ли второй город, населенный подростками с жаждой убийства всех забредших туда гостей, существовал в природе.

Под вечер Дин задремал. И чуть не закричал, когда его грубо растолкали. Чья-то рука зажала ему рот, и только когда знакомый голос прошептал:
— Тише, — он понял, что это Кас, и молча кивнул. Тот опустил руку и вытащил из кармана изъеденный ржавчиной ключ.
Замок на цепях поддался не сразу; пока Дин растирал затекшие ноги, Кас снимал цепь с Сэма. Дин закинул левую руку брата себе на плечо и потянул его вверх, Кас, быстро сообразив, что к чему, подхватил Сэма с правой стороны.
— Куда? — беззвучно спросил Дин.
Кас подбородком указал на кусты слева. Они потащили Сэма по направлению к ним, и Дин с изумлением обнаружил между ними невидимый в темноте просвет. За кустами стояла «Импала». Кас отпустил Сэма и вынул из кармана еще один ключ.
— Это было внутри, — прошептал он, передавая его Дину. Разумеется, милые детки вынесли из машины все, что можно было вынести, в том числе и ключи от нее. — Уезжайте.
— Мы не оставим тебя здесь, — возразил Дин. — Они поймут, кто помог нам сбежать. У тебя будут неприятности. В лучшем случае. В худшем, они тебя просто прирежут.
— Я обо всем позабочусь, — глаза Каса загорелись решительным блеском. — Торопитесь.
— Подожди. Запомни хотя бы номер моего телефона. Если захочешь отсюда выбраться и дойдешь до шоссе... Один, девятьсот пятьдесят один, пять шесть семь, срок два, девяносто. Запомнил? Попросишь у кого-нибудь телефон, или чтобы они сами набрали. Я обязательно отвечу, слышишь?
— Да,— Кас грустно улыбнулся и исчез в ночном мраке, на прощанье дотронувшись кончиками пальцев до щеки Дина так же невесомо, как и в первый раз.

Дин с превеликим трудом уложил Сэма на заднее сиденье и скользнул на водительское место. «Импала», слава богу, завелась с первого же оборота. Выезжая на шоссе, он оглянулся. Слова на табличке на выезде из города словно насмехались над ним: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ГЭТЛИН, САМЫЙ СИМПАТИЧНЫЙ ГОРОДОК В НЕБРАСКЕ, И НЕ ТОЛЬКО В НЕБРАСКЕ. ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ, НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ».

Ага, как бы не так.

Сладковатый запах кукурузных початков висел в воздухе. И в нем явственно чувствовалась нотка гнильцы.

Дин бросил короткий взгляд на заднее сиденье — убедиться, что Сэм по-прежнему дышит, — и вдавил педаль газа до упора.

Хочешь, пока мы ищем заправку, я расскажу тебе историю, Сэмми?

Наверное, когда-то Гэтлин правда был самым симпатичным городком в штате Небраска. А потом, в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, что-то случилось. С землей. И детьми. Помнишь книги с записями о рождении и смерти в церкви на площади? И сказал Господь: «Срежут под корень неправедных и удобрят землю». Подходящая цитата на обложке, тебе не кажется? Никто никогда не узнает, где зародилось зло — в земле, высохшей от отсутствия дождей, или в разумах пятерых подростков, принесших ей первую жертву. Они убили своих родителей, Сэмми. Как — зарезали, утопили, повесили — не имеет значения. Но земля радостно приняла их дар и потребовала еще. По какой-то причине дети решили, что девятнадцать лет — критический возраст. Но несколько раз за эти десятилетия он то уменьшался до восемнадцати, то вырастал до двадцати одного. И знаешь, что я думаю, Сэмми? Это связано с рождаемостью. Город нуждается в жителях, чтобы восполнить сокращение населения из-за постоянных жертвоприношений. И, видимо, количество жителей должно быть неизменным. В годы, когда рождалось много детей, это количество превышало норму, поэтому они снижали Возраст Искупления. А тогда, когда рождаемость падала, они, наоборот, его повышали. Как бы ты сказал, замкнутая на самой себе экосистема. Аномалия. И мы оставили Каса внутри нее. Надо было схватить его в охапку, швырнуть в машину и уехать всем вместе. Втроем.

А я бросил его там.

***

На заправке Дин потребовал телефон и позвонил 911. Полиция вроде поверила в историю с нападением хулиганов. Или поленилась выяснять неаппетитные подробности. Дину было все равно. Он сидел в палате Сэма, не сводя глаз с капельниц, разнокалиберных трубок и кислородной маски. Голову будто набили ватой. Скорее всего, это шок, думал Дин. Он знал, что, если ему удастся заснуть, то во сне он увидит Каса. Мертвого, с перерезанным горлом. Поэтому Дин не собирался спать.

***

Сэм медленно поправлялся. Дин с неохотой принес ему ноутбук и пару учебников — каникулы подошли к концу, и Сэм не хотел отставать от однокурсников. От запаха жареной кукурузы в киоске напротив больницы Дина мутило, и он литрами пил отвратительный кофе из автомата в холле на первом этаже, чтобы подавить тошноту: он опасался, что иначе его вывернет прямо на потертый ковер перед лифтами.

Днем Дин работал в своей автомастерской, вечерами навещал Сэма, но мысли о Касе не давали ему покоя. Спал он урывками, и под глазами поселились черные круги.

— Я знаю, что ты задумал, — произнес Сэм в один из вечеров, нарушая напряженную тишину. — Не смей. Возвращаться туда — самоубийство.
— Кас нас спас. Вытащил из Ада. Мы обязаны ему жизнью.
— Я понимаю, Дин. Но ты не забыл о тех костях, что мы видели?
— Я все прекрасно помню.
— Ты не виноват. Кас сделал свой выбор и остался. Это было его решение, — настаивал Сэм.
— Я в курсе, — огрызнулся Дин. Лучше от слов Сэма ему не стало. На душе продолжали скрестись метафорические кошки.

***

Дину нравилось думать, что в итоге он все равно отправился бы за Касом, наплевав на последствия. Он провел с ним всего три дня, но они значили больше, чем предыдущие двадцать лет. Дин отдал бы все, чтобы не оказаться в подобной ситуации снова, но о знакомстве с Касом он не жалел. Каким-то образом того не коснулось безумие Гэтлина. Кукуруза болела и заражала все вокруг себя, но Кас был чист. И сердце Дина сжималось от боли. «Господи, пожалуйста, — молился он, — не допусти, чтобы он заплатил своей жизнью за наше спасение». Кроме того, через год Касу должно было исполниться девятнадцать. Воображение вновь и вновь услужливо подкидывало картинки, где Кас уходил в заросли, не оглядываясь, а потом раздавались дикий крик и жадное чавканье.

И, все-таки, вероятно, кто-то следил за Дином там, наверху, и пожелал проявить милосердие, потому что однажды утром в его квартире зазвонил городской телефон.
— Алло, — пробормотал Дин, выныривая из привычных кошмаров, преследовавших его почти каждую ночь. В трубке трещало, скрипело и завывало. Он чуть не нажал на отбой, но в последний момент что-то его удержало.
— Дин, это Дин? — сипло прошептал кто-то.
— Да, это я. С кем я говорю?
В трубке всхлипнули.
— Кас? — несмело предположил Дин. В желудке похолодело, а сердце заколотилось, как угорелое.
В трубке опять затрещало, и Дин услышал незнакомый голос, с тревогой спрашивающий:
— Эй, парень, ты как? Господи, да ты весь горишь…
— Алло! — заорал Дин. — Эй!
— Алло, — наконец ответил незнакомец.
— Что случилось? Где Кас?
— Парнишка попросил у меня мобильник, чтобы позвонить вам. Он потерял сознание. Похоже, у него сильный жар. О Боже. Я ведь только телефон ему одолжил…
— Послушайте, — прервал его причитания Дин. — Как вас зовут?
— Энди.
— Хорошо, Энди, не могли вы вызывать «Скорую» или отвезти Каса в больницу? Я возмещу все расходы.
— Я на машине… Конечно, я его отвезу.
— Скажите, где вы. Я приеду, — Дин нервно забарабанил пальцами по столешнице.
— Я в Милуоки, — со вздохом сказал Энди..
— Запишите номер моего сотового…, — Дин постарался продиктовать цифры как можно четче.
— Ага, все записал. Я сообщу вам координаты больницы, — пообещал Энди и отключился.
Дин заметался по комнате, пытаясь одновременно натянуть свитер, брюки, носки и ботинки. Он бросил в сумку лыжные штаны и пару футболок, вытряхнул из шкафа вторую пару осенних ботинок, теплые шерстяные носки и толстовку Сэма. Наверняка Касу понадобится одежда, вода, а еще лекарства… Дин сунул в карман брюк мобильный телефон, накинул кожаную куртку, небрежно замотал шею шарфом и выскочил на улицу.

Руки дрожали, и «Импала» завелась лишь со второго раза. Дин отправил сообщение Сэму: «Кас звонил. Я еду за ним», набрал номер Бобби и, зажав телефон между ухом и плечом, выехал из гаража.
— Ну и кто осмелился меня беспокоить в такую рань? — проворчали в трубке.
— Бобби, это я. И мне очень нужна твоя помощь…

Через полчаса позвонил Энди. Он догадался отвезти Каса в Центральную городскую больницу. В них обычно страховку с порога не требовали, и у Дина было время, чтобы все организовать. Бобби заверил его, что Руфус сделает все в лучшем виде. За бесплатный ремонт своего грузовичка, который было проще выбросить и купить новый. Дин на все согласился. Недавно он восстановил старый Бьюик Роадмастер и получил за это крупную сумму. Теперь он поклялся: если американское здравоохранение не обдерет его как липку, то он купит Руфусу новый грузовик, ничем не отличающийся от старого.

Каса поместили в палату интенсивной терапии. Пока Дин добирался до Милуоки, Руфус выслал ему на почту сканированные копии документов для Каса — водительские права и страховку. В регистратуре Дин сказал, что Кастиэль — его сбежавший из дома кузен и что он потерял все свои вещи. Ему посочувствовали, выразили сожаление, что новые документы курьер сможет доставить только через три дня и проводили к Касу.

Дина поразила бледность его кожи и — по контрасту — яркие пятна нездорового румянца на щеках. Доктор Грин успокаивающе похлопал его по руке:
— Несмотря на то, что ваш родственник в тяжелом состоянии, курс назначенных ему антибиотиков прекрасно справляется с тем видом пневмонии, что он умудрился подхватить. Не волнуйтесь. Через несколько дней с мистером Кастиэлем Винчестером будет все в порядке…

Дин слушал доктора в пол-уха. Нащупав стул, он рухнул на него и принялся ждать, когда Кас придет в себя.

***

Около полуночи Кас ненадолго проснулся. Обвел палату мутным от лихорадки взглядом и, заметив Дина, улыбнулся блаженной улыбкой.
— Я сжег его, Дин, — отрывисто произнес он. — Я сжег кукурузного идола.
И снова закрыл глаза — эти несколько слов его утомили. Дин молча взял его за руку, ту, в которую не впивалась игла капельницы, погладил большим пальцем ладонь.

Больше он Каса никуда не отпустит. Не сумеет. Что-то связало их в Гэтлине, какая-то незримая, но прочная нить. Кас заботился о них с Сэмом там, в Зазеркалье, сейчас настала очередь Дина. Кас не подвел их, и Дин тоже его не подведет.

***

На третий день лихорадка спала, взгляд Каса вновь сделался ясным, и доктор Грин намекнул, что пациента можно выписать пораньше, при условии, что по дороге домой ему обеспечат полный покой, а также много питья и чуть-чуть куриного супа. Дин клещом вцепился в эту идею, и следующим утром «Импала» тронулась в путь с двумя пассажирами вместо одного.

— Мир такой большой, — жаловался Кас с хриплым кашлем, покорно глотая горькую микстуру, когда они остановились передохнуть. — Я так мало знаю о нем. Что со мной будет? Я даже в магазин зайти не смогу — там все так запутано... И для всего требуются деньги, а у меня их нет…
Дин рассмеялся и ласково провел костяшками пальцев по небритой щеке:
— Ты научишься. Научишься всему, чему пожелаешь, я обещаю. Я позабочусь о тебе. Мы найдем тебе работу. А, может, ты захочешь учиться. Теперь у тебя есть выбор, Кас. Просто помни, что мой дом — твой дом.
— А твой брат… не возражает? — просипел Кас. Чертов сироп от кашля на поверку оказался таким же полезным, как припарка для мертвеца.
— Сэм? Нет, конечно! Когда я ему позвонил и рассказал, что ты будешь жить с нами, он очень обрадовался, — заверил Каса Дин, доставая термос с куриным бульоном.
— Честно? — уточнил Кас, неловко откручивая крышку и осторожно отпивая глоток.
— Честно, — подтвердил Дин и, не удержавшись, коснулся губами его виска. — Есть хочешь?
— Да. Наверное.
— Что думаешь насчет бургеров, м-м?
— Я никогда их не пробовал.
— Мы это исправим, Кас. Тебе понравится.
Кас недоверчиво хмыкнул и отпил еще бульона. Дин еще раз поцеловал его в висок и завел двигатель. Где-то неподалеку он как раз видел рекламу кафе.

@темы: Пре-слэш, Авторский фик, Вода (2015), PG-13

---

День 4. Историческое!АУ

[Пожарная часть #69]

Название: Шут Его Королевского Величества
Автор: Пожарная часть №69
Размер: 12 525 слов
Пейринг: Кастиэль/Дин
Категория: слэш
Жанр: псевдоисторическое АУ, ООС, драма и немного экшена
Дисклаймер: Наша совесть сгорела вместе с хорошими сценаристами
Предупреждения: изнасилование и чего-то там оканчивающееся на "-кон"
Рейтинг: R
Саммари: Что может связывать сверкающего на троне короля и бесправного шута, у которого отняты имя, звание, честь; свергнутого монарха и вставшего на его защиту воина. И что окажется важнее, когда останутся лишь двое мужчин, между которыми стоят унижение, предательство и клятва верности.

Глава 1
Посол уже с добрый час растекался извилистой рекой изящного восточного многословия, то уходя в дебри истории, то превознося существующие и мнимые добродетели правителя, петляя лабиринтами речи к иносказательной, но крайне прозрачной и давно всем понятной мысли, что и каганату и Миравице необходима взаимная поддержка, а еще лучше — договор, подкрепленный браком с сестрой правителя.
Его Величество честно пытался не отвлекаться на совершенно распоясавшегося шута, устроившего пантомиму, при виде которой даже стоящие рядом придворные едва ли не фыркали, и напряженно ждал, когда же тот выдаст что-нибудь эдакое. Рука уже порядком устала держать тяжелый скипетр, с утра болела голова, никак не проходящая под тяжестью короны, и хотелось скорее закончить официальную часть приема и наконец добраться до лекаря.
По большому счету, Кастиэль прекрасно понимал, что этот брак выгоден для них, особенно теперь, когда кочевники с южных земель разоряли набегами приграничные селенья, а правитель Восточного каганата — Люцифер — как-никак, но все же состоял с их ханом в дальнем родстве. И женитьба была уже делом решенным, но формальности приходилось соблюдать.
Поэтому Кастиэль терпел, делая вид, что слушает переливы речи восточного гостя, предупреждающе натягивая цепь от шутовского ошейника, когда тот слишком увлекался.
Гром грянул почти на излете второго часа. Посол от достоинств и добродетелей Кастиэля и всей его семьи перешел к превозношению кагана, и выходило, что лучшего правителя, «столь мудрого, что даже его враги способны усомниться в своих убеждениях, лишь услышав его имя», и лучшего мужа «ставящего лишь дела государственные превыше блага семьи и способного при свете дня объять все нужды своих владений, а по ночам — бесконечно ублажать возлюбленную его сердца» было не сыскать.
— Не пойму я, к чему нам знать о мужских достоинствах кагана? Или, пользуясь возможностью многобрачия, он и руки Нашего Величества намерен просить? — громко удивился Дин, и ото всюду раздались сдержанные смешки.
Посол побледнел, а Кастиэль сжал зубы, делая вид, что его ничуть не оскорбили слова шута, и сильнее потянул на себя цепь, болезненно сдавливая ошейник. Но ни зазвеневшие колокольчики на рожках колпака, ни жалобное повизгивание вперемешку с просьбами прекратить и обещаниями исправиться, загладить вину и самому пойти в гарем столь великолепного соседа, если это будет угодно Его Величеству, нисколько не улучшили настроение короля.
Кастиэль понимал, что следует либо прекратить этот балаган публичной поркой, грозящей вылиться в еще большую обиду для Люцифера — еще неизвестно, что шут выкинет под розгой — либо, извинившись, наобещать послу с три короба и на этом официальную часть сегодняшнего дня завершить. А там, глядишь, слова глупого раба смоет рекой вина и изысканными развлечениями для гостей.
Король выбрал второй путь, сам удивляясь своему решению — гнев кагана может дорого обойтись его стране — пообещав себе, что шут еще ответит за свою выходку.
— Достопочтенный Азазель, — попробовал Кастиэль загладить выходку Дина, — прошу заверить кагана Люцифера о нашем высочайшем расположении, желании вновь видеть его на нашей земле, когда бы он ни решил почтить нас своим присутствием.
Посол согнулся в низком поклоне и прильнул к протянутой руке Его Высочества. Прозвучавшее в словах короля обещание стоило грязных слов шута, о которых Люциферу знать вовсе и не обязательно.

Кастиэль потянул за цепь и с силой втолкнул Дина в свои покои.
— Доволен?
— Оправдываю мою роль при Вашем Величестве, — шут присел в книксене. — Но если господин разгневан, я весь в его власти.
— Да? — Кастиэль зло усмехнулся, отдавая мальчишке-пажу мантию с расшитым воротником и поворачиваясь, чтобы тот снял с него камзол. — И как прикажешь наказать тебя?
— Казнить, — с готовностью ответил Винчестер.
Взгляд Кастиэля потяжелел, он оттолкнул еще неуспевшего до конца распутать его волосы пажа:
— Вон! — и подошел к мгновенно опустившемуся перед ним на колени Дину.
— Конечно, что еще я бы мог услышать от Винчестера, — он грубо обхватил рукой его подбородок, резко приподнимая вверх, на себя, но Дин упорно отводил взгляд. — И чем же тебе так не мила жизнь, что ты столь упрямо стремишься закончить ее на гильотине? Или я мало сделал для того, чтобы спасти тебя?
— Более, чем достоин раб и шут, Ваше Величество, — Дин посмотрел на нависшего над ним грозовой тучей короля. — Благодарность такого ничтожества, как я, безмерна. Прикажете раздеться?
Кастиэль зло отбросил его от себя, и гневно зашагал по комнате. Чертов Винчестер. И как ему каждый раз удается вывести короля из себя всего парой слов.
— Раздевайся, — холодно бросил Кастиэль, остановившись у окна.
Он слышал шуршание одежды позади себя, звон бубенцов на снятом колпаке и сапогах, тихий скрип прогнувшейся под весом Дина королевского ложа. Только когда все стихло, король зажмурил на несколько секунд глаза и развернулся.
Дин лежал поверх одеяла на животе, совершенно обнаженный, скрестив руки над головой, спрятав лицо в подушках, и в груди привычно кольнуло от того, что это совершенное тело, матовое в неверном свете свечей, — его, но только силой, унижением, требованием господина к рабу.
Пусть так — голодно, безответно, понимая, что нет той власти, которая бы заставила Дина желать короля, получать удовольствие от его ласк и не звать к себе смерть, лишь бы избавиться от ненавистного колпака.
Хотя бы так.
Кастиэль сел на кровать рядом, мягко огладил ладонью напряженную спину, подавляя в себе злое желание наброситься — жадно, грубо — в попытке доказать свою волю и свое главенство, зная, что Дин не будет сопротивляться, только стиснет в пальцах подушку, не поднимая головы и не поворачивая лица. Очертил линию невольно прогнувшегося под пальцами позвоночника, оставил руку на пояснице и прикоснулся другой к бьющейся жилке на виске.
— Перевернись, — тихо попросил он.
Дин, поколебавшись, не посмел спорить, и король едва заметно улыбнулся, почти целомудренно коснувшись поцелуем сомкнутых губ Винчестера.

Когда все закончилось, Дин встал, поблагодарил короля за оказанную ему честь и коротко поклонился. Кастиэль видел, насколько ему это трудно, и насколько для него неестественно то, что он делал. Королю хотелось ударить, выгнать, заставить умолять о пощаде, совершить хоть что-то, что сделает Дина рабом, а не униженным, раздавленным, но так и непокоренным Винчестером.
Но он лишь молча смотрел, как Дин быстро собрал одежду, и, не смущаясь наготы, с прямой, несломленной спиной ушел в свои покои.

На празднике посол был радостен и оживлен: в столицу Восточного каганата уже неслись кони, пришпоренные гонцами, с известием о возможности скорого прибытия для заключения договора.
Точно такие же всадники спешили в противоположную сторону королевства, к западной границе, где принцесса Анна — сестра короля — как было объявлено двору, поправляла пошатнувшееся здоровье от испытанного ею нервного потрясения, а на самом деле, была отправлена подальше, чтобы не создавать новых трудностей и слухов.

Балы всегда навевали на Кастиэля скуку, едва ли не большую, чем официальные приемы. Подобострастие, лесть, интриги, измены, ненависть, спрятанная под улыбку — все так легко читалось на этих лицах. Король бы вряд ли в этом признался, но только выходки шута хоть как-то оживляли его унылый вечер.
— Ваше Величество, — Дин без интереса окинул взглядом подошедшего графа Кроули, — позвольте представить Вам мою дочь — Руби.
Король милостливо протянул руку для поцелуя. Виконтесса присела в глубоком книксене, припадая к холеным длинным пальцам. Дин равнодушно проследил за тем, как ее губы прижимаются к руке чудь дольше положенного, оставляя влажный теплый след.
— Ваша Милость не откажет мне составить компанию для танца?
— Сочту за честь, — еще раз присела виконтесса, и Кроули расплылся в довольной улыбке.
Дин качнул головой, напоминая о себе звоном бубенцов, и в упор посмотрел на Руби.
— О, не стоит беспокоиться, ваша честь останется при вас. Впрочем, поговаривают, наши знаменитые воды творят животворящие чудеса, чуть ли не девственность восстанавливают. Не так ли, граф?
Улыбка Кроули сползла, оставшись кривой карикатурой на искаженном лице, вызвав ухмылку Дина.
— К счастью, моя семья не имела возможности проверить это на личном опыте, — нашелся все же граф.
— Что ж, тогда рекомендую уточнить у сестры супруги вашего сиятельства. Если мне не изменяет память, она в прошлом месяце отбыла на отдых, должно быть, впервые покинув ваш дом.
— Интересно, — граф наклонился чуть ниже, словно невзначай задевая яркую ткань шутовской рубахи, — ты и раньше был таким внимательным, или это так рабский ошейник благотворно повлиял?
Дин оскалился и чмокнул губами, посылая воздушный поцелуй Кроули.
— Всегда, Ваше Сиятельство, всегда. Если не дано, то и никакой ошейник не поможет, хотя некоторым может существенно улучшить внешний вид.
Граф побагровел и уже было занес руку для пощечины, но вовремя подошедший герцог Бальтазар отвлек его, и Кроули пренебрежительно кивнул Дину. Герцог с удивлением посмотрел на шута, словно и не догадываясь о том, что тот разумен.
Дин невольно отыскал взглядом среди танцующих короля и виконтессу. Чертов лицемер. Теперь он решил подложить под монарха дочь для достижения своих целей. Впрочем, та улыбалась, кокетливо опуская ресницы, и, по всей видимости, была не особо против.

Глава 2
Обычно с раннего утра король был занят государственными делами, и в это время Дин был предоставлен сам себе, если конечно монарху не приходила в голову идея позабавиться над придворными. Кастиэль не запрещал ему присутствовать на заседаниях Совета, но Винчестер поначалу и сам избегал их, помня, как еще недавно был наравне с теми же людьми на правах воина, командующего полком.
Но перед ним встал выбор: переступить через свою гордость и заставить себя перешагнуть порог тронного зала, делая вид, что не замечает снисходительных смешков, или навсегда остаться у ножки королевского трона. И он предпочел первое.
Дин приказывал себе держать спину и сохранять лицо. Что ему горстка вельмож против бесконечных дней пыток собственной совестью? Он умел надеяться и улыбаться. Совет сдался под безразличным взглядом шута, оказавшегося вдруг способным молчать в ответ на колкие замечания, и стал остерегаться его острого языка.

Сегодня никаких указаний не было, и Дин надел свою обычную повседневную простую рубаху, хлопковые штаны и мягкие сапоги. Ошейник остался у короля, и только трехрогий колпак выдавал его место при дворе. Он быстро прошел мимо не успевшего возразить секретаря, подмигнул тому, уже открывая дверь, и под удивленным взглядом адъютанта сел на ступень справа от Кастиэля.
На мгновение докладывающий замер, не зная, как реагировать на новое лицо, тем более в таком странном виде, и можно ли при нем продолжать, но король дал отмашку, и адъютант, запинаясь и косясь на невозмутимо сидящего Дина, будто он полноправный советник монарха, а не шут, продолжил рассказывать последние сводки с границ.
Дин нахмурился — новости неутешительные, и дело все ближе к войне: если даже королевство обезопасить с восточных границ, отдав Анну как гарантию мира, с юга редкие поселения разбросаны среди степей, и кочевникам ничего не стоит, окружая их и заключая в осаду, заставить сдаться. Войск недостаточно — еще с прошлой войны с рыцарским орденом не оправились, только-только закрепились на столь важном для торговли морском берегу, а теперь новые нападения.
Адъютант закончил, и король задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику.
— Какие будут предложения, графы, герцог?
Кастиэль поднял голову и оглядел присутствующих. Первым, откашлявшись после долгого молчания, начал Габриэль.
— Нам нужен скорейший мир и поддержка Люцифера. Только так можем остановить кочевников.
Кастиэль кивнул.
— Хорошо, а кто поведет войска?
— Полагаю, генерал Сингер.
— Сингер? Допустим. А Вы, Ваше Сиятельство, что думаете?
Кроули, почесал нос, раздумывая, и взмахнул рукой.
— А я думаю, что глупо надеяться на Люцифера. Кто нам помог в последней войне? Никто, и все равно мы сумели выиграть. Увеличить налоги, объявить рекрутский набор и отправить на границу. В конце концов, это же просто кочевники, отсталый народец.
Дин с сомнением посмотрел на графа. Кто его вообще пустил на совет?
Кастиэль поморщился и перевел взгляд на герцога Бальтазара.
— А Вы такого же мнения придерживаетесь? — не скрывая сарказма, уточнил он. Тот потеребил локон парика, глядя на разложенную на столе карту в разноцветных линиях, и медленно начал:
— Мир — это в любом случае хорошо. Но насколько мы можем рассчитывать на помощь каганата? И что они потребуют за это, помимо, конечно, сестры Вашего Величества.
— Продолжай, — поторопил король.
— Возможно, Его Величеству стоит подумать о мирном договоре.
Кастиэль встал и, отвернувшись ото всех, подошел к окну.
— Пока нашему величеству никто мира не предлагал. Можно попробовать, ты прав. Найди кого-нибудь для пробных переговоров, но так, чтобы это не выглядело проявлением слабости. Сможешь?
— Если Ваше Величество позволит, я бы попробовал сделать это сам.
— Вот как? — Кастиэль заинтересованно наклонил голову набок, разглядывая Бальтазара.
— О кочевниках ходят разные слухи, — уклончиво ответил герцог, и король хмуро фыркнул.
— Если это все, то о своем решении я сообщу завтра, — Кастиэль темной фигурой выделялся на фоне окна. — Доброго дня, господа.
Графы и герцог поднялись со своих мест, коротко раскланялись и вышли. Последним, насмешливо глянув на шута, закрыл за собой дверь адъютант. Дина передернуло. Сколько времени уже прошло, а как он ни старался, но каждый раз болезненно резали намеки в его адрес. Особенно вот так, когда он забывал о своем положении во дворце.
Дин посмотрел на Кастиэля, готовый к любой колкости, и неожиданно перехватил долгий, изучающий взгляд.
— Прогуляемся? — неожиданно предложил король, и шут позволил себе пожать плечами. Как изволит Его Величество.

— Какое нынче небо чистое.
Дин невольно запрокинул голову вслед за Кастиэлем и сощурился от яркой синевы. Несмотря на раннюю осень, уже похолодало, и на короле была накинута подбитая мехом мантия поверх камзола.
— Присядем.
Король отослал прочь охранника, видимо, веря в вассальную клятву шута едва ли не больше него самого, махнул рукой в сторону скамейки у пруда и достал из-под нее небольшую кадушку с хлебными сухарями для лебедей. Дин, на мгновение замешкавшись, сел рядом.
— Ты слышал вести с границы? — Кастиэль замахнулся и бросил хлеб, нарушая зеркальную гладь, разошедшуюся кругами. — Кочевники начали набеги, и, скорее всего, это лишь единичные вылазки диких племен. Серьезные нападения еще впереди.
Дин кивнул, забываясь, но вовремя смолчал: кто он такой сейчас, чтобы давать советы о ратном деле? Не для этого же его позвал монарх.
— И я думаю, в словах Совета есть доля истины: нам следует отправить посла для переговоров, но так, чтобы ханы не приняли это за уступку с нашей стороны, — Кастиэль помолчал, продолжая крошить хлеб лениво подбирающим его птицам. — Полагаю, твой брат как раз тот человек, который сможет справиться.
Дин удивленно поднял брови.
— Ваше Величество интересуется, достаточно ли мозгов у Сэма, чтобы не провалить возложенное на него поручение, или тактично сообщает о том, что отправляет моего брата прямо в пасть раззадоренному тигру?
Кастиэль поморщился и отряхнул ладони друг об друга.
— Я не сомневаюсь в умственных способностях Сэма Винчестера, именно поэтому считаю, что он достаточно крепок физически, чтобы не привлекать излишнего внимания хана, и мудр, чтобы заинтересовать его иным способом.
Дин не знал, смеяться ему или плакать.
— Выходит, я столь слаб и глуп, что на иное применение не способен?
Кастиэль медленно оглядел его, наклонив голову.
— Дин, ты прекрасный воин, и я ценю это, но иного выхода у меня не было.
Они оба замолчали, и король добавил:
— Кстати, завтра возвращается Анна.
— Рад за Ваше Величество. Значит, переговоры прошли успешно, — устало вздохнул Дин, уже порядком утомленный этим разговором и не ждущий ничего хорошего от его продолжения.
— Я подозреваю, что тебе будет неловко видеться с ней, ведь именно… ваша неосторожность и послужила причиной твоего нынешнего положения.
Дин хмыкнул. Как мило со стороны короля озаботиться чувствами шута. Хотя больше это походило на предупреждение не приближаться к сестре ближе, чем на расстояние пушечного выстрела.
— Если моя неосторожность заключалась в том, что Ваша сестра изволила пошутить со мной, используя образ служанки, и даже прокрасться ко мне в комнату ночью, то, конечно, Вы правы. Впрочем, не беспокойтесь, кто я такой, чтобы сметь очернить честь особы из королевской семьи, тем более, дамы. Обещаю держать руки при себе, а свою шею — при Вас.
Кастиэль снисходительно улыбнулся.
— Да, Анна склонна к авантюрам. Но при этом она не перестает быть моей сестрой.
О, да, авантюрам. Охмурить молодого мужчину, несколько лет находившегося на войне и забывшего, что значит женское общество, влюбить в себя, заставить поддаться искушению юного притягательного тела и мечтать о счастливой женитьбе. А потом в один миг лишить всего, когда ворвавшаяся в его дом стража обвинила Винчестера в преследовании сестры короля, домогательствах, попытке обесчестить Ее Высочество, обмане и даже заговоре против монарха. Ничего непонимающего, растерянного и полураздетого Дина связали, увезли в крепость и бросили в темный сырой подвал на подстилку из соломы, как преступника.
Его должны были казнить, но король оказался милостив, как и всегда: смерть заменили на рабское положение шута — комнатной собачки у ног короля, грелки в его кровати. Дин, услышав указ Кастиэля, молил о гильотине, но палач лишь смеялся над ним на глазах ожидавшей зрелища толпы, и с тех пор его честь не стоила и ломаного гроша.
Анна, легко справившаяся с ролью жертвы, пострадавшей от рук сластолюбца, была отправлена на поправку нервного здоровья на воды в сопровождении своячницы графа Кроули. Лучшей компании, чем обесчещенная сестра графини Абаддон, ею же и отосланная, как живое напоминание о постыдной страсти своего мужа, было не сыскать.
Дин отогнал воспоминания и растянул губы в улыбке, снова надевая маску шута.
— Да, сестрой и, к тому же, еще и выгодным товаром. Впрочем, как и Ваша супруга, — добавил он к словам Кастиэля, с грустной усмешкой наблюдая, как тот темнеет лицом, и прекрасно зная, что за этим последует.
— В спальню, готовься. Я приду через час.
— Слушаюсь, Ваше Величество, — Дин склонил голову в уже привычном поклоне и развернулся ко дворцу, не позволяя себе держать спину не иначе как по военной выправке. Порой он и сам себе удивлялся, провоцируя короля и не сдерживая наглый язык, словно и вправду шутовской колпак влиял на его голову. А мог бы он избежать этой участи, если бы был послушным и молчаливым зверьком у ног хозяина? И что-то внутри ему подсказывало — нет. Еще тогда, во время его пребывания во дворце по окончании войны, Дин понимал, что жаркие взгляды короля до добра не доведут. Тем более монарх не простит ему, что Дин предпочел Анну.

Глава 3
На следующий день, с шумной свитой фрейлин на нескольких каретах и с обозом позади, возвратилась сестра короля, и почти одновременно с ней прибыл каган Люцифер. В честь этих двух событий король приказал устроить прием.
Дин, как и всегда, с того самого дня, когда его лишили меча, звания, семьи, имени и свободы, сидел на ступеньке перед троном, на расстоянии, отмерянном цепью от его ошейника до королевской руки. И когда Кастиэль натягивал ее, недовольный поведением раба, Дин каждый раз надеялся, что терпению Его Величества пришел конец, и гильотина на главной площади, наконец, опустится на его шею. Но, увы, его вновь ждало наказание королевским ложем или, за особые провинности, перед этим еще и плетьми.
Единственное, чего Дин страшился и, в то же время, ждал, так это оказаться отданным кому-нибудь другому. И он готов был презирать себя за этот страх, который мог бы стать его избавлением от позорных мучений или же новой пыткой.
Но Дин — шут Его королевского Величества, и он помнил об этом, покачивая головой, чтобы звенели бубенчики, перебивая знать ехидными фразами, замечая, что чем злее и оскорбительнее его слова, тем шире довольная улыбка на лице Кастиэля. Но много ли у шута удовольствий?

— Ее Высочество, принцесса Миравская! — гости расступились, склоняясь в поклоне перед сестрой правящего монарха. Анна, словно белоснежный ангел, плыла между ними, кажется, успевая улыбнуться всем и каждому.
Ее любили при дворе все те, кто видел лишь на приемах, и опасались острого, непредсказуемого ума те, кто был знаком с ней ближе.
И сейчас Дин многое отдал бы за то, чтобы стоять среди склонившихся перед Анной в поклоне. В нем не осталось ничего от прежней горячей влюбленности, но он не винил принцессу: избалованная сестра короля, не знающая отказа в удовольствиях. Ее ли вина, что игры королевской семьи несравнимо важнее свободы и даже жизни ее подданного?
Сжимающий горло ошейник на массивной цепочке позволил встать лишь на колени, склоняя голову у ног монарха. Дин не поднимал глаз, ощущая жгучий стыд даже не за свое положение, а за ту вину, которую он увидит во взгляде Анны, направленном на него. Но Ее Высочество только невесомо усмехнулась, заметив новую игрушку короля.
— Твои фантазии, братец, удивительно предсказуемы. Недаром супруга предпочитает проводить время на наших знаменитых курортах, чем рядом с тобой.
— Ты всегда была ко мне несправедлива, сестра, — Кастиэль, едва дотрагиваясь губами, ткнулся в ее щеку. — Как она, кстати?
Анна пожала плечами.
— Передает Вам привет и свои наилучшие пожелания. Ждет с визитом на день рождения дочери.
— Непременно, — Кастиэль вздохнул и с должной нотой трагизма развел руки, обращаясь к стоящему рядом Кэмпбеллу. — Увы, даже сильные женщины оказываются столь слабы перед самой природой. Вторые роды дались моей жене так тяжело, что ей, бедняжке, приходится теперь все время проводить на водах, пытаясь восстановить пошатнувшееся здоровье. Я невозможно скучаю, но что поделать, заботы не отпускают.
Кэмпбелл прожил достаточно долго, чтобы не пытаться льстить и не бояться за свою голову, а его сын служил под началом Винчестера, поэтому он лишь вежливо посочувствовал королю и довольно прозрачно посетовал на непостоянство судьбы, так легко играющей с людьми. Впрочем, то ли Кастиэлю оказалось сегодня не до споров — Люцифер уже расположился в отдельной ложе со своей свитой — то ли он был настроен слишком благодушно, явно удовлетворенный окончанием недавно завершившихся переговоров, но Кэмпбелл удостоился протокольного ответа о бренности человеческой жизни, кажется, даже не намекающего на его собственную.
Первый танец Анны традиционно принадлежал королю, следующий — кагану, будущему мужу. И Дин, оставивший коленопреклоненную позу, почти расслабленно сел у ног монарха, то и дело перехватывая полный превосходства взгляд Люцифера. Он кружил Анну в разученных перед поездкой движениях, что-то нашептывая ей на ушко, почти касаясь носом рыжеватых, чуть вьющихся волос, когда-то казавшихся Дину ценнее золота, а теперь напоминающих лисье, и, по всей видмости, нарочито нарушил нормы приличия, позволяя себе остаться с Ее Высочеством наедине на терассе. Но десятки глаз, наблюдавших за ними, не смогли бы рассказать ничего иного, чем вежливый обмен любезности и охапки комплиментов, так щедро рассыпанных каганом с присущей прямотой степных жителей.
Каждое слово и поворот головы участвовавших во всем этом фарсе были так плавны, что Дин чуть ли не физически ощущал их неестественность. Но, в конце концов, какой бы ни была сестра короля, Кастиэля трудно представить невинной жертвой, неспособной заметить обмана.

— Все чаще я вижу счастье в том, что любой вечер имеет свойство заканчиваться, — король, едва дождавшись, когда с него снимут застегнутый на немыслимое количество петель сюртук, с раздражением содрал ненавистный ему парик и прогнал слуг, оставляя одного пажа навести воду в ванной.
— Ваше Величество желает, чтобы я помогал ему? — Дин, утомленный приемом, балом и, как бы он ни прятал от себя это, унижением от равнодушия Анны, хмуро оглядел раздевшегося Кастиэля, оставшегося в одном исподнем.
Король молча потянул его за тугой железный ошейник с витиеватой вязью клятвы преданности — создатели таких штук всегда отличались изобретательностью — и поморщился, замечая кровавые следы на покрасневшей потертой коже. Он подошел к шкатулке перед зеркалом, достал оттуда ключ и осторожно снял обруч с шеи Дина.
— Подожди, я велю принести масла.
— Кажется, его здесь и так в избытке, — Дин невесело усмехнулся, прикрывая глаза от ощущения долгожданного освобождения.
— Тогда, может лекаря?
В голосе короля мелькнуло настолько новые, странные интонации из смеси нерешительности, заботы и даже вины, что Дин распахнул глаза и посмотрел на Кастиэля в упор. Тот вздохнул, отходя на шаг дальше.
— Ты же понимаешь, что мне пришлось так поступить не из желания унизить тебя, а защищая твою жизнь. Увидь Люцифер тебя сегодня облаченным в прежние регалии, он бы отказался даже начать переговоры. И уж точно бы воспользовался этим, выставив козырем в самый неподходящий момент.
— Если бы я не был уверен в абсурдности этого предположения, решил бы, что Люцифер мстит мне за отказ разделить с ним ложе.
Кастиэль отвел глаза, и Винчестер недоуменно поднял брови.
— Ты не далек от истины: каган не так давно говорил, что степь дика и скучна, и ему не помешало бы развлечение с бубенцами на трехрогой шапке.
Дин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Кто он такой — разменная монета в делах тех, кому принадлежат государства — и король легко откажется от него, если сочтет это выгодным, какие бы ни были у Винчестера прошлые заслуги перед страной.
Дин заставлял себя дышать, отгоняя мерзкий металлический привкус во рту и протянувшую к нему свои щупальца холодную темноту.
— И что же помешало Вашему Величеству? — нашел в себе силы спросить он.
Король хмыкнул и достал из шкафа так хорошо известную Дину склянку с заживляющей мазью.
— Я решил, что сестры кагану будет вполне достаточно для веселья. Должно что-то и мне остаться.
Дин устало покачал головой, и — на пробу — едва дотронулся до припухшей израненной кожи на шее.
— Что же, тогда вызывайте лекаря, пусть будет хоть какая-то польза: назавтра весь двор узнает, что король хоть и заботится о своих питомцах, но в гневе справедливо жесток, и лучше с ним не связываться.
Король зачерпнул пальцами густую пахучую смесь и мягко провел подушечками пальцев.
— Стой ровно, жертва королевского гнева, сначала немного пощиплет, потом станет легче.
Дин послушно наклонил голову в сторону, облегчая доступ к шее, шипя от жжения, и Кастиэль подул на стертую покрасневшую кожу, как маленькому ребенку.
Странно, но Дин не чувствовал к нему злости: немного боли снаружи и разрывающей — там, внутри, в груди — от чувства унижения за свое тело, оказавшееся послушным тому, кто обрекал его на такое существование, но и благодарности, извращенной, непонятной ему самому.
Слишком много сплелось в его короле, особенно после слов, выплюнутых в лицо почти сломавшегося Дина, о том, что он воин, который должен продолжать бороться, даже если уже нечем и не за что, пока жива его душа. И, к тому же, всегда оставалась присяга, клятва верности.
Слишком много, чтобы Дин мог разобраться в себе, и он просто отпускал свои мысли, не в силах найти какое-то единственное решение.

Глава 4
К свадьбе сестры короля готовились хоть и быстро, но с размахом, не жалея казны на роскошь: правитель был рад заключить союз с каганатом и стремился показать свое расположение Люциферу. Тот въехал в столицу вместе со своей многочисленной свитой, охраной, и чуть ли не гаремом. Король разместил их в отдельном крыле замка, со всеми возможными почестями и удобствами, получив в ответ подарки, равносильные выкупу за невесту.
Следом, менее помпезно, но с изрядным количеством вещей, вернулась Ее Величество с двумя детьми, пухлыми карапузами-погодками. И даже если бы Дин сумел пропустить это событие, нарочито громкие стоны, перемежаемые с недовольным шипением, доносившееся из королевской спальни рядом с его каморкой, вряд ли ему бы это позволили. Впрочем, Кастиэль и раньше не раз прибегал к услугам любовниц, и Дин порой даже думал, что это такая странная королевская месть вперемешку с попыткой вызвать ревность. Глупости, он радовался такой передышке.
Нет, Винчестер, скрепя сердце, признавал, что король не был плохим любовником, и пусть не каждый раз, но ему удавалось добиться от Дина отклика, умело используя руки — властные, сильные, нежные — и столь мягкие влажные губы. И тело предавало его, с каждым разом все с большей готовностью реагируя на ласки Кастиэля, на его присутствие рядом. Только после Винчестер испытывал не сытое удовлетворение, а липкое, гадкое чувство сопричастности к чему-то грязному, вымарывающему его с головы до ног.
Королева же откровенно недолюбливала шута, не упуская возможности напомнить о его положении во дворце, словно это был выбор Дина.
— Надеюсь, вы хорошо спите, гости не должны скучать на наших вечерах, — с легкой улыбкой небрежно поинтересовалась Белла.
— Исключительно благодаря заботе Ее Величества, прекрасно, — с поклоном, предельно вежливо ответил ей Дин.
— Ах, жаль, в таком случае, что моя забота столь редка и недолговечна, — уже с долей язвительности заметила королева, и Дин, прекрасно понимая и двоякость слов Беллы и еще большую неоднозначность своего ответа, все же не сдержался.
— Для меня большая честь довольствоваться хотя бы ее крохами.
О, да, Дин вполне готов был терпеть давно не оскорбительные для него подколки в обмен на собственное спокойствие. И он даже поверил бы в банальную женскую ревность, если бы Белла не отсутствовала десять месяцев в году из двенадцати, приезжая лишь по государственным праздникам и еще реже — навещая королевскую спальню.

Время Кастиэля было расписано по минутам: приемы, обеды, прогулки, смотры, балы, и они почти не оставались с Дином наедине. Утром, дождавшись, когда паж, одевавший короля, выйдет из комнаты, Дин повернулся спиной к окну и, насколько мог небрежно, поинтересовался:
— Как мне следует выглядеть завтра? Шапка с бубенчиками, расписные штаны, ошейник, наручники?
Кастиэль посмотрел на него таким взглядом, словно не понимал, о чем тот вообще его спрашивает, устало вздохнул и покачал головой.
— Нет. У меня нет и не было намерения позорить тебя. Думаю, завтрашний день тем более пройдет без пристального внимания к тебе. Разве что вечером…
Король осекся, но Дин и так понял — подвыпившие гости не преминут найти развлечение в шуте. Кастиэль сжал пальцами переносицу и продолжил совершенно об ином:
— Дин, я хочу, чтобы ты сегодня пошел со мной на Совет.
— Это желание брата Анны или правителя? — грустно усмехнулся Дин, хорошо представляя, как его встретят после возвращения королевы и в преддверии знаменательного события, чуть не сорванного по его вине.
— Твоего короля, если угодно, — холодно парировал Кастиэль, и тут же смягчился. — Прибыл гонец с северо-запада, у него что-то срочное и крайне неприятное. Генерал Сингер просил об аудиенции, но для экономии времени я решил сразу созвать Совет.
Дин склонил голову, еще не покрытую трехрогим колпаком, обозначая свое повиновение. Странно, но чем больше давили, унижали и высмеивали Винчестера за пределами этих комнат, тем мягче и неожиданно виноватее становился Кастиэль.

Вести, что принес гонец, были ужасающи: война. И его счастье, что о них рассказывал генерал Сингер, иначе быть измученному дорогой воину повешенным в лучших варварских традициях. С северо-востока, там, где еще недавно нежились на водах королева с детьми, напал вестфальский император, стремительно прокладывая себе путь по беззащитным деревням и городкам, встречая лишь слабое сопротивление отчаянно сражающихся пограничников.
Совет слушал генерала молча, явно ошарашенный новостями. Дин же словно окаменел — только усилием воли он заставил себя не сбежать: как он мог не подумать о том, что присутствовать будет именно Сингер, под началом которого он прошел свою первую войну, который научил его, тогда зеленого юнца, бояться за жизнь своих солдат больше, чем за свою шкуру, научил нести ответственность, принимать решения, практически называл своим сыном. А теперь он стоит перед ним в шутовском колпаке, позвякивая бубенчиками и доказывая свое преданное служение королю и в пиру, и в быту.
Впрочем, либо Сингер был уже осведомлен о его положении, либо умело притворялся, но он упорно делал вид, что не видит ничего необычного.
Сквозь ставший неожиданно холодным воздух, от которого пробирал озноб, Дин, как через вату, ощущал напряжение, злость и растерянность короля: война на два фронта была не просто неожиданностью, а грозила огромными разрушениями и жертвами, если Миравица вообще сумеет выстоять. И то, что свадьба должна состояться именно сегодня, знаменуя начало действия договора между ними и каганатом, давало возможность избежать новых невыгодных условий со стороны Люцифера. Вряд ли он пойдет на отмену брака за несколько часов до церемонии. Оставалось надеяться лишь на то, что разведчики каганата на северо-востоке будут менее расторопны.

По окончании рассказа генерала в кабинете повисла тяжелая, мрачная пауза. Первым пришел в себя Кроули.
— Что же, в сложившихся условиях нам необходимо как можно скорее переправить войска с южных границ к Вестфалии.
— И как Вы это, милейший граф, предлагаете сделать? — герцог Бальтазар, фыркнув, закинул ногу на ногу, постукивая подушечками пальцев друг о друга. — Армия — это не какой-то маленький отрядец, там добрых две недели хода со всеми обозами и припасами.
— Послать гонца незамедлительно и поторопить хотя бы конницу, — предложил Кроули, не теряя самоуверенности.
Король молчал, раздумывая, и явно даже не вслушивался в спор.
— Генерал, а у вас какие варианты? — спросил он у Сингера, наконец отвлекаясь от пейзажа за окном.
Дин, сжавший спинку королевского кресла до побелевших костяшек, не смея поднять глаза на Сингера, вздрогнул, когда в тишине раздался его голос.
— Решать Его Величеству, но до прибытия подкрепления от каганата отзывать войска с южных границ неразумно. Остается лишь королевская гвардия, которая сейчас в столице, и ополчение.
Кастиэль молчал, и Дин знал, что тому необходимо посоветоваться с ним, как и прежде, но никто сейчас не дал бы ни места, ни времени оставить их наедине. Да и было бы крайне странным объяснять перерыв потребностью в разговоре с шутом.
Король выпрямился, привлекая к себе внимание, и, спустя долгую паузу, решил.
— Генерал, готовьте гвардию к отъезду, бумагу о назначении вас командующим я сейчас подпишу. Выступаете сразу после официальной церемонии. И, прошу вас, как можно тише, — голос Кастиэля дрогнул на последних словах, выдавая его волнение.
— Но гвардия и была оставлена в столице, чтобы празднования прошли не только красиво, но и мирно, — попробовал возразить Бальтазар, и сразу же замолчал под тяжелым взглядом Кастиэля.
— У кагана Люцифера достаточно охраны, чтобы не бояться, а нам здесь не от кого ждать нападения. Пока не от кого, — добавил король, и в этом явственно слышалось «если мы не поторопимся».
Генерал согласно кивнул и раскланялся, прощаясь. Дин так и не поднял глаз, боясь встретить в ответном взгляде Сингера разочарование.

— Если бы меня так не заботили другие проблемы, — сухо отметил Кастиэль, когда они уже вышли в коридор, — я бы обязательно посочувствовал тебе. Может, даже попросил прощения за невольную демонстрацию твоего статуса. Но сейчас есть вещи гораздо важнее твоего душевного состояния, поэтому будь добр, веди себя как обычно, чтобы Люцифер или его пройдохи не заподозрили иную причину твоего опрокинутого лица, чем оплакивание окончательно потерянной Анны.
Дин с трудом сглотнул вязкую слюну.
— Простите, Ваше Величество. Ваши указания будут исполнены.
— Очень надеюсь на это, — также безразлично ответил Кастиэль и быстрее зашагал в сторону своих покоев.

Меньше чем через час на пороге показался уже король — безукоризненно убранный, в роскошной мантии, держа в унизанных кольцами пальцах тяжелый инкрустированный драгоценными камнями жезл.
Дин плохо запомнил саму свадьбу: новости о войне, шум и толчея, все это сбивало, утягивало, не давало ни сосредоточиться, ни отвлечься. Анну, похожую на белое облако, он видел лишь мельком. Несколько детей в уменьшенных копиях нарядов новобрачных разбрасывали лепестки роз и несли шлейф подвенечного платья.
После произнесения брачных клятв, знаменующих о вступлении мирного договора в силу, Дин поймал себя на том, что вздохнул с облегчением. Оставалось надеяться на силу слова кагана.
В разгар празднования Бальтазар, подойдя к королю, тихо шепнул:
— Сингер выдвинулся с гвардией в сторону Вестфалии. Если ничего не помешает, через несколько дней конные отряды уже прибудут к границе.
Кастиэль кивнул и нашел глазами Дина, пользуясь суматохой затерявшегося среди гостей. Надо его увести до того, как Люциферу или кому-нибудь другому не пришла в голову мысль позабавиться над шутом.
Он оказался прав — не успел Кастиэль дать знак Дину, чтобы тот шел в свою комнату, как новоиспеченный жених, обменявшись любезностями с королевой, хмыкнул, демонстративно оглядывая пустующее место на ступенях возле королевского трона.
— О, я вижу, что когда рядом есть столь прекрасная дама, мужчина перестает замечать все остальное, даже если он король.
Белла прикрылась веером, глядя поверх расписанных павлиньим глазом перьев.
— Вы упрекаете Его Величество в пренебрежении государственными обязанностями? — кокетливо спросила она.
— Отнюдь, — рассмеялся Люцифер, разводя руками, — но трудно отрицать Вашу неотразимость, перед которой забываются все остальные заботы.
— Еще немного, и мне придется усомниться, а правильно ли я сделал, что отдал вам в жены Анну, — Кастиэль улыбнулся одними уголками губ, внимательно наблюдая за каганом.
— Думаю, мы оба уверены, что решение Его Величества как никогда правильно, — легко вернул ему «любезность» Люцифер, и тут же сам соскользнул на безопасную почву. — Впрочем, да простит меня Ее Величество, надеюсь, Анна считает так же.
— Я лишь рада за свою золовку, — благосклонно согласилась Белла. — Хотя Вы правы, дорогой каган, одной привычной детали сегодня не хватает.
Кастиэль внезапно почувствовал, как затрепыхалось сердце в сжавшей его ледяной руке. Что-то было не так.
— Не обижайте меня, Люцифер, — не меняя любезного выражения лица, укоризненно заметил он, — иначе я сочту, что недостаточно весел сегодняшний праздник.
— Не буду, — отступил каган, — все, несомненно, было превосходно. Теперь я жду вас с ответным визитом для проведения церемонии по нашим обычаям. В полном составе, разумеется, — он поклонился королеве, но им обоим было прекрасно известно, о ком Люцифер говорит.
Кастиэль лишь вежливо поблагодарил за приглашение.

Празднование еще продолжалось, когда поздней ночью было объявлено о фейерверке. Глашатаи зазывали гуляющий по случаю замужества принцессы народ на площадь, обещая невиданное зрелище. Знать во дворце столпилась на балконах, кто-то вышел на крыльцо, вокруг шумно грохнуло, задымило, и в небо взлетел ворох цветных огней. Женщины завизжали, где-то заплакал ребенок, остальные смеялись и хлопали в ладоши, прося продолжение.
Дин подошел к окну, больше наблюдая за разволновавшейся толпой, чем за праздничными огнями, которых особо из его окна было и не видно. Вдруг, среди канонады взрывов он расслышал что-то странное — словно глухие и беспорядочные звуки стрельбы — а затем раздались крики, стоны, брань, и Дин уже не сомневался, что слышал лязг оружия и выстрелы. Площадь заволокло дымом, все смешалось в бою и панике бегущих людей. Гвардейцы, не отправленные еще вечером к границе, и охрана бросились искать зачинщиков. Но в толпе людей, мечущихся, не знающих, где скрыться и против кого сражаться, нападавшие легко затерялись, пробираясь по коридорам дворца.
Винчестер выбежал из комнаты, споткнулся о тело охранника, ощупал его, вытаскивая оружие, и бросился к залу, где проходило празднование. Враги наступали. Он уже начал различать нападавших и с удивлением узнал не вестфальскую форму, а одежду воинов кагана. Злость скрутилась в груди узлом, расплескалась тяжелыми, яростными волнами в кровь, заставляя дрожать руки от нетерпения всадить свой меч в обманщиков, расправиться со лжецами и предателями.

— Белла, бери Анну.
Кастиэль быстро пробежал взглядом по мечущейся толпе: знать вела себя не лучше простого народа — те же крики, толчея и беспомощность.
— Стражу оставляю вам, и бегите, — Белла попробовала возразить, схватив его за рукав, но Кастиэль сбросил ее руку и стал прорываться через зал.
Король зажал в руках ритуальные ножи — к счастью, хоть это предусмотрено торжественным костюмом, и быстро окрасил кровью врага изогнутые лезвия. Мантия давно осталась где-то позади, и только тяжелая корона хотя и мешала, но все еще крепко держалась, пока перед глазами Кастиэля не помутнело от удара. И уже проваливаясь в тяжелую болезненную темноту, он заметил перед собой спокойные и сосредоточенные зеленые глаза.

Глава 5
— Пейте, Ваше Величество.
В подбородок ткнулось что-то холодное, и король послушно разомкнул спекшиеся сухие губы, жадно глотая воду. Он попытался приоткрыть глаза, и в голове резануло острой болью, напоминая о произошедшем. Кастиэль застонал.
— Тш-ш, тише, — шепнул тот же знакомый голос.
Дин, это ведь он? Кастиэль усилием воли поднял веки, но не увидел ничего, кроме полной темноты. Шум в голове и боль мешали сосредоточиться.
— Где мы? В плену в камере? — проскрипел он, бесполезно шаря руками по себе и натыкаясь лишь на складки какой-то ткани и холодный земляной пол под собой. — Почему тогда живы?
— На Вас напали. Но Вы доблестно сражались и сумели выжить.
— Люцифер? — Дин промолчал, но ответ и так был очевиден. — Где Белла, Анна, что с моей короной?
— Вашу корону я спрятал, как и остальные драгоценности и… одежду, — после неловкой заминки добавил Дин. — Где Ее Величество и Ваша сестра, я не знаю.
Кастиэль замер на мгновение, сквозь пелену дурмана осознавая, что он лежит в одном исподнем под солдатским плащом, вздохнул и пробормотал.
— Что дальше?
Глаза, наконец, привыкли к темноте, и он различил каменные стены подвала и силуэт Дина, сидевшего рядом. На нем уже была одета простая солдатская форма, на щеке темнела то ли грязь, то ли кровь, но они были оба живы и, кажется, даже сумели спастись, если конечно удастся добраться хотя бы до границы.
— Мы в подвале дворца, — подтвердил Дин его мысли. — Если Ваше Величество сможет подняться или позволит мне Его нести, мы продолжим путь в сторону реки.
— Король, спасшийся бегством в компании шута, и корона, спрятанная по соседству с крысами. О нас сложат легенды, — усмехнулся Кастиэль и тут же скривился от накатившей волной боли между ребрами. — Что же, веди меня, здесь небезопасно.
Должно быть, Дин кивнул — в темноте было не видно — и аккуратно обхватил короля за плечи, приподнимая и позволяя сесть.
— Я приготовил одежду, правда, не думаю, что она подойдет, но в нынешнем положении…
Дин осекся, неловко пододвинув расправленную рубаху и штаны солдатской формы, но Кастиэль только слабо махнул рукой.
— Оставь эти титулы, кому они сейчас нужны, — добавил он, опираясь на теперь уже бывшего шута. — Кем я буду? Ганс? Питер? Солдат Его Величества? Насмешка судьбы.
— Так безопаснее, — смиренно повторил Дин, и король не стал спорить.
К чему? Им нужно спастись, и если для этого нужно стать хоть портовым грузчиком, он согласен.
Кастиэль послушно переоделся в солдатский мундир и, оперевшись на Дина, смог подняться. Они старались спешить, минуя темные извилистые коридоры с застоявшимся, тяжелым сырым воздухом, неухоженные и освещаемые лишь слабым светом припасенных Винчестером свечей.
— Напомнишь мне потом приказать почистить подземный ход, — Кастиэль остановился, тяжело дыша, оперся о стену, и тут же отдернул руку, наткнувшись на что-то склизкое.
Дин хмыкнул и отковырнул раздавленного слизня.
— Река близко, — пояснил он.
К середине пути король заметил, что Дин и сам прихрамывает, но на вопрос о травме предсказуемо ответил, что ничего серьезного и сейчас важнее выйти, а все царапины подождут своего часа.
Винчестер уже и сам потерялся во времени, петляя по бесконечным темным коридорам в духоте спертого воздуха. Кастиэль молчал и только загнанно дышал, с трудом преодолевая путь. Ныла пропоротая нога, наступать на нее становилось все тяжелее, но Дин заставлял себя идти вперед: сейчас главное вывести короля, а тело подождет.
Последняя свеча стекла огарком, обожгла пальцы, огонек мигнул и погас, развеявшись белесым дымом в кромешной тьме.
— Ваше Величество? — тихо позвал Дин, ничего не видя и только слыша сзади надсадное дыхание.
— Идем уже, — устало выдохнул Кастиэль. — Не боишься же ты темноты? Это было бы прискорбно.
Винчестер ничего не ответил и послушно побрел вперед, касаясь рукой стены и молясь о том, чтобы под ноги никто и ничто не попало.
Внезапно ладонь наткнулась на препятствие. Дин провел по нему рукой, скользнул на другую сторону хода и наткнулся на Кастиэля.
— Что там? — насторожился король.
— Не знаю, — растерянно ответил Дин. — Кажется, тупик.
— Или дверь?
Дин промолчал, боясь спугнуть удачу, ощупал стену, и, едва усмиряя гулко забившееся сердце, нашел пальцами что-то похожее на щеколду. Он потянул выступающий железный штырь на себя, проржавелый металл заскрежетал, с трудом поддаваясь. Дин дернул рывком, и задвижка глухо хлопнула, открывшись. Кастиэль шумно выдохнул, напряженно ожидая.
Винчестер вытер рукавом стекающие со лба капли пота, отошел на шаг назад и толкнул ладонями в массивную доску. Та не поддалась. Дин навалился снова, отталкиваясь и проскальзывая ногами по земляному полу, но чуть было сдвинувшаяся дверь застопорилась снова, оставляя узкую щелку, через которую проникал слабый свет.
Кастиэль с трудом поднялся, опираясь о стену, и прижался спиной рядом.
— Давай вместе попробуем.
Дин кивнул и ударил плечом снова. Дверь гулко ухнула и сдвинулась, вырывая за собой наросший за годы дерн.
— Видимо, Ваши предки не часто сбегали из своего дворца, — он оперся ладонями о колени и потряс головой, чувствуя, как стекает каплями пот по вискам.
Кастиэль засмеялся и натужно закашлялся, растирая поврежденную грудь. Дин молча протянул фляжку с остатками воды и король, поколебавшись, глотнул, стараясь оставить воду Винчестеру.
— Да мы все больше по балконам, чем по подвалам.
Он протянул флягу обратно, и Дин, поболтав ее и услышав тихий всплеск воды, удивленно дернул бровями. Допил остатки, пристегнул к поясу и попытался выглянуть наружу сквозь образовавшийся зазор.
— Ничего не понять, одни кусты вокруг. Придется надеяться, что про подземный ход все действительно забыли. Готовы, Ваше Величество?
Кастиэль фыркнул, представляя, как сейчас его величество выглядит: в солдатской форме, с рассеченной бровью, весь в грязи, крови и после нескольких часов блуждания по недрам города.
Дверь со скрипом и шорохом, упорно цепляясь за дерн и ветки, неохотно, рывками поддавалась напору двух мужчин.
— Есть, — тихо сказал Дин, и, заметно прихрамывая, первый вышел на поверхность.
Он зажмурился, ослепнув от яркого солнца после темноты подземелья, прикрыл ладонью глаза и сполз на землю, глубоко и часто дыша свежим воздухом. Впереди под чистым осенним небом была видна лента реки и другой берег, поднимающийся таким же обрывом, заросший травой и кустарниками и уходящий бесконечными лесами дальше, покуда он мог видеть. Винчестер прислушался, но кроме громкого стрекота сверчков и заглушаемых расстоянием криков местных да лая собак ничего не услышал. Он заглянул обратно, ничего не видя, и наугад протянул руку. Кастиэль, ухватившись, вышел следом.
— Слава тебе, Пречистая, — выдохнул король.
Следом он тут же сквозь зубы процедил какое-то ругательство и лег прямо на траву, вытягиваясь и с кряхтением, перемежаемым стонами, устраивая свое измученное тело. Дин осторожно опустился рядом. Кастиэль повернул голову и с беспокойством заметил его бледность, частое поверхностное дыхание, испарину над губой и на лбу. Вся правая штанина пропиталась кровью.
— Думаю, нам стоит подождать вечера, — Дин скривился, пододвигая к себе раненую ногу.
Кастиэль кивнул.
— Ногу покажи, осмотрю тебя.
Дин изумленно посмотрел на него и замотал головой.
— Нет, благодарю Ваше Величество за заботу, но не стоит, я…
Кастиэль недовольно нахмурился.
— Я же сказал, к черту титулы, не дай Бог ты нас ими выдашь. Зови меня как угодно, хоть Чарли, но забудь про свою вежливость. И раз уж я для тебя по-прежнему король, то не смей спорить.
Дин обреченно выдохнул и послушно позволил разорвать штанину, чтобы осмотреть рану. Кастиэль нахмурил брови, замечая рваные края и темно-красное месиво вдоль всей лодыжки, где прошелся кривой восточный кинжал. Каганат. То, о чем король старался не думать всю дорогу, да и не мог, стараясь лишь не упасть, не потерять сознание и дойти, теперь явственно вставало перед ним отвратительной правдой — предательство Люцифера, воспользовавшегося поводом и вероломно напавшего на того, кому сам должен был помогать в борьбе с врагами. Что теперь будет с Беллой, Анной, с детьми? О себе он предпочитал не вспоминать.
— Вы увидели там всю бренность бытия? — Дин неловко приподнялся на одной руке, удивившись, что могло так заинтересовать короля, и наткнувшись на его совершенно пустой взгляд.
Кастиэль тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас метания, и надавил на края раны, заставляя Винчестера зашипеть.
— Не подгоняй лекаря, если не хочешь вместо ноги получить зашитый рот, — мстительно ответил он и выдернул из-за пояса Дина флягу. — Я за водой.
Король спустился к реке, прокрадываясь между кустов и цепляясь за гибкие ветки. От каждого шага в ребрах отдавало болезненными уколами, и он морщился, прижимая ладонь к пострадавшему боку.
Кастиэль встал на колени, наклонился к воде и плеснул несколько горстей себе в лицо, отмываясь от грязи. Хотелось искупаться полностью, очиститься, соскрести с кожи, а лучше — с души, все налипшее, но рисковать было нельзя: неподалеку бабы стирали белье, где-то выше по течению виднелись рыбаки. Король быстро наполнил флягу водой и, так же скрываясь за зеленью листвы, полез наверх.
Кастиэль раздвинул ветки и наткнулся на напряженный взгляд Дина, зажавшего в руках нож. Увидев короля, он расслабился и опустился обратно на землю.
— Обмотать нечем? — хмуро спросил Кастиэль, сколупнув налипшую на оставшейся части штанов грязь.
— Если только пожертвовать исподним.
Король пожал плечами и начал расстегивать камзол. Дин приподнялся на локтях, с широко распахнутыми глазами наблюдая за невозмутимо раздевающимся королем.
— Что? — спокойно спросил тот, стягивая сорочку через голову и открывая огромный лиловый синяк. — Или у тебя вдруг осталось прежнее белье?
Дин мотнул головой. Кастиэль также спокойно разорвал тонкий шелк на полосы и застегнулся обратно.
— Кас, — тихо шепнул Дин.
Король недоуменно выгнул бровь.
— Я будут звать тебя Кас.
— Какое странное имя, — отозвался Кастиэль и равнодушно пожал плечами. — Впрочем, мне все равно, главное запомнить и не забывать на него откликаться.
— Вы шутите, это добрый знак, — слабо улыбнулся Дин, удивляясь, где Его Величество мог научиться так ловко промывать раны и заматывать их.
— Теперь я солдат, — подмигнул король, — а солдатам не положено бояться смерти и прочих неприятностей.
В вечерних сумерках они рискнули искупаться, приведя себя в порядок, и уже в ночи попытали счастья попасть в дом герцогини Харвелл.

Вход в ворота перегородили двое стражей.
— Не положено. Приказ госпожи — никого не пускать.
— Но у нас срочное дело, передайте хотя бы записку! — попробовал пробиться Дин.
— Не положено, — повторил охранник, немного подумав, и задвинул окошко на воротах.
Винчестер чертыхнулся от непробиваемости стражи и оглядел забор в поисках лазейки. Кастиэль проследил за его взглядом и покачал головой.
— Даже не думай. Если мы и сможем перелезть, не свернув себе голову, глупо сбежать от воинов каганата, чтобы быть загрызенными собаками.
— Вы знаете еще какой-то выход? — огрызнулся Дин, чувствуя, как его уже ведет от слабости и кровопотери.
— Кажется, да, — Кастиэль, прищурившись, смотрел на показавшийся в конце улицы экипаж.
Дверь кареты отворилась, и в окне показалась дочь герцогини, Джо.
— У нас гости? — уточнила она, пристально разглядывая странную парочку.
Дин склонился в поклоне и слегка надавил между лопаток королю, вряд ли сейчас помнящему о том, как солдат должен приветствовать Ее Светлость. На долю секунды на лице Джо мелькнуло узнавание, сменившееся ужасом и полным непониманием происходящего, но тут же вернулись обычное спокойствие и деловитость.
— Пропустите солдат, — небрежно бросила она распахнувшим ворота и вытянувшимся в струну стражам. — Проходите, — это уже новоявленным солдатам, — на кухне вас будет ждать ужин и чистая вода. В конце концов, какова бы ни была причина их визита, мы же не можем держать на пороге наших защитников.
Дин кивнул и снова подтолкнул Кастиэля в спину, заставляя склониться.
— Простите, Ваше Величество, — тихо шепнул он, извиняясь за свой произвол.
— Твое счастье, что ты сбежал без ошейника и цепи, — также едва слышно ответил король, и Дин горько усмехнулся.
— Может и без цепи, но ошейник никуда не делся.
Винчестер отогнул ворот камзола, и Кастиэль рвано вдохнул: под тканью все это время скрывалась полоска металла с выгравированным вензелем короны и словами принадлежности монарху. Он совсем забыл, что не успел его снять.

К тому времени, когда Дин и Кастиэль умылись, поливая друг другу теплую воду из кувшина, и переоделись в чистое, на кухне их уже ждал неприхотливый стол: похлебка, хлеб, сыр, немного вина и что-то еще, видимо, оставшееся с ужина. Но сейчас даже такая еда показалась королю и тем более — Дину — самой желанной и вкусной. И только вбитые за много лет приличия не позволили накинуться на еду, будто оголодавший простолюдин, запихивая в рот куски мягкой домашней выпечки.
Позже служанка проводила их в скромную гостевую комнату, похоже, оставшуюся от прислуги, позвала лекаря и оставила одних. После осторожных постукиваний, надавливаний, разбередивших раны, мазей и перевязки Кастиэль осторожно лег на кровать, держась за ушибленный бок, и почувствовал, как усталость, собравшаяся за все это время, накрывает его с головой. Дину же все не удавалось устроиться, беспокоила нога, он ворочался, сопел, и в конце концов поняв, что толком отдохнуть ему не удастся, спросил:
— Надеюсь, вы не сердитесь на герцогиню? — Кастиэль заворочался, отгоняя сон, и снова закашлялся.
— У тебя, должно быть, есть все основания считать меня деспотом и самодуром, но, право же, дураком я, кажется, себя не выставлял.
— Простите, Ваше Величество, — язвительно ответил Дин, вновь примеряя маску шута. — Я что-то в связи с последними событиями позволил себе подзабыть, кто из нас двоих дурак.
— Ты отвратительный шут, Дин, — Кастиэль широко зевнул, тут же прижимая ладонь к ребрам, где болезненно кольнуло. — Слишком много правды, ума и ничуть не весело. Впрочем, воин из тебя намного лучше, — добавил он, отворачиваясь к стене. — Кстати, спасибо.
— Не за что, — усмехнулся Дин, наконец чувствуя, что он засыпает.

Эллен пришла уже утром.
— Ваше Величество, — едва закрылась за нею дверь, она присела в глубоком поклоне, но Кастиэль лишь отмахнулся. — Простите за такой прием, но сохранить иначе Вашу тайну не представлялось возможным.
— Моя благодарность в то время, когда вчерашние союзники оказываются врагами, не знает границ. Будьте спокойны об этом.
— Хорошо. Чем я могу служить Вам?
Кастиэль раскрыл было рот ответить, но вдруг нахмурился, понимая, что он не знает, какие вещи им могут понадобиться, и он даже не решил, куда направляется дальше.
— Нам нужны две лошади, немного провианта в дорогу и оружие, — пришел на помощь Дин.
— Вы собираетесь в дорогу? В таком виде? — удивилась герцогиня, но Дин кивнул.
— Мы не знаем, кто еще замешан в заговоре, и нужно бежать как можно скорее. Даже сейчас вы подвергаетесь опасности просто потому, что король в Вашем доме.
— И скажите, дорогая герцогиня, известно ли, где моя жена и сестра? И что с детьми?
Эллен виновато развела руками.
— Весь город охвачен беспорядками, сведения приходят противоречивые, пока ничего неизвестно. Чудо, что до нас еще не добрались, хотя, полагаю, это ненадолго, — Эллен грустно усмехнулась. — Впрочем, так быстро Харвеллы не сдадутся.
— Тогда нам следует выступать прямо сегодня, как только наступит вечер. Ведь этого времени хватит, чтобы все подготовить? — уточнил Кастиэль.
— Довольно и пары минут. Может, пока стоит еще раз прислать вам лекаря? — Эллен с сомнением оглядела скованные позы короля и его сопровождающего, синяки и порезы на лицах.
— Если у вас есть человек, который сможет снять это, — Кастиэль кивнул на Дина, и тот отвернул рубаху, показывая металлический ошейник, — то лучше прислать именно его.
— Позволите? — спросила Эллен, ничем не выдавая своего удивления, и протянула руку.
Она провела пальцами по стали, потрогала замок и покачала головой.
— Здесь нужен кузнец, а как раз сегодня он в отъезде, увозит дочерей. Сейчас многие бегут из города, боясь погромов и насилия.
— Тогда достаточно только лошадей, — Дин, заставляя себя не показать разочарования, поднялся вместе с герцогиней и склонил голову в знак признательности.

Продолжение в комментариях...

@темы: Авторский фик, Огонь (2015), R

---

04. Беспокойнички – Пятнадцать тактов (музыка!ау + арт)

[Земля Обетованная]

Есть в нас струны, которые должен задеть кто-то со стороны.
(с) Джон Апдайк

Название: Пятнадцать тактов
Автор: Земля Обетованная
Бета: Земля Обетованная
Артер: Земля Обетованная
Персонажи/пейринг: Кастиэль/Дин, Сэм, Бенни, Габриэль
Рейтинг: G да, в наших выкладках будет рейтинг, но не сегодня
Категория: слэш
Размер: миди, ~8340 слов
Жанр: музыка!АУ, соулмейт!АУ, романтика
Ссылка на скачивание: .doc
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
Краткое содержание: Действие происходит в Америке, где вошло в традицию в десять лет получать татуировки с нотами, которые бы обозначали любимую песню твоей второй половинки. Вся соль минора в том, что с того момента на каждый день рождения прибавляется только по одному такту, и определить ту самую мелодию бывает очень непросто, а уж найти человека, для которого она является смыслом жизни, и вовсе кажется немыслимым.
Примечание: Такт – это единица музыкального метра, расстояние между двумя сильными долями. В нотной записи обозначается тактовой чертой.

Упомянутые в тексте композиции

Папа привел нас к своему другу. В отличие от его места работы, здесь сильнее пахло табаком и пролитым пивом. И было больше хохочущих пьяных рож и чересчур накрашенных тетенек, но в целом – не так уж и противно, особенно когда мы прошли за занавеску к паре чистых столов. Один из них уже был занят, поэтому нам пришлось сесть за тот, что подальше от входа и поближе к стене, обклеенной потертыми плакатами. И хотя у меня был выбор сесть где угодно, я сел на одну сторону с Сэмми (несмотря на его слабое девчачье возмущение). Папа оставил нам деньги на заказ и, улыбаясь, ушел «налаживать старые связи», а я немедленно пристал к Сэмми, продолжая прерванный в машине спор.
– Первый такт – самый важный шаг в жизни человека. Вот у тебя его пока нет, значит, ты не можешь считаться человеком.
– У тебя его тоже пока нет, – с обидой засопел Сэм, утягивая со стола принесенный бургер. Я, чувствуя себя важным господином в костюме, хотя и сидел в джинсах с драными коленками, высоко поднял указательный палец.
– У меня, Сэмми, он будет уже завтра! Не могу дождаться. А вдруг я сразу узнаю, какая мне досталась песня, приду в школу, похвастаюсь, а это окажется любимая песня кого-то из класса? Здорово ведь! Только если это будет не Аманда, я ее терпеть не могу.
Неожиданная мысль пришла мне в голову только сейчас, я охнул и пихнул от возбуждения Сэмми локтем в бок:
– Ой, а вдруг это вообще будет не рок, Сэмми?! А вдруг на мне нарисуют какую-нибудь из маминых пластинок или вообще… балладу?
Это было недавно выученное мной новое слово, и звучало оно невероятно жутко. Я скривил лицо и высунул язык, видя, как Сэмми залился смехом и соус с его бургера – будто только этого и ждал – немедленно совершил атаку на его рубашку.
– Растяпа, – сказал я с чувством и потянулся за салфеткой. Сэмми с интересом проследил, как я вытираю соус с его живота (пожалуй, скорее размазываю, так как жирное пятно стало шире, но все же менее заметно), и запихнул остатки бургера в рот, промычав:
– Нормальный человек вообще не увлекается балладами, Дин, не переживай.
– Вот именно! Вдруг он будет ненормальным?
– Дин, соулмейт на то и соулмейт, что должен быть твоей второй половинкой, ты ведь сам говорил. Значит, он тебе идеально подойдет, несмотря на то, что слушает…баллады, – Сэмми прыснул.
– Ты считаешь, если у тебя и твоего соулмейта будут противоположные музыкальные вкусы, вы не сможете поладить?
В наш разговор вмешался кто-то с соседнего стола. Я развернулся и увидел парня, намного старше меня самого. У него был смешной маленький рот и ужимки Утки Даффи, о чем мне непременно хотелось ему сообщить, но я сдержался, так как папа говорит, что невежливо говорить другим о подобных мыслях.
– Ну, если нам реально будет нравиться разная музыка, с этим придется как-то смириться, – ответил я, храбрясь. – Но лучше бы это был рок!
– Он тебе так нравится? – Странный незнакомый хитро улыбнулся, подперев кулаком щеку.
– Точно! Это же классика, Скорпы, Квины, Зепы, Битлы! Я про них даже в книжках ищу, и еще мне завтра на день рождения папа подарит пластинку эйси-диси, он сам сказал! Я вообще обожаю эйсидиси, – с восторгом ответил я, ощутив неподдельный интерес своего слушателя. – Вот Сэмми смешной, он мечтает в музыкальную школу поступить, а мне кажется, нечего пылиться там со всеми инструментами. Я, когда вырасту, буду ездить по всей Америке и слушать самые клевые рок-хиты!
– Вот как, – он рассмеялся. – Что ж, желаю тебе поскорее получить свой скрипичный ключ, малыш.
– Спасибо, – вежливо, как меня учили, ответил я и отвернулся обратно к начавшему что-то снова болтать о музыкальных школах Сэмми. Почему-то внутри меня разливалось какое-то теплое чувство, которое я с трудом определил как гордость.
Оно было таким сильным, что я его чувствовал даже в машине, сидя на переднем сиденье рядом с отцом. Я так наелся, что глаза то и дело слипались, а я все думал и думал о том, где именно мне завтра сделают тату и как быстро я узнаю, чья это песня. А мастера в моих фантазиях мне представлялись все в черных костюмах с всякими электрогитарами и барабанами в руках. Они бы играли лучший и известный рок, пока один из них набивал бы мне мой первый, самый важный, такт…

«…вот и все на этот час! С вами был Дин Винчестер, присылайте свои ответы на наш вопрос, кто же, по вашему мнению, круче зажег в шестидесятые, Rolling Stones с их легендарными синглами или экспериментаторы Yardbirds, которые в итоге породили всеми любимую группу Led Zeppelin, на короткий номер 4662, сообщения с нетерпением буду зачитывать на протяжении дня. После получаса беспрерывной музыки нас с вами ждет уникальное интервью с одним из лучших, известной каждой консерваторской собаке, дирижером Кастиэлем Новаком, – вот так имечко, сценическое, поди? – о современных веяниях в музыке. Моему коллеге Бенни Лафиту, который присоединится к нам в нашей студии, также до смерти хочется узнать, сложно ли руководить целым оркестром и как заставить целый зал перестать дышать. Но все это – через полчаса, а пока поздоровайтесь с Джонни Кэшем и его песней «I Walk The Line», не переключайтесь».

Дин отодвинул микрофон, запустил выбранный плейлист и, коротко выдохнув, снял наушники. От этой новой, неразношенной модели болели уши, но шеф Эллен, конечно, не даст своим подчиненным дармоедам пользоваться прежними, которые всего-навсегда немного треснули в ободке. Нет, конечно, она потрясная начальница, понимающая, лучшей и пожелать нельзя… но сломанные вещи терпеть не может. А в этих теперь еще целых сорок пять минут сидеть, прежде чем можно будет оставить радиорубку на Бенни. Перспектива не самая приятная, чего и говорить. Пожалуй, с ней его примирит только чашечка кофе, и не та растворимая бурда из автомата в холле, а… ну, более приятная растворимая бурда из кабинета отдыха. Именно туда, по сложившейся традиции, перед своим рабочим буднем приходил Бенни с парой стаканчиков кофе из кофейни неподалеку. Пара, потому что однажды Дин завалился в комнату, громогласно изливая все свои мысли по поводу последнего интервью, и выдул его кофе, несмотря на запоздалые протесты. С тех пор Бенни предусмотрительно захватывал один стаканчик и для Дина, а тот по-дружески подменял его, когда необходимо.
С полными надеждой мыслями Дин вошел в комнату отдыха. Бенни видно не было, а вот стаканчик американо одиноко стоял на столике.
– Благослови Господь таких коллег, – пробормотал Дин, хватая кофе и вытаскивая из кармана телефон. Палец нашел на экране контактный лист и остановился на имени «Сэмми».
Прошло всего два гудка, прежде чем трубку подняли, и в ней возник нетерпеливый голос:
– Да, Дин? Ты договорился?
– Что, вот так сразу, ни привета, ни ответа? – улыбнулся Дин, отхлебывая горячий кофе.
– Брось, я знаю, что у тебя сейчас эфир и времени долго болтать нет. Так Эллен тебя отправила?
– Ага.
– Есть!
– На следующей неделе ваши двери откроются для простого работяги с радио. Прячь свой саксофон, Сэмми!
– Ха-ха, очень смешно. Серьезно, я более чем уверен, что нашей группе понравятся твои лекции. По крайней мере, это свежий материал с подачей, намного отличающейся от монотонного бормотания себе под нос, какая у нас порой бывает у некоторых преподавателей. И я ведь знаю, что ты обожаешь рассказывать про свой рок! Так что и не надейся меня убедить в том, что ты пошел на это только с приказа Эллен.
– Ладно, ладно, Шерлок Холмс, ничего от тебя не скроешь, – Дин фыркнул и случайно уронил взгляд на настенные часы. Они показывали, что до очередного выхода в эфир осталось четыре минуты. – Так, Сэмми, я побежал, вечером подробнее всё обговорим, лады?
– Лады, – и Сэм отключился.
Дин большими глотками допил кофе (и некстати обжег язык), и бросил стакан в урну. Стремглав выходя из кабинета, в двери он столкнулся нос к носу с незнакомым темноволосым парнем. Вернее, что это незнакомый и темноволосый парень, он увидел позже; первым делом его взгляд уткнулся в яркий синий шарф, бесформенной массой намотанный на шею.
– Дин Винчестер? – сухим деловитым тоном осведомился обладатель шарфа. – Бенни Лафит просил меня окликнуть вас, если увижу на своем пути. Я Кастиэль Новак.
– Дин Винчестер, – автоматически сказал Дин, но, спохватившись, хлопнул себя по лбу и протянул руку. – То есть, вы уже в курсе. Надеюсь, наше интервью пройдет как по маслу. Готовы к нему?
Кастиэль, ответив рукопожатием, удивленно на него воззрился и резонно заметил:
– Я бы не соглашался на него, если бы не был готов. Если не возражаете, я заберу свою сумку, и мы вернемся к Бенни.
– Конечно, – Дин посторонился, давая их сегодняшнему гостю пройти в комнату отдыха. Судя по всему, сегодня придется попотеть, иначе слушатели скончаются от скуки раньше, чем закончится их обмен высокопарными речами. И зачем Эллен настояла на том, чтобы они обменивались опытом с самой главной консерваторией во всем штате Канзас? У них же совершенно разные мнения на мир и музыку.
В том, что это действительно так, Дину пришлось убедиться уже в самом начале их эфира с гостем. Во-первых, хладнокровный тон Кастиэля Новака сохранился и в разговоре о классической музыке, в то время как Дин начал медленно закипать, а во-вторых, он весьма критично отозвался о роке, тем самым наступив на больную мозоль.
– Вовсе нет, рок был создан обществом для общества, человеком – для других таких же, стоит только послушать строчки – и сразу все поймешь, – Дин оттянул ворот черной футболки и откинулся на спинку стула. Наушники больно врезались в уши, но он этого практически не замечал, увлекшись горячим спором. – А вот классическая музыка бездушна, как ржавый котелок.
– На этой весьма спорной ноте я хочу поставить одну песню, – вмешался Бенни, делая страшные глаза в сторону Дина. – Это всем известные Led Zeppelin – Good Times, Bad Times. Может, эта песня придется по вкусу Кастиэлю? А после нее мы приступим ко второй теме нашей сегодняшней беседы: нашим слушателям наверняка интересно, что один из самых известных дирижеров, а также мы, ведущие этой радиорубрики, думаем о соулмейтах и мелодиях, которыми отмечен практически каждый из нас. Не переключайтесь!
Дин поперхнулся от неожиданности. К счастью, Бенни успел отключить микрофоны и поставить Зепов на проигрыш.
– Есть пара минут поразмять ноги, Кастиэль, – дружелюбно сказал Бенни их гостю, и тот, застыв на секунду, кивнул и встал из-за стола. Дин подождал, когда тот отойдет к окну, наклонился к Бенни и как можно тише зашипел:
– Ты что творишь? Мы же никогда не поднимаем эту тему!
– Я в курсе, Дин, но я не мог просто сидеть и слушать, как вы собираетесь поубивать друг друга в прямом эфире, – также негромко, но спокойно ответил Бенни. – Ты должен был держать себя в руках, за это тебе сейчас придется включить паиньку и отвести вторую половину часа как подобает.
– Но соулмейты – очень личная для меня тема, – он продолжал упрямиться.
-Знаю. Я помню про Лизу и сочувствую тебе. Но тебе все равно придется вставить свои пять копеек. Хотя бы стандартные фразы, которые крутят по телеку. Судьба всей жизни и все такое.
– Ладно, – Дин, нахмурив брови, распрямился. Бенни подозвал Кастиэля, подождал, пока тот наденет наушники и плавно убавил музыку:
– Вот и настало время для темы, которую так любят освещать наши широкие массы. За последние тридцать лет татуировки от мастеров – Серафимов – стали огромным трендом, и вовсе не потому, что ноты на коже смотрятся круто, а потому, что эти необычные предсказания действительно сбываются! Поверьте мне, я нашел свою вторую половинку на школьной дискотеке, а год назад уже женился. Так что в том, что наше общество, как бы сказать помягче, одержимо и до сих пор не теряет интерес к подобной услуге, это стало своеобразной традицией, и все больше и больше народа задействовано в музыкальной сфере Америки: повсюду открываются музыкальные школы, потому что дети мечтают играть на инструментах, библиотеки в срочном порядке вытаскивают сборники пьес на белый свет, а уличные музыканты пользуются все большей и большей популярностью. Неспроста, неспроста. Может, нелюдимые Серафимы действительно обладают каким-то мистическим ясновидением?
– Просто музыка – ключ к душе человека, Бенни, – встрял Дин, за что получил одобрительный кивок от своего напарника. – А уж делиться любимой песней – это и вправду дорогого стоит. Как вы считаете, Кастиэль?..

– Дин, сегодня все было в порядке? Ты звучал достаточно враждебно, для того, кто тебя хорошо знает, разумеется.
Только сбросивший сумку на пол Дин растерянно оглянулся. Сэмми стоял на пороге гостиной, сложив руки на груди и обеспокоенно глядя на него.
– Так ты слушал эфир? – догадался Дин. – Странно. Ты редко их слушаешь.
-Было свободное время. А этот я не мог пропустить, – Сэм помимо воли улыбнулся и переступил с ноги на ногу. – Кастиэль же дирижер нашего оркестра.
– Вашего? – тупо переспросил он.
– Ну, нашей сформированной группы, которой ты еще с утра так рвался читать лекции. Кастиэль лично отбирал талантливых учеников со всей консерватории. Ты не помнишь, как я радовался, когда меня пригласили?
– Ах, да, – пробормотал Дин, чувствуя, как желудок резко ухнул вниз. То есть, ему еще как минимум раз придется встретиться с этим зазнайкой, считающим, что только классическая музыка имеет право на жизнь. А он-то уже надеялся, что навсегда с ним распрощался. – Просто прекрасно.
От дрянного настроения после такой новости его могло спасти только одно: просмотр нового двухчасового выпуска «Угадай мелодию с Гейбом Энджелом» (самый молодой и самый популярный ведущий подобных программ, ведет ее с 19 лет, и всегда высокие рейтинги!) в своей комнате и пара бутылок хорошего пива.
Секция рока в этой программе его никогда не разочаровывала: песня AC/DC – Highway to Hell, его любимая, звучала практически каждый раз. Дин щелкнул пультом, прибавляя звук, и повалился на кровать. Так, закрыв предплечьями глаза и постаравшись расслабиться, он напевал себе под нос слова и думал о том, что завтра у него на теле появятся новые ноты и новый, уже пятнадцатый, такт.
Он правду говорил Бенни на радио, ему неловко вести беседы о соулмейтах, поисках мелодии и всем подобном, просто потому, что считал это слишком личным. Это как с его ежедневным просмотром «Угадай мелодию», если ему придется кричать об этом на всех углах, он просто сгорит со стыда.
Возможно, если бы ему досталось известное произведение, он бы не носился так с этой идеей и не стремился во что бы то ни стало найти того самого человека. И он бы с удовольствием вел соулмейтную рубрику на работе, если бы ему достался рок. В детстве он верил, что на нем будут вытатуированы первые ноты AC/DC, Led Zeppelin, ну, на крайний случай, Скорпов. Но он рос, мелодия проявлялась такт за тактом, а узнавание так и не пришло. Ни интернет-поиски, ни его коллекция пластинок – ничего из этого не походило на то, что тяжелым грузом лежало на его спине. Когда-то он, помнится, мялся и просил Сэма, поступившего в музыкальную школу, научить его нотной грамоте, чтобы он мог хотя бы пропевать мотив. Это ему так и не далось, но Дин нашел свой способ запомнить проклятую мелодию. Хотя с каждым годом мысль о том, что он станет встречаться с первым попавшимся человеком, все больше нагоняла на него страх. Как было с Лизой: та тоже была отмечена роком, но то, что напел ей однажды Дин, она никогда не слышала. И все же, по ее словам, ей было наплевать на подобные «знаки судьбы», те для нее ничего не значили. В конце концов они провстречались пару лет, пока в доме Лизы по случайности не загорелась штора, и она на глазах Дина не встретила свою вторую половинку. Ей оказался пожарник, которого она слезно благодарила за спасенное имущество и у которого на звонке стояла ее любимая мелодия. Естественно, она тут же извинилась перед Дином за все свои высказывания насчет знаков судьбы, потому что – вот же он. Так неудачно зазвонивший телефон разбил их пару и сердце Дина. После этого случая он дал себе обещание не заводить отношения, пока не найдет своего соулмейта – и неважно, какой у него будет пол, цвет волос или цвет глаз. Дин просто не хотел, чтобы подобное повторилось снова.
Вот только загадочная мелодия упрямо не хотела расшифровываться, сколько он ни бился.

Дин вошел в свою комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Сегодня в его распоряжении был целый выходной день, но прежде чем он, по своему обычаю, отправится праздновать день рождения с родителями и Сэмми, он должен кое-что сделать. То, что не терпит отлагательств еще с десяти лет.
Он стянул с себя футболку, развернулся к зеркалу спиной и, на мгновение задержав дыхание, бросил взгляд через плечо.
Ниже под лопаткой и почти у самого бока на покрасневшей коже проступили черные ноты – новый такт его мелодии. Вернее, не совсем его, а его соулмейта. Смазанную мазью спину до сих пор будто покалывали невидимые иголки, и все жутко чесалось, но Дину всегда нравилось это чувство от нового кусочка татуировки. Как паззл, каждый год один из Серафимов собирал на нем загадку, которую ему до сих пор не удалось разгадать, потому что мастера никогда не говорят названия. Они вообще ничего не говорят и не подсказывают, закованные в свои безжизненные серебристые маски. И все же у Дина были особые надежды на этот, пятнадцатый, такт.
Он просунул руку под мышку, ощутив неконтролируемое желание прикоснуться к нотам. Их было на этот раз немного, но шанс когда-либо узнать или услышать мотив возрастал. А если он узнает мелодию… то сможет найти своего соулмейта.
– Сэм, – с волнением позвал Дин. Не дождавшись отклика, он закинул снятую футболку на плечо, распахнул дверь и с топотом понесся по ступенькам вниз. – Сэмми, тащи сюда свою задницу! И диктофон не забудь!
Через пару минут Сэм, ворча ради приличия, появился в гостиной у фортепиано. Дин уселся спиной к нему на кресло, стоящее вплотную к инструменту, и закрыл глаза. Это тоже было частью их ежегодных ритуалов. На его день рождения Сэм записывал, кое-как проигрывая, сложную мелодию от самого плеча, которую Дин потом переслушивал в своей комнате и заучивал на память мотив с неровным ритмом (винить Сэмми!). На день рождения брата Дин, не умеющий играть ни на одном инструменте, кроме, пожалуй, треугольника, просто старательно дорисовывал новые такты в специально отведенный для этого нотный альбом. Впрочем, Сэму не было нужды рыскать в поисках названия мелодии: в его детство ‘I’m a Barbie Girl’ звучала из каждого приемника, и Дин в его пятнадцатилетие долго хохотал, обещая недовольно скуксившемуся брату, что его судьбой станет «самая сладкая девочка в жизни». А вот Дину никак не удавалось найти полное совпадение своей татуировке.
К его великому разочарованию, в пятнадцатом такте ни он, ни Сэмми не услышали ничего знаменательного. Оставалось только лишь расстроенно вздохнуть и надеяться на новые выпуски «Угадай мелодию».
Остаток вечера он провел, празднуя день рождения с Сэмом в доме родителей в соседнем городе. Было много шуток, вкусной еды и загадываний желаний. К тому времени, как они вернулись домой и Дин завалился спать, навязчивые мысли о поисках своей второй половинки притупились, отойдя на задний план до поры до времени.

Прошла неделя, и в субботу в пять часов дня, как и было оговорено, Дин переступил порог Современной Канзасской Консерватории. Совершенно новое здание, как снаружи, так и внутри, даже намытый каменный пол, казалось, блестел чистотой. Вообще, Дину всегда казалось, что все «важные музыканты» – эдакие чистюли в костюмах с иголочки и папками в руках. Важные – это все те, которые не бродят по улицам и не сколачивают группу, покоряя гаражи, сцены и другие города, все те, кто как Сэмми: сидят в своих оркестрах и назубок знают слова «пюпитр», «квартсекстаккорд» и «доминанта» (над этим словом Дин в приподнятом настроении дольше всех издевался в присутствии брата).
Самое забавное, что Кастиэль Новак как раз-таки не вписывался в это его представление. Во время радиоэфира его одежда казалась ухоженной, но странной, шарф сбивался то на одну, то на другую сторону, а волосы торчали в невообразимом лохматом порядке, и именно таким Дин увидел его и сейчас, подойдя к указанной аудитории 316 и заглядывая в щель между косяком и приоткрытой дверью. Отсюда хорошо просматривался полукруг мест с инструментами (и, конечно же, Сэмми, сидящий в первом ряду с краю), и дирижер – Кастиэль – в центре. Тот, судя по недовольным взмахам руками, что-то требовал от притихших студентов, чего они не могли ему дать. Он несколько раз заставил сыграть худощавого флейтиста в красно-белой полосатой рубашке какой-то музыкальный кусок, и под конец парень чуть в обморок не грохнулся. Ну, глаза на мокром месте точно были. Затем настал черед пары скрипок, контрабаса и еще какого-то духового инструмента, которые Дин не отличал друг от друга. Наконец Кастиэль прекратил мучить ребят и стал что-то негромко им говорить. Дину наскучило подсматривать, и он отошел к окну, наблюдая за бурно протекающей в коридоре жизнью.
Наконец, утомленный Кастиэль показался из-за двери. Дин окликнул его по имени, и, когда тот сфокусировал на нем взгляд, понял, что тот все еще не в духе.
– Дин Винчестер, – в качестве приветствия кивнул ему Кастиэль и плотнее запахнул бежевую куртку с высоким воротником. – Пришли преподать моему оркестру пару уроков по общему развити?
– Верно, – Дин постарался придать своему голосу дружелюбный тон. – Не все ведь играть вальсы и польки, нужно и о чем-то более крутом и популярном представление иметь, как считаете? А уж подача себя любому исполнителю важна.
Тем не менее, в ответ Кастиэль посмотрел на него, еще более хмурый.
– Будем надеяться, это не станет тратой учебного времени и им действительно что-то пригодится из ваших рассказов. Я вернусь через пятнадцать минут, аудитория в вашем полном распоряжении.
Развернувшись, он стремительно удалился по коридору, скрывшись за дверью, ведущей к лестницам. Дин только скрипнул зубами от внезапного недружелюбия, и встряхнулся. Нет, даже всем известная дирижерская заноза в заднице не помешает ему произвести потрясающее впечатление на коллектив Сэмми. Тем более, ему действительно нравилось работать с молодыми музыкантами, а еще он принес с собой целую кучу пластинок с роком 50-х – 70-х годов и наверняка в этой консерватории найдется хоть один захудалый граммофон!

В конечном счете, засиделись они до глубокого вечера, опомнившись только тогда, когда первый луч только коснувшегося горизонта солнца рыжим зайцем скакнул на пол у ног Дина. И даже вернувшийся в первом часу и молча усевшийся на свободном стуле в заднем ряду Кастиэль не оторвал его от лекции, быстро перетекшей в оживленную беседу о современной культуре, популярных на радио песнях и жизнях рокеров прошлого века. Только разговор о Битлз отнял у них целых полчаса, а ведь были и Пинк Флойды, и Квин…
То, что он забыл в классе сумку с пластинками, он вспомнил только, когда вышел на улицу, и не дававшие ему проходу своими вопросами студенты рассеялись кто куда.
– Сэм, подожди меня в машине, – окликнул брата Дин и схватил ключи. Порывшись в карманах и выудив оттуда временный пропуск, Дин чуть ли не бегом поднялся на третий этаж и снова отпер дверь аудитории.
Слава богу, сумка с уложенными, но забытыми пластинками сиротливо стояла возле фортепиано, рядом с которым он ставил граммофон. Дин подхватил сумку, на всякий случай обвел взглядом зал, проверяя, не забыл ли еще что, заново закрыл аудиторию и легким шагом направился к пропускной, чтобы оставить ключ. Однако на середине коридора его что-то вдруг толкнуло в спину и заставило остановиться. Он понял, что – резкие ноты, внезапно ворвавшиеся в его мысли неясно откуда. Дин постоял, повертев головой, прислушавшись.
Только когда музыка заиграла снова – уже не резкими отрывистыми нотами, а плавно и певуче, – он понял, что звук доносился из-за приоткрытой двери в десяти шагах от него, рядом с выходом на лестничную площадку. Не зная сам, что его так привлекло, Дин подступился к той аудитории… и застыл так, наверное, на целую минуту, а то и две.
Неизвестная мелодия заманивала его в свои сети, не давая и шевельнуться. Дин разрывался между необходимостью уйти и жгучим любопытством узнать, что это. На задворках сознания промелькнуло удивление: его никогда, собственно, не привлекала классическая музыка, хотя на практике он слушал ее много, благодаря Сэмми, своим долгим интернет-поискам и одержимым просмотрам телепрограмм типа «Угадай мелодию с Гейбом Энджелом». В классике обычно не было никаких мотивов тяжелых жизней, цепляющих за душу строчек и отзвуков бунтарского духа, не было слышно жажды перекроить весь мир и заявить о себе и о других, из чего состоял любимый Дином рок, но в незнакомых нотах из этой аудитории… Дин тоже понимал что-то своевольное. Упрямое и даже немного нелепое. Дин еще никогда не слышал такого отчаянного рваного ритма.
Любопытство пересилило. Он отворил дверь и проскользнул в образовавшуюся щель. В нос неожиданно ударил запах побелки. Дин, хоть и старался поначалу ступать осторожно, быстро понял, что эхом отражающаяся от пустых стен музыка звучит довольно громко, и осмелел.
Он огляделся. Это был зал, и зал довольно большой, несмотря на то, что большая его часть была скрыта в тени. С улицы из-за заколоченных окон проникали редкие всполохи алого света, в которых, выписывая невидимые узоры, парили частички пыли. Это поразило Дина практически так же, как и незнакомая атакующая мелодия, которую исполнял на стоящем у стены напротив рояле… Кастиэль? Эти растрепанные волосы – нелепое пятно посреди сверкающей чистотой консерватории – Дин узнал бы где угодно. Однако в этом зале Кастиэль будто бы стал на своем месте: посреди ремонтируемых стен и отпавших кусков штукатурки на полу, освещаемый последними бликами заходящего солнца и увлеченно вскидывающий руки над поскрипывающим черным инструментом, дополняя такую ломаную картину своими жестами и игрой на надрывно кричащих клавишах.
Музыка звучала еще несколько минут, по ощущениям – целую вечность, а Дин все стоял за спиной Кастиэля и, как завороженный, не мог оторвать от него глаз. Он не знал, профессионализм ли это или, наоборот, излишняя экспрессия, но то, как по-дирижерски взлетали над клавиатурой руки, как пальцы метались от одного ее края к другому, издавая то горькие, то тихие и уставшие звуки, поражало его в самое сердце. Он никогда еще не видел, чтобы классическое произведение было таким эмоциональным. Никогда.
Наконец ноты зазвучали совсем тихо, почти неслышно, и контраст между распростертым игрой телом и неподвижным роялем сошел на нет. Дин выждал несколько секунд, не способный прервать застывший миг, а затем негромко произнес:
– Это было вне любых существующих в мире слов. Я в вас ошибался.
Кастиэль, держащий на весу крышку, вздрогнул, и тяжелый короткий грохот разнесся по пустому залу. Дин пожалел, что открыл рот, но он не мог сдержаться, ему хотелось поделиться тем, что он почувствовал. Он снова торопливо заговорил, боясь, что Кастиэль сейчас встанет и прогонит его:
-Честное слово, без всяких подколок. Вы и правда профессионал. Эта мелодия… не вашего сочинения?
Фигура перед ним замерла, а затем плечи у нее смешно дернулись. Дин услышал, как Кастиэль усмехнулся.
– Нет, – он обернулся, впервые оглядев Дина с интересом, а не враждебностью. – Не думал, что вы такой поклонник классической музыки. Она ведь, по вашему мнению, «бездушна, как ржавый котелок».
Дин поперхнулся, смутившись. Кажется, он и вправду в запале произнес что-то подобное во время радиоэфира. Неловко.
– Я… Черт, но большинство произведений именно такое и есть, а я их, поверьте, слышал немало. В большинстве своем оно либо воспевает что-то и кого-то, либо создает отличный фон для мебельных салонов, если не приплетать тексты. А в этой… в ней я действительно услышал чью-то душу, если пользоваться такими дурацкими киношными сравнениями.
– Дин, – Он внутренне напрягся от такого начала, но Кастиэль замялся и продолжил: – Могу я называть вас Дином?
– Можно даже на ты, – осторожно кивнул Дин.
– Так вот, Дин. Ты был со мной откровенен, я тоже хочу кое в чем признаться. После того эфира, в котором ты так отчаянно со мной спорил, я пришел домой и долго думал. Неожиданно я понял, червь каких сомнений меня гложет.
– Господи, таким языком-то зачем говорить, – пробормотал Дин себе под нос, возведя глаза к облупленному потолку.
Кастиэль прервал себя на полуслове и хмыкнул, тоже зачем-то посмотрев вверх, а затем снова уперев взгляд в Дина.
– Пусть в этом помещении идет ремонт, а рояль не так давно списан с учета, не стоит разрушать атмосферу консерватории низким штилем. Я все-таки приверженец традиций, в отличие от вас… тебя. Впрочем, ладно. Я хотел всего лишь сказать, что понял то, к чему ты призывал своих слушателей на радио и молодежь на своей гостевой лекции. Ты говорил, что классической музыке не хватает чувств. Не просто чувств, вернее, а некоего бунтарства, извлечения нот из самых недр себя; ты говорил, что обществу нужен не восторг – а недовольство, не воспевание счастья – а его жажда. Ты утверждал, что только это затрагивает струны в нашей душе так же сильно, как и в чужих, что мы примеряем музыку на себя и чувствуем то же самое. И, пожалуй, я долго не мог смириться с твоими словами. Я и сейчас не перестану отстаивать честь классической музыки, если тебе вздумается продолжить дискуссию, но, Дин, я тоже в тебе ошибался.
Дин стоял, как громом пораженный. Он не ослышался? Кастиэль действительно обдумывал его слова и даже согласился с тем, что он упрямо доказывал про рок? Ого. А он, похоже, на самом деле неплохой парень. По крайней мере, у него хватило смелости это признать.
– Я… не знаю, то и сказать, – признался он. – Не каждый день убеждаешь лучшего дирижера канзасской консерватории и вообще области в том, что рок – это сила.
Кастиэль неожиданно улыбнулся. Он снова отвернулся к роялю, но на этот раз сдвинулся влево по скамье, приглашая Дина сесть рядом.
– Этот инструмент, – он привычно положил руки на клавиатуру, – слышал все классические произведения, которые только любят исполнять наши музыканты и их преподаватели. Раз за разом он пропевал мелодии, отличие которых было только, пожалуй, в волнительном исполнении или паре ошибок. Уверен, Сэм тебе говорил, что в феврале у нас отчетный концерт за прошедшие полгода. Для большинства из их оркестра – это последний концерт перед выпускными экзаменами и последняя возможность сыграть любимым коллективом единую мелодию. Я учил их три года и хотел сделать это выступление незабываемым. Проблема не в том, что они не смогут сыграть что-то сложное – каждый из них если не талантом, то трудом добился невероятных высот – проблема в том, Дин, что им не хватает новизны. Они другие люди, музыканты другого поколения, и я не вижу так любимую мной классическую музыку в их руках. Они играют одно, а их сердца говорят о другом. Я сидел на заднем ряду, Дин, и слушал каждое твое слово. Более того, тебя слушали все они – все, до единого. Я еще никогда не видел у своих студентов настолько загоревшихся взглядов. И тогда я вспомнил про эту мелодию.
Кастиэль замолк, рассеянно обводя пальцами черные клавиши. Дин сидел, неловко сцепив руки, и размышлял.
– То, что ты исполнял, было совсем не похоже на обычную классику, – снова сказал он.
– Я искал в своем репертуаре что-то необычное, и в итоге пришел к этому произведению, – откликнулся Кастиэль. – Я даже не думал о ней, мысленно перебирал пьесу за пьесой, концерты за концертами, и не заметил, как начал наигрывать.
– Я думаю, в ней есть все, о чем я говорил. Это звучало совершенно по-бунтарски. И выглядело тоже, – улыбнулся Дин, впервые подняв взгляд на Кастиэля. Тот с удивлением посмотрел на него в ответ. Дин смутился и сменил тему: – У меня возникла одна идея. Не то чтобы я собрался лезть с глупыми предложениями к преподавателю, когда я сам – простой любитель, конечно…
– Выкладывай, – перебил его Кастиэль, и это нетерпение в голосе так сочеталось с его растрепанным видом и абсолютно противоречило всем представлениям Дина о дирижерах, что он глупо усмехнулся.
– Как насчет того, чтобы твой оркестр сыграл что-то из моего репертуара? Симфоническая обработка рок-песни, а? Я натыкался на такое пару раз в Сети.
Кастиэль изумленно ахнул.
– Ты имеешь в виду, что-то с тех твоих пластинок?
Кажется, он заинтересовался идеей: в его глазах вспыхнул синий огонек. Дин энергично кивнул.
– И не только из них, я могу принести просто записи, знаю пару просто потрясных вещей, даже не представляю, как бы они звучали со всеми этими вашими инструментами. Но они и в оригинале звучат здорово, так что… наверное, из этого может что-то выйти.
Кастиэль резко захлопнул крышку рояля – Дин едва успел отдернуть руки – и поднялся со скамьи.
– Завтра у меня одна пара с утра. Я буду ждать тебя после радио в вашей комнате отдыха. На твоей работе, вероятно, будет удобнее искать подходящие записи?
– Наверное… черт, да! – Дин вскочил следом, возбужденный. – Готов поспорить, Сэмми эта идея тоже понравится!
Он осекся и хлопнул себя по лбу. Сэмми до сих пор ждет в машине и, наверное, зол как некормленый лабрадор. Он подхватил запачканную в побелке сумку с пластинками и быстро выпалил, пятясь к выходу:
– Мне надо идти, в общем, до завтра, договорились?
– Договорились, – кивнул Кастиэль. – И… спасибо тебе, Дин. Мне правда жаль, что я вел себя недружелюбно по отношению к тебе.
– Брось, – отмахнулся Дин, толкая плечом дверь, – я тоже хорош, повелся на пару высказываний. Увидимся!
И он стремглав помчался к лестнице, вниз по ступеням и наружу, к Импале и Сэму.

Весь завтрашний день они сидели на радио в комнате отдыха с ноутбуком на столе и принесенным услужливым Бенни кофе в руках, перебирая сотни песен и бурно обсуждая каждую из них, пока, наконец, не остановились на одной. Следующую неделю они работали все дни подряд: в перерывах между своими парами и после них Кас – после тесного общения Кастиэль как-то с обоюдного согласия сократился до Каса – тренировал группу Сэмми, объясняя записанные бессонными ночами партии для каждого инструмента. Дин же приезжал в свободное время после эфиров, как мог, и руководил общей атмосферой. То есть, слушал звучание, поправлял Каса, если мелодия в обработке уходила далеко от оригинала, и приносил сэндвичи домашнего приготовления на перекус. Честно сказать, Дин давно уже не участвовал в чем-то настолько коллективном, и работа с Касом его чрезвычайно воодушевила, тем более, что тот действительно оказался неплохим парнем: умным, умеющим привлекать своей работой и даже в меру язвительным. Дин был счастлив помогать ему и Сэмми, чертовски счастлив, в чем ему, впрочем, стыдно было признаться. Но он настолько увлекся помощью и консультацией молодых музыкантов по рок-культуре, что и думать забыл о поиске мелодии, вытатуированной у него на спине, и соулмейта, который в это время жил где-то своей собственной жизнью. До одного памятного вечера накануне итогового концерта.

Подготовка шла полным ходом, все партии были разучены и отлажены в общей игре, так что Дин с Касом позволили себе немного расслабиться.
– Как насчет завалиться в караоке, заказать по паре бутылочек пива и отдохнуть перед важным днем? – потягиваясь с мечтательным видом, спросил Дин у Каса, когда все студенты разошлись после дневной генеральной репетиции.
– Ты, вероятно, в курсе, что из меня никакой знаток популярных песен? – с полуулыбкой ответил ему Кас.
– Брось, благодаря мне ты начинаешь шарить в жанре рока, а это уже кое-что! Идем, я сто лет не был в караоке-барах.
Кас неопределенно повел плечами, ослабляя галстук и застегивая куртку.
– Хорошо, но репертуар и исполнение с тебя, Дин.
Дин издал победный клич и немедленно потащил его к выходу.

Комнатка, которую они забронировали, оказалась просто идеальной – полутемное помещение с темно-красным декором, которое настраивало расслабляющую атмосферу, как раз годившуюся для душевного исполнения всех песен, список которых Дин составил по дороге, и холодное пиво.
Сначала Дин, как уже делал не один раз на этой неделе, просто перебирал знакомые композиции, которые считал хорошие, иногда сваливал на Каса случайные факты об исполнителях или истории написания, если такие вдруг возникали в его голове. С удовольствием исполнил половину репертуара Muse, за что заслужил аплодисменты, перешел на другой рок тех же годов, а затем обратился к Led Zeppelin.
– Я поражаюсь, как в твоей голове умещаются все эти строчки, – покачал головой Кас, обмахивая себя каталогом и в очередной рас ослабляя галстук. Дин тоже заметил, что в караоке-баре перестарались с отоплением, но выходить и просить включить кондиционер не хотелось.
– Я с ранних лет им увлекаюсь, – улыбнулся он, упав на диван и потянувшись за своим пивом. Он прокашлялся и смочил горло большим глотком. – Думал, по лекциям, которые я провел в вашей консерватории, давно можно было понять, что я абсолютный гик в этом плане.
– Это мне в тебе и нравится, Дин, – такой же мягкой улыбкой ответил ему Кас. Дин внезапно смутился и что-то пробормотал, в очередной раз отхлебывая из бутылки.

Через час оказалось, что Касу отлично удавалось исполнять небыстрый рок – после краткой демонстрации Дина, конечно. Хотя тот упорно пытался это отрицать. Но Дин заверил его – «послушай меня, как специалиста-любителя!» – что его глубокий и низкий голос мог бы встать на одну ступеньку с самим Лео Коэном, а с его стороны это было действительно сильным комплиментом.
– Попробуй спеть Famous Blue Raincoat, – настоял он с горящими глазами. Касу не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться.
It’s four in the morning
The end of December
I’m writing you now, just to see
If you’re better…
Дин не мог оторвать взгляд от Каса, даже если бы хотел. То, как он спокойно и немного хрипло пропевал-проговаривал строчки, как синеватый электронный свет от экрана падал на его лицо с полуприкрытыми глазами – все его поражало. Словно он увидел его в первый раз. Впрочем, учитывая то, что в начале их отношения были достаточно колючие, неудивительно, что в такой раскрепощающей обстановке он изучал его заново и доверительно открывался сам. И в то, что он видел перед собой, что он слышал, что постепенно узнавал, он безнадежно влюблялся.
Это откровение самому себе сбило дыхание. Дин с широко раскрытыми глазами смотрел на повернувшегося в его сторону Каса, и в его мыслях всплывало когда-то данное обещание не пытаться заводить отношения с теми, чья любимая мелодия не совпадет с той, что на спине.
Но Каса не хотелось просто так отпускать, а ведь после концерта их совместная работа закончится. И, вероятно, они никогда больше снова не заговорят, ведь их жизни крутятся в совершенно разных музыкальных сферах.
I guess that I miss you
I guess I forgive you
I’m glad you stood in my way…
Дин тряхнул головой. А может, у него есть все-таки шанс найти счастье с Кастиэлем Новаком, дирижером, известным во всем Лоуренсе и даже за пределами штата Канзас? Вдруг будет не так, как с Лизой. Вдруг Кас останется, несмотря ни на что?
Если бы он знал, что за мелодия ему начертана судьбой, было бы гораздо проще.
«А разве рокерам было просто жить? – недовольно одернул себя Дин. – Они также не знали, куда двигаться в жизни, и каждый их шаг был смелым шагом в неизвестное. А если ты не соберешься отвечать за свою судьбу, Дин Винчестер, и переложишь эту обязанность на плечи никому не известных людей, то какое тебе вообще тогда счастье? На какие знаки судьбы ты собрался уповать оставшиеся дни, а?»
Наговорив подобного, Дин рассердился на самого себя и, когда Кас закончил петь, даже ничего не сказал, просто выхватил у него из рук пульт и яростно защелкал кнопками.
– Нашел, что исполнить, Дин? – если Кас и заметил его состояние, то не подал вида. Он отсел на диван и приготовился слушать.
– Да, – сосредоточенно кивнув, ответил он. – Всемирно известная даже не-рокерам песня AC/DC, Highway to Hell. Я обожаю ее настолько, что вставил строчки припева как подпись под своей фотографией в выпускном альбоме. А сейчас мне определенно нужно спеть что-то с подобным настроем.
Дин поймал удивленный взгляд Каса и ободряюще ему улыбнулся. И запел.
Он вложил всю душу в свое исполнение, погрузился с головой в знакомые с детства слова. Ему отчаянно хотелось выплеснуть из себя ту надежду, которую он посмел в себе хранить, боль от разбитого сердца и нежность к такой недостижимой второй половинке. Хотелось оставить в себе только решимость двигаться дальше и самому утверждать план своей собственной жизни.
Когда Дин закончил, и в комнатке повисла тишина, он тяжело выдохнул и отвернулся от экрана, столкнувшись лицом к лицу с Касом, почему-то смотрящим на него… так, как будто он тоже увидел его в первый раз.
– Это было потрясающе, Дин, – промолвил он, и пристальный взгляд не дал Дину и с места сдвинуться. – Не могу поверить, что это действительно ты.
– Да, мне говорили, что я преображаюсь, когда пою, – через несколько секунд ответил Дин.
– Я не об этом.
Кас вдруг решительно оттянул галстук и расстегнул первую пуговицу рубашки. С изумлением Дин смотрел, как за отогнутым воротником открывается нотный стан: пять длинных черт, усеянных нотами и уходящих ниже, к ключицам.
Он мысленно напел первую строчку, как когда-то учил его Сэм.
– Это Highway to Hell, – наконец потрясенно сказал он. Кас кивнул, все еще не сводя с Дина взгляда. Он впервые видел в его обычно спокойных глазах столько чувств. Более того, все эти чувства были связаны с только что исполненной Дином песней.
– Когда я узнал тебя ближе, то не мог перестать думать о том, что ты можешь оказаться тем, благодаря кому я с десяти лет ношу эту татуировку. Кстати, если тебе будет интересно, прошло несколько лет, прежде чем я понял, что это не классическое произведение.
Дин коротко рассмеялся, чувствуя себя все более неловко. Он несколько минут назад решительно отрекся от любых знаков судьбы – и вот она насмешливо высовывает кончик носа из-за угла и показывает ему язык, протягивая на ладошке тот самый знак. Не может же быть, чтобы Кас был его соулмейтом. Дин так отчаянно готов был бороться против несправедливости, что, когда все вот так произошло, он оказался совершенно сбит с толку.
– Кас, – полушепотом произнес он, поворачиваясь к Касу спиной и стягивая с себя футболку. – Кас, скажи, это – на спине – твое?
Дин услышал, как Кас громко сглотнул. То, что подступил к нему – понял по тихому шагу.
– Ну что там? Узнал? – нетерпеливо перебил он затянувшуюся паузу. Его тело словно само замерло в напряжении, а внутри все металось от надежды к опаске, от разочарования к жгучему любопытству. А вдруг, действительно, его соулмейт – именно Кас? Тогда с плеч сразу бы спали тяжелые горы камней. Дин отчаянно стиснул снятую футболку. Конечно, они не поладили с первой секунды, но ведь так бывает, показывали же по телевизору недавно одну парочку, бывшие враги и конкуренты, а у них с Касом просто недопонимание возникло, вот и все. Нет, он не может больше думать, ему надо знать.
– Кас, ну? – севшим голосом выдохнул Дин. – Чего молчишь?
Внезапно он почувствовал, как теплая ладонь коснулась его плеча. Кас осторожно провел ею вдоль позвоночника, вниз по немедленно покрывшейся мурашками от такой близости спине, а затем пальцы коснулись правой лопатки несколько раз, где – как будто перед глазами Дина – были вытатуированы ноты незнакомой музыки, преследовавшей его всю жизнь. И главный вопрос в том…
– Это вторая фортепианная пьеса из одиннадцатого опуса Шёнберга. Та самая, которую я играл неделю назад в том зале, когда ты зашел.
Дин застыл. Голос Каса, вопреки ожиданиям, звучал ровно, неторопливо и даже с каким-то интересом. Конечно, Кас узнал мелодию, что и требовалось от дирижера оркестра из консерватории и фаната классической музыки. Но горы камней продолжали давить на Дина, они никуда не делись. Вторая фортепианная пьеса – и это все, никаких личных отношений к ней, воспоминаний, трогательной истории из детства? Просто – Шёнберг?
То, что Кас сказал после этого, перевернуло весь его мир.
– Та самая, которую я играл неделю назад в том зале, когда ты зашел. Моя любимая мелодия, Дин.

Дин, помнится, долго не верил еще Касу, целых две минуты, потому что он ведь совершенно точно знал, как все должно исполняться, он чуть ли не каждый день переслушивал игру Сэмми, записанную на диктофон, и та музыка не имела ничего общего с тем, что он услышал неделю назад в консерватории, случайно проходя по коридору. На что Кас резонно ответил, что это произведение длится около десять минут, а на спине у Дина – всего лишь несчастные пятнадцать тактов.
– Я вообще не знаю, каким образом Серафимы могли выбрать для тебя подобную мелодию. Разве что в качестве шутки.
– Это вовсе не шутка, Кас! – задохнулся от возмущения Дин, не обращая внимания на то, что с такой же энергичностью минуту назад он отрицал любую связь Шёнберга с его татуировкой. – Это судьба. Не то чтобы я слишком верю во что-то необъяснимое, но все вокруг подтверждают, что их тату действительно работают.
– Вовсе нет, Дин… – Кас осекся. Дин поймал его взгляд – неожиданно нерешительный и смущенный – и удивился. Конечно, он знал, что Кас не слишком почтительно относится к понятию «соулмейтов», но пренебрежительный тон в его голосе он слышал впервые. – Дин, я думаю, мне нужно кое с кем поговорить. Мы можем встретиться завтра после концерта? Тогда, надеюсь, у меня будет больше ответов на свои вопросы. И… на многие другие.
– Конечно, – пробормотал он. – Увидимся завтра.

Выступление симфонического оркестра под руководством дирижера Кастиэля Новака имело колоссальный успех. Дин, встав, хлопал вместе с остальными зрителями и широко улыбался Сэмми, который отыскал его в толпе. Кас вежливо кланялся под выкрики «Браво!», и тоже не сдерживал улыбку на лице.
– Никогда еще Toxicity не звучала так чертовски хорошо, – с чувством произнес Дин, обращаясь к Бенни и Эллен, которых он пригласил оценить их совместную с консерваторией (и конкретно с Касом) работу.
– Оригинальная идея, – откликнулся Бенни и одобряюще хлопнул его по плечу.
– Отличная работа дирижера. Да и сам он ничего такой, – в этом вся Эллен.
Дин рассмеялся.
– Что верно, то верно. Спасибо огромное, что пришли. Вы можете остаться, а мне срочно нужно за кулисы, хочу напоследок поделиться впечатлениями с ребятами.
– Передавай Кастиэлю привет, – с широкой улыбкой помахала ему Эллен.
– Обязательно.
*
Тем же вечером, ближе к ночи, Кас привел его в одно из кафе-баров, находящемся чуть ли не на другом конце города и ничем не отличающемся, как показалось Дина, от десятков точно таких же во всем Канзасе. У него даже на пару секунд возникло ощущение, что он здесь был, но разум Дина решительно отмел подобную мысль: в этот район даже со своей любовью к раскатыванию по канзасским дорогам на Импале он забредал непростительно редко. Однако таинственный знакомый Каса настоял именно на этом месте встречи, и им пришлось подчиниться.
– Я уж думал, ты никогда не покажешь его мне, братец, – едва Дин уселся на стул, сзади раздался веселый голос – голос, который он, честно говоря, узнал бы и во сне. Дин обернулся и разинул рот от удивления.
– Гейб Энджел! – выпалил он в изумлении. И верно, к их столику пружинистой подходкой шел низенький ведущий всех сезонов «Угадай мелодию с Гейбом Энджелом». Он, как и на экране, сиял улыбкой во все тридцать два, да и ужимки были фирменные, гейбовские. Дин вскочил со стула и ошалело застыл, не зная, как себя вести, а мужчина уже деловито хлопал Каса по спине.
– Вот же ж, прямо с порога узнают! – радостно заявил он, подмигивая Дину. Он отстранил от себя смущенного Каса и оглядел их обоих. – Сколько лет, сколько зим, Кастиэль. Ты совсем к нам не заскакиваешь. Отец не был бы этому рад.
– Отец? – не подумав, ляпнул Дин. А затем до него дошло еще кое-что. От избытка чувств он хлопнул по столу. – Так вы братья?
– Габриэль Новак, – Гейб сунул ему свою маленькую ладошку. – Очень приятно познакомиться с таким очаровательны молодым человеком – пусть даже он немного тугодум – как ты, Дин.
– Это еще откуда? – с негодованием переспросил Дин. Кас кашлянул в кулак.
– Давайте присядем, – предложил он. Как только они уселись и перед ними разложили меню, он продолжил: – Дин, Габриэль – он тебе больше известен, вероятно, как Гейб Энджел, – мой брат. Точнее будет сказать, один из многих моих братьев.
– Их так много? – удивился Дин, переведя взгляд с Каса на его брата. Серьезно, никогда бы не подумал. – И чем они все занимаются, я никогда не слышал ни о каких Новаках в музыкальной сфере, кроме тебя. Или у них тоже псевдонимы, как у Гейба… Габриэля?
– Вроде того, – встрял, лучась удовольствием, тот.
– Они не афишируют себя, – склонив голову, подтвердил Кас. Он нервно комкал салфетку пальцами. – Я единственный, кто пошел не по семейному пути и решил стать дирижером, учиться музыке и учить других. Я считаю, теории гораздо важнее интуиции, которой руководствуются мои старшие братья, родители и их предки.
– Стой, – Дин окончательно запутался. Он потряс головой, пытаясь сложить из кусочков целую картину. – Теория важнее интуиции? Объясни.
– Братец, да с тебя только научные труды и печатать. «Что для меня музыка», – вплеснул руками Гейб. Не выдержав, он отобрал у Кастиэля скомканную салфетку и кинул ее в столик напротив. – Не тяни кота за хвост. Дин, члены нашей семьи – семьи, которой принадлежит Кастиэль, хотя он и не принял общее дело, – год за годом вытатуировывают на телах людей музыку, в поисках которой те, бывает, проводят всю жизнь. А некоторые никогда и не приходят: это кто как верит, нельзя ведь заставить человека взять и прийти. Прости, что вот так неожиданно обрушиваю твой мир, но…
– Вы – те самые мастера? – перебил его Дин, широко распахивая глаза. – Серафимы?
Гейб сдержанно улыбнулся.
– Да.
– А… – Дин не знал, что и сказать. Конечно, он никогда и не думал, что Серафимы – на самом деле какие-то мистические существа, о которых никто ничего не знает, кроме того, что их предсказания очень часто сбываются, но в его сознании они отложились неодушевленными молчащими людьми, занимающимся своим делом, которое определило высокую популярность музыкальной сферы в последние тридцать лет. А тут перед ним Кас, и Гейб, абсолютно простые парни, оказавшиеся на самом деле из тех самых внеземных существ. – Но как?
– Этого я тебе не скажу, – улыбнулся Гейб. – А Кас и не знает. Просто поверь, что место на теле татуировки и название суженой мелодии действительно многое значит и берется не с бухты-барахты. Это все и вправду строго определяется специальными методами, отсюда и его надежность. А еще я бы принял во внимание человеческий фактор. Люди слишком любят надеяться и верить. И, конечно, любить, куда же без этого. С вами двоими, правда, сыграл дело случай, и все немного забавнее. Думаю, Кас пригласил меня сюда именно за этим, потому что ему я сам рассказал не так давно.
– Забавнее? – Дин поднял бровь, хмурясь. – Речь идет о моих отношениях с Касом, и слово «забавные» – как раз то, которое я не потерплю.
– Прости-прости-прости, – Гейб примирительно поднял открытые ладони. Кас с тревогой переводил взгляд с одного на другого. – Я хотел сказать, что ты – соулмейт Каса, а он – твой, вмешался скорее случай, а не какая-то высшая судьба. К слову, Кас в нее не верит.
– Так что же забавного?
– То, что я набил своему десятилетнему братцу первый такт одной из самой популярной песни жанра рок, хотя он его терпеть не может?
– Я теперь считаю его сносным, – покраснев, пробормотал Кас, но Дин едва его услышал, воскликнув:
– За что?
– Просто потому, что жутко на него обиделся за день до того. Он случайно уронил торт, который я пек целый вечер, на пол, – с удовольствием объяснил Гейб. – Правда, я был тогда тоже молодым и только через два такта понял, что шанс найти подходящего человека, который до безумия любит рок, у примерного Каса крайне мал, даже с учетом Серафимских способностей. Счастье, что одним зимнем вечером в этом самом баре мне встретился нахохлившийся мальчишка, за рукав которого держался лохматый братец. Их отец, кажись, был давним постояльцем этого заведения, а вот они сами оказались тут впервые, иначе как можно объяснить то, что старший не отходил от младшего ни на шаг и готов был броситься на любого подозрительного незнакомца?
В памяти Дина всколыхнулись какие-то воспоминания. Запах табака, хохот, подозрительная компания за соседним столом и доносящиеся из музыкального автомата песни Led Zeppelin… О. Ему было десять лет, и буквально в тот вечер он хвастался перед Сэмми, что скоро ему начнут делать татуировку – его первый такт.
– Так тогда я встретил тебя? – медленно произнес Дин, с озадаченным видом отхлебывая от принесенного стакана светлого пива.
– Верно, – кивнул Гейб. – Ты показался мне очень хорошим человеком и заботливым братом. Тогда я попросил, чтобы, когда ты придешь, тебя проводили ко мне. Любимую мелодию Кастиэля я знал с самого детства, так что это не было особо трудно, – улыбнулся он. – Надеюсь, мой рассказ не послужит поводом к вашей ссоре? Ты, верно, считал, что Кастиэль предопределен тебе судьбой. Что ж… он предопределен волей случая, но разве это хуже?
Дин посмотрел на опустившего взгляд Каса. Променял бы он его на кого-нибудь другого? Плюнул бы и разочаровался в каждой минуте, когда он переслушивал неловкую игру Сэмми, записанную на диктофон? Не предпринял бы никаких шагов, когда Кас гладил его обнаженную спину, если бы на них не было нот? Конечно же…
– Нет, – твердо произнес он, тем самым заставив Каса рывком поднять голову и встретиться с ним взглядом. – Нет, и не надейся, Гейб. Я влюбился в него не потому, что кто-то мне так сказал. И если судьба на самом деле не судьба, пошла она знаешь куда? К черту.
Кас едва слышно выдохнул.
– Дин. Ты правда не сердишься…
Но Дин не дал ему договорить, взяв за лежащую на столе руку и широко улыбнувшись. Другой рукой он осторожно отодвинул воротник, скрывавший татуировку Каса, и прикрыл темные ноты на коже ладонью. Затем взглянул в распахнутые от удивления синие глаза перед ним и отчетливо произнес: – Мы с тобой тогда, Кас, будем творить свою. Начиная со следующего такта.

@темы: Авторский фик, Земля (2015), Рисунок, Слэш, G

---

[{Колыбель Жизни}]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

03. Беспокойнички – Знаки

[Земля Обетованная]

Две половинки сложных форм тогда лишь в целое сольются,
когда до них, двоих, дойдёт, в каких местах надо прогнуться.
(с) Неизвестный

Название: Знаки
Автор: Земля Обетованная
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: мини, ~3100 слов
Пейринг/Персонажи: Дин Винчестер/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: романтика, соулмейт АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Очень важно уметь правильно прочесть знаки, посланные судьбой.
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
Ссылка на скачивание: .doc

Говорят, когда-то очень давно боги были жестоки по отношению к своим детям. Они отправляли их на землю, не даруя знак своей величайшей милости – отметку той единственной родной души, что была предназначена каждому из них от начала времен. «Второй половинки», как мы это называем. Люди вынуждены были блуждать во мраке, тщась соединиться с ней. Но, даже повстречав, зачастую теряли ее, поддавшись застилавшим внутренний взор порокам: сомнению, страху, гордыне. Люди стали просить богов указать им путь. И тогда дети, вступив в пору отрочества, начали получать особый знак – имя того, благодаря кому однажды им предстояло вновь стать единым целым. А чтобы их неразумные чада не оплошали, несмотря на столь щедрый дар, эти имена боги выбивали на их запястьях. Ну, чтоб уж наверняка.

Маленький мальчик, недовольно щурясь на солнце, украдкой потер левую руку. И тут же с робким видом обернулся на брата, с наслаждением развалившегося на скамье, залитой ласковым вечерним солнцем.
– Оставь это, Кас. Надпись не исчезнет, как ни три.
– Почему она появилась, Габриэль? – в сотый раз только за этот день.
– Я говорил, – терпеливо ответил старший, – это знак – имя того, кого ты полюбишь.
– Я люблю тебя, зачем мне еще кто-то?
– Однажды ты поймешь, мелкий.
– Тогда зачем оно мне сейчас?
Гейб задумчиво почесал подбородок.
– Понятия не имею, – честно ответил он.– Не беспокойся, Кастиэль, мы найдем для тебя красивый браслет. Синий, под цвет глаз.
– Значит, это имя нужно прятать?
Габриэль нахмурился.
– Да, мы прячем его, чтобы ни у кого не возникло соблазна воспользоваться им, чтобы причинить вред. Тебе стоит называть его только тем, кому ты по-настоящему доверяешь. Понял?
Кас быстро закивал. Это будет не трудно.

Кастиэль Новак, главный режиссер одного из популярнейших театров штата Огайо, занимался сейчас абсолютно неподобающим для себя делом – украдкой рассматривал широкое запястье сидящего напротив него мужчины. Его звали Сэм Винчестер, он был начинающим актером, пришедшим на собеседование в поисках работы. И его, казалось, ничуть не смущало, что надпись на его запястье выставлена на всеобщее рассмотрение. В их обществе это было равносильно тому, если бы он явился на собеседование голым.
– Откуда вы прибыли, Сэм? – спросил Кас, перебивая собеседника.
– Нью-Мексико, сэр.
Кастиэль припомнил разговоры о том, что на «Земле очарования» действительно процветает подобная практика. Возможно, сказывалась непосредственная близость резервации коренного населения – индейцев племени апачей, которые не признавали обычаи белых прятать «знаки богов». Ему понадобилось усилие, чтобы вернуться к теме. Надпись на запястье буквально притягивала взгляд.
– Продолжим.
Спустя несколько часов штат их театра пополнился одним молодым актером, в котором главреж со свойственным ему чутьем разглядел большой потенциал. А Кастиэлю понадобилось еще несколько дней, чтобы выкинуть из головы таинственное имя, которое ему все-таки удалось рассмотреть. «Ар-рух» – было замысловато выведено на запястье левой руки Сэма Винчестера. И это даже отдаленно не походило на имена, которые ему доводилось слышать.

– Что это еще за безобразие? – Кастиэль редко повышал голос, но уж если подобное происходило, замирал весь театр. Это было предвестием бури.
Ассистентка режиссера, Ханна, тенью следовавшая за начальником, едва успела затормозить, когда он резко остановился, разглядывая собранные декорации.
– Сэр? – нейтральным тоном поинтересовалась она.
– Это никуда не годится, – Кас с крайне раздраженным видом разглядывал элементы комнаты, в которой должно было происходить подавляющее большинство сцен приближающегося премьерного спектакля.
– Все было сделано по вашим эскизам, – она замолчала, поймав недовольный взгляд.
– Декорации – это не просто картинки, Ханна. Недостаточно воспроизвести эскизы. Нужно прочувствовать всю атмосферу. Это было моим условием, – Кастиэль демонстративно повернулся к сцене спиной.
– Они прочли и первоисточник, и сценарий постановки.
– Значит, они некомпетентны. Мы не станем иметь с ними дело.
– Но сэр… – но ее уже не слушали.
Ханна вздохнула. Как и полагалось большинству талантливых творческих людей, Кастиэля Новак абсолютно не волновала практическая сторона вопроса. Поэтому он и нанял Ханну.

Вопрос, впрочем, оказался не из простых. Появившийся к вечерней репетиции Кастиэль недоуменно уставился на все те же злосчастные декорации.
– Почему их не убрали?
Ханна поджала губы.
– Невозможно найти нового декоратора, согласного выполнить столь сложный заказ в кратчайшие сроки, – только ей было известно, чего стоили эти слова, – думаю, нужно оставить, как есть.
– Невозможно оставить эти декорации, – Кас указал рукой на сцену и на ящики еще не собранных элементов, – все остальное решают деньги и правильный подход.
Ассистента вспыхнула, принимая упрек на свой счет. Но прежде чем она успела ответить, в разговор вступил новый актер.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – дождавшись, пока начальник обратит на него свое внимание, Сэм продолжил, – я знаю одного хорошего декоратора. То есть он, конечно, не профессионал, но делает поистине потрясающие вещи. И…
– Продолжайте.
– В общем, он мой брат.
Проигнорировав многозначительные усмешки актеров, Кастиэль махнул рукой, выражая согласие, и приступил к репетиции.

– К вам Дин Винчестер, сэр.
Кастиэль вздрогнул всем телом. Такое неизменно происходило, когда он слышал это довольно распространенное в Америке имя, волей случая продублированное у него на запястье. И у него были на то все основания. Такой вот весьма посредственный знак был дарован ему судьбой.
– Сэр?
– Да, пусть заходит.
Вошедший мужчина был одним из тех, кто неизменно притягивает взгляд, где бы он ни находился. Кастиэль сразу отметил прекрасную фигуру, притягательную ауру, исходящую от мужчины, и веселые глаза.
– Присаживайтесь, – Кас вспомнил о правилах хорошего тона. Как бы то ни было, а ему требовалось хорошее оформление к премьере спектакля.
– Я слышал, вам нужны декорации? – Дин с удобством устроился в предложенном кресле, закинув ногу на ногу. Для полноты картины ему явно не хватало бокала коктейля в руках. Кас сам удивился тому, какой оборот приняли его мысли.
– Нам нужны не просто декорации. Нам нужны хорошие декорации, – может Кастиэль и не хотел делать такой акцент на свои слова, но у них действительно не будет времени на еще одну попытку.
Дин усмехнулся.
– Давайте начистоту, сэр, – Дин, оказывается, тоже умел придать словам нужный ему эмоциональный окрас. Это его «сэр» прозвучало вполне насмешливо, и Кас нахмурился, – если вам нужны дипломы, сертификаты с выставок и прочее, мы с вами не договоримся. Но если вам действительно нужны хорошие, – мужчина произнес это с такой же интонацией что и собеседник, – декорации, можете мне довериться, сделаю все в лучшем виде. И хочу заметить: насколько мне известно, до этого над ними работала солидная фирма, у которых наверняка была куча бумажек, но вас они почему-то не удовлетворили.
Кастиэль вспыхнул, удивляясь самому себе. Он крайне редко настолько эмоционально реагировал на тех людей, с кем ему приходилось общаться.
– Настолько уверены в себе? – он не собирался доверять столь важное дело какому-то выскочке.
– Еще пару лет назад я бы с легкостью лебезил перед вами в надежде получить работу, – в противовес своим словам Дин заносчиво вздернул подбородок. Кастиэль мгновенно понял, что за всем этим наверняка скрывается непростая история длиною в жизнь. – Но сейчас именно вам нужен удовлетворяющий вас результат в кратчайшие сроки. Как и любой добропорядочный работник я принес портфолио. Изволите взглянуть? – усмешка была, как невольно отметил про себя Кас, не только в голосе и глазах, но и в самой позе преувеличенной готовности, в которой мужчина замер в своем кресле. Щеки вновь обожгло огнем. Какое-то время он напряженно вглядывался в своего собеседника, разгадывая сложнейшую для себя загадку, по иронии судьбы не имеющую никакого отношения к декорациям. И когда Дин протянул ему папку, жестом фокусника извлеченную из внутреннего кармана кожаной куртки, Кас по возможности небрежным жестом оттолкнул ее от себя.
– Вы приняты. Мое условие – вы должны прочесть оригинальную историю и сценарий.
Дин плавным движением поднялся из кресла.
– Уже, босс. Разрешите откланяться?
Как только дверь захлопнулась, Кастиэль в изнеможении откинулся на спинку кресла. Глаза невольно скользили по изгибам короткого имени, выведенного по чьей-то прихоти на его запястье. Но перед внутренним взглядом все еще стояло замысловатое «Малак», которое Дин подобно брату и не пытался скрыть. Чертовы Винчестеры. Чертовы знаки. Кастиэль чувствовал, что с приходом этих двоих его жизнь уже никогда не станет прежней.

Работа над спектаклем шла полным ходом. Дин изредка появлялся в театре, проводя какие-то только ему ведомые измерения и наблюдения. И одним своим присутствием внося разлад в отрепетированную жизнь театральной труппы. Кастиэль, частенько украдкой наблюдающий за активной деятельностью старшего Винчестера, прекрасно видел, какие взгляды на него бросала вся женская половина состава. И большая часть мужского. Это неимоверно злило Кастиэля, но запретить Дину появляться он не мог, пока тот вел себя прилично. Но вот спровоцировать – можно было попытаться. А потом выдворить из театра, пока не придет время монтировать долгожданные декорации.

– Знаете, за что я уволил прошлых оформителей, Дин?
– Да, Сэмми что-то упоминал. Не сошлись во вкусах?
– Декорации должны быть материальным воплощением духа спектакля, – Кас пропустил его слова мимо ушей, – уверены, что ничего не хотите со мной обговорить? Обсудить мое видение той или иной сцены?
– Уверен, – все свое внимание во время разговора Дин направлял непосредственно на собеседника. Кас не мог не признать, что как бы ни складывался их разговор, он не оставлял его равнодушным. – Предпочитаю позволить моей работе говорить за меня.
– Да вы…
– Вы все уже рассказали мне, Кас.
Кастиэль вздрогнул.
– Что вы хотите этим сказать?
Дин достал из кармана телефон и, проигнорировав возмущенный взгляд, открыл записанное видео.
– Вы не имеете права снимать репетиции.
– Я не снимал репетиции.
Действительно на всех видео, что посмотрел завороженный Кастиэль, был только он. Подчас излишне эмоционально рассказывающий актерам, чего именно он ждет от них и от предстоящего спектакля. Он никогда не думал, что выглядит на репетициях таким…
– Вдохновленным, – с улыбкой подсказал ему Дин.
– Я говорил вслух?
– Нет, просто явно подыскивал слова. Конечно, после того, как спектакль станет бомбой, цена за такие видео взлетит до небес. Но думаю, я все же оставлю их только для себя.
Кастиэль почувствовал, как в груди разрастается что-то такое, что грозило захлестнуть его с головой. В эту минуту он впервые до конца поверил в легенду о знаках, которую так часто рассказывал ему брат. Только вот Гейб не научил его, что делать, если вдруг на запястье человека, указанного ему судьбой, окажется вовсе не его имя.

Волей случая репетиция в этот день оказалась сорвана, один из актеров повредил руку, понадобилось медицинское вмешательство. Увы, в их профессии такое случалось нередко. Все актеры довольно быстро разошлись по домам. Поэтому Кастиэль чрезвычайно удивился, обнаружив Дина, танцующего по сцене. По крайней мере, именно такое мнение сложилось у него в первую минуту. На самом деле Дин просто очень быстро и плавно перемещался, не производя при этом никаких измерений, просто рассматривая с различных ракурсов зал.
– Никогда не мечтал о карьере актера или режиссера?
Дин остановился возле края сцены и улыбнулся.
– У нас в семье Сэм гений.
Кас нахмурился.
– Мне кажется, в тебе есть задатки. Где ты учился?
– Ходил в театральный кружок. Недолго, – Дин уселся прямо на пол, свесив ноги со сцены. – На самом деле, рисовать мне нравится больше.
– Учился в художественной школе?
– Неа. Я же говорил тебе о дипломах и сертификатах.
– Но почему? – Кас в недоумении склонил голову к плечу. – Всякому таланту нужна огранка.
Дин дернул плечом и поднялся.
– Не сложилось.
– А сейчас?
– Уже поздно.
– Но Дин…
– Уже поздно, говорю. Пора домой. До встречи, босс.
В ту ночь Кастиэль так и не смог уснуть. Он думал о Дине. И о брате, пропавшем много лет назад. Он думал об именах. И о путях, на которые они указывали.

До премьеры спектакля оставалось несколько недель. Кастиэль сознательно избегал любых вопросов о готовности работы Дина. Время еще было. Все его актеры были способны за несколько репетиций приспособиться к новому реквизиту. Поэтому для него стало абсолютным сюрпризом, когда он, войдя в зал, увидел собранные для одной из самых сильных сцен в спектакле декорации. Декорации, буквально воплотившиеся из его мыслей. Кас даже не заметил, как оказался на сцене. В его воображении прямо здесь, в этой комнате, что была для него сейчас реальнее находящегося за спиной зрительного зала, разворачивалась живописная сцена, вершащая захватывающую историю, созданную им. Это было ни с чем несравнимое впечатление.
– Нравится? – негромкий голос заставил его вздрогнуть. И разрушил потрясающее очарование момента. Кастиэль вдруг с пугающей очевидностью понял, насколько он увяз в своей любви к человеку, который никогда не станет только его. Возможно, у их истории и будет завязка, Дин явно оказывает ему знаки внимания. Специфические, конечно, свойственные именно ему, оттого особо дорогие Касу. Но позволив всему этому захватить себя, ему придется смириться с постоянным страхом того, что однажды в их сюжет окажется вплетенной еще одна судьба. Кастиэль испытывал нелогичную, глупую ненависть к этому таинственному Малаку, который, появившись, предъявит свои права на его, Каса, душу. Потому что отпустить, оторвать от себя Дина он уже не сумеет. Как и видеть жалость в его глазах, ведь невозможно бесконечно скрывать имя на своем запястье. Вся тоска обрушившегося на него понимания вылилась в злые слова.
– У меня что, есть выбор?
Немного придя в себя в кабинете, Кас с болью вспоминал, как исказилось после его слов лицо Дина. С трудом взяв себя в руки, вышел, собираясь принести искренние извинения. Вся труппа собралась в зале. Все восторженно переговаривались, рассматривая атрибуты той или иной сцены. Только сейчас он заметил, что помимо тех, что была установлена на сцене, повсюду в зале и за кулисами стояли собранные декорации для всех других сцен. Заметив появление начальника, все замолчали, напряженно ожидая вердикта. Но Кастиэлю сейчас не было до этого дела.
– Где Дин?
Сэм выступил вперед.
– Он, ээ, ушел.
Эти простые слова оглушили Кастиэля.
– Он работал здесь всю ночь, хотел, чтобы все имело окончательный вид на тот момент, когда вы это увидите. Но почему-то не дождался вас, – Сэм выглядел смущенным.
Работал здесь всю ночь. Чтобы впечатлить его. Порадовать. Кас почувствовал приступ тошноты.
– Пожалуйста, Сэм, позвоните ему и попросите вернуться. Декорации замечательные. Я хотел бы лично поблагодарить его.
Актеры одобрительно зашумели.

Дин не появился ни в этот день, ни на следующий. Кастиэль выплатил Сэму все причитающееся старшему брату вознаграждение. Пообещал, что во всех газетах узнают, кто автор всего этого потрясающего оформления. И постарался целиком погрузиться в работу. Но от себя было не убежать. Кас тосковал. Страх плохой советчик. Поддавшись ему, он потерял надежду даже на то, что мог бы получить. Месяц, год, пять рядом с самым родным на свете человеком. Он бы смог отпустить, когда пришло бы время. Ради счастья Дина. «Я идиот, Гейб, – даже внутренний голос звучал глухо и отчаянно, – Я знаю, что ты бы сказал мне. Что ты учил меня скрывать имя от всех, но не от его обладателя. Прости, я не оправдал твоих надежд, брат».

Премьера была грандиозной. Но даже оглушительный успех не вывел Каса из того подвешенного состояния, в котором он прибывал. Он был профессионалом и знал, если так продолжится, ему придется уйти из театра. Невозможно подарить людям свет, если он погас внутри. Предаваясь подобным меланхоличным мыслям и проклиная обязательный по случаю банкет, Кастиэль выскользнул на балкон. Неизвестно сколько времени он провел, вглядываясь в сад, но совершенно ничего не видя перед собой, если бы сзади его не отвлекло негромкое покашливание.
– Не помешаю?
Кас замер, не веря своим ушам. Резко развернулся. И почувствовал, как сдавило горло, а земля ушла из-под ног. Дин был великолепен. Фрак сидел на нем как влитой, подчеркивая все достоинства фигуры. Но смотрел он настороженно. И Кас не смог заметить привычного блеска в его глазах. Потрясение, разумеется, немедленно вылилось в глупый вопрос.
– Что ты здесь делаешь?
Казалось, температура на балконе немедленно понизилась на несколько градусов. Дин выпрямился.
– Сэм пригласил меня. Не знал, что это запрещено. Или запрет распространяется только на меня?
Кастиэлю казалось, что ему не хватает воздуха. Но он знал, что если не возьмет себя в руки, то Дин уйдет, и он его никогда больше не увидит.
– Нет, – выдавил он из себя, – я хотел поговорить с тобой.
– Какое совпадение, – холодно ответил Дин, – у меня к тебе тоже дело.
С этими словами он протянул ему конверт. Пальцы слушались плохо. А когда Кас увидел содержимое…
– Что это? – резко спросил он.
– Мой гонорар. Возвращаю.
– Но почему?
– Я ставил условие, Кастиэль. Моя работа считалась выполненной, если бы понравилась тебе. А она не понравилась. Мне не нужны подачки.
Это было хуже пощечины. Кастиэль никогда не чувствовал себя так ужасно. Неожиданно его взгляд упал на запястье Дина. Которое сейчас было скрыто тяжелым браслетом. Кас замер. Посмотрел собеседнику в глаза.
– Почему?
– Я объяснил тебе, – нахмурился Дин. И сейчас в нем не было ничего от того веселого, уверенного в себе, невероятно обаятельного мужчины, что впервые явился к нему в кабинет на собеседование.
– Почему ты надел браслет? Я узнавал, у вас не принято прятать…
Пальцы Дина сомкнулись на указанном браслете.
– Я не обязан ничего объяснять.
В душе Кастиэля все это время происходил настоящий переворот. Но в эту секунду все наконец-то встало на места.
– Не объясняй. – Кас придвинулся на шаг ближе. Дин напрягся, но не отступил, – Знаешь, я только недавно понял, что скрывая наши души этими браслетами, мы действительно только вредим себе, – «прости, брат», – Я больше не хочу тайн. Не от тебя.
Он ждал грубости, видят небеса, он ее заслужил. Дин мог сказать, что ему плевать. Но он молчал. Кас медленно стащил с себя браслет и, не медля ни секунды, протянул к Дину левую руку ладонью вверх. Тот замер. Кас чувствовал, как сердце выбивает бешенный ритм. Рука стала ощутимо дрожать. Он собрался было опустить ее, как вдруг его ладонь перехватили теплые пальцы. Дин притянул Каса к себе, обхватив плечи руками. Только сейчас Кас почувствовал, как он замерз. Впрочем, дрожь, прокатившаяся по его телу, ничего общего с холодом не умела. Дин поднял его голову за подбородок, заглядывая в глаза. Поцелуй был лучше всего, что Кас испытывал до этого.
– А теперь объясни мне, что тогда это было?
– Ты о чем? – Кас чувствовал, как отпускает многодневное напряжение.
– Я думал, что проклят односторонней связью. Такое случается.
– Связью? – пришла очередь удивляться Касу.
– Ну да. Знак твоего имени на моем запястье. Я подумал, что он не нашел отражения. Поэтому и скрыл его, как полагается у нас в семье. Мы с гордостью носим наши знаки. У нас браслеты, что вы все носите, показывают тех, кто не удостоился милости от судьбы, тех, кому не суждено познать счастье взаимной любви.
– Знак моего имени?
Дин с улыбкой стащил с руки браслет.
– «Малак» – означает ангел. Ты же получил имя ангела, правда?
– Дин, я…
– С судьбой не спорят, Кас. Поверь мне, она та еще стерва.
Споры с судьбой в ближайшие планы Каса уж точно не входили. Его планы были намного интереснее.

@темы: Авторский фик, Земля (2015), Слэш, PG-13

---

[Пожарная часть #69]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Пожарная часть #69]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[{Колыбель Жизни}]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

02. Беспокойнички – Туз червей

[Земля Обетованная]

Никто не умирает от недостатка секса. Умирают от недостатка любви.
(с) Неизвестный

Название: Туз червей
Оригинал: Ace of Hearts by whelvenwings, разрешение получено
Переводчик: Земля Обетованная
Бета: Земля Обетованная
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
Размер: макси, 26700 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: AU, romance, angst, hurt/comfort
Рейтинг: PG-13 (авторский G)
Предупреждения: асексуал!Кастиэль; нецензурная лексика, присутствует насилие
Краткое содержание: Долгие годы Кастиэль чувствовал себя отверженным и фриком, живя и выполняя действия механически. Все изменилось, когда он встретил Дина Винчестера, который решил показать ему кое-что хорошее в жизни — и обратил внимание Каса на все те вещи, которые он упускал.
Примечание: Название Ace of Hearts содержит игру слов: "Ace" как "туз" и "Ace" как сленговое обозначение асексуалов.
Ссылки на скачивание: .doc, .txt

Глава 1.

Кастиэль грезил наяву.

Он сидел в дальнем углу кабинета истории, безучастно уставившись на доску. Краем уха он слышал голос мисс Мозли, звучащий то громче, то тише, как приглушенные волны помех на плохо настроенном радиоприемнике. Воздух был спёртый и слегка пах чистящим средством; школьный пиджак, к вящему раздражению, натер шею сзади. Кас закусил губу и ощутил кисловато-мятный вкус зубной пасты. Лучше бы он сегодня пообедал.

Кастиэль попытался сосредоточиться на своих грёзах. Теперешняя была одной из самых хороших, одной из тех, к которым он возвращался, когда у него был трудный день – а сегодня день был особенно тяжелым. В своих мыслях он стискивал зубы и вставал, отпинывал в сторону стул и направлялся в переднюю часть класса медленными, неторопливыми шагами. Он останавливался перед всем классом и обращал лицо к каждому. Он замирал, оглядывая ошеломленные лица сверстников – а затем ударял ослепительный луч света, и он чувствовал тяжесть крыльев, вырывающихся из плеч, слышал вздохи и выкрики, а сам в это время гордо шествовал к двери, и отворял ее ее ударом ноги, и уходил прочь, ни на секунду не оглядываясь, распахивал крылья и взлетал в темнеющее небо…

– Кастиэль?

Звук раздраженного голоса мисс Мозли вырвал Кастиэля из его грёз. Он почувствовал, как реальность вновь простирает к нему мягкие, душащие серые руки, и попытался сконцентрироваться.

– Да, мисс Мозли?

– Урок закончился, Кастиэль. Ты хотел со мной поговорить или…?

Кастиэль смущенно оглядел классную комнату. Точно, все его одноклассники уже исчезли. Он что, действительно пропустил звонок?

– Я позволила им уйти пораньше, – мягко произнесла мисс Мозли. – Последний урок на сегодня, все устали. Ступай, Кастиэль, до завтра.

Слегка потрясенный, Кастиэль поднялся и сгреб свои вещи. Он был смутно обеспокоен тем, что мисс Мозли смотрела ему в затылок, пока он шёл к двери, ощущая необычную отстраненность от сюрреальной тишины классной комнаты. Могло быть и хуже, подумал он. По крайней мере, ему, вероятно, удалось избежать…

– Вы поглядите, кто здесь! Моя ненаглядная Снежная Королева!

Кас скрипнул зубами и продолжил идти. Если бы он просто смог делать это до самого общежития, было бы прекрасно. Гордон Уокер, как и он сам, учился в выпускном классе, но жили они в разных корпусах общежития, что не позволяло их маршрутам пересекаться.

– Теперь он спешит! Ты слишком долго болтался у мисс Мозли. Рассказывал ей обо мне?

– Я ничего не говорил, – ответил Кас, по собственному опыту знавший, что Гордон плохо реагировал, если Кас не отвечал на его вопросы. Ничего слишком плохого, конечно – учителя бы сразу заметили, приди Кас в класс с синяком под глазом или с разбитой губой – но Гордон изорвал не один его учебник и регулярно его третировал.

– А я думал, ты побежал к Мамочке Мозли за помощью, – произнес Гордон веселым и приятным тоном. – Я не стал бы обвинять тебя, ледышка. Понятно, что я даю тебе слишком много, больше, чем ты можешь вынести.

– Я только хотел поговорить с ней об уроке, – устало соврал Кас, толкая дверь и шагая наружу, в мягкий сумрак ночи. – Я не знал, что ты ждал.

– Нужно было убедиться, что моя любимая целочка меня не заложила, – довольно произнес Гордон, приобнимая Каса рукой за плечи. Не сумев остановить себя, Кас оттолкнул его. – Какого черта?

Кас молча пожал плечами и продолжил идти. Гордон змеиным броском потянулся к его руке и толкнул в плечо.

– Больше никогда не делай так со мной, слышишь? – яростно сказал он. – Грёбаный нахал. Очевидно же, что больше никто тебя не хочет, почему бы тебе не быть мне благодарным?

Кас почувствовал, как внутренности скрутило от злости, и сделал глубокий вдох, изображая на лице безучастность. Не дело вступать в перебранку с Гордоном; это приведет только к еще большим неприятностям.

- Ты вообще меня слышал? – завопил Гордон, снова толкая Каса. – Ты меня слушаешь?

Кас посмотрел мимо плеча Гордона, на угольного цвета небо, и попытался вызвать в памяти свои сегодняшние грёзы. Если он продолжит вести себя тихо, это все скоро закончится. Если бы он не ответил, Гордон бы толкнул его еще несколько раз и затем отстал, и можно было бы вернуться в свою комнату, читать, спать и видеть во сне, как он убирается ко всем чертям из этой уродской школы…

– Смотри на меня, ты, когда я с тобой разговариваю! – выкрикнул Гордон, распаляясь все больше и больше. – В глаза мне смотри!

Кас сглотнул и на мгновение глянул в глаза Гордона, надеясь, что того это утихомирит. Он попытался сохранить выражение лица настолько пустым, насколько это возможно. Сердце заколотилось быстро-быстро, но как-то странно отчужденно, словно быстрое бух, бух, бух в его ушах было спецэффектом в телешоу, а не висцеральной реакцией организма на маниакальный проблеск в глазах Гордона.

– Какого черта ты смотришь на меня так? – вопросил Гордон.

Это было так нечестно, что Кас уже открыл было рот, чтобы доказать обратное, но Гордон начал говорить вновь, больно тыча пальцем Касу в грудь. Кас глянул на него, пытаясь связать этот жест с опасностью, которую он представлял: в школе было темно, дорожки пустынны, а Гордон, по всем признакам, не собирался успокаиваться. Он сделал несколько шагов назад, но Гордон двигался за ним, пока Кас не обнаружил, что его спина прижата к стене корпуса истории.

– Ты думаешь, что ты лучше меня, так? Смотришь на меня, будто я – грязь, да?

– Я не думаю… – начал Кас, но Гордон рычанием прервал его. Он резко отнял свой палец, и, прежде чем Кас успел отреагировать, сложил руку в кулак и изо всей силы ударил Каса в живот. Кас почувствовал, что из него вышибло весь воздух, согнулся и схватился за живот. Он закашлялся, задыхаясь, и попытался вернуть хоть немного воздуха в легкие. Прежде, чем Кас понял, что происходит, он почувствовал, как его хватают рукой за волосы на затылке и дергают изо всех сил. Его голова откинулась назад, а затем его впечатали лицом в жесткие кирпичи здания истории.

– Ты не лучше меня, Кастиэль, – прошипел Гордон ему в ухо, снова и снова прикладывая его лицом о кирпичи, отчего на лице оставались глубокие ссадины. Кас почувствовал, как по виску и верхней части скулы стекает теплая влага, и зажмурился. Он изо всех сил попытался отвлечься, уйти вглубь собственного разума, сфокусироваться на собственном болезненном дыхании – вдох, выдох, вдох, выдох – и ни на чем более. Гордон скоро с ним закончит, и он окажется в своей комнате в безопасности… Нужно просто потерпеть, пока Гордон закончит, и тогда можно будет вернуться в свою комнату… Скоро он будет в безопасности, в своей комнате, скоро, он будет в безопасности, когда он вернется в свою комнату, он будет в безопасности…

– Ты никогда и ни с кем в школе не мутил, фригидный маленький уродец, – яростно говорил Гордон, – с этого момента ты будешь смотреть только на меня. Понял? Если не хочешь еще больше… – он сильнее прижал ребро ладони к затылку Каса. Кас услышал негромкий задыхающийся всхлип и мгновение спустя с удивлением осознал, что издал его сам.

– Хэй!

Кас услышал отдалённый голос, заставивший сердце на мгновение замереть и принёсший с собой волну облегчения. Дрожащими вспышками она распространилась до самых кончиков пальцев рук и ног. Гордон ослабил хватку, и секунду спустя Кас услышал звук удаляющихся по дорожке шагов. Он рухнул на колени, съеживаясь и стараясь казаться как можно незаметнее. В абсолютной тишине он услышал звук еще одних шагов, приближающихся к нему. Возможно, если спаситель не узнает его, он оставит его тут восстанавливать свое достоинство.

- Ты там в порядке? – участливо произнес глубокий голос. Кас сглотнул, рассматривая узор из кирпичей на здании перед собой. Мгновение спустя он услышал шаги ближе, и кто-то с шорохом наклонился к нему. Незнакомец не касался его, но его голос теперь звучал ближе и ласковее.

– Послушай, парень, давай-ка отведем тебя в общежитие, о'кей? Это было довольно грубо, и тебе надо привести себя в порядок.

Наступила тишина. Кас поднял руку и дотронулся до щеки. Прикосновение ужалило болью, и он резко отдернул пальцы, почувствовав, как в уголках глаз собираются слезы. Он сглотнул, отвернулся, чтобы спаситель не мог увидеть его лица, и рывком поднялся на ноги.

– Великолепно, – сказал парень, все еще не касаясь его. – В каком корпусе ты живешь?

– Ноулз, – пробормотал Кас, мотая головой и пытаясь выбросить из нее остатки тумана, который оставила после себя паника.

– Чудненько, идем, – произнес парень и сделал шаг в сторону общежития. Секунду спустя Кас расправил плечи и двинулся за ним.

– Как тебя зовут? – спросил парень. Боковым зрением Кас видел, как тот с любопытством разглядывает его профиль. Он не отвечал; в горло будто бы залили свинец.

– Я Дин, – произнес парень, кажется, не обратив внимание на молчание Каса. – Дин Винчестер. Я работаю здесь, садовник и уборщик. Приступил только после Рождества. Это неплохая работа. Сады огромные, но платят хорошо, потому что вокруг все чертовски богаты. Твои родители, должно быть, довольно обеспеченные, раз ты здесь, верно?

– Родительница, – хрипло произнес Кас. Они подошли ближе к зданию общежития, и к его пальцам вернулась чувствительность; они уже не так сильно дрожали. – Мой отец умер.

– Что? – Кажется, Дин не ожидал, что он заговорит. – О, чувак, прости. – Один удар сердца спустя он добавил: – Как и у меня. Ну, то есть, моих обоих уже нет.

Кас бросил на него взгляд, чувствуя прилив симпатии. Парень говорил легко, но Кас знал этот обманчиво веселый тон.

– Сожалею, – мягко сказал он. Дин подарил ему полуулыбку и повел плечом.

– Мы почти пришли, – сказал он, прочистив горло. Кас молча кивнул.

Огни в здании общежития практически не горели, но он видел тусклый свет за занавесками собственной комнаты: он всегда оставлял лампу включенной. Каждый раз, зажигая лампу по утрам, он представлял себе возвращение домой вечером.

– Тебе не обязательно заходить, – неловко произнес Кас, когда Дин распахнул перед ним дверь здания и направил его внутрь. В фойе было немного холодно – кондиционер работал, освежая воздух, практически на полную мощность. Дин небрежно махнул рукой.

– В любом случае, я должен закончить уборку в ванных, – пояснил он, – я как раз был на пути сюда. Идем.

Они поднялись по широким деревянным ступеням вместе, бок о бок. Когда они добрались до второго этажа, Дин несильно потянул Каса за рукав, мягко направляя его внутрь ванной комнаты. На ярком свету Кас с удивлением увидел, что Дин выглядит ненамного старше него; его лицо было гладким, без единой морщинки, а еще – привлекательным. Кас закусил губу.

– Можно мне взглянуть на ссадины? – Дин сделал шаг назад и теперь стоял прямо под одной из флуоресцентных ламп. Позади него располагались несколько душевых кабин и ванна, прячущаяся за шторкой. Серая плитка на стенах выглядела грязноватой.

Кас молча сделал шаг вперед, придвигаясь ближе к Дину. Он почувствовал, что сердце снова начинает биться быстрее, и сжал руки в кулаки. Возможно, он выглядел легкой добычей, и Дин собирался…

– Так, выглядит нормально, – сказал Дин, вглядываясь в одну из сторон лица Каса. Его глаза были искренни и широко распахнуты, а рот приоткрыт от сосредоточенности. – Но следовало бы умыться, здесь есть немного грязи. А вообще, после этого всего, тебе, наверное, лучше принять душ, верно?

– Предпочитаю ванны, – тихо произнес Кас, и Дин с улыбкой приподнял брови.

– Ну, тогда иди туда, чувак, – сказал он, жестом указывая на ванну, и Кас двинулся к шкафу в углу комнаты, где хранились чистые полотенца. Он слышал, как позади него Дин отошел в угол ванной и вытащил ведра. – Не возражаешь, если я останусь? – спросил он с улыбкой. – Конечно же, я ничего не смогу увидеть через шторку. Я просто должен закончить с этой ванной, прежде чем пойти спать.

– Нет, я не возражаю, – ответил Кас, но Дин замер, кажется, ощущая его нерешительность.

– Ты уверен, чувак? Я уйду, если хочешь, никаких проблем.

Кас взглянул на него. Легкая улыбка Дина была сочувствующей, а глаза смотрели прямо в глаза Каса. Предложение было искренним, но Кас понял, что не стоит его принимать.

– Все в порядке, – сказал он более сильным голосом, – оставайся.

Он прошел к ванне и повернул краны, и звук бегущей воды белым шумом заполнил комнату. Скидывая одежду, Кас позволил себе слегка расслабиться. Глянув через плечо, он увидел, что Дин отвернулся к стене, держа обеими руками швабру, и возил по одному и тому же участку вновь и вновь, не бросив ни единого подлого взгляда в зеркало. Кас шагнул в ванну, расправляя занавеску позади себя.

– Можешь смотреть, – позвал он, закручивая краны. Он услышал, как Дин приступил к работе; швабра негромко шлепала по темной плитке пола.

Кас почувствовал, как напряжение оставляет его плечи; пар, поднимающийся от воды, занял его взгляд. Он пошлепал руками по воде и лег на спину, потянувшись за мылом.

– Такое часто случается? – услышал он голос Дина из-за занавески.

Он подумал минуту, прежде чем ответить.

– Это было худшее из всего, что происходило, – сказал он. – Весь год становилось все хуже.

– Ты должен рассказать кому-нибудь, парень, – сказал Дин, – добиться, чтобы этого молодчика исключили. Ты не должен мириться с этой хренью, ты лучше этого!

Кас позволил этим словам повиснуть в тишине, впитывая их, пока намыливал свою грудь.

– Когда-то я был классным ребенком, – тихо сказал он, – ты можешь в это поверить?

– Уверен в этом, – услышал он слова Дина.

– У меня было много друзей, – продолжил Кас немного горше. – По крайней мере, я так думал. А потом мы все повзрослели.

– Взрослеть трудно, – неопределенно произнес Дин.

Кас дотронулся влажным пальцем до разбитой щеки и поморщился.

– Это так, – сказал он. – Ты все играешь и рисуешь цветными карандашами, а потом внезапно оказывается, что большинство мальчиков в школе одержимы девочками.

– Не твоя территория? – спросил Дин тихо, как будто бы отвернувшись. Украдкой глядя через занавеску, Кас увидел, что он энергично трет пол возле ряда зеркал на дальней стене. Он отпустил занавеску и поглядел на собственные руки.

– Я не думаю, что у меня вообще есть какая-либо территория, – напряженным голосом произнес он. – Я просто… не заинтересован.

– Что… никогда? – уточнил Дин немного недоверчиво, но скорее с любопытством.

Кас пожал плечами, хотя Дин и не мог его видеть; вода вокруг его рук заколыхалась.

– Никогда, – сказал он. – Я просто не… не способен испытывать такие чувства вовсе.

– А ты пытался? С кем-то, кто тебе по-настоящему нравится? – спросил Дин. – Иногда ты не испытываешь такое чувство, пока не узнаешь человека чуть лучше, верно? Я знаю нескольких таких людей.

– Я пробовал, – кивнул Кас, – но всегда чувствовал что-то вроде притворства. Я связывался с кем-то далеким, недоступным, и говорил себе, что он мне очень нравится. Как только становилось ясно, что что-то может на самом деле произойти, я понимал, что совсем не хочу этого. Идея была в равной степени пугающей и… слегка отвратительной.

Дин рассмеялся.

– Думаю, это ужасно, – сказал он, тем не менее, тихо и мягко. Кас почувствовал, как узел, завязавшийся у него в груди, немного ослаб. – Но это нормально.

– Я не думаю, что для меня это когда-либо было нормально, – признался Кас.

– Ну, тебе лучше знать, – легко произнес Дин, и Кас вздохнул. Он протянул руку и повертел шторку. Несколько минут он сидел в тишине, слушая, как Дин прибирается на той стороне. Это был первый раз, когда он был честен с кем-то, рассказывая об отсутствии заинтересованности, и он чувствовал себя непривычно освобожденным. Он думал, что подпустить кого-то так близко будет странно и некомфортно, но Дин, похоже, не возражал.

И он был чуть ли не единственным таким человеком, подумал Кас. Он попытался представить, как рассказывает одноклассникам о том, что не заинтересован в девушках или парнях, ну, в этом смысле. Когда он представил их лица, все, что он увидел в них – осуждение и стыд. По крайней мере, в данный момент его окружал ореол таинственности, отчужденной недостижимости. Люди бы сначала бесились, а потом все вместе потеряли к нему интерес. Он уже лишился всех своих друзей, даже не обсуждая свою ситуацию открыто. Как будто нежелание иметь парня или подружку делало его человеком, не стоящим беспокойства. Кас дернул ногой под водой и тяжело сглотнул.

– О'кей, я закончил! – крикнул Дин с той стороны занавески. – Я спать. Но, слушай, тебе на самом деле стоит сказать учителю, что случилось сегодня вечером. И, знаешь, если ты не станешь это делать… если ты просто захочешь с кем-то поговорить, можешь прийти ко мне. В любое время, чувак. Я живу в дальнем конце парка, в таком маленьком белом доме. Приходи увидеться, если захочешь. Никакого давления, просто, э… – Кас услышал, как он умолк и прокашлялся. – Ладно. Увидимся.

Дверь скрипнула. Кас резко схватил полотенце и поднялся.

– Дин?

– Да?

– Кастиэль.

Кас аккуратно обернул полотенце вокруг бедер и отпихнул занавеску. Он шагнул из ванны, быстро подошел к шкафу, хватая второе полотенце, для лица, и держа его на уровне груди. Дин смущенно смотрел на него.

– Что?

Кас повернулся лицом к нему, остановившись в нескольких футах.

– Кастиэль, – повторил он. – Это мое имя.

Глаза Дина засияли.

– Кастиэль, – произнес он. – Необычно. Мне нравится.

– Спасибо, – сказал Кас, неловко стоя, завернутый в полотенце. Внезапно вылет из школы показался очень странной, очень плохой идеей. Интересно, почему он вообще хотел этого?

– Ссадина выглядит лучше, – Дин сделал шаг чуть ближе, чтобы посмотреть. Он протянул руку и оттянул кожу на щеке Каса, проверяя на грязь. – Гораздо чище.

Глаза Каса коротко метнулись к губам Дина, пухлым и выглядящим мягкими. Он начал улыбаться, открыв рот, чтобы ответить, но затем застыл. Он сделал быстрый шаг назад и схватил полотенце еще крепче.

– Доброй ночи, Дин, – натянуто произнес он.

– Ночи, Кас, – с улыбкой ответил Дин, повернулся и исчез.

Этой ночью Кас спал с включенным светом, как и всегда.

Глава 2.

Два дня спустя Кас обнаружил, что ноги сами несут его в дальний конец парка, к небольшому белому дому, обнесенному забором. Сегодняшние занятия закончились; уже целых несколько дней благодаря удаче и стратегическим прогулам ему удавалось избегать встречи с Гордоном, но он все еще испытывал желание поговорить с Дином. Он выждал два дня, прежде чем решить, что вел себя, как дурак. Ну, когда желание иметь друзей было против правил?

Тем не менее, перед небольшой черной дверью он нерешительно стоял по меньшей мере минуту, глядя в темнеющее небо, как будто мог получить одобрение у перистых облаков и наполовину скрывшегося диска солнца. Возможно, Дин пригласил его исключительно из вежливости; более чем вероятно, что он не придет в восторг, увидев Каса у себя на пороге. В конце концов, никто не хочет общаться с уродом – а он прямо-таки выставляет свое уродство напоказ перед Дином. Хотел бы он вернуться в ту ночь и изменить сказанное – ну, или просто посидеть в тишине. О чем он думал, так легко демонстрируя свою странность? Должно быть, Дину было очень неудобно…

А еще, когда он думал о том происшествии, Дин не казался ему стесненным или неловким. Немного смущенным, может быть, но не враждебным.

Кас резко вдохнул и выдохнул. Он знал, что чересчур много думает. Единственным способом узнать, что на самом деле значило предложение Дина, было собрать всю свою храбрость в кулак и постучать в дверь.

Но если Дин на самом деле не хотел, чтобы он приходил…

Кас закатил глаза из-за собственной нерешительности, поднял руку и постучал.

Практически немедленно дверь распахнулась. Лицо Дина просияло, когда он увидел Каса; он усмехнулся и прислонился к дверному косяку.

– Как дела, Кастиэль? – спросил он, положив руки на бедра. Он был одет в свободную, мягкую на вид футболку и ношеные старые джинсы с прорехами на коленях. Позади него была видна крошечная, слабо освещенная прихожую с множеством фотографий, закрывающих облезлые желтые обои.

– Все хорошо, – неловко произнес Кас. Дин кивнул, и они уставились друг на друга на долгое время.

– Ну… хочешь войти? – спросил Дин, делая приглашающий жест рукой и приподнимая брови. – У меня есть имбирное пиво.

Кас молча кивнул; Дин весело улыбнулся ему, сделал шаг назад и прижался к стене холла так, чтобы Кас мог протиснуться мимо него.

– Дверь прямо, – Дин обернулся, чтобы закрыть входную дверь. Кас сделал несколько шагов к двери напротив по вытертому ковру прихожей, разглядывая по пути фотографии на стенах: на большинстве из них были изображены Дин и высокий длинноволосый парень с широкой улыбкой и сияющими глазами.

– Мой брат, – пояснил Дин, заметив его интерес, – Сэм. Он живет с нашим приемным отцом, Бобби – вот он, здесь, – Дин указал на фотографию сидящего на крыльце мужчины с пивом в руке и недовольным лицом. – Он тут выглядит брюзжащим, потому что я сделал это фото после того, как случайно запулил футбольным мячом в ветровое стекло раритетного джипа, над которым он работал весь день. Но он хороший человек, самый лучший. Он принял меня и Сэма после… после того, как умер отец. Но у него не так много денег, а я хочу, чтоб Сэм ходил в хорошую школу, так что… вот я здесь. – Пару секунд Дин задумчиво глядел на фото, покусывая губу, а затем, кажется, вернулся в действительность. – Так или иначе, не беспокойся об этом. Давай присядем.

Он наклонился к Касу, чтобы открыть дверь в гостиную, и одной рукой мягко направил его внутрь, другой рукой придерживая дверь за ручку.

– Я захвачу нам выпить из холодильника, – пояснил он, исчезая в полутемной комнате.

Кас сглотнул и сделал несколько шагов дальше в гостиную, оглядываясь вокруг. Дом был старый и расшатанный, ковры тонкие и местами дырявые, а обои желтоватые и отстающие от штукатурки. Однако было видно, что за домом хорошо ухаживают: приблизившись к книжным полкам, Кас не заметил на них ни следа пыли. Ему понравилась мысль о Дине, наводящем порядок, чистящем одежду и с банкой мебельной полироли в руках, может быть, одетом в фартук в цветочек. Он улыбнулся своим мыслям и пробежал глазами по содержимому полок – большей частью, это были грампластинки. Много Led Zeppelin и AC/DC, а также другие группы, названий которых он никогда не слышал. В конец одной из полок были аккуратно втиснуты несколько книг: пара руководств по садоводству и кое-что из Воннегута. Кас вытащил «Колыбель для кошки» и прочел аннотацию на оборотной стороне обложки. Он читал эту книгу некоторое довольно большое время назад, но помнил, что был сбит с толку ею и что она ему понравилась.

– А вот и мы, – сказал Дин, протискиваясь через дверь. Он подошёл к Касу и вручил ему банку холодного имбирного пива.

Кас сделал маленький глоток, зажмуриваясь от резкого вкуса.

– У тебя много пластинок, – заметил он. Дин ухмыльнулся.

– Мне нравится моя музыка, – сказал он, проводя пальцем по корешкам. – Ты любишь рок?

– Никогда не слушал его вообще, – признался Кас. – На самом деле, я не понимаю музыку.

Дин нахмурился.

– Там нечего понимать, – озадаченно произнес он. – Это просто… музыка.

– Я не понимаю ее, – тупо повторил Кас. – Это просто последовательность шумов. Это кто-то, с кем я не знаком, поющий о других людях, которых я не знаю, или об эмоциях, которые я не ощущаю.

Дин рассмеялся и тряхнул головой.

– Да ладно тебе, парень! Ты слушал неправильно, – сказал он. – Присядь.

Дин радушным жестом предложил Касу сесть в кресло, а сам направился к подушке, лежащей на подоконнике эркера. Кас твердо мотнул головой.

– Мне нравится вид с места у окна, – произнес он, подходя и оглядывая остальную комнату. Маленькая желтая лампа освещала теплым искусственным светом невысокие книжные шкафы и потертую мебель; кресло было плюшевое и бледно-голубое. Рядом на полу жужжал ноутбук, и Кас неодобрительно посмотрел на Дина.

– Ты забьешь пылью вентилятор, – сказал он.

Дин глянул через подлокотник кресла, как он сел, и ухмыльнулся.

– Ты забьешь пылью свое лицо, – в тон ответил он, подхватывая ноутбук и сосредотачиваясь на экране. – Эй, знаешь, я тут провел кое-какие исследования касательно тебя.

– Э-э… – начал Кас, но Дин уже начал говорить снова. Экран освещал его лицо синим.

– Блин, вышло жутковато. Я имел в виду, что разузнал кое-что, о чем ты говорил той ночью, об отсутствии влечения к людям, так? Я хотел узнать, что это такое.

– О, – неопределенно вымолвил Кас. Он замер. – И это..?

– Если верить Интернету, вот это, – сказал Дин, держа ноутбук так, чтобы Кас мог его взять. Дотянувшись, Кас взял его и аккуратно пристроил у себя на коленях. В самом верху экрана он прочел надпись большими буквами: «Объяснение асексуальности».

– Асексуальность? – переспросил он.

Дин ссутулился в своем кресле, сжав руки коленями.

– Ага! Там ясно написано, что это абсолютно нормально для тебя и подобных тебе людей. Люди просто не нравятся тебе в этом плане. Я имею в виду, возможно, ты уже знаешь все это, а я тут изобретаю велосипед, но я подумал…

– Я не знал об этом, – произнес Кас. – Я никогда не думал о том, чтобы изучить этот вопрос. Я думал… что это просто я.

– Хах, – сказал Дин, пристально глядя, как Кас начал читать. – Там еще была страница об, э-э, аромантичности? Довольно похоже на то, что ты рассказывал. Это когда ты не испытываешь романтических чувств ни к кому, в отличие от, э-э, сексуального влечения. Это тоже про тебя? Ну, типа, идея пойти на свидание или поцеловать кого-то кажется тебе странной?

– Ам-м, – сказал Кас, глядя на Дина. Сегодня его кожа чуть-чуть шелушилась, а желтоватый свет проявлял теплоту его зеленых глаз. – Нет, это не про меня. Я не… я был бы не против такого. Хотя у меня этого и не будет.

– Кто сказал? – нахмурился Дин, откидываясь назад и перебрасывая ноги через подлокотник кресла.

– Я не могу просить кого-то дать мне все это, если не способен на отдачу в полной мере, – сказал Кас, невидяще прокручивая страницу. Он решил послать самому себе письмо со ссылкой на сайт, чтобы прочесть, не отвлекаясь на Дина.

– А кто сказал, что "в полной мере" включает в себя секс? – спросил Дин. Кас пожал плечами.

– Мне кажется, если найти такого же человека, как я, – задумчиво произнес он, – это бы перестало быть проблемой. Но, должно быть, нас так мало… Я никогда не слышал ни о ком еще.

Дин открыл было рот, но промолчал, давая Касу немного почитать в тишине.

– Многое из того, что тут пишут, похоже на меня, – прокомментировал Кас минуту спустя.

– Да? – Дин протянул руку назад и схватил с небольшого столика с лампой пакет печенья. Он вытащил одно из пакета и надкусил.

– Да. Я думаю, это… то, что я есть.

– Тебе кажется, это хорошо? – спросил Дин, жуя печенье.

Кас обдумал вопрос.

– У меня не случалось ничего хорошего уже некоторое время, – тихо произнес он. – Я думаю, что вообще не помню, как это ощущается.

Дин приподнялся со своего места. Он выглядел смущенным.

– Погоди, но… ты же должен помнить, каково это – когда что-то нравится? – поинтересовался он. – Даже что-то совсем небольшое?

Кас открыл рот, но не произнес ни звука. Он оглядел комнату в поисках вдохновения. Должно же быть что-то, от чего ему было хорошо, ощущение, которым он наслаждался?

– Я не могу измыслить ничего, – безразлично произнес он, – я никогда не думал об этом раньше.

Дин сощурился и протянул второе печенье Касу.

– Мы это изменим, – твердо сказал он и, кажется, понял, что только что сказал. – Я имею в виду, если ты хочешь, – поспешно добавил он.

– Изменим это? – Кас скептически приподнял бровь. – Как?

– Есть масса всего! У меня есть пара идей, – уши Дина порозовели. – Всякие вещи, которые, может быть, ты, ну, почувствуешь.

– Дин…

– Нет, нет, я знаю, о чем ты думаешь. Ничего такого, – серьезно уверил его Дин, откидываясь в кресле. Его глаза были полны энтузиазма, и Кас почувствовал ответный всплеск интереса. – Вокруг так много хороших ощущений, Кас! Ты просто должен испытать некоторые из них, обратив на них внимание по-настоящему. Если хочешь, мы могли бы сделать кое-что из этого вместе.

– Ты и я?

– Ну, я имею в виду, если ты хочешь, – Дин неопределенно поскреб в затылке, не встречаясь с Касом глазами. – Такие вещи обычно веселее, если их делаешь вместе с кем-то, как-то так.

– Дин, это… Ты очень добр, раз предлагаешь такое, но…

– Это не доброта, – сказал Дин, – я хочу тусоваться с тобой. Ты первый человек в этой грёбаной школе, который не сморщил нос, узнав, что я уборщик. Я чертовски одинок, чувак. Ты сделаешь мне одолжение.

Вероятно, Дин утрировал, подумалось Касу, но его лицо было честным и, может быть, никто в школе взаправду не желал проводить с ним время. В общем, они были кучкой одиночек.

– Дин, я не думаю, что это сработает, – неловко произнес Кас. – Я не ощущаю вещи правильно. Я не могу… увлечься тем, что происходит вокруг меня. Ты же провел исследование… Я ненормальный.

Дин обиженно фыркнул.

– Ну, конечно, это не сработает, если ты будешь подходить ко всему с таким отношением, мистер Стакан-Полностью-Пуст, – ухмыляясь, насмешливо бросил он. Кас слабо улыбнулся и опустил голову. – Слушай, просто попробуй, ладно? Быть может, ты удивишь сам себя.

– Какого типа вещи это могли бы быть? – спросил Кас, делая еще глоток имбирного пива.

Дин усмехнулся и заговорщицки подмигнул.

– Ты должен подождать и потом увидеть, – сказал он, – потому что первое, что ты испытаешь – это предвкушение. Как ощущения?

Кас посмотрел на Дина, который уверенно улыбался ему, откинувшись в кресле и заложив руки за голову. Он почувствовал страстное желание узнать, этакое ярко пылающее ощущение в груди; он обратил внимание на это чувство, рассмотрел, как оно растет тем сильнее, чем больше он думает о Дине и его возможных планах – и вместе с этим, как только он подумал о том, что Дин вообще озаботился планами, которые включали в себя его, тогда он почувствовал легкий укол совершенно новой эмоции.

– Это новое ощущение, – сказал он, глядя на Дина с небольшой улыбкой, – хорошее ощущение.

На следующий день Кас двигался через раздевалку. Было время ланча, когда он обычно приходил сюда, чтобы спрятаться от одноклассников. Это означало, что он не мог поесть, но обычно он наверстывал упущенное вечером – ужин подавали в течение двух часов, так что он избегал встречи со своими худшими однокашниками, если правильно выбирал время.

Он направился к своему шкафчику, настороженно вслушиваясь в звуки, издаваемые приближающимися людьми. Пустота раздевалки обычно играла на его стороне, но если Гордон или Бартоломью поймают его здесь, это определенно будет работать против него.

Он добрался до шкафчика, ввел код и распахнул дверцу, равнодушно разглядывая содержимое. Нужно было убить целый час, а ему не удалось подняться в библиотеку и обменять книгу – это означало, что он застрял с «Большими надеждами», книгой, которая закончится раньше, чем учебный день. Может быть, ему стоило спросить у Дина, не может ли тот одолжить «Колыбель для кошки»; возможно, он поймет ее лучше, прочитав во второй раз.

Его взгляд зацепился за что-то на дне шкафчика: клочок бумаги с неровными краями, лежащий так, будто кто-то просунул его через решётку. Он поднял его, стараясь не будить в себе надежду – вероятно, это всего лишь Гордон прислал какую-то ужасную шутку – но когда развернул его, увидел незнакомый почерк.

«Кас, – гласила записка, – практически уверен, что это твой шкафчик. Если ты не Кас, тогда притворись, что этого не было, чтобы избавить нас обоих от чувства неловкости. В любом случае, Кас, если ты свободен сегодня после обеда, тогда приходи, когда уроки закончатся. Есть кое-что интересное, что тебе понравится».

Кас перечитал записку три раза, засунул ее в карман и отправился присесть на скамью в одном из концов раздевалки, а затем вытащил ее из кармана и перечитал снова. Он был свободен после обеда – его уроки заканчивались в четыре. Это оставляло уйму времени для чего бы там Дин ни задумал, хотя Кас даже не мог вообразить, что бы это могло быть. Он вновь ощутил то горячее чувство в груди, необходимость знать прямо сейчас, обжигающую так, будто он только что сделал глоток имбирного пива – а затем в желудке заурчало, и он ощутил резкий укол боли в животе, не имеющий ничего общего с предвкушением, явный признак голода. Кас не мог вспомнить, когда в последний раз он был так неподдельно голоден, но сейчас это произошло, и угроза встречи с Гордоном или Бартоломью внезапно показалась мелкой и неважной в сравнении с предвкушением горячей еды. Он покинул раздевалку и быстрым шагом направился в обеденный зал.

продолжение в комментариях

@темы: Перевод, Земля (2015), Слэш, PG-13

---

День 1 "И грянул гром"

[{Колыбель Жизни}]

Название: В шелесте волн Автор: команда Воды Бета: анонимный доброжелатель Размер: мини, 6585 слов Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль Категория: слэш Жанр: Слэш (яой), Романтика, Драма. Рейтинг: R Краткое содержание: Дин, решив отдохнуть, прилетает на курортную планету, где судьба сталкивает его с молодым русалом. Предупреждения: ООС, смерть персонажа Шум бара вплетается в уши разномастной чередой звуков: инопланетной речью, звоном бокалом, бульканьем, шипением и стуками. Дин со стуком ставит пустую рюмку на место, стискивая ее почти до белых костяшек, и жестом просит повторить. Равнодушный кивок, журчание какой-то алкогольной бурды - и жидкость горчит на языке, опаляет губы, но Дин не морщится, когда пьет. Внутри все горит гораздо сильнее. Проходит полчаса, прежде чем он поднимает на бармена мутный взгляд и, отчего-то прикипев им к аккуратным щупальцам на груди, хрипло произносит: - Еще. Три месяца назад. Теплый ветер тугой плетью ударил по лицу, и Дин довольно сощурился, не скрывая улыбки. Отпуск – хорошо, отпуск – чудесно. Тебе не нужно работать, тебе нет необходимости каждый день вставать в шесть утра и насильно глотать жгучую горечь кофе, потому что иначе миссия продрать глаза становится невыполнимой, да и в очередной раз заряжать оружие солью (было бы хорошо, если только ею) тоже не надо. Куда хочешь, туда и поезжай, на что хватит денег и фантазии. Если с первым у Дина все в порядке, то с последней в этом плане было довольно слабо, но до двухмесячного отдыха на берегу моря чужой планеты он додумался. Чемодан непрерывно скрипел и тарабанил ритм по камню, и этот звук казался довольно непривычным здесь. Здесь… Планета была курортной: длинные пустынные побережья с белым, золотым и розовым песком, маленькие удобные островки посреди воды, дружелюбные местные, которым шел немалый навар от пребывания гостей, четыре моря - без опасной и ядовитой жизни - и один океан с ней, но это было легко исправимо благодаря туристам-огромным-зубастым-тварям и туристам-на-которых-хрен-подействует-какой-яд. Воспоминания о полете колыхались холодной неприятной тенью в висках, но страх уже прошел, не застревал в глотке, и все это определенно того стоило, хоть Винчестер и прибыл буквально час назад. Едва ли он стал больше любить полеты по причине своей работы… Нет, редко за полгода требовалось лететь куда-нибудь еще, оставив свою территорию и заказы другой команде, как раз наоборот: за одной командой охотников завязывалась какая-либо местность на довольно долгое время, что, в принципе, было неплохо, так как среда изучалась на наличие агрессивных существ, мутантов или призраков, записывались частота, промежуток времени и место их появления, учитывались некоторые особенности состава воздуха, почвы, воды, и работникам компании «Супернатурал-Корпорэйшен» приходилось только мечтать сменить климат. Но нельзя забывать про необходимые вылеты к начальству, часто - на заправку за едой или куда-либо еще, в чем тоже было мало приятного. За этими мыслями Дин не заметил, как покинул территорию космопорта. Он свернул в ближайшую забегаловку, нашел удобный угол в помещении с мягким диваном и легко просматриваемым входом, кивнул подбегающей официантке-человеку. Тут, в городе, многое было обустроено хоть и несколько старомодно, но продуманно, и на каждого посетителя обычно сразу находились два представителя обслуживающего персонала его расы. Ну, по крайней мере, на каждого посетителя более-менее распространенной расы. Винчестер не успел сходить к морю, пока не озаботился поиском жилья. У самого берега виднелись домики, один из которых, скорее всего, можно было снять, Местный воздух не тяготил легкие и ноги, а принесенная еда и пиво в забегаловке были достаточно хороши, как и вполне человеческие девчонки в коротких шортах и майках, что мило щебетали у стойки бармена. И в жаре есть что-то недурное. Дин облизнул губы и кинул деньги на стол, поднимаясь. У него есть время, но сначала – дела, а уже потом развлечения. *** Домик был приличным. Ну, не то чтобы обалденно роскошным, но крепким и практичным: темное дерево отделки, одна комната, ванная со средненькой системой душа, гостиная и примыкающая к ней небольшая кухонька, где двоим нельзя разминуться, но пожарить яичницу – вполне. Хозяин оказался деловитым мужиком, который сразу назвал цену, забрал деньги и пошлепал куда-то в сторону города. Дин потянулся, бросил багаж и направился в сторону близкого моря. Первым делом – искупаться, а там будет видно. *** Прошло несколько дней, принесших телу желанное расслабление. Что бы ни говорили любители активного отдыха, но если работа заставляет тебя сутки напролет носиться по дому в поисках какой-нибудь мерзкой твари, бежать от нее же, кувыркаться, прыгать, терпеть ссадины и боль в мышцах, то лучший отдых – мирное лежание на пляже морской звездой, намертво прилипшей к песку. Вечерело. Дин лежал на толстом полотенце, у его ног билось влажными толчками море. Вкус виски был терпок и крепок, послевкусие расплывалось причудливым жаром на языке. Волны щекотно лизали кончики пальцев, ласкали пенными гребешками кожу, и по ней после каждой влажной ласки расплывались яркие мокрые блики. Боги, как же он устал. Столько было нервотрепки, черт бы все побери… Незадолго до Рождества он разошелся с Лизой: она устала жить, каждый день беспокоясь, вернется ли он, устала терпеть его работу, которая иногда в буквальном смысле сама приходила к нему на дом. Кому понравится проснуться, потянуться, чтобы обнять любимого, но наткнуться лишь на пятна слизи, крови и тельца живых личинок, когда тот самый любимый разрушает кухню в охоте на мстительного зомби? В общем… просто устала. Дин ее не осуждал. В мечты среднестатистической женщины входят нежные пробуждения с поцелуем и горячим кофе на подносе без живой и голодной плесени от проклятия случайной ведьмы, прекрасные младенцы в коляске, отсутствие угрозы быть потрепанными каким-нибудь мутантом, тихие и теплые вечера, когда муж вот-вот вернется, а ужин на плите сейчас будет готов, и помешав в кастрюле половником, в нем не найдешь чужой глаз или кусочек испортившейся человеческой плоти. Он, понятное дело, не мог это обеспечить. Лиза действительно продержалась долго, оставаясь верной и терпеливой целый год. Бриз запустил в волосы нежную руку, мягко перебирая пряди волос, прошелся по губам слабой солью, вдыхаясь прозрачным эфиром, и этот воздух был сладок и свеж. Закатное солнце неспешно растворялось в воде, пуская золотой бисер искр, жар мягко вливался в плотную гладь, дорожка последних бликов - щедрые мазки по холсту густым маслом. Перья облаков плыли, взбитые, набухшие точно от оранжево-карминных оттенков окрашенной солнцем воды. Взгляд Винчестера мягко скользил над волнами, проходился по росчеркам далеких птиц и близким валунам, темным, просоленным и частично затянутым морской растительностью… среди которых виднелось чье-то бледное лицо. Дин вздрогнул. Еще один человек на пустынном пляже? - Эй, ты там… – неуверенно окликнул он, подаваясь вперед. Лицо немедленно отшатнулось, пропало из вида, показались длинные пальцы, цепляющиеся за камень, и серебристый гребень уходящего под воду плавника. Стих первый всплеск, второй, и настала прежняя тишина с вкраплением шелеста волн и посвиста ветра. - Что за черт, - недовольно пробормотал Дин, вставая с ткани, отряхиваясь и подбирая вещи. Было довольно пугающе, знаете ли. Но что за черт? Представитель какой-то расы, такой же отдыхающий? Обыкновенный морской житель планеты? Завелась или каким-то образом прокралась по кораблю сирена? Винчестер нахмурился. Была однажды в его практике одна… С хрустом выгрызла кисть руки девчонке из тогдашней команды и почти дала деру в волны, но запуталась в сетях, а там уж с ней и справились, зажарив без перца и соли. Ни с кем не спутаешь: контур лица в толстых чешуйках, глаза человечьей формы, но по сути – рыбьи, но мало ли что Дин не разглядел на таком расстоянии с берега. Необходимо было обратиться к местному жителю и залезть Интернет, чтобы прояснить вопрос. *** С неделю все было спокойно. Море не изменяло ровного малахитово-золотистого окраса, ветер не поднимал туч, алкоголь и вкусная еда в городе не заканчивались, и Дин, хоть и время от времени болтал с немногочисленными посетителями ближайшего бара, заскучал. Правда, вскоре снова объявился неведомый любитель наблюдать за одинокими туристами. Дин безмятежно провел бы вечер, не обращая внимания на появление незнакомца в опасной близости - мало ли у кого какие хобби - но бледное лицо среди зеленой воды и валунов на совсем нетрезвую голову начинало уже напрягать. Когда Винчестер рискнул подойти поближе, ухнув в воду выше пояса, оно немедленно юркнуло за камень, то ли затаившись, то ли действительно ныряя под воду, чтобы драпать побыстрее. - Эй, я тебя не трону, - успокаивающе поднял руки Дин. Теперь-то у него была нужная информация. Русалки. Их язык походил на человеческую речь, и разумны они были настолько, что в их образовательных системах даже изучалась интерлингва, не говоря уже о том, что они активно вели торговлю с другими расами. На этой планете они обитали только в двух морях, океане и, оказывается, вполне успешно договорились с вопросом отдыха приезжих на территории их морей. А еще человеческий алкоголь воспринимался ими вполне успешно. Русал наполовину спрятался за камнем, смотря не то, чтобы со страхом, но с некоторой опаской. Дин, не выдержав долгого изучения, развязно подмигнул, медленно опуская ладони: - Что, впервые видишь такого красивого парня? Мужчина едва уловимо вздрогнул и подобрался, точно набираясь уверенности от наглости Дина. - Я вообще впервые вижу парня человеческой расы так близко. Он говорил с забавным акцентом, каким-то отрывистым и мягким, отчего Винчестер не сдержал смешка. Конечно, планета хоть и пользовалась популярностью у людей, большинство отдыхающих были инорасниками с тентаклями, лишним запасом ног-рук и прочими дополнениями тела, привыкшими к среде обитания, подобной земной. Чувакам, которые проводят большую часть своего времени под водой, наверняка все чужое было интересно, но этот, похоже, либо начал сталкерить недавно, либо всегда осторожничал, не подбираясь ближе. Мысли ненавязчиво путались. Дин попробовал ухватить одну: - Давно за туристами наблюдаешь? - Около года, - русал смотрел на него с недоверием и неким ожиданием. - И никогда не пробовал вино? - Нет, но… - его брови обеспокоенно нахмурились. - А зря. Уж тут-то народ наверняка дружелюбный, - пожурил его Винчестер, став в полоборота к нему, - Плыви к песку, рыбка, буду расширять твои познания. - Я бы попросил относиться ко мне с большим уважением, - голос русала приобрел холодноватый оттенок. - Ну да, конечно. Как тебя зовут? – Дин, беззаботно улыбаясь, протянул руку. Тот помедлил, видимо вспоминая правила общения людей, и протянул свою. - Кастиэль. Винчестер приветливо усмехнулся, сжимая холодную ладонь. - Я Дин, и было бы неплохо, если бы ты разделил со мной ту чудненькую бутылку вина. - Но… - русал попытался неловко отступить, сдавая назад, но крепкое рукопожатие все еще продолжалось, пресекая все возможные попытки бегства. Дин, в порыве пьяного веселья несший какую-то чепуху, всмотрелся в его глаза и вздрогнул. Синие. Как море когда-то давно на Земле. Пришлось встряхнуть головой, отгоняя непрошеную мысль, и вновь обратиться к новоиспеченному знакомому: - Давай-давай, идем, не ломайся. *** Каждое лето папа отвозил их на море хотя бы на две недели. Мама пекла пироги – с яблоками, ванилью, орехами, - и их запах по утрам был столь хорош, что заставлял выскакивать из постели не только любивших поспать братьев, но и более ленивого отца, обожающего вздремнуть в свободное от работы время. Они собирали самые необходимые вещи, садились в фургончик, когда-то недорого купленный в расчете на дальние поездки, и уезжали, время от времени останавливаясь в красивых местах. Леса дышали солнечным светом и желанной древесной прохладой, зефир, поджариваясь на костре, разбухал золотистым бутоном с карамельной корочкой, отец рассказывал интересные истории и байки, а звезды в это время становились близкими и ласковыми. Мама негромко пела под гитару, пока Дин кутался в плед, замечая, каким взглядом папа смотрит на маму. Тонкая, воздушная стрелка лазури у горизонта была самой чудесной наградой, и ее предвкушение можно было заливать в банки, продавая вместо сгущенного молока. Все было замечательно, и Дин не раз радовался, что у него есть подобные воспоминания. Тем не менее, много лет спустя было намного больнее видеть, как дрейфует мертвая рыба в чернильно-грязных потоках рек, а ядовитый жар тления деревьев порождает пагубный дым… И чужие люди в специальных масках советуют ему возвращаться на площадку для космических кораблей. *** Какой черт дернул его пить алкоголь с совершенно незнакомым мужиком, да еще и другой расы? Нет, конечно, угостить коктейлем девушку в баре и закончить угощать вином уже в постели – нормальное дело, но не русалку же из моря, которая… Голова раскололась на сотню кусков при первом же неосторожном движении. Дин взвыл. Он точно не достал чего-то покрепче? Нет, ну точно – от двух бутылок вина такого не могло быть. Либо он где-то нашел что-то еще, либо продавец сильно слукавил. Или они недопоняли друг друга. Сложности общения с акцентами, будь они неладны. Песок забивался в штаны и под рубашку, неприятно царапая кожу. Винчестер приоткрыл один глаз, мутно взглянул на нежно-салатовое небо и слишком яркий, черт его возьми, шар солнца. Оказалось, рубашка сбита, а руки по локоть были в мелких серебристых чешуйках. С чего бы это? В висках забултыхался строптивой рыбиной легкий призрак воспоминания. - Эй, а дай потрогать хвост. Кас от этих слов кашлянул и перевел на него взгляд, лишь слегка подернутый хмелем. - Что? – его голос звучал довольно ровно. - Ну, прикольно ведь, чешуя, все дела. Но не как у рыбы. Боги, нет. Он лапал русалку. Он споил русалку. Он… Ну, нет… - Я бы сказал, что ты очень даже ничего. Э, для русала, конечно, да. Не хватает важных деталей, но я бы… Он кадрил русалку! Дин взвыл еще раз. Анатомия разных существ предполагала самые разнообразные способы и возможности для полового акта, и, в конце концов, возможно, что у тех же русалов была спрятана где-нибудь в чешуе специальная кнопочка, отвечающая за выдвижение необходимых органов. Было бы неплохо. Последний раз он имел связь с мужчиной где-то месяц назад, это был довольно короткий для Дина срок, но удерживать себя в пьяном состоянии, когда алкоголь в крови странно реагирует на все интересные детали чужого тела – не лучшее занятие. Ну, хорошо, в этом не было ничего страшного. С кем не бывает, а ориентация в нынешнем мире вещь вообще относительная с этим буйством разных видов рас. Когда там это осуждали, в позапрошлом веке? Винчестер нащупал тапки, вздрогнул, вспомнив, как оттаскивал недавнего собутыльника обратно в море на более-менее подходящую глубину, и поковылял опохмеляться. Когда Кастиэль приплыл опять, Дин уже собрался, отмылся и привел в порядок в мысли. Он отлично провел вечер и, кажется - если Кастиэль все же остался с ним вчера и, возможно, тоже не без приятности для себя с ним пообщался - приобрел нового знакомого, который сможет разделить с ним дальнейший отдых и чуть позднее выпивку. - Привет. Надеюсь, насчет вчерашнего обиды нет? - поинтересовался Винчестер, заходя в воду и делая приветливый жест рукой. Опирающийся о камень русал выглядел неизменно спокойным, чуть любопытствующим и, пожалуй, самую кроху – удивленным. - Все в порядке, Дин. Но не мог бы ты ответить мне на один вопрос? – хрипловато проговорил тот в ответ. Странно. Винчестер раньше не заметил подобного тона в его голосе. - Ну да. - Мне любопытно, является в человеческом обществе приемлемым то, как… - у него было действительно любознательное выражение лица, но сейчас он явно собирался сказать какую-то неловкость, - поскольку в русалочьем обществе это считается не слишком позволительной манерой поведения, более того… Дин? В его обычно ровном тоне прорезалась встревоженная нотка. - Кас, не надо, - легкое и ломкое сокращение привычно слетело с губ. Серьезно, они были будто бы сто лет знакомы. То, что произошло, наверное, рано было обсуждать. *** Череда дней летела быстро – каждый день был как огромный бургер, настолько вкусный, что глотаешь его в один присест. У Дина появился собеседник с другим восприятием мира, готовый приходить и вести беседы когда угодно, а у Каса – универсальный информатор в сфере человеческого мира. Винчестер любил лежать на песке, лениво подставившись нещадным солнечным лучам. Бывают моменты, когда думать не хочется, в голове – шорох водяных валов и крик диких птиц. Мысли плавны и неторопливы, как и само движение волн, мягко текущих, огибающих островки осознания того, что иногда очень важно в жизни. Приятные воспоминания легко перебирались в голове. - У тебя когда-нибудь была девушка? Или парень? Я не осуждаю, - поспешно заметил Дин. - Нет, - сухо ответил Кастиэль, перебирая пальцами гаджет для чтения мыслей, напоминающий забавное металлическое насекомое с десятками тонких лапок, усиков и ремешков. Винчестер очень удивился, найдя его в сумке, но не придал этому значения – может, случайно закинул в ворохе одежды. - Совсем? – неподдельно удивился Дин. - Никогда, - совершенно серьезно подтвердил русал, оставляя без внимания все без исключения, кроме удивительного для его понимания устройства. - И… Э-э… Ты никогда не разбавлял воду? – недоверчиво переспросил Дин. - Случая не представилось, - Кас, наконец подняв голову, смотрел в пространство перед собой с неким раздражением и желанием закончить разговор, - Я не встречал никого, с кем мне хотелось бы разделить свою жизнь. Зачем иметь половую связь с тем, с кем у тебя нет никаких общих планов? - Рассуждаешь как одинокая невезучая женщина… У нас это по-другому - чаще всего секс просто удовольствие, ничего более. Кас, не споря, замолчал и принялся с новыми силами рассматривать новую игрушку. Несогласие мутным призраком повисло в воздухе. Дин перевернулся животом вверх, с удовольствием заведя руки за голову. Дин, взяв бургер, с наслаждением вонзил зубы в Очень Мясную Начинку С Куском Сыра. Кас проследил за ним с легким удивлением. - Что? - Дин вытер губы и недоуменно поднятием брови, - Никогда не видел бургеров? В ответ русал медленно покачал головой. - Ты всю жизнь только травой и питался? – ужаснулся Винчестер, на мгновение забыв о происхождении друга. Да, у русалок по-другому и не может быть, они ведь живут в чертовой воде, но знать об этом в теории и удостовериться в реальности – разные вещи. Кто знает, может, у них там водятся какие-нибудь морские коровки вместе с мясокомбинатом. - Иногда – рыбой, - тоном «что-тебя-удивляет?» откликнулся Кас, складывая руки на груди. - Травой, Кас. Всю жизнь, - Дин закатил глаза. - Нет, тогда ты обязан попробовать. На, держи, - бургер, едва не роняя кольца лука, опасно завис над водой по пути к мужчине. - Но для моего организма это может быть… - принялся возражать русал, хмуря брови. - Да ладно, от одного куска никому плохо не станет, - Винчестер, устав ждать, банально притянул собеседника ближе одной рукой, другой бодро утыкаясь едой в чужие губы. Хочешь или не хочешь, но откусить пришлось, и Дин довольно оскалился. Жующий Кас выглядел на редкость неодобрительно. Дин и не заметил, как сильно привязался к нему. *** Просвещение Каса в сфере интимной стороны человеческой жизни обещало быть интересным. - Не стоит, - невозмутимо отнекивался русал, не теряя нить соприкосновений взглядов. Хвост грелся под солнцем на камне, играя всеми переливами бликов и слепя глаза. Дин прищурился: - Шутишь? Я предлагаю тебе вызвать стриптиз на дом, а ты отказываешься? - У меня нет никакой нужды смотреть на то, как совершенно незнакомые мне девушки раздеваются, - спокойно объяснил мужчина, чуть меняя позу. Солнечные искры замелькали еще острее, заставляя фыркать и на миг прикрывать веки ладонью. - Кас, не будь занудой. В конце концов, уже поздно. Русал тихо выдохнул и вновь уставился на Винчестера – строго и укоряюще. Дин лишь подмигнул в ответ, фыркая и уходя под воду. К приходу стриптизерш Кастиэль не посмел никуда сбежать под суровым надзором охотника, и девушки, мягко виляя бедрами, приветливо улыбнулись, окидывая их оценивающим взглядом. Дин, ответив тем же, заигрывающим тоном предложил зайти для танца в воду. - Он у нас новичок, - призывно кивнул в сторону Каса Винчестер, устраиваясь поудобнее. Мастерство и опыт проявлялись во всем: в плавных покачиваниях стройных бедер, изящных петлях, выполняемыми крепкими ягодицами, в прикрытом веками тумане глаз и элегантности движений рук, приглашающих, звонко зовущих притронуться к нежности кожи, жесткости застежек кружевного белья… и провести вниз, бесстыдно обнажая. Танец, поначалу излишне медленный и глубокий, вскоре набрал обороты, обращаясь в живую страсть, резкую, горячую, бьющую лживой невинностью одних движений и огненным криком – других. Продолжая плыть по воздуху, мягко огибая телом неплотные клубы пространства, девушки одна за другой двинулись к Касу, едва не касаясь его атласом открытой кожи. Мягко закружились, выгибаясь в спине, заскользили изящными пальцами по оголенным икрам, бедрам, игриво пробегая по аккуратному животу; наклонившись, зачерпнули горстями воды, и та засияла сконцентрированным светом в солнечных лучах, плавно скатываясь по приоткрытым полным губам, покатым плечиках, ложбинке грудей, пару секунд назад скрытых тканью белья… Девушки откровенно замерли в открытых позах, давая рассмотреть все особенности тела поближе, и вновь закачались ягодицы, подтянутые ноги, нескромно раскрываясь, подушечки пальцев игриво проводили по упругим половинкам, бедрам, самыми кончиками – по мокрому животу… и обхватывая острые груди, невинно раскрылись чашечки сведенных ладоней. А потом одна из них… одна брюнетка подступилась совсем близко к русалу, приближаясь опасно проворно. Кас выглядел… завороженным. Зрачки пугающе расширились, губы приоткрылись и выглядели не хуже девичьих. Девица, отняв одну кисть от груди, нежно обвела изгиб челюсти, коснулась ямочки на подбородке, а второй – собрала прозрачные капли, продолжающие стекать по контуру аппетитного тела, и сбрызнула их на плечи Каса. Запахло жареным. Винчестер, не отрываясь, смотрел. Прозрачные капли мучительно медленно сползали по ключицам, скатывались прозрачным каскадом бус по груди, углубляясь в тень крутых изломов, влажно стекая по ровным кубикам пресса и пропадая в серебристой чешуе, там, где у людей должны начинаться ноги. Кастиэль дышал ровно, но глубоко и часто: грудь быстро вздымалась и опускалась, темные соски порозовели под пленкой воды. Дин сглотнул и поймал себя на мысли, что хотел бы ее слизнуть . К концу часа ему вовсе не хотелось нанимать какую-либо девушку. Беда была в том, что он хотел Каса. *** - Быстрее! Черт, ты… - Дин подавился выдохом, когда почувствовал прикосновения чужого языка на своей шее. Им нужно же, мать его, быстрее добраться до спальни, иначе он разложит Каса прямо у стены, наплевав на удобство, а Кас… Кастиэль… еще и отвлекает! Нельзя подхватить его и нести к постели, как девчонку: Кас совершенно другой, у него другое тело – и в этом прелесть; другие губы, колкая щетина под пальцами и упругие мускулы, и он уж точно не на одну ночь, не будь Винчестер человеком слова. Жар собрался тугим комком в низу живота, вырывая хриплый стон. Одна постель приняла двоих в уютный полумрак, и пальцам было так чудесно исследовать то, чего так хотелось раньше, скользя по покатым бокам и хватаясь за ключицы; жар в губах, жар в теле, и башку просто снесло – Кас выгнулся так, будто бы никогда не ощущал подобного блаженства, а может, так и есть… Дин прикусил его губу, стараясь запомнить тон полустона-полувсхлипа; Кас на вкус и соленый, и весь такой сказочный и настоящий. Он жадно вдохнул воздух у рта Дина, мягко лаская кромку скулы, и в расширенных зрачках дрожало такое сконцентрированное выражение чего-то яркого, нежного и родного, что заставлять их закрываться от движения быстрых пальцев было сущим грехом. Но Дин – грешник по жизни. Пот струился по вискам, тяжело и горячо, Кас опьянял, плавил своей кожей кончики пальцев, и хмель играл в сердце, когда ощущение вседозволенности полыхало чем-то тягучим в голове, вдалбливаясь в мозг, по сосудам, по крови, безнадежно смешиваясь с возбуждением. Колючее электричество – безжалостно течет по мышцам, запах пота и чего-то нереального щекотал ноздри, проникая внутрь и растворяясь в самой сущности Винчестера. - Дин, - боже, когда у него стал настолько хриплым голос? Горячий, податливый, раскрывающийся навстречу, совершенно невозможный Кас… - Дин… *** Утро встретило разбито и жарко. Часто дыша и оставаясь разумом здесь же, в горячем полумраке единения двух тел, Винчестер сел в кровати. Изумление пополам с возбуждением трепыхались в черепной коробке, и Дин, не выдержав, запустил руку под одеяло. Безумно странный сон. Безумно странный, и лучше о нем забыть. Можно не упоминать о том, что тем же вечером Дин, стремясь угодить естественным желаниям, направился в бар в надежде подхватить кого-нибудь в постель. Да, не сезон, но когда очень хочется - надежда умирает последней. И, да. Одна девица вела себя вполне распущенно, давая понять, ради чего она пришла в подобное место, предложенный коктейль приняла с удовольствием, а пара грудей четвертого размера заманчиво колыхалась при движении. Винчестер зашел далеко - разговорился, сделал предложение закончить вечер в более располагающей обстановке, и только красотка стала склоняться к его губам, как удивленно отшатнулась, зажимая нос наманикюренными пальчиками. - От тебя рыбой воняет, - удивленно фыркнула она, отодвигаясь подальше. Дин озадаченно поднес руку к лицу, понюхал… Ничего не заметил и списал все на слишком придирчивый нос дамы, которая слышит то, чего на самом деле нет. Да и если бы был легкий запашок… Что, весомая причина отказываться от такого мужчины? Тем не менее, все последующие попытки соблазнения - а ведь была у него примета: не повезло первые два раза – забей! - прошли так же. Окончание вечера пришлось проводить в окружении ночных бабочек, хоть они явно не претендовали на излишнее обаяние. *** Следующий день прошел в компании боевика на ноутбуке и рассыпанных на диване чипсов. Наставшие сумерки быстро сменились укутывающим маревом ночи. Небо стало темным осколком изумруда с редкими переливами лимонного света звезд, полупрозрачными кругляшами близких планет – точно обкатанные языком океана битые кусочки стекла. Облака стекли серо-зеленой пеной под горизонт, похожий сейчас на беззвездное продолжение небосклона. Свежесть кололась в груди, заставляя дышать мелко и часто; сырость въедалась в ежик волос, прозрачными струйками застревала в носу, заставляя чихать. Ветер до глубокого молчания затих на берегу, оставив разделять тишину лишь шороху медленных накатов моря да редкому шуму из городка. Русал тоже не спал – неподвижно сидел у дальнего камня спиной к берегу. Темные волосы мягко поблескивали под отсветами одной из местных лун. Винчестер, громко тревожа гладь воды босыми пятками, аккуратно оседлал поросший водорослями валун. - Бессонница? – полюбопытствовал Дин, прослеживая за чужим взглядом. Его друг смотрел в небо, чистое и незапятнанное. - Не впервые, - Кастиэль едва шевельнул губами. Винчестер отвел глаза. Если начистоту… Что за странное знакомство и дружба? Что за странный Кас, который всегда готов слушать и изучать чужие эмоции? Сидеть до утра и смотреть вверх, вслушиваясь в повседневный гул природы? Как давно подобная романтика вышла из моды? Не Дину, правда, спрашивать. С ним самим редко когда бывает все нормально. - Звезда упала, - вдруг негромко обронил Кастиэль, вкрапляя в тишину свой голос так же ладно, как шепчет мелодию море, шелестят хрупкий мотив многовековые деревья в тихий зной всеобщего изнеможения… Словно звук из глубины горла – не различимая речь, но язык природы, понятный лишь немногим. Дин, тщетно поднимая голову, пробормотал: - Моя мама говорила, что… - и осекся, резко осознавая, что он хочет рассказать и с чем это связано, но решил договорить, - что душа находит себе тело и летит к нему. На небе, конечно, давно простыл даже след сияющего хвоста метеора, и на темно-зеленом полотне лишь проколотыми дырками мерцали звездные россыпи. Великое множество людей в разные времена принимали обыкновенный падающий объект за дурной или добрый знак, строили прекрасные легенды и возводили целые системы примет… Но падающая звезда – срывающийся в полет метеор и ничего более, как бы не хотелось верить. Тем более красивым сказкам мамы. Русал промолчал, что-то обдумывая, и затем почти робко коснулся его локтя и попросил: - Расскажи, Дин. Ты начинал тогда, когда мы были не в том состоянии… Продолжи. Пожалуйста. И Дин, поддавшись очарованию непонятного настроения, начал тихо говорить. *** …о том, как был так интересен Хэллоуин – истинно детский праздник! Разноцветные блестящие фантики конфет, радужные тянучки, сочные яблоки в шоколаде и карамели, липкие бока леденцов на палочке, ореховые батончики, куски тыквенного пирога и многое другое, что могут пожертвовать взрослые в ответ на фразу: «Сладость или гадость?». Их городок был не таким уж большим, и раз в году все родители с легкостью отпускали детей собирать вкусные подарки в тыквенные пакеты и специальные мешочки. Детские улыбки искрились на улицах города: в оскале маски оборотня, под пожелтевшими бинтами мумии, в вырезе рта простенького привидения. Придумать новый костюм на каждый год – нелегкая задача, но Мэри Винчестер справлялась на ура - с ее-то богатой фантазией и золотыми руками. В этот раз Дин ходил в черном плаще и наводил на всех ужас своими клыками, Сэм вырядился зомби, вяло оттявкиваясь на насмешливые выкрики старшего брата: «Сэмми, будь яблочной феей!». Каждый дом, в чью дверь они громко стучались, озарялся шуточными испуганными восклицаниями, и лишь вредный старик что-то занудно проворчал про мерзкую молодежь, не забыв, правда, отсыпать им горсть конфет. Несколько часов пролетели в один сладкий миг: другие дети, разодетые настолько, насколько хватит фантазии, щербатые улыбки тыкв вдоль дороги; однодневные лавки с жареными колбасками и орехами, расслабленный смех взрослых… Краски и веселый шум могли поднять настроение хоть с самого дна. Возвращаясь домой, младшие Винчестеры перебрасывались шутками, и их смех звучал ровно и беспечно ровно до того мгновения, как они заметили лужу вишневого сока перед входной дверью. Аккуратно переступив влагу, дети остолбенели: карминная дорожка продолжалась дальше по коридору и, судя по следам, протягивалась через двери. Дин весело крикнул: «Сэм, подожди!», - и ринулся вперед, стремясь разгадать шутку родителей. Наверняка отец предложил, а мама в беззаботном настроении согласилась. О том, что это была не штука, Дин догадался, как только почувствовал стойкий запах железа… увидел влажно поблескивающие частички внутренних органов, следы кровавых ладоней… несколько прядей пшеничных волос… грязный нож отца. Пакет вырвался из враз ослабевших пальцев, и сладости рассыпались по полу, липко пачкаясь. Толчок в спину и растерянное: «Дин…» заставило резко обернуться и схватить брата дрожащими руками за ворот футболки. Прерывисто дыша и местами срываясь на длинные всхлипы, Винчестер вытащил Сэма из дома, едва не запнувшись о ступеньки крыльца, и ринулся по направлению к соседям. *** Кас не перебивал. - Как оказалось в итоге – это было только начало… по Земле прокатился зомби-апокалипсис. Тех, кому повезло остаться в живых, быстро эвакуировали, и я оказался из удачливых. Голос к концу позорно сел и расплылся. По правде говоря… его давно преследовали кошмары. Об этом он рассказывал лишь однажды - девушке по имени Кэсси, с Лизой решился не вспоминать… Но в забытых ранах часто скапливается гной. Русал молчал, и в ночной темноте Дин мог различить лишь четкие блики в его глазах. Потому не сразу осознал, что Кас смотрит прямо на него. И… Он двинулся и аккуратно накрыл руку Дина своей. Винчестер не шевельнулся. Отсветы звезд в глазах завораживали. - Я бы хотел разделить эту боль с тобой, - твердо и негромко откликнулся Кастиэль, не отрывая взгляда. - Поверь, Кас… такое нельзя ни с кем делить. - Ты не заслуживаешь носить эту тяжесть только на своих плечах, - тон будто заледенел, но звучал и стыло, и обжигающе, хотя этот жар предназначался для кого-то другого. - Таков мир, ничего не попишешь… Много воды утекло с тех пор, - Дин размял плечи, поднимая голову. Ветер нес прохладу и свежий воздух, который хотелось вдыхать глубоко, полностью заполняя легкие, выдыхая всю сгнившую грязь воспоминаний и пропитываясь новыми, более чистыми, звонкими, приятно яркими. По движению воды бежали ломаные оттиски света, вдруг на миг собираясь в единое целое и тут же рассыпаясь в горсть мелких самоцветов; частые мерцающие точки крошечных медуз плавно колыхались в мягкости морского дыхания. - Кас? - Да, Дин? – ответил тот, чуть помедлив, не поворачивая головы. При свете планет четко была видна острая грань ключицы, небольшая родинка под соском, подтянутый живот. Сейчас – с полупрозрачным изумрудными налетом, точно кожа морского создания словно вобрала в себя все краски дома. - Ты хотел когда-нибудь… стать человеком? Кас замолчал, задумался. Возникла долгая пауза, прерываемая лишь шелестом волн. Винчестер уже решил сменить тему, когда наконец услышал напряженно-задумчивое, будто бы мужчина продолжил размышлять над вопросом, осторожно подбирая каждое слово: - Наверное, нет. И даже если бы захотел… Море никогда не отпускает, Дин. Тебе может казаться, что ты свободен, но на самом деле это не так. Дин вздрогнул. Облизнув губы, он вдруг обнаружил на них соль. Остаток ночи они проводят в тихой задумчивости. *** Стрекот. Шипение. Комнатный камин горел ровно и мирно, жар приятно обволакивал тело шерстяными коконом, ласковым дыханием шевеля волосы. Дин сидел в кресле-качалке, неспешно смакуя глинтвейн, и это казалось настолько естественным, что та реальность, где он отдыхает на жаркой курортной планете была точно обычный сон, примерещившийся в дреме у огня. Дом скрипел. Он был большой и старый: высокая и просторная гостиная, чистый ковер с золотисто-коричневыми узорами, удобные кожаные кресла, круглый стол с белой скатертью, шкаф с прозрачными дверцами у стены, наполовину заполненный праздничной посудой, наполовину – безделушками и фото с счастливыми лицами – Сэм со старшим братом в зоопарке, Мэри и Джон, разрезающие свадебный торт… Это бывший дом семьи Винчестеров, Дин провел здесь свое детство. Он помнит. Горячее вино убаюкивало. Корица и имбирь опаляли горло и грели язык, невидимый глазу мед расплывался травянисто-цветочным послевкусием после каждого глотка; такой глинтвейн готовила мама каждое Рождество. Им с братом, правда, доставался только детский, сделанный на виноградном соке, но кто уследит за юрким подростком в самый разгар веселья? Дин вздрогнул, когда раздался стук, громкий и внезапный в умиротворенном спокойствии. Качнулось кресло, лишаясь ноши, и домашние тапки прошуршали по-уютному знакомо, разлетаясь искристыми воспоминаниями. Сэмми, подающий тапки с пола как самый умилительный щенок, отец, который… Не сейчас. Открывая дверь, Дин глупо удивился позднему гостю, а затем словно нырнул в морскую пучину знакомых глаз. - Дин… Кружка вина упала и разбилась на десятки осколков, пролитое вино запятнало пол багряными гроздьями рябины, через миг собираясь в плотную лужу. В ней отразилось неестественно четкое отражение Винчестера, смотрящее изумленно и неоднозначно. Какие-то капли падали с Каса прямо вниз. Дин пригляделся. Вся одежда - одежда? - Каса была запачкана в глинтвейне. Или в крови. Дин посмотрел в расширенные от боли зрачки, стекающую по переносице струйку алой влаги… и провалился вниз, просыпаясь. Кас. *** Проснувшись, Дин рывком сел в кровати, тяжело дыша. Липкие сети кошмара плавно разлетались с каждым мигом осознания происходящего; виски были в поту, и он смахнул влагу костяшками пальцев, по привычке прислушиваясь, что творится снаружи. Снаружи звучали бой и грохот, неприятный свист и хлесткие удары ветра. Дождь. Дин, подумав несколько секунд, встал с кровати, направился через большую комнату к входной двери, чтобы выйти на улицу и немного освежиться. Безжалостный воздух рывком ворвался в комнату, мгновенно остужая отчего-то горящие лицо и голову. Дин рассеянно всматривался в берег и промозглую серо-болотную даль, где рвались в невесомую мокрую пыль колючая пена и потревоженная гладь песка; разорванные нити водорослей остывали на берегу после каждого удара полусгнившими утопленниками; стылость, сконцентрированная на подавленном непогодой берегу, пронизывала до костей... Как вдруг глаза царапнул вид чего-то темно-алого. Сорвавшись в бег прежде, чем пришло осознание, подгоняемый старыми воспоминаниями и дурными предчувствиями, Дин быстро несся, порой проваливаясь в песок. После мерзкого сна чувства тревоги обострились, заставляя представлять худшее, и пускай Винчестер сейчас ошибется, но он будет уверен, что это действительно лишь пригрезилось взвинченному сознанию. Хоть бы у него было не в порядке с нервами, хоть бы он ошибся… Ветер бил в лицо и, точно недовольный пес, хватал кончики волос, утренняя стужа забиралась под тонкую майку и продираелась студеными пальцами к сердцу. Запыхавшись, Дин упал рядом с алым пятном, отказываясь верить своим глазам. Это был Кас, трепыхавшийся крупной дрожью. Распростертые руки были в крови, живот в крови, даже голова в чертовой крови, и глаза его были раскрыты широко, до боли, ресницы слиплись; по подбородку стекали багровые струйки, разбавленные дождевой водой; в ямочке ключиц собралось алое озерце; капли огибали бледную кожу мускулов. Все, что ниже бедер – кровавое месиво с ошметками чешуи, и Дин захлебнулся дыханием. - Кас? Кас, ты… Кас! – у него было стойкое ощущение, что это все продолжение недавнего кошмара. Телефон, телефон в заднем кармане трудно вытащить, будто назло - пальцы, набирающие номер, двигались так же лихорадочно и неаккуратно, как во сне. Кастиэль закашлялся и что-то хрипло прошептал. Дин наклонился ближе, отбрасывая трубку в сторону. - Дин, я сейчас умру, - это прозвучало так обыкновенно и просто. Словно Кас попросил купить ему бургер. - Не умрешь, я уже… - Дин. Останься, и… Спасибо тебе за все. - Эй-эй-эй, Кас, Кас, слушай меня и не отрубайся, ты же помнишь, я обещал взять тебя с собой, затащить в самолет?.. Кас! Кастиэль не слышал – рвано дышал, уходя мучительно и неестественно. Он не слышал, как кричал громко, яростно, а позже и с надрывом Дин, аккуратно хлопающий его по щекам, не замечал исступленного гнева враждующих стихий вокруг себя, не чувствовал холода… и вскоре Винчестер увидел в его зрачках что-то такое, отчего сразу отступил, бессильно смаргивая соленые капли дождя. Чистый цвет моря, который так ярко полыхал в детских воспоминаниях, до последнего не уходит из замирающих глаз. Санитары сетовали за поздний вызов, но Винчестеру было все равно. Море продолжало бушевать. *** Когда Дин, громко хлопнув дверью, ворвался в бар, никто и ухом не повел. Лишь бармен невозмутимо спросил, чего он желает. Первая рюмка заглушила стон, рвущийся из глотки, вторая вызвала бесстрастную пустоту в голове, нарушаемую лишь жжением в грудной клетке. И тогда Винчестера накрыло. ...чужая кровь будто вскипела и поднималась вверх алыми струйками дыма через пузырьки кислорода и утонувшие брызги солнца; соль въелась в свежие раны и точила кристаллические зубы о розовую плоть, отчего Кастиэль беззвучно плакал, вновь подставляясь под широкий клинок обточенного камня. Срезаются острые углы плавников, разрывается плотная пленка перепонок, серебристыми блесками расходится вихрем острый каскад чешуи, и помощник старого русала-знахаря изо всех сил старался спрятать глаза, послушно собирая ошметки рыбьего тела. Ритуал отречения – вещь на крови и мясе. Никто и не говорил, что будет просто стать человеком. Касу еще повезло, что его не прогнали просто так, плюнув кислотой в лицо, но согласились помочь, провести необходимую церемонию. История русалок тесно перепутана с людским родом, без проклятий здесь не обошлось, но хладному разуму человечества не постичь и не поверить, уж тем более – не узнать. Кастиэль выгнулся от невозможной боли и потянулся вверх. Первое видение калейдоскопом сменяется вторым. Разноцветная пелена, и… ...вокруг плавно неслась течением чернильно-синяя вода с паутиной прилипчивых водорослей. Дин плыл, не задыхаясь, но порой запутываясь голыми ступнями в навязчивых склизких плетях. Тьма ненавязчиво укутывала в свои мерзлые объятия. Впереди, скрывшись от чужих глаз за камнем находились две русалки - молодая ведьма и старый мужчина-знахарь. Винчестер не предполагает, откуда, но это знание доступно ему. - Ты его… обманула? – глухо булькнул второй, чуть обнажая в недовольстве острые зубы. У Каса никогда таких не было. Или они, по крайней мере, не были заметны. Женщина дернула губой, обозначая усталую усмешку, и хрипло засмеялась: - Не будь наивным. Невозможно сбросить чешую и обрести ноги, если ты имел честь родиться в русалочьем племени. Я ему не солгала: он найдет желанное - не в этой жизни, но в следующей. Старик покачал головой, и от его морщинистого лица пошли струйки пузырей, стремительно поднимающиеся вверх. Дин проследил за ними взглядом. - Недоговорить – не значит не лгать. - Брось. Он не уточнял. - Если ты считаешь, что о чем-то знаешь в полной мере - уточнение не требуется. Русалка презрительно отвернулась… чтобы глаза в глаза уткнуться в Дина. Ее губы исказила надменная усмешка, когда Дин в гневе потянулся к ней руками, беспомощно скользя по дну и вспенивая песок. Пальцы запутались в рыжих прядях, густых, губительных, как рыбачьи сети для крупной добычи; он дернулся, изгибаясь всем телом, забился, а женщина хрипло захохотала, поводя головой… Винчестер оторвал лицо от поверхности стойки, окидывая бар раздраженными глазами. Бармен бренчал стеклянными бутылочками, смешивая коктейль для очередного посетителя, кто-то сзади то ли громко храпел, то ли общался с кем-то… Два месяца назад. Он идет, желая хорошенько отдохнуть и забыть все проблемы… Месяц назад. Он желает показать Касу многое, все интересное и человеческое… Кас хочет разделить его боль. Сутки назад. Он идет спать со спокойной душой, впереди – целый месяц, и он как-нибудь разберется, что делать. Они разберутся. Сейчас. Кто его так? Зачем? Где скрывается правда? Поехала ли у него крыша или… «За что, Кас? За что?» "Море никогда не отпускает. Тебе может казаться, что ты свободен, но на самом деле это не так" «Как же ты был чертовски прав, Кас. Прав, твою мать». Был. Русал осторожно напомнил: - То, что ты рассказывал о родителях… Дин помрачнел. - Давай не будем. Я не хочу об этом вспоминать. У тебя есть… семья? - Дин задумчиво смотрел в золотисто-салатовые разводы на небе, изредка протягивая руку в сторону, чтобы подцепить очередную креветку в кляре за хвост. - Да. Много. Братья и сестры, родителей давно не видел, - Кас тоже был молчаливым и отрешенным, - А у тебя? - Нет, - звучит как смертельный приговор. «Ты тоже состоишь из воды» «Вода – мой дом» " - Я бы хотел уметь летать, - тихо прошептал Кас. Дин скривился: - Серьезно? Эй, это отвратительно. Под тобой метры высоты, а тебе еще и надо крыльями махать, чтобы удержаться!" - Море везде, Дин. Ты можешь не замечать, но оно частью в облаках, в дожде, в слезах или даже кофе. В нас – море. - Чувак, если вдуматься... это мерзко" «Ты куда, Дин?» Никуда, уже – никуда. Дин опрокинул рюмку. *** Нежная лазурь воды приятно обволакивала ноги, и Дин Смит, успешный владелец компании, содержащей сеть отелей по всему миру, умиротворенно вздохнул, вытягиваясь. Людей не было видно, отчего на душе металось легкое огорчение – хороший собеседник ему совершенно точно не помешал бы. Бассейны были воистину огромных размеров, позволяя гостям расплываться в разные стороны и уединяться либо с друг другом, либо с выпивкой. Дин предпочел бы оба варианта, но пока получался только последний. Только-только поднеся бокал к губам, он вдруг почувствовал резкую прохладу брызг на разгоряченных солнцем плечах, заставившую вздрогнуть. Выругавшись, Дин аккуратно вытер губы и обернулся, натыкаясь на слегка смущенные синие глаза. - Извините, - голос незнакомца был глубоким и чуть хрипловатым. - Ничего страшного, - пробормотал в ответ Смит, растягивая уголки губ, - Дин. Мужчина слегка склонил голову набок, точно впитывая имя, и проронил свое: - Кастиэль. - Будем знакомы. Не разделите ли со мной эту бутылку вина?..

@темы: Авторский фик, Вода (2015), R

---

01. Беспокойнички – Igneous (клип)

[Земля Обетованная]

– Почему люди убивают друг друга?
– Люди убивают, когда их чувства друг к другу зашкаливают.
Неважно, любовь это или ненависть. Чувства, выплеснувшиеся из тебя,
нужно как-то убирать. И самый радикальный метод – это убийство.
(с) Токо Аодзаки

Название: Igneous
Автор: Земля Обетованная
Продолжительность и размер: 1:38, 27.9 МБ
Аудио: V V Brown – Igneous
Пейринг/Персонажи: Дин Винчестер/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: мистика, триллер
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кастиэль не может себя контролировать. Он подобен вулкану, из которого то и дело вырываются жестокие потоки обжигающей лавы, и Дину Винчестеру давно стоило бы убежать и скрыться. Однако он слишком любит Кастиэля и бесстрашно встает на пути неконтролируемой стихии, за что и расплачивается. Кастиэль убивает Дина и отчаянно старается спрятать улики, но кто сказал, что на этом все кончится?
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
Примечание: Просмотр в HD/наушниках
Предупреждение: кровь, жестокость, открытый финал, недолгая смерть персонажа

@темы: Клип, Земля (2015), R, Слэш

---

День 1. "И грянул гром..."

[Пожарная часть #69]

Название: Настоящее чудо
Автор: Пожарная часть №69
Размер: около 2500
Пейринг/Персонажи: Кастиэль, Дин
Категория: джен
Жанр: AU, драма, фэнтези
Рейтинг: G
Дисклаймер Наша совесть сгорела вместе с хорошими сценаристами
Саммари: Хэллоуин как раз закончился, когда Дин зашел в лавку, торгующую Чудесами.
Примечание: Смерть персонажа

Кастиэль перемялся с ноги на ногу, подождал еще несколько минут — и раздосадовано рухнул в потрепанное временем кресло. Кукушка со звонким скрежетом вылетела из своего окошка и прокуковала ровно двенадцать раз, и это значило, что его рабочий день закончен.
Дверь, петли которой никто не смазывал вот уже двадцать лет, сегодня не издала ни единого скрипа. На полки с живыми, искрящими, томящимися под стеклом чудесами никто даже не взглянул. Черная кошка спрыгнула на пол, замурчала и начала тереться о ноги Кастиэля.
Ну вот.
Хэллоуин уже кончился, а никто так и не зашел в лавку на углу Парадайз и Линкольн.
— Да, — вздохнул Кастиэль и начал мять переносицу пальцами, — эта лавка знавала лучшие времена.
Кошка все мурчала, и он почесал ей за ухом, ласково проронив:
— Ну чего ты, чего, утешаешь меня?
Раньше, когда хозяйство вели его дедушка с бабушкой, тут было не протолкнуться. Люди отдавливали друг другу ноги, толкаясь у витрин, выкладывали на прилавок свои самые сокровенные тайны, желая купить что-нибудь впечатляющее. Некоторые просто глазели. А другие записывали чужие разговоры, все стараясь разоблачить Чудеса, повесить замок на эту дверь и никогда больше сюда не возвращаться.
Кастиэль знал, почему им так хотелось пресечь попытки людей воочию увидеть настоящее Чудо, но он был связан печатью клятвы, и страх перед, может быть, даже несуществующим, святым маслом, держал его рот на замке.
М-да уж, думал он, теперь и арестовывать их не надо. Люди просто не заходят сюда больше с тех пор, как в прошлом году умерла бабушка, а дедушка, вскоре последовав за ней, оставил «Лавку чудес» на Кастиэля. Он и не смел осуждать старика, но, черт возьми, как же теперь быть? Как ему самому справиться с такой нелегкой работой?
В прошлом году, когда бабушка только начала жаловаться на постоянные головные боли, они собрали самую большую выручку в своей жизни — кучи детишек разглядывали маленькие статуэтки ангелов, крутили в руках медальоны, дергали матерей за полы юбок и строили гримасы, даруя Кастиэлю неподдельное веселье. Тогда даже удалось продать парочку Чудес. Может, он просто делает что-то неправильно? Может, дедушка был неправ, оставив Кастиэлю эту маленькую, видавшую всякое запыленную коморку?
Ох… Этого он никогда не узнает.
Кастиэль уже собирался снять остроконечную ведьмину шляпу — Хэллоуин все-таки — и уйти в небольшое запыленное помещение с кроватью — свою комнату — как вдруг…
Колокольчик на двери звякнул, а сама она неприятно заскрипела.

* * *

Кастиэль часто заморгал, стараясь оправиться от шока. Серьезно?
Светловолосый парень направлялся прямо к прилавку. Половицы под его ногами жалобно поскрипывали.
— Здравствуйте, — он остановился напротив Кастиэля, оглядываясь по сторонам. — Я ищу «Пэтс и С», вы не могли бы мне помочь?
Кастиэль прикусил губу.
«А ты думал, кто-то зайдет, чтобы купить Чудо? Ха. Три «ха». Идиот. Добровольно этот порог никто больше не переступит», — ядовито прошептал хриплый голосок внутри его головы.
— Вы почти дошли, — грустно сказал он, — это за углом, на Парадайз, там огромная неоновая вывеска, идите на нее, не ошибетесь.
Незнакомец еще раз смерил взглядом лавчонку и самого Кастиэля в остроконечной шляпе. Кажется, его это забавляло, но Кастиэль решил на этом не зацикливаться. Пусть смеется, сколько душе угодно, и катится в свой «Пэтс и С».
— Спасибо, — проронил он около двери и уже собрался толкнуть ее, как вдруг застопорился прямо на пороге и обернулся. — А чем вы торгуете?
— Н-не понял?.. — растерянно сказал Кастиэль. Это что, один из тех фанатиков, желающих закрыть лавку? Ну нет. Только не сегодня. Не сейчас.
— Это место выглядит старым, а я не помню его, хотя и вырос здесь.
Сказал парень, который не смог найти «Пэтс и С».
— Мы… — Кастиэль сглотнул. — Мы торгуем оберегами и благовониями… — и совсем тихо, но повседневно добавил: — Волшебством.
Незнакомец удивленно вскинул брови.
— Волшебством? Это ведь вроде как…
— Запрещено, я знаю, — он усмехнулся, почему-то ощущая себя выше незнакомца. Его вдруг одолела непонятная гордость. — Но у нас с законом все в порядке. — Кастиэль взглянул на кошку, которая стремительно приближалась к посетителю.
— Меня зовут Дин, — улыбнулся тот и, присев на корточки, потрепал ее за ухом.
— А это Кассиопея, она прилагается к этому месту. Старушка.
Дин гладил ее шею, голову, уши. Кассиопея радостно мурчала.
— Вы можете радоваться, — заинтересованно, даже удивленно, сказал Кастиэль, — потому что она дама с характером, и нравятся ей далеко не все.
Небо за стеклянной дверью испещрила неоновая полоса молнии. Грянул гром. Небольшие лампы над ними треснули, ярко вспыхнули и погасли. Ну вот, подумал Кастиэль, пробки снова выбило.
Чудеса забились в стекла своих шаров на подставках.
Дин оглянулся на них. Его лицо окрасилось в цвет пламени, а улыбка засияла волшебством маленьких крошек в витрине. Он заворожено наблюдал за малейшими их движениями. Полутемная лавчонка сияла яркими чудесами.
— Вы знаете, — вдруг сказал он задумчиво, — я бы хотел купить одно…
Глаза Кастиэля расширились, он поднял брови. Его сердце забилось чаще. И, казалось, само здание затаило дыхание и бросило все свои дела, которых у него, несомненно, было много.
— Прошу… прощения?
— Я хочу одно из них, — Дин указал на прилавок.
Так странно улыбался этот Дин. Будто… Будто мог вспомнить что-то настолько светлое, за что действительно можно купить одно из них.
— Цена слишком высока, — сухо произнес Кастиэль. — Вернуть назад будет нельзя.
Дин кивнул.
— Я покупаю.
— Мы не отвечаем за качество его поведения, а если вы будете плохо с ним обращаться, оно…
«Что ты творишь, Кастиэль? Неужели ты пытаешься отговорить его от покупки?» — зашипел внутренний голос.
Нет, отвечал ему Кастиэль, но…
«Посмотри вокруг, стены этой лачуги оседают, Кассиопея начинает стареть, даже витринные стекла поблекли. Нам нужно его воспоминание».
Но ведь…
«Он пытается нас спасти. Дай ему, что он хочет, и дело с концом».
Нет. Когда это произошло? Кастиэль не спит? Он действительно сейчас спорит сам с собой, решая, продать ли некоему Дину Чудо? Он, который твердил, что ни одно Чудо больше не продаст, и даже смотреть на это не будет? Все слишком быстро получилось.
Однако, все нежелательные слова уже были сказаны. Назад пути нет.
— Какое из Чудес вам… завернуть? — через силу улыбнувшись, спросил он, опуская взгляд на Кассиопею.
Кастиэль вздохнул. Он справится. Он видел, как это делал дедушка. Как это делала бабушка. Одно воспоминание. Он справится.
Какой же ты идиот, Кастиэль, мысленно сказал он сам себе.
Дин кинул взгляд на стоящие в ряд шары с пожелтевшими табличками под ними.
Кастиэль бы не смог выбрать. Он забрал бы все. И не унес бы ни одного. Каждое из них прекрасно. И отвратительно. Они ведь живые. Они ужасающие и странные. Такие маленькие. Такие… чудесные.
— Забвение, — тихо сказал он.
Светло-серая сияющая субстанция пуще прежнего забилась в толстое стекло. Кастиэль улыбнулся. Он и забыл, насколько это замечательно. Видеть предвкушение этих маленьких существ. До того, как он стал работать тут, у него было свое маленькое Чудо — мать подарила на Рождество — его мех скользил между пальцами, стоило провести рукой по гладкой шерстке. Кажется, его звали Хэппи. Да, это непременно было Счастье. Только вот… Эту крошку отняли сразу после того, как он узнал о смерти родителей. И Кастиэль довольно смутно помнил о нем. Он даже не уверен, была ли у Хэппи шерсть, или он сам ее выдумал. Слишком, слишком давно это было.
Кастиэль, наверное, и сам бы рад был выложить что угодно за светло-серую крошку с емким именем Эйбл, но для Извлечения нужны двое. А с Машиной никто, кроме него самого, не справится — теперь, когда дедушка и бабушка покинули это место.
Этот улыбчивый Дин желает отдать самое светлое воспоминание за то, что есть у Кастиэля.
Но ему ведь можно отказать. Еще пока не поздно. Кастиэль должен рассказать ему, как это…
«А можно неплохо заработать».
Но Кастиэль не хочет его калечить!
«Выбор за тобой».
И все же…
«Ну же, парень, решайся. Дела пойдут в гору. Так безжалостно и просто. Как делала бабушка. Как учил дедушка».
— Обычно мы берем деньги за Извлечение, но с вас я ничего не возьму, — тихо сказал Кастиэль, решив, что это — большее, что он способен дать парнишке, обрекшему себя на Извлечение. — Пройдите прямо по коридору, — он кивнул в сторону подсобных помещений, где находилась Машина, — и подождите меня возле Машины. Мне нужно… подготовиться.
Дин зашагал по коридору как можно тише. Будто страшась спугнуть решительность Кастиэля.
И откуда он вообще взялся, а? Этот чертов Дин.
Кастиэль зажмурился и еще раз прокрутил в голове все воспоминания, связанные с Машиной. Некоторые были страшными, другие — очень страшными.

* * *

— Нет, не надо. Подождите, я передумал, — старик метался в кресле, искусав губы, слезы стекали по его щекам и впитывались в обивку.
Началась третья и последняя фаза.
Извлечение.
Дедушка хладнокровно настраивал процессы, щелкая тумблерами, и делал вид, что не слышит душераздирающих воплей. Ну, это была его работа. Он почти каждый день созерцал подобное.
А вот малыш Кастиэль, тихо выглядывавший из-за двери, видел это впервые.
Лампа над Машиной потрескивала. Ее желтого освещения было слишком мало, чтобы рассмотреть что-то с его места, но для дедушки, стоявшего прямо под ней, и этого было достаточно.
— Послушайте, у меня дети, жена, сестричка… я п-передумал, я не хочу, оставьте. Оставьте это себе, умоляю вас, — он отвратительно шепелявил, и его беззубый рот походил на огромную черную дыру. Оттуда вырывались частые болезненные вздохи. А скрипучие крики походили на работу дрянных несмазанных пружин.
— Лежите смирно, иначе придется привязать вас, — нахмурившись, сказал дедушка, одарив покупателя беглым взглядом.
Шлем был приближен к лицу старика. Оба из двух забрал были опущены. Одно — защитное, другое — световое.
Дедушка отвернулся, что-то суетливо переключая.
Когда покупатель прекратил кричать и плакать, а его тело забила мелкая дрожь, дедушка отошел от стола. Машина продолжала свою работу. Адовы вертела, как окрестил их Кастиэль, крутились, рождая невыносимый шум. Покупатель беззвучно трясся в кресле, неспособный больше кричать. Но ничего. На жестяной этажерке стояла его новоприобретенная Красота, Кастиэль знал ее имя — Нэйч.
Дедушка куда-то исчез, но Кастиэля это не озаботило, он этого даже не заметил.
Красота билась в шаре и искрила, но ее было слишком плохо видно отсюда. Кастиэль сделал шаг ближе, немного наклонился вперед и…
— А ты что тут позабыл, малец? — грозно сказал дедушка, когда вырос прямо перед ним.
Кастиэль испуганно отпрыгнул в коридор, и его куда-то оттащили, он успел сказать что-то, но его не слушали, из ниоткуда появилась бабушка, еще несколько человек, все суетились, спрашивали его, что он видел, дергали за рукава, а дальше… а дальше была темнота.

* * *

Кассиопея, тревожно мяукнув, побежала по коридору вслед за Дином, а Кастиэль махнул рукой, избавившись от наваждения. Он собрался с мыслями, еще раз вздохнул и нырнул в прохладную темноту подсобок.
— Дин, я не должен вам говорить, но это непросто. Вам будет очень больно. Будто внутри каждый орган накалывают на иголку. Ваш мозг пронзит мукой. Боль будет неистовой.
Кастиэль все еще не знал, хочет ли он этого. Сделает ли все правильно. Или… может, не поздно отказаться?
Он пытался доказать самому себе, что это дело не хорошее и не плохое, однако ему было страшно, потому что Дин, этот юноша, этот светлый с виду парень, с которым они пойдут потом разными дорогами… его мысли будет выворачивать наизнанку. Его самого будет выворачивать наизнанку.
Его будут проверять на прочность.
И Кастиэль ненавидит этот процесс.
— Но это мое решение, хорошо? — Дин снова улыбнулся.
Он сидел в кресле Машины. На самом краешке.
— Мое дело предупредить, — сухо произнес Кастиэль, выдворяя Кассиопею и плотно закрывая дверь. — Вы должны лежать неподвижно, как можно дольше, даже если вам это будет казаться невозможным, иначе мне придется принять меры, — он кивнул на шприц и лежащие на этажерке около кресла медикаменты. — Мы также не несем ответственности за легкие телесные и психические повреждения, которые может нанести вам Машина.
Дин кивнул, когда Кастиэль заставил его лечь в кресло и плотно пристегнул ремнями.
Первые огоньки на приборной панели загорелись, послышались щелчки тумблеров.
— Возьмите это и зажмите зубами, — Кастиэль протянул Дину фигурный кусок резины.
— Больше похоже на казнь на электрическом стуле, — усмехнулся тот, но его «палачу» было не до шуток.
Старушка Машина заскрипела и затряслась, ее запыленные шестеренки, не смазывавшиеся годами, отвратительно заскрежетали. Кастиэль надвинул шлем на голову Дина и тихо произнес, обращаясь, скорее, к самому себе:
— Это гораздо хуже казни, — и задвинул первое забрало — защитное. — Удачи вам, Дин.
Кастиэль нажал еще на пару клавиш Машины, на скорую руку ввел требуемые параметры, которые ядовито въелись в память, и защелкнул последнее, световое, забрало.
Адовы вертела закрутились непозволительно быстро.
Отсчет до первой фазы начался.
…9…
…8…
…7…
…6…
…5…

* * *

— Тише, Дин, тише. Умоляю вас, не плачьте, пожалуйста, — Дин крепко сжимал руку Кастиэля. Его глаза были воспаленно-красными, слезы градом катились из них, неизменно впитываясь в уже потертую, но не менее устрашающую обивку Машины. — Это был сон, это неправда. Я дам вам Забвение, обещаю. Не плачьте.
Но он не слушал. Он рыдал и стенал. Он метался, до крови впивался в свои кровоточащие губы. Кусок резины валялся где-то под ногами, а стеклянные шприцы поблескивали под тусклым светом яично-желтой лампы. Но их трогать было нельзя. Кастиэль запретил себе трогать шприцы и ампулы. Дин должен справиться. Он просто обязан справиться и без них.
— Пожалуйста, посмотрите на меня. Я здесь. Посмотрите в мои глаза. Все в порядке, вы прошли Внедрение, Очищение и Извлечение. Вы заплатили сполна. То, что вы видели — давным-давно прошло, Дин. Взгляните на меня. Это неправда, — Кастиэль крепко держал его ледяные пальцы, стараясь посмотреть тому прямо в глаза. Это было важно. Именно это сейчас было самым важным.
Но Дин жмурился, не желая даже приоткрыть веки. Его ресницы слиплись, а лицо покраснело. Он еще находился в кошмаре Машины.
И тогда Кастиэль размахнулся, с силой ударив его по щеке.
— Дин, простите меня, но я…
Дин замолчал. Слезы тихо лились из-под его ресниц.
Он открыл глаза. Потускневшая зеленая радужка собралась воедино, и он кинулся к Кастиэлю, живому объекту, к тому, кого Машина точно не могла поглотить, крепко сжимая того в объятиях.
— Все кончилось, — шептал Кастиэль, успокаивающе гладя Дина по спине. — Все хорошо. Вам больше никогда не придется пережить это снова.
— С-сэмми, — захлебываясь в истерике, которая уже отступала, вздохнул он. — М-моя мама, отец…
— Тише, тише, — Кастиэль гладил его затылок, — они лишь призраки. Вы не увидите их больше.
— М-м-моя семья, Кастиэль…
— Они лишь призраки, Дин. Тише. Им вас не достать.
— Моя семья, — тихо повторил Дин и совсем обмяк в руках Кастиэля.
Тот бросил шприц на этажерку и вздохнул. Это было последнее в списке того, что он хотел использовать сегодня, после Машины.
— Их больше нет Дин, они всего лишь призраки, — зачем-то сказал Кастиэль и уложил Дина в кресло, со злости оттолкнув шлем от его лица, — все будет хорошо, Дин. Вы заплатили за это сполна.
Кастиэль поставил шар на этажерку и пошел к двери. Он вернется сюда завтра. Дину станет намного лучше.
Кастиэль вздохнул, и, пошатываясь, побрел по прохладному коридору в маленькую коморку с кроватью.
Бог давным-давно оставил это место. Бог давным-давно оставил их всех.
Но Чудеса, роящиеся в витрине, должны быть проданы до последнего. И Кастиэль будет наблюдать за тем, как люди мучают себя, приносят в жертву только для того, чтобы расколоть этот шар и понять, что Чудеса роятся совсем не в витринах.
Чудеса живут в них самих.
Но пока Машина существует, пока существует наказанное Богом «Очищение», Кастиэль будет хранить тайну, чего бы ему это не стоило.
И Кастиэль продаст Чудо всякому желающему.

* * *

Он заходит в каморку с единственной продавленной кроватью, вешает на ее спинку давным-давно намыленную веревку, надевает ее на шею и опускается на колени.
Веревка тянет кожу, перекрывает дыхание.
Удушье царапает горло изнутри.
Его сдавленные вопли никто не услышит.

@темы: Огонь (2015), G

---

Поправки к правилам 75-х голодных игр

[Destiel+Cockles AU-fest]

Во-первых, поздравляем все команды с официальным стартом игры
Пусть вам дуют ветра вдохновения, пусть капитанам будем поменьше работы, а участники внезапно все принесут вовремя.

Во-вторых, у нас для вас есть одно изменение, одно дополнение и одно напоминание в разделе правил.


Изменение
Критика в комментариях пишется под катом.
Если вы хотите прокомментировать плохую работу и красиво плюнуть автору в лицо, грациозно хлопнув дверью, вы оформляете это вот так:

критика

Автор - дурак!
Жестко будем бдить нарушения и прятать ваши комментарии с критикой под кат сами
И просьба - если вы заметили в комментах критику не под катом - сообщите оргам. Сюда -  Ernst Wolff или сюда -  Singing Bird

Дополнение
Чтобы вам легче было отвечать на комментарии к собственным работам, мы создали специальный авторский логин.
Заходите под ним и отвечайте на похвалу и критику. Пользоваться могут ВСЕ желающие. Не стесняйтесь.
Логин: anon avtor
Пароль: ilovemyfans

Напоминание
Хотим вам напомнить, что данный фест организован исключительно ради фана. Никто никаких оценок не ставит и судить вас третейским судом никто не будет.
Итак, запоминаем: фест ДЛЯ ФАНА и РАДИ ФАНА, и делать можно ЧТО угодно и КАК угодно.
Хоть сальсу станцуйте и приготовьте гаспачо на любой из дней. Если из вас хлещет творчество - пусть себе хлещет.

Капитаны, донесите эти три поправки до своих ребят, особенно про аккаунт для авторов. Надеемся на вас

Объявляем выкладку работ открытой

@темы: Организационное

---

#мынадне

[{Колыбель Жизни}]

Морской еж Derek Winslow - кругл, колюч, вообще неленив, но в творческой жизни весьма медлителен. Способен приколоться на другие пейринги, но трогает колючую ежовую душу только один. Derek предпочитает не покидать надолго уютную норку своего фандома. Без памяти любит Дина, считает, что Дин топ и ниипёт должен иметь все во всех смыслах самое лучшее, а лучшее, что есть в Диновом окружении - это Кас.

Разноцветный панк-осьминог bfcure бодро печатает одним щупальцем... всякое, запасается одеялами и чаем, чтобы откомфортить любимого ангела по полной программе и уже не знает, в какой кроссовер его запихнуть. Плавает с девизом "космос - это тоже море". Против любых рамок и ограничений.

Добродушный очкарик манта по имени kyutnem. Однажды, поддавшись любопытству, слишком близко подплыл к водам фандома и внезапно!.. его засосало. С тех пор частенько зарывается в песок на минимальных глубинах, при этом искренне страдает и не менее сердечно радуется с персонажами/за персонажей. Считает, что выбрать кого-то одного в фавориты просто не в состоянии, и поэтому любит Дина и Каса одинаково. Только вот, если Дина немного дольше, то Каса — чуточку больше. "Миру – мир, а Дина – Касу!"

Красный коралловый риф Red pineapple juice - существо нежное, ранимое и доброе. С другой стороны, достаточно колкое, чтобы поранить чью-нибудь неосторожную ногу. Готова помочь и дать приют любой рыбешке, и, кажется, краснеет еще сильнее, когда имеет удовольствие наблюдать за Дином с Касом. (Наверное, поэтому красная постоянно).

Медуза алКошка - на 98% состоит из алкоголя, остальные 2% занимают упорос и стремление к созиданию в любых формах. С недавних пор залегла на днище фандома, откуда наблюдает за жизнью остального мира и любимых мальчиков, время от времени всплывая на поверхность, чтобы поучаствовать в каком-либо фесте или конкурсе.

Мегалодон Фрау Круспе - печальный ленивый рыб-мечтатель, смотрящий на людской свет со дна морского, где ждет перемен и свято верит, что однажды человечество и один непутевый ангел наконец-то найдут путь друг к другу. А пока этого не произошло, пишет всякую безысходность и грезит о мире во всем мире.

Рыбка-клоун Domi X - фандомный перебежчик и изменщик, периодически пофапывающий на определенных особей подводного мира шотландского происхождения, но, аки неверная жена, всегда возвращается в родную дестиэльную пещеру. Изучает подводную гладь, как правило, запоями — а затем надолго скрывается в мутном иле. Хорошо находит язык с рыбками, приплывающими в наши воды на нерест, поэтому часто выступает переводчиком, но иногда проталкивает в массы и свое.

Глубоководный удильщик с фонариком onaglorik. Плавает в темных холодных глубинах фандома и практически не всплывает на поверхность, где светло, тепло и радостно. Иногда на своем пути встречает таких же темных личностей. Своим ярким фонариком привлекает их внимание, но, как только они подплывают чуть ближе, пугает своим жутким внутренним миром, полным ангста, боли и кровавых извращений. Чтобы сгладить о себе впечатление, иногда старается шутить, но темнота глубин откладывает свой отпечаток, и чаще получается крэк, что еще больше отпугивает от него морских обитателей. В его мрачном мире никогда не видно границ, потому он свободно перемещается в другие фандомы, но, видимо, плавает по кругу, потому что неизменно возвращается в дестиелевскую темноту до сих пор неизведанных глубин.

Тюленик Эби Abygael - существо дружелюбное, восторженное и, как и любой тюленик — любопытное. Обожает воду во всех ее состояниях - от твердого до газообразного, и, находясь в своей стихии, особо подвижна и восторженна. Настолько, что у окружающих, как правило, появляется желание заткнуть фонтан её жизнелюбия (и заодно вытащить шило из её задницы). Но, несмотря на свой лёгкий характер, довольно быстро устает от общества и выползает на сушу. На суше Эби отличается неуклюжестью и необоримой ленью. Может неделями не покидать своего лежбища и никого не видеть, не брать телефон, не выходить в контакт, скайп, не откликаться на позывные, и вообще залечь на дно... пока очередной укол шила (или внезапного воспоминания о завтрашней выкладке) в хвостовой части не позовет Эбигаэль навстречу приключениям!

Морской дракон Скелятина. Эмоциональна, мила и, чаще всего – спокойна, больно колется, если начать выяснять отношения не самым красивым способом, уж тем более – на тему взаимоотношений Дина и Каса. Любит уют, чудеса и верит в параллельные миры.

Призрак стеллеровой коровы MelamoryBlack — вовсе не тот, кем кажется, и прибыл из далекой-далекой галактики, чтобы получше изучить жизнь местных обитателей. И был так ими очарован, что решил тут поселиться, благодаря своей сущности проникая в каждый уголок под водой. Тих, ленив, и, чаще всего, просто плывет по течению, пока не зацепится за что-то хвостом или не увидит какую-нибудь сценку, которая так и просится быть переведенной на его родной язык Альфа-Центавра. Мечтает о мире во всем мире, чтобы у каждого была своя вторая половинка души, а все истории имели счастливый конец.

Бутыль dean_leto с подсказками, как сделать лучше, но получить, как всегда. Проживает на дне океана, всплывает в особо редких случаях.

Скалярия Lebella - яркая рыбка, неторопливо фланирующая среди водорослей. Любит комфорт, музыку и отражающихся в гранях ее уютного аквариума красивых представителей земного двуногого племени. Благодаря своему любопытству иногда оказывается на неизведанных территориях других аквариумов.

Pandora.Malfoy и Iren Supernatural - неуловимые и загадочные существа. Точное место обитания неизвестно, информацией о внешнем виде и повадках мало кто располагает. Обладают способностью неожиданно исчезать и появляться.

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/5rqkfugil712z5r/1.png?dl=1[/img]</a>	<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/k0i7zfhjgywkxyv/2.png?dl=1[/img]</a>	<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/oyscf147srj10cu/3.png?dl=1[/img]</a>
<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/s0z98bjb5shv9x5/4.png?dl=1[/img]</a>	<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/lnb25od7blhkohz/5.png?dl=1[/img]</a>	<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]https://www.dropbox.com/s/jq8hxkaqpdhb7he/6.png?dl=1[/img]</a>

код <div align="center"><a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332534/83291367.png[/img]</a></div>

код <div align="center"><a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332534/83291368.png[/img]</a></div>

код <div align="center"><a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=25067">[img]http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332534/83291370.png[/img]</a></div>

@темы: Вода (2015), Визитка

---

Добро пожаловать в...

[Земля Обетованная]

У каждого есть свой скелетик в шкафу. Да и все мы в той или иной в равной степени скелеты, что тут ходить кругами! Но какой конкретно скелет скрывается в глубинах твоего шкафа твоей фандомной души? Позволь нам помочь это выяснить.

тихонько утащить

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=5157"><img src="http://storage4.static.itmages.com/i/15/0827/h_1440704081_5093274_e62504ef3e.png" alt="тук-тук" ></a>

ваще поделиться

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=5157"><img src="http://storage6.static.itmages.com/i/15/0827/h_1440704082_7310987_447ed59b1c.png" alt="привет тебе, человече" ></a>

нагрести и себе

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=5157"><img src="http://storage4.static.itmages.com/i/15/0827/h_1440704081_2976826_9729f26913.png" alt="а что именно? интрига!" ></a>

побеспокоить своих читателей

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=5157"><img src="http://storage2.static.itmages.com/i/15/0827/h_1440704359_2635017_ee68bc39d5.png" alt="что правда, то правда" ></a>

warning: для просмотра трейлера и теста требуется включенный Flash.
Если вы сидите с планшета, сидите и помните об этом.

@темы: Земля (2015), Визитка

---

огонь взтк

[Пожарная часть #69]

Пожарной части #69 требуются:

Пожарные, готовые тушить пожары и днем и ночью.

Требуемый опыт работы: от 2 до 45 фандомных фестов

Уровень зарплаты: 2-3 комментария за работу

Если вы хотите работать и развиваться в нестабильном коллективе с сумасшедшими людьми, которые готовы тратить время на всякие фесты вместо нормальной жизни, если вы готовы брать на себя ответственность за выполнение нескольких заданий, если вы мечтаете не только свести Дина и Каса, но и уложить их в одну постель – запишитесь к нам на собеседование и докажите, что вы достойны.

Требования:

• Оконченная школа хотя бы, прости господи
• Знание всех рейтинговых приемов (не ниже upper intermediate)
• Наличие прав на чтение NC-17
• Умеренное использование критики, дабы не задеть нэжные чувства других пожарных
• Умение читать на енохианском и понимать скрытый смысл текстов Led Zeppelin
• Активная жизненная позиция в фандоме: не участвовал в скандалах – не был частью фандома
• Наличие оскара / нобелевской премии по литературе / сертификата с выставочного аукциона Сотбис
• Нам требуются организованные, стрессоустойчивые люди, способные вынести накал внутри команды в момент разбора заданий

Обязанности:

Заключение договоров с продающими душу

Тушение пожаров, горящих рукописей, мяса

Вязание свитеров

Любование плакатами с изображением двух мужиков

Иногда придется выезжать на задания (ну мы типа пожарные…)

Большую часть рабочего дня, когда нет вызовов, мы проводим в специальном учебном классе, где придумываем огненные истории и рисуем одних и тех же мужиков вот уже многие годы. Иногда отправляемся в кинозал. У нас традиция: каждый год мы с друзьями 31 декабря в начале сентября смотрим один и тот же фильм и утираем друг другу слезы. Кинолента рассказывает об одном из мужиков, которых мы вечно рисуем и описываем как темноволосых-зеленоглазых-брюнетов – об опытном пожарном Дине Винчестере. У Дина не клеится с личной жизнью, потому что на работе он видит кошмары, которые потом преследуют его по пятам. Но он встречает Кастиэля, и тот видит, как работа Дина воздействует на его психику. Кас ничем не может помочь – только быть рядом в трудную минуту.

Наши пожарные – опытные работники, у которых за спиной больше сотни потушенных пожаров. Нам не впервой сталкиваться с трудностями и искать пути их преодоления. Каждый пожарный бригады – уникален по-своему. Попасть в бригаду можно только имея особую грамоту.

Первую половину дня мы проводим на занятиях по профессиональной подготовке, изучаем нормативы по 19-ти предметам: медицинская подготовка, психологическая, физическая, топографическая и многие другие виды деятельности. Шутки ради, на стене мы разместили и правила пожарной безопасности, версию нашей пожарной части.

ЗАБРАТЬ КОД

<div align="center"><a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=62987" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332719/83283646.png" width="519px" height="300px" alt="Пожарная часть #69"></a></div>

ЗАБРАТЬ КОД

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=62987" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332719/83283649.png" width="519px" height="300px" alt="Пожарная часть #69"></a></div>

ЗАБРАТЬ КОД

<div align="center"><a href="http://destiel-aufest.diary.ru/?tag=62987" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/3/3/2/3332719/83283658.png" width="519px" height="300px" alt="Пожарная часть #69"></a></div>

В качестве бонуса за посещение нашей Пожарной части предлагаем вам вместо конфетки забрать с собой ОГНЕТУШИТЕЛЬ (вот так, хардкорно).

Мы предлагаем:

• Ненормированный рабочий день
• Пожарный шест
• Чаёк
• С печеньками :3
• Широкий ассортимент огнетушителей

Если вы хотите работать в нашей бригаде, напишите нам в комментариях, какие мы хорошие.

@темы: Огонь (2015), Визитка

---

Торжественное открытие феста 2015

[Destiel+Cockles AU-fest]

А у нас сегодня начинается выкладка визиток

Так что встречайте участников, оставляйте комментарии, вспомните уже про фест и начинайте писать работы, пока не поздно!!!1!1!

И пользуясь случаем, небольшая рекламка:

Вот в этом сообществе  Ainoo Mea. Dmann Tea. проходит празднование дня рождения Кастиэля - 18 сентября.

20.08.2015 в 23:03

Пишет  Вицемир:

В этот день все желающие могут выложить в сообществе неограниченное кол-во постов с:
♦ драбблами
♦ артами
♦ метами
♦ коллажами
♦ подборками
и т.д.





Больше фиков и артов фандому! Больше!

@темы: Организационное