Монтана. День бонусов [5] И да, мы закольцевали наши заглушки

[Ау, Монтана!]

Название: Сказание о близнецах
Автор: команда Монтаны
Размер: 30 729 слова
Пейринг/Персонажи: Кастиэль/Дин
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст, мистика, повседневность, AU
Рейтинг: R
Краткое содержание:
— Ты знаешь легенду о близнецах? Они родились совершенно разные, но с одной душой на двоих, будто один человек раскололся на две половины, хорошую и плохую А разве может человек существовать частями? Так и два близнеца всегда будут стремиться друг к другу, пытаясь стать единым целым.
— Почему же тогда он хочет меня убить?
— А ты знаешь другой пример отношений между светлой и темной сторонами?
Предупреждения: насилие (графично), ООС
Дисклеймер: Наткнулись на сонный корень. Ничего не помним! Ни в чем не виноваты!

Визуализация

Излюбленное место Дина на каменном выступе горы в то время, когда он жил у Грозного Сокола


Одежда Дина


Тот самый водопад, где Кастиэль настиг Дина, за что и поплатился


Склон горы, где у Дина было видение


Вина на озеро Флатхед из индейской деревушки


Боевой раскрас Кастиэля во время обряда

Глава 1. Мальчик родился

В то сумеречное, тревожное время, когда день уже не властен, а ночь еще не вступила в свои права, в индейскую деревушку, шатаясь от усталости, забрела девушка на сносях. Ее внешний вид говорил о крайней степени морального и физического истощения, словно она долго от кого-то бежала. А ее опустившийся живот свидетельствовал о том, что срок родов уже близок.

Молодая женщина прошла через всю деревню, сопровождаемая заинтересованными взглядами жителей, но никем не остановленная, прямо к костру, у которого сидели вождь с женой и мужчины из Совета племени. Не дойдя буквально пары шагов, девушка рухнула на колени, распласталась грудью по земле, вытянула руки и склонила голову.

Все замолчали в ожидании, но никто не высказывал ни недовольства, ни удивления, ни нетерпения. Через некоторое время девушка пошевелилась, приподнялась на руках и поползла к вождю Мудрому Медведю. Она вновь склонилась перед ним и потянулась к его смуглым ногам, обутым в легкие кожаные мокасины.

— Позволь остаться, во имя жизни ребенка, которого я ношу под сердцем? — сипло прошептала она. Вождь молчал. Его жена Тихая река, сидевшая рядом, забеспокоилась, разрываясь между необходимостью подчиняться воле мужа и желанием помочь несчастной. Наконец, вождь вынул изо рта трубку и оглядел собравшихся.

— Скажи, от кого ты бежала? — обратился он к беременной. Та вздрогнула, подняла голову и посмотрела на мужчину мутным взглядом.

— Я… я не знаю, — прошептала она. — Меня хотели убить. Они были черны и ужасны. Я бежала в страхе, не помня себя.

— Где отец ребенка?

— Его разорвали на куски, — еще тише произнесла девушка и склонила голову.

— Кто ты, откуда ты пришла?

— Меня зовут Мэри, я из Калиспелла.

— Но как ты забрела сюда? — удивился — вождь.

— Я бежала, долго бежала. Ноги сами привели меня, — было видно, что девушка совсем обессилела, ей было трудно даже сидеть. Она опустилась на землю, и жена вождя позволила себе подойти к ней и приложить к губам кувшин с водой.

— Решайте, — властно произнес вождь. Раздался тихий гул перешептывания, обсуждения.

— Это опасно, мы не знаем, кто это и чей это ребенок, — сказал один.

— Она лишь женщина, которая вот-вот родит, мы должны помочь ей, — отвечал другой.

— Он не наш ребенок, кто знает, чем это может грозить для племени. Мы не должны так рисковать, — тревожился третий.

— Младенец невинен, на нем нет клейма его родителей. Взрослые должны защищать детей, — настаивал четвертый.

— Духи не любят пришлых: вы помните, сколько зла сделали нам белые. Они могут разозлиться и на нас за то, что мы принимаем противного им, — волновался пятый.

— Скорее, духи будут злы от того, что мы не оказали помощи тому, кто в ней нуждался, — убеждал шестой.

Вождь поднял руку, и все замолчали. Тихая река смотрела на него с мольбой, безмолвно прося защиты для напуганной, замученной юной матери. Девушка все также лежала возле ног индейца, терпеливо ожидая решения племени, от которого сейчас зависела ее жизнь.

— Девушка останется в племени.

Мэри склонила голову в благодарности. Мужчины молчали, принимая решение Мудрого Медведя.



Ночью начались роды. Девушку перенесли в типи, чтобы скрыть ото всех. Трое женщин помогали ей, грели воду, обтирали покрывшееся испариной бледное лицо, давали пить и просили духов помочь несчастной. Роды продолжались все темное время, сумеречное, и почти весь следующий день. Мэри кричала от боли, впадала в забытье, просыпалась, и уже только тихо стонала, измученная, изнеможенная, не в силах разрешиться.

К вечеру следующего дня родился ребенок.

* * *

На одном из многочисленных этажей небоскреба, в офисе, отделенном от города лишь стеклом во всю стену, темноволосый хорошо одетый молодой мужчина о чем-то разговаривал по телефону. В его речи не было повышенных интонаций или злости, но от спокойного хриплого голоса веяло таким льдом и уверенностью, что, казалось, собеседник был рад выполнить любое указание, лишь бы больше его не слышать. Закончив разговор, Кастиэль опустился в кресло и задумчиво посмотрел на сгустившиеся грозовые тучи. Казалось, еще чуть-чуть — и яркая вспышка молнии разорвет небо, выльет в грубые прорехи сотни ведер холодного дождя, затопит этот город, не смывая грязь, а обнажая серые стены скученных зданий, будто ненавидя и желая задавить мир, где давно забыли о том, что когда-нибудь наступит завтра и придет расплата, забыли о долге, о чести, о верности, где разучились мечтать, надеяться, верить, любить, отдавать, где ценят изворотливость, обман, наслаждение, цинизм, где грехи возведены в степень удовольствия. Это его мир.

Мужчина осторожно покрутил чашку с уже остывшим кофе, как гадалка, ищущая ответа, но ничего не увидел, кроме своего смазанного отражения. На низко нависшим над городом темном плотном небе сверкнула яркая, изогнутая молния, раскатился гром.

И зашептала трава: «родился мальчик».

И понеслось над степью: «родился мальчик».

И зашумели деревья: «родился мальчик».

И пролетело над рекой: «родился мальчик».

И взмыло к вершинам скал: «родился мальчик».

И разошлось кругами в облаках: «родился мальчик».

И снова обрушилось громом на землю: «родился мальчик».

Кастиэль вздрогнул и с удивлением посмотрел на осколки чашки, сжатые в его руке, на свои побелевшие костяшки, на лужу, расползающуюся по столу, по его штанам, стекающую на пол. И ему казалось, что даже капли остывшего кофе вторят дождю, вновь и вновь повторяя: «родился мальчик».

Он раскрыл ладонь, и с нее посыпались осколки, испачканные кровью, смешиваясь с грязной лужей на полу. Вокруг мужчины задрожал воздух, наполнился черными всполохами, расширился и разлетелся черными вороньими перьями-кинжалами, разбивая стекла, разрезая мебель, втыкаясь в стены. Кастиэль стоял, окруженный колышущимся, почти осязаемым густым воздухом, вознеся руки к небу, и шептал лишь одно слово: «убить», а над крышей небоскреба взвился ураганный столб.



Девушка была столь слаба, что она едва понимала происходящее вокруг. Целебный отвар, приготовленный пежута-вакан — травником, лишь на время позволил ей прийти в сознание. Женщины подали Мэри уже запеленатого малыша, и та с улыбкой прижала к себе маленький сверточек, из которого выглядывало сморщенное красненькое личико.

— Кто у меня? — спросила молодая мать, не отрывая счастливого взгляда от младенца.

— Сын.

— Сын… — мечтательно повторила она. — Джон был бы счастлив.

— Как ты его назовешь?

Мэри задумалась, то ли над именем для ребенка, то ли вспоминая о своем муже. Когда ее руки дрогнули, рискуя выронить новорожденного, Тихая река коснулась девушки.

— Мэри?

Она посмотрела невидящим взглядом сквозь индианку, но, видимо, собравшись, прижала к себе ребенка и смогла произнести.

— Дин. Моего ребенка зовут Дин.

Тихая река кивнула и осторожно взяла малыша из рук матери.



В это время в Нью-Йорке, если бы кто-то мог заметить, они бы наблюдали странную картину: два огромных ворона впорхнули через открытый балкон на шестьдесят седьмом этаже небоскреба и сели прямо на письменный стол перед темноволосым мужчиной, на лице которого лежала печать явной сосредоточенности и недовольства.

— Ну, вы нашли его? — нетерпеливо спросил Кастиэль, не дожидаясь, пока птицы расскажут сами.

— След мальчика пропал.

— Как пропал? — в глазах мужчины мелькнул темный всполох.

— Он еще слишком мал, и гром не наделил его своим даром. Мы видели лишь мать, но ее след исчез.

— Что это значит? Ее спрятали?

— Она умерла. Больше мы ничего не видим.

— Улетайте, — Кастиэль махнул рукой и отвернулся к окну.

— Хозяин…

— Улетайте, — еще раз повторил мужчина, и воздух вокруг него начал сгущаться. Птицы не решились спорить с ним, и через мгновенье послышалось хлопанье крыльев. Когда Кастиэль обернулся к столу, воронов уже не было.

Внутри все клокотало. Но нет, сейчас он не даст темной силе выйти из него, он будет ждать — рано или поздно мальчишка должен проявиться, легенда не врет. Жаль, что не удалось убить его еще в утробе матери. Теперь нужно быть осторожным и не допустить, чтобы гром избрал ребенка.


Глава 2. Громовник

Когда мать новорожденного была оплакана, а ее полыхающее тело — отправлено вниз по реке, вождь Мудрый Медведь объявил о решении взять ребенка на воспитание в свою семью. Немалую роль в этом сыграла Тихая река, тяжело переносившая отсутствие собственных детей: когда-то их единственная дочь утонула по нелепой случайности в озере Флатхед, и с тех пор женщине не удавалось понести. Поэтому появление малыша было воспринято ею как знак со стороны духов, и Тихая река уговорила мужа позволить ей вырастить приемного сына как родного.

Новорожденному была найдена кормилица из недавно родивших женщин племени, из осины сделана удобная люлька, а Тихая река сама сшила и украсила одеяло для младенца.



Шли месяцы, зима сменялась летом, снова зимой, и вскоре уже и Мудрый Медведь оставил свои попытки сохранить строгий вид и принял приемного сына, посвящая ему свое время, даря внимание, заботу и обучая его в игре тому, чему когда-то учил и его отец, а того, в свою очередь, дед, и многие другие поколения. Вождь воспитывал Дина так, чтобы он стал ловким и сильным телом, независимым и храбрым духом, быстрым и благородным умом. Мудрый Медведь прививал мальчику любовь к природе, частью которого является человек, показывал знаки, по которым индеец «читает» окружающий мир как открытую книгу.



А на исходе четвертого оборота Земли вокруг солнца Мудрый Медведь подарил Дину его первый лук с небольшими, едва заостренными стрелами.

Тихая река выходила из типи и останавливалась у входа, держа в одной руке деревянную миску, а другой взбивая масло из сметаны, и с удовольствием наблюдала, как мужчина, умудренный опытом, с серебряной прядкой в черных волосах и совсем ребенок, мальчишка, целятся по расставленным мишеням.

— Покажи! — требовал Дин. Воин усмехался, пряча довольную улыбку, брал в руки лук, и без малейшего промедления на прицеливание, выпускал две стрелы, расщепляя второй покрытый опереньем хвост первой.

Глаза мальчишки загорались ярче, буквально крича о том, что он хочет стать таким же метким, как и его отец. Но у Дина не получалось, и он хмурился, закусывал губу, топал ногой, нетерпеливо слушая объяснения вождя, и сам вырывал руки, сжавшие тетиву, из пальцев учителя.

— Я сам.

Вновь и вновь пытался «сам», пока, спустя еще одну зиму, не научился расщеплять одной стрелой до основания свою предшественницу.



На излете пятой весны в семье вождя родился мальчик, их родной сын, подаренный духами за заботу о сироте, названный Сэм Большая Нога за необычную величину ступни. И Дин искренне радовался появлению брата, участвуя во всех заботах о новорожденном.

Их не разделяли на своего и чужого. «Великий Дух хотел, чтобы люди были разные», — любил говорить Мудрый Медведь, сидя на бревне возле хижины, не спеша раскуривая трубку, и с улыбкой глядя на своих сыновей, возящихся прямо на траве с простенькими самодельными игрушками.



Время шло, и летом вождь много времени проводил с Дином в лесу, разрешая мальчику присутствовать на охоте мужчин. Мудрый Медведь знал, что мало научить сына замечать, он должен научить бледнолицего мальчика тому, что уже недоступно для людей его цвета кожи — видеть. Видеть глазами, душой, сердцем, всем своим существом, слитым воедино с землей, солнцем, ветром, дождем, камнем, зверьми, даже маленькими насекомыми. Дин исподволь перенимал это, и, уже не задумываясь подмечал полосы свежих сочащихся царапин на дереве чуть выше его самого — рысь когти точила, следы темной крови на земле и клок шерсти рядом — лиса схватила куницу, тяжелый давленый след на примятой траве — медведь хозяйничал, здоровый, сильный.

— Ты должен идти так, чтобы самому не слышать шорох своих мокасин, — учил Мудрый медведь. И Дин пытался. Детская шаркающая походка постепенно обретала легкость, движения — четкость, плавность. Труднее было зимой. Нет, Дин быстро стал различать и распутывать следы зверей, но самому ступать так, чтобы лишь небольшая примятость наста могла рассказать опытному охотнику о присутствии человека, ему пока не удавалось.

Вождь добродушно посмеивался над потугами мальчика и шутил:

— Медведь-шатун скорее обманет своим следом зайца, чем неровные ямы в сугробе после тебя введут в заблуждение кого-либо.

И Дин, двенадцатилетний мальчишка, упорно уходил в лес в любую погоду, тренировать свои навыки. Но упрямство сыграло с ним злую шутку. В тот день мужчины не пошли на охоту, опасаясь метели, и остались в общем доме плести рыболовные сети. Дин любил помогать взрослым, и еще больше ему нравились истории, которые те рассказывали за неспешным занятием. Особенно ему было приятно послушать о своем отце, Мудром Медведе, хотя тот, наоборот, неохотно разрешал говорить о себе, предпочитая скромно умалчивать о своих подвигах. И мальчик с трепетом внимал тем крохам, которые ему удавалось узнать, мечтая быть похожим на вождя.

Иногда к таким работам присоединялся шаман, если считал это необходимым или нуждаясь в обсуждении хозяйственных вопросов, или хейоку — человек-перевертыш, клоун. Для любого несведущего он показался бы странным: в самые лютые морозы мог ходить в одном исподнем, уверяя, что ему жарко, и кутаться в плотные шкуры, собираясь в баню, приветствовать всех прохожих на перекрестке громкой неприличной песней, варить суп из мокасин и скакать на лошади задом наперед, но люди икке вичаша знали, что клоун делает лишь то, что велели ему во сне духи, и с уважением относились к его поступкам, не высмеивая и не осуждая его.

Так и в тот день Дин уже собрался было пойти в Длинный дом помочь мужчинам и послушать их истории, но его внимание привлек свежевыпавший снег, и мальчику захотелось испробовать себя в ходьбе по девственно чистым сугробам.

Зимний безмолвный лес казался замершей белой сказкой. Тонкий слой снега ровными рядками одел оголившиеся ветки деревьев и покрыл раскидистые хвойные лапы елей, спрятал черные опавшие листья, землю и желтую пожухлую прошлогоднюю траву. Рыхлый, еще пушистый покров мог рассказать обо всем, что произошло в лесу: какое животное пробежало, от кого спасалось или за кем охотилось, нужно ли ждать встречи с волками или медведем-шатуном и где нашел свое укрытие тетерев.

Вот, на том дереве несколько веток на разной высоте оголились — это белка перепрыгивала, искала запасы. А здесь снег уже разрыт и вокруг следы от копытцев — лось нашел подмороженную бруснику, и несколько ягод видны кровавыми каплями на белоснежном блюдце. Дин подхватил и положил парочку в рот: холодные, даже ледяные, но сладковатые, сочные.

Не заметив, как увлекся, мальчик ушел далеко в лес, все пытаясь не оставить следов. И Дину уже казалось, что у него начало получаться, как небо заволокло серыми грозовыми тучами, поднялся ветер, и метель обрушилась на Кордильеры, поднимая только выпавший мягкий снег, перемешивая с ледяным градом и бросая ураганным ветром в лицо. Голые деревья слабо спасали мальчика, давая лишь ненадежную защиту, но и заметая его недавний след, отрезая возможность вернуться домой. В темноте и ледяной метели ребенок не видел, куда ему идти, и, испугавшись, сел под елью, пытаясь спрятаться от болезненных ударов града. На долю секунды ему показалось, что он услышал раскат грома, и от этого стало еще страшнее.

Дин очень старался быть сильным и не плакать, но предательские слезы упорно катились по замерзшим щекам. Мальчик сжался в комок, уже не чувствуя окоченевших ног и пытаясь согреть своим дыханием замерзшие руки. Он давно продрог, и страх перед смертью от переохлаждения смешивался с детской надеждой, что его найдут, спасут. Но с каждой минутой эта надежда таяла, вместе с все возрастающим сугробом вокруг него. Внезапно из снежного урагана возник темный силуэт. Дин сначала дернулся, пытаясь убежать, испугавшись, что это может быть волк, как рядом с ним в одной легкой рубашке с рассыпавшимися по плечам и превратившимися в сосульки волосами, совершенно босой, присел хейоку.

— Как хорошо, что я успел! Я увидел тебя во сне, духи показали мне, что ты здесь, — перевертыш протянул руки к мальчику и Дин, уже не пытаясь сдержаться, со слезами кинулся к нему.

— Я п-потерялс-ся, — вздрагивая от рыданий, Дин прижимался к горячему плечу хейоку.

— Ну-ну, ты не потерялся, это гром избрал тебя. Ты ведь слышал гром?

Дин слабо кивнул, все еще впиваясь закостеневшими пальцами в тонкую ткань одежды перевертыша.

— А разве громовники позволят умереть избранному ими? — он потихоньку встал, и, не прекращая говорить, подталкивал Дина вперед. — То-то же. Хотя ты можешь и поплакать, в тебя же гром не попал, и тебе не обязательно хохотать и дурачиться, если больно и страшно.

Мальчик мотнул головой.

— Нет, я буду сильным, я сам.

Но ноги мальчика оказались настолько обморожены, что хейоку пришлось нести мальчика на руках до самого дома. Тихая река, увидев на пороге типи едва одетого перевертыша и сына лишь облегченно вздохнула, оставив все упреки на потом, а Мудрый Медведь нахмурился.

Долгих две недели мальчик находился между жизнью и смертью, тяжело заболев от переохлаждения. Шаман, увидев его, покачал головой и велел приготовить хижину в лесу.

Четыре дня Грозный Сокол не выходил из спрятанного между деревьев у подножия гор типи, готовясь к обряду, пока на пятый ему не принесли исхудавшего изнеможенного большеглазого мальчика, завернутого в сшитое Тихой рекой одеяло. Вождь положил сына на низкую скамью и выжидательно посмотрел на шамана.

— Если духам будет угодно, ребенок выживет. Большего сказать не могу.

С этим Мудрый Медведь покинул знахаря, надеясь на его силу. Однако его встретили с совершенно иными новостями.

Двое суток Грозный Сокол пел священные песни, обращаясь к своей птице-покровителю, призывая через нее духов помочь мальчику излечиться, окуривал хижину лекарственными сборами, отпаивал травяным настоем, вытаскивал засевшую внутри ребенка болезнь. Жар Дина усиливался, его лихорадило то ознобом, то раскалено-огненным теплом. Болезнь выходила крупными каплями пота и надсадным кашлем. А приготовившись к кровопусканию на исходе второго дня, Грозный Сокол вдруг остановился, не в силах до конца понять, что он видит: мальчик впал в странное, пограничное состояние, не сон, ни явь, когда остается лишь тело, а душа покидает его. И если бы шаман не знал, что перед ним ребенок, он бы подумал, что это человек, говорящий с духами.

Грозный Сокол наклонился ниже, прислушиваясь к ровному чистому дыханию Дина. Нет, не может быть. Но подрагивающие веки и общая расслабленность подтверждали его случайную догадку.

На протяжении целых ночи и дня Грозный Сокол внимательно наблюдал за мальчиком, лишь поддерживая огонь в курительницах, распространяющих дым лечебных сборов, и ждал его пробуждения. Под вечер Дин зашевелился и, жмурясь даже от приглушенного света, приоткрыл глаза. На шамана смотрела ясная зелень без тени болезни. Дин смущенно улыбнулся, пытаясь понять, что он может делать рядом со знахарем.

— Как ты себя чувствуешь? — Грозный Сокол с удовлетворением отметил здоровый румянец на впалых щеках мальчика.

— Нормально. А что случилось? — Дин попробовал было сесть, но почувствовал слабость.

— А что ты помнишь? Расскажи мне все, это важно.

— Помню, как хейоку нашел меня в лесу и привел домой, потом было только жарко и все время хотелось спать, — мальчик пожал плечами, не понимая, что в этом может быть важного.

— Это не все, ты что-то видел сейчас, перед тем как проснуться?

— Мне снилась метель и… — Дин нахмурился, вспоминая. — Так странно: я как будто был внутри ветра, ломал ветки, вырывал деревья, крушил все вокруг, словно хотел разрушить или добраться до кого-то. Но даже во сне я понял, что это неправильно, уговаривал метель не сердиться, вспомнил, как красив лес в своей тишине, и показал это. И, кажется, ветер меня послушался, сперва то стихая, то стремясь вырваться и вновь разрушать, но его порывы все слабели, пока он совсем не успокоился.

Мальчик неуверенно улыбнулся, словно извиняясь за свой нелепый сон.

— Это все болезнь, да?

Но вапийя покачал головой, не ответил ему.

— Отдыхай. Утром мы вернемся в деревню, — Дин послушно кивнул, выпил протянутый шаманом отвар и снова лег на скамью, не придавая значения излишне задумчивому состоянию Грозного Сокола.



Кастиэль склонился над бумагами. Ровная прямая спина, держать которую было бы неудобно для любого другого человека, нисколько не добавляла напряжения в его фигуру, а, наоборот, словно подчеркивала его хищную гибкость, обманчивую в своей хрупкости стройность. Зажав пальцами одной руки карандаш, второй он придерживал на весу несколько листов, заполненных машинописным текстом. Внезапно бумаги зашелестели от сквозняка. Мужчина повернулся в сторону приоткрытого окна и наткнулся взглядом на большую черную птицу, застывшую на подоконнике, склонившую голову и смотрящую на него немигающими блестящими глазами.

— Что-то случилось? — Кастиэль был удивлен тем, что ворон, обычно избегавший города, сам прилетел к нему, не доверяя новости мелкому воронью.

Птица все так же молча наклонила голову на другую сторону, продолжая следить за Кастиэлем немигающим взглядом. Мужчина нахмурился и отложил бумаги.

— Гром избрал мальчика, — наконец, хрипло выплюнул ворон.

— Что? Но как?

— Видимо, духи хотели уберечь его от чего-то, и он смог услышать их.

Кастиэль забыл о своей обычной сдержанности и сплюнул в сторону, прошептав какое-то проклятие.

— Насколько он силен?

— Не знаю, господин, — наверно, если бы ворон мог, он бы пожал плечами. — Но вряд ли он пока понимает силу своего дара.

Колдун постучал карандашом по столу, принимая решение.

— Где я могу найти его?



Глава 3. Выбор



Грозный Сокол еще ночью принял решение. В то время, пока Дин беззаботным детским сном спал на скамье в его хижине, шаман пытался понять, мог ли он так ошибиться и принять за дар выходку отравленного лихорадкой сознания. Но духи отвечали однозначно: перед ним было его предназначение, его ученик, которому он должен дать все, что знает сам и даже то, чего он знать не может — свою смерть, если это потребуется. Слишком легко для обычного человека этот мальчик переходил из одного мира в другой, хотя даже опытному шаману для этого требуется время, словно он так и живет, видя оба мира одновременно.

Утром они позавтракали и отправились в путь. На подходе к деревне Грозный Сокол услышал странные крики и велел Дину ждать его здесь, в лесу, пока шаман не узнает, в чем дело. Мальчик кивнул и встал так, чтобы ему было хорошо видна дорога, идущая к поселению.

Знахарь подошел к деревне и остолбенел: несколько одетых в черное воинов, не встречая среди женщин, чьи мужчины ушли на охоту, сопротивления, заходили в каждое типи по очереди, вспарывая бизоньи шкуры и практически переворачивая вверх дном хижины, явно что-то ища. Тех же, кто посмел встать на защиту своего жилища, воины устраняли одним взмахом острого блестящего клинка.

Среди всех особенно выделялся невысокий, черноволосый мужчина с ярко-синими пронзительными глазами на окаменевшем суровом лице. Он уже приближался к хижине вождя и Грозный Сокол бросился наперерез, смутно догадываясь, что могло привести черных воинов в их деревню. Но его опередил хейоку: возникнув из ниоткуда, в одном исподнем, он вдруг закрутился дервишем, издавая непонятные свистящие звуки, и внезапно выкинул четыре кинжала, безошибочно попадая в непрошенных гостей. Только четвертый нож вместо грудины оказался в руках всадника.

Легкая холодная улыбка едва коснулась губ Кастиэля. Он, не торопясь, приблизился к затихшему, тяжело дышащему хейоку, и, свесившись с лошади, одной рукой сгреб рубашку перевертыша, подтягивая его к себе.

— Где бледнолицый мальчишка?

— Да где же взять такого? — затараторил хейоку, удивленно приподнимая брови, — Зимой никто не белее снега, а кто темнее, тот уже желт, али сер. Вы какого изволите? Вот, давеча, Сид Рваное Ухо так упился, что сама луна едва ли могла не позавидовать цвету его лица, или…

— Где мальчишка? — повторил вопрос Кастиэль, не собираясь обращать внимания на болтовню клоуна.

— Так ежели вы по мальчикам, то это не сюда, у нас в другой части деревни есть такой, знаете, даже в женском платье разгуливает. И как еще в такие морозы яйца не отморозил? Я вот, раздетый-то, раздетый, а…

Договорить ему не дал длинный разрез его же клинком от низа живота до горла. Последние слова перевертыша захлебнулись в кровавой пене, и колдун отбросил безжизненное развороченное тело на белый снег, тут же превращающийся в красное месиво.

Кастиэль, поняв, что мальчишки ему в этот раз не найти, оглянулся в поисках оставшихся воинов, развернул коня, и поскакал прочь из деревни, выбивая из-под копыт куски утоптанного наста.



Дин, услышав цокот коней, пригнулся и с интересом принялся разглядывать всадников на черных лошадях. Один из них остановился напротив его укрытия, и, резко натянув удила, заставляя коня приподнять передние ноги, стал оглядываться, будто учуяв мальчика.

Дин, почему-то испугался, еще сильнее вжался в снег, но не удержался от того, чтобы не посмотреть на колдуна. Его вдруг парализовало, и даже если бы всадник сейчас направился к нему, мальчик не смог бы сделать ни шагу назад, не в силах оторвать от него взгляда. Резкие быстрые движения, тонкие пальцы, сжимающие удила, бледная кожа, растрепавшиеся черные волосы, сжатые губы и бесконечно глубокие, сверкающие злостью синие глаза в одно мгновение отпечатались на изнанке века, не давая ни малейшего шанса забыть.

Но всадник так и не смог найти того, кого он узнал каким-то звериным чутьем, и, крутанувшись на коне, еще плотнее сжал губы и сорвался вперед по дороге.

Дин отмер только когда его кто-то потряс за плечо.

— Ты слышишь меня? — он развернулся и наткнулся на Грозного Сокола, уже не первый раз пытающегося до него докричаться. Дин кивнул, отгоняя наваждение, и вылез из своего укрытия.

— Кто это были?

— Темный колдун со своими приспешниками.

— Колдун? — удивленно переспросил Дин. — Но зачем?

— Искал… — шаман на секунду задумался, но решил ничего не скрывать от ученика. — Он искал тебя.

— М-меня? — и шаман, правильно истолковав его замешательство, развернулся к Дину, и слегка сжал пальцами плечи мальчика.

— Дин, позже я тебе обо всем расскажу. Сейчас просто поверь, что твоей вины ни в чем нет.

Дину еще хотелось о многом спросить, но отдельные слова никак не решались оформиться в подходящие вопросы. И чем ближе Дин подходил к своему жилищу, тем больший ужас разрастался в его груди: раненые женщины, старики, плачущие дети, разгромленные типи с перевернутыми кострищами. И смуглое почти раздетое тело, залитое кровью на белом снегу прямо перед входом в его хижину. Только черные как смоль волосы разметались вокруг разом побледневшего лица. Дин бросился к перевертышу и, ни секунды не сомневаясь, склонился над ним, стискивая окровавленную руку в своих ладонях. Из глаз закапали непрошенные слезы обиды и непонимания.

— Как же так, как же так? — шептал Дин. Он сразу догадался, не мог не догадаться, кто виновен в смерти хейоку, но как же было больно осознавать, что тот, чей образ врезан в его сознание, и есть жестокий убийца, охотившийся за ним.

Он так и сидел на коленях, склонившись над умершим, пока Тихая река не отвела его в хижину. Остальные индейцы обходили мальчика стороной.



— Тебе придется принять решение, люди недовольны, — шаман протянул трубку Мудрому Медведю.

Неверный свет от костра выхватывал заострившиеся черты воина, как всегда, спокойного, но какого-то уставшего, измученного. Без головного убора из перьев, свидетельствовавшего о его многочисленных подвигах, в одних штанах с обнаженным торсом, покрытым неровными следами шрамов, с распущенными черными длинными волосами, уже посеребренными сединой, он казался не только вождем, воином, но, прежде всего, отцом, мужем, которому и самому нужно было заботиться о своей семье.

Уже давно наступила ночь, раненым была оказана помощь, Дин и Тихая река с Сэмом спали на скамьях в глубине хижины, там, куда не проникал свет от костра. И только двое мужчин все еще оставались у огня, передавая друг другу гладкий изогнутый позвоночник трубки.

— Дин мой сын, я не волен выбирать.

— Но если на Совете люди решат изгнать его, сможешь ли ты пойти против общего мнения?

— Почему они могут изгнать ни в чем не повинного ребенка? — удивился вождь.

— Потому что колдун приходил именно за ним, и может прийти еще и еще, пока от икке вичаша не останется ни одного человека или Дин сам не сдастся ему. Все боятся.

— Ты уверен в том, что колдуну был нужен именно Дин?

Грозный Сокол помолчал немного, раздумывая, какую часть из полученных им знаний он может поведать вождю, и решился.

— Мальчик слышал духов так, как не каждый шаман слышит их во время обряда. Но пока он еще не умеет разговаривать с ними, не видит их знаков.

— Он станет шаманом?

— Это только его выбор, я лишь могу дать свои знания и надеяться, что он не польстится на колдовство.

— Ты хочешь научить его?

— Я должен научить его.

Оба неотрывно смотрели на огонь, но каждый из них понимал, что это означает.

— И если Дина выгонят из деревни…

— Я уйду с ним.

Мудрый Медведь кивнул, заглянул в чашу трубки, и выбил остатки табака на ладонь.

— Завтра я соберу племя.

Грозный Сокол не боялся ни решения Совета, ни возможного изгнания: его предназначение было уже давно расписано, и для него вопроса выбора не стояло. Вождь же, несмотря на внешнее спокойствие, был шокирован всем происходящим.


* * *

Кастиэль провернул ключ в замке, и, обнаружив, что дверь открыта, распахнул ее. Он быстро разулся, сбросил верхнюю одежду и сразу прошел в ванную.

Мэг проследила взглядом напряженную спину колдуна, не спеша поднялась и направилась следом. Конечно, он заметил ее, но был слишком зол, чтобы хоть как-то отреагировать, впрочем, как и всегда, когда его планы что-то нарушает.

— Ты не очень-то любезен, — заметила она, раздеваясь. Кастиэль уже стоял в душевой кабине, регулируя воду.

— Я никого не ждал. Я устал и хочу побыть один.

— М-м, — Мэг встала сзади и, не дотрагиваясь, вылила на мочалку гель для душа, — А я решила, что тебе сегодня не помешает компания.

Она провела мочалкой по спине, оставляя мыльный след и второй рукой несильно сжала плечо Кастиэля, не встречая сопротивления с его стороны.

— Ты ошиблась, — наполненный безразличием и холодностью голос.

— Кас, не дури, дался тебе этот мальчишка.

Мужчина дернулся от ее слов, но не обернулся.

— Не смей меня так называть.

— Хорошо, Кас-ти-эль, — примирительно согласилась Мэг, не удержавшись от того, чтобы не поддразнить его. — И все же.

— Он опасен для меня, ты знаешь.

— А что я знаю? — Мэг продолжала растирать пенящуюся жидкость по спине мужчины. — Вернее, что знаешь о нем ты?

— Легенда гласит, что он может убить меня.

— Пф-ф, легенда! — фыркнула девушка. — Какой сомнительный источник. К тому же, ты уверен, что слышал ее дословно?

— Вполне, учитель не раз пересказывал мне ее: и появится брат-близнец, не похожий на свое отражение, как солнце не похоже на луну, и как луна исчезает с восходом солнца, так и брат ночи слабеет с рассветом брата дня, и продлится война между ними, пока не погибнет каждый из них.

— Да, с близнецом, судя по всему, явно осечка вышла, — усмехнулась Мэг и, немного поколебавшись, прижалась к спине Кастиэля животом и грудью, проведя рукой с мочалкой по груди мужчины и спускаясь другой по животу ниже. — Пока тебя никто не преследует, да и вряд ли посмеет. К тому же, не припомню ни одного случая, чтобы шаманы охотились за колдунами, им бы птичек-зверюшек спасать, травки собирать, ну и людишек от твоих же напастей лечить. Не тот профиль.

— Не тот, — вдруг согласился Кастиэль. — И если бы я не знал предсказания, даже бы не вспомнил о его существовании. Равновесие, чтоб его.

Мужчина заметно расслабился под руками Мэг, но голос все еще оставался холодным.

— Забудь о нем, даже если твоя легенда не врет, мальчишка сам найдет тебя, просто будь готов к этому.

Последние слова Мэг прошептала уже на ухо Кастиэлю, несильно прикусывая мочку. И мужчина развернулся, прижал девушку лицом к стене, надавливая рукой ей на поясницу.

— Лучше заткнись, пока я не передумал.

Мэг улыбнулась и сильнее выгнулась, покоряясь воле колдуна.


* * *

На собрании было шумно. Люди боялись, боялись за свои семьи, за себя и, главное, неизвестности, которую таит в себе этот бледнолицый мальчишка. Когда-то они приняли его как родного и теперь должны расплачиваться за свою слабость.

Мудрый Медведь поднял руку, и все замолкли, прислушиваясь к словам вождя. Осознавая важность момента, индеец вышел в полном одеянии: длинная густая цепь перьев охватывала голову и спускалась по обеим сторонам до поясницы, на плечах лежала шкура убитого им волка, свисавшая головой на его спину, амулеты, означающие принадлежность племени, и его тотем украшали шею, и весь внешний вид мужчины говорил о высоком положении в племени.



Дин терпеливо ожидал решения Совета. Перед уходом Тихая река, пряча тревожные, воспаленные, но уже сухие глаза, порывисто обняла мальчика и, стараясь сохранять спокойную интонацию, быстро зашептала ему на ухо.

— Ты навсегда мой сын. И помни, что ты богаче любого из нас, потому что у тебя есть две матери и два отца, от которых ты можешь взять все самое лучшее. Никто не сможет выбрать за тебя твой путь. Ничего не бойся и слушай свое сердце.

Сэм, не до конца понимая происходящее, но чувствуя общее беспокойство, обхватил, как мог, своими ручонками мать и старшего брата, будто стремясь удержать их. Дин промолчал, боясь, что голос может предательски выдать его волнение, и только кивнул.

Конечно, ему было страшно: страшно стать изгоем, остаться одному, страшно перед неизвестностью, перед неконтролируемыми способностями, и еще больше — перед опасностью, которую нес в себе тот мужчина. Странно, но его больше пугало не то, что он может погибнуть, а то, что его смерти желал именно Он.

Оставшись один, мальчик, устав притворяться сильным, с ногами забрался на свою скамью, распустил длинные русые волосы и, даже не замечая этого, принялся накручивать на палец пряди, мучительно отсчитывая время до окончания собрания совета племени.

Все вопросы обычно так и решались — избранным кругом уважаемых племени воинов — его Советом, но сегодня на собрание пришли почти все жители деревни. Слишком свежо было воспоминание о вчерашнем событии, еще не зажили шрамы на раненых, еще не был похоронен хейоку, еще бился в груди каждого страх перед тем, что черные воины вернутся.

Дин прижал колени к груди, обнимая себя руками, будто старался согреться, но костер и так был разожжен в хижине, а этот холод шел изнутри. Если бы он только мог понять, в чем так провинился, что тот человек, самый прекрасный из всех, что он когда-либо видел, хочет его смерти. Если бы он мог уйти из племени, чтобы из-за него больше никому не причинили вреда. И эта мысль засела в голове мальчика, крутилась, все больше перетекая в осознанное решение.

Дин уже спустил ноги со скамьи, нащупывая теплые, обшитые мягким мехом мокасины, как в хижину зашел Грозный Сокол. Шаман внимательно посмотрел на замершего под его взглядом мальчика и, обо всем догадавшись, сел рядом.

— Сбежать решил?

Дин неуверенно мотнул головой.

— Обманываешь? — в голосе Грозного Сокола не было недовольства, только тепло и понимание. — Странно, ты вроде всю жизнь живешь среди индейцев, но в тебе еще так много от бледнолицых.

Он достал трубку из небольшой набедренной сумки, оттуда же вытащил пакетик с табаком, не спеша набил чашу, потянулся за тонким прутиком, забирая частичку огня из костра, и принялся раскуривать, словно забыл о существовании застывшего в ожидании Дина, не смеющего оторваться от наблюдения за шаманом.

Наконец, табак разгорелся, и Грозный Сокол легко втянул в себя чуть горьковатый дым курительной смеси.

— Дин, часто от наших решений зависит не только наша жизнь. И далеко не всегда мы можем принимать те решения, которые удобны нам. Даже мертвая рыба может плыть по течению.

Мальчик не мигая смотрел на шамана, не в силах разобраться в том, что тот хочет до него донести. Но мужчина продолжал.

— Племя приняло тебя когда-то давно, когда ты был еще младенцем, и, тем более, икке вичаша не откажутся от тебя сейчас, когда ты уже стал нашей частью. В тебе живет сила шамана, даже если ты еще не осознаешь ее.

Дин задумчиво ковырял ногой так и не обутые мокасины.

— Я не понимаю, — признался он и добавил — вообще ничего не понимаю: и что это за сила, кто и зачем меня преследует, а, главное, что мне делать дальше. Столько вопросов, и я не вижу ни одного ответа.

— Тебе не дано это решать. Ты можешь лишь сделать выбор между темными и светлыми духами. Я же постараюсь помочь тебе сделать свой выбор. А ответы… Никто не знает ответы, поэтому мы и обращаемся к духам, видящим гораздо больше нас. Со временем ты найдешь их.

Мысли вдруг превратились в какую-то кашу, и Дин понял, что он ничего не хочет, кроме как стать обычным мальчишкой, охотящимся с отцом на белок и птиц, играющим с младшим братом и мечтающим быть хоть чуточку похожим на вождя.

— Ты останешься со мной? — Дин с удивлением и надеждой взглянул в лицо шамана.

— Я бы в любом случае остался с тобой, — твердо ответил Грозный Сокол.

— Поэтому меня не изгнали из племени, потому что тогда бы ты тоже ушел? — мальчику вдруг стало обидно.

— И поэтому тоже, — не стал отпираться шаман. — Но, пойми, главное в другом — ты уже часть икке вичаша, даже если еще в тебе живут мысли бледнолицых, и племя не откажется от тебя, как дерево не сможет отказаться от своей ветки.

Дин помолчал, раздумывая над услышанным.

— Ты уже знаешь, что я выберу, да?

Шаман мягко улыбнулся.

— Пока да. Но совсем скоро ты станешь сильнее меня, каждого из нас.

— Я не уйду, — пообещал Дин. — И я буду слушать только светлых духов. Но ты мне все расскажешь.

«Я не знаю, что будет с тобой. Жди, и пусть это случится. Хе яна йо ванна хене йо», — мелькнуло в голове у шамана, но Дин был еще слишком мал и пока слишком не-индеец, чтобы понять это. Поэтому Грозный Сокол лишь кивнул и выпустил колечко дыма вверх, в конус типи.



Глава 4. Истинное имя



С того дня большую часть своего времени Дин проводил рядом с шаманом. Знахарь учил его всему, чем владел сам. Он дал мальчику знания, необходимые для врачевания: умение определять и различать болезни тела и духа, лечить их, уделяя особое внимание силе лекарственных трав, от их поиска и сбора, до приготовления отваров, настоек, курительных смесей. Весной мальчик, уже превращающийся в юношу, закинув на плечо холщовую объемную сумку, вместе с Грозным Соколом, направлялся за почками деревьев и первыми побегами растений. Летом, сначала под руководством и с подсказками шамана, а потом уже и сам Дин заготавливал травы и коренья, каждый в свое время, осенью — плоды и семена. Что-то они высушивали под солнцем, другое рассыпали на металлический противень, закрепленный над костром, из некоторых сразу готовили настойки, взвары. Тихая Река по-доброму посмеивалась, что над ее огнем лежат грибы и ягоды, пекутся вкусные булочки, а у ее сына разве что лягушачьи лапки не водятся, настолько порой казалось странным то, что заготавливали шаман и его ученик.

Грозный Сокол разрешил Дину присутствовать при врачевании, но сам юноша пока не решался, дожидаясь своего посвящения. Равно как и не участвовал он в увипи, проводимым шаманом, помогая в их подготовке, запоминая все правила и условности. Нет, Грозный Сокол видел, что Дин все отчетливее слышит духов, и даже сейчас он мог бы общаться с ними, но мужчина боялся, что до посвящения его ученик рискует заблудиться в двух мирах без животного-проводника, или навредить себе или другим, не имея навыков прохождения обряда.

Можно научить распознавать травы, узнать, как правильно провести церемонию, но без видения и полученной силы это знание не сделает человека знахарем, целителем, вичаша вакан, шаманом.

Для посвящения было еще рано, и Дин, не говоря ни слова против, ждал. Они часто беседовали, и юноша просил:

— Расскажи мне о Великом Духе.

— Он не похож на человека, как Бог белых, — отвечал шаман. — Он — мощь, но его мощь иная, она может быть во всем, даже в следе от мокасин.

— А как же остальные духи: грома, движения, водный, каменный?

Грозный Сокол мягко засмеялся.

— Они все вакан — таинственны, непостижимы, священны и лишь часть Великой тайны.

— И человек, значит, тоже часть Великого Духа, — Дин от удивления даже остановился на тропинке, петлявшей вдоль лесистой части горы, и посмотрел на долину, скатившуюся к его ногам и разрезанную узкой извилистой речушкой, на серые скалы, стремящиеся в небо и все не достающие до него своими заснеженными макушками, стремясь объединить все это с собой.

Шаман поймал его взгляд, полный мучительного осмысления услышанного, и усмехнулся.

— Дин, со временем ты сможешь не только чувствовать себя частью земли, камней, зверей, деревьев, воды, но и пользоваться их помощью, управлять ими.

— А ты умеешь? — в голосе юноши мелькнуло недоверие и заинтересованность.

— Умею, — легко ответил Грозный Сокол. — Но мне это не нужно, для себя не нужно.

— Почему? — Дин вспомнил книги, которые он читал вместе с братом и насколько часто в них герои пускались в дальний путь ради поиска необходимых им вещей или же опускались до обмана ради своей выгоды. Те люди были бы счастливы обладать даром шамана.

— Потому что это все неважно, лишь ступени к великому виденью. Я просто живу, и мне этого достаточно. Знаешь, — вдруг поделился шаман, — я мечтаю, что когда закончу твое обучение, то смогу уйти из деревни, от ежедневных дел, буду просто ощущать землю под собой и вес великого неба надо мной, молчать, прислушиваясь к голосам всего живого, чувствуя, как они все проходят сквозь меня.

— Тогда почему… — Дин запнулся, не решаясь задать вопрос о том, кто на протяжении нескольких лет так и не оставляет его память, будто заняв в ней принадлежащее только ему место.

— Ты хотел спросить про колдуна, — догадался Грозный Сокол.

Дин покраснел и кивнул.

— Великий Дух тоже не совершенен и у него есть две стороны: темная и светлая. И вичаша вакан свободен в своем выборе, он не плох и не хорош, и такая свобода может быть прекрасной или уродливой. Колдун выбирает свободу мертвых и темную сторону.

Юноша покачал головой и легко взбежал вверх по тропе. Как можно выбирать между солнцем, ветром, травой, и духами мертвых? Нет, для него не существует даже самой возможности поступить иначе. И Дин невольно улыбнулся маленькой дерзкой божьей коровке, беззастенчиво опустившейся ему на плечо и уже даже сложившей красные в черную точку крылья.


* * *

Кастиэль легко маневрировал между разгоряченными извивающимися в танце телами, прокладывая себе дорогу к вип-столику. Мерцающие неоновые огни на доли секунды выхватывали молодого человека с растрепанными черными волосами, в обтягивающей ярко-белой футболке и узких джинсах. Мимо него сложно было пройти, не заметив. И если бы не та холодность, которой веяло от Кастиэля, и не брюнетка, неотрывно следовавшая за ним, желающих привлечь его внимание было бы значительно больше. Но одного леденящего взгляда синих глаз хватало для того, чтобы те, кто позволял себе коснуться стройного привлекательного тела, убирали свои руки, бормоча какие-то извинения.

Только не этот мужчина. В годах, уже основательно пьяный и, наверно, не первый день. Было непонятно, что он вообще мог делать в ночном клубе. Мужчина сидел у барной стойки, пытаясь жаловаться суетливому парнишке-бармену на жизнь, но тот без конца исчезал к новым заказчикам, и незадачливый посетитель продолжал свой разговор в одиночестве, временами окидывая взглядом тех, кто был в этот вечер в клубе, не задерживая взгляда и восклицая что-то понятное лишь ему одному.

Его взгляд скользнул по красивому, чуть бледноватому лицу брюнета, но вдруг вернулся. Мужчина как-то странно засипел, задергался, словно увидел приведение, и неожиданно бросился наперерез колдуну, багровея с каждой секундой.

— Ты… ты!— мужчина одной рукой ухватил Кастиэля за ткань футболки, гневно сверкая в холодные синие глаза, затряс его, отступил на шаг, замахиваясь кулаком свободной руки, и с силой обрушил свой удар на колдуна. Кастиэль увернулся, получив лишь смазанное касание.

— Ты же ее погубил, ты! — новый замах. — Это из-за тебя она погибла!

Но колдун не стал дожидаться нового удара, одним движением он выкрутил руку, вцепившуюся в его футболку, заставляя мужчину прогнуться. Тот взвыл, не прекращая своих обвинений.

— Ты — тварь, падаль, ты и жить-то не достоин! — Кастиэль, избегая любопытных глаз, оттеснил нападавшего к стене, резко развернул и зашипел ему в лицо.

— Может, я и тварь, только твоя женушка сама ко мне сбежала, никто ей ноги насильно не раздвигал. Еще и умоляла меня взять ее, ползала собачонкой, смотрела своими преданными глазками.

Мужчина зарычал, пытаясь оттолкнуть колдуна, но тот лишь жестче придвинул его, болезненно прикладывая затылком о стену.

— Да только она мне ни к черту не сдалась. А то, что твоя драгоценная жена не к тебе, а топиться побежала, так, может, ей лучше смерть, чем с тобой жить. А?

— Она меня любила, пока ты не появился. Ненавижу, убью! Все равно найду и убью!

Кастиэль удивленно приподнял брови и ухмыльнулся.

— Ну-ну, убьешь, говоришь, а вот так? — он спустился рукой, сжимавшей горло мужчины до его сердца, застыл и зашептал. Тот уставился непонимающим взглядом на колдуна, словно пытаясь уловить свои ощущения, но не двигался. Через несколько минут Кастиэль убрал руку и отступил на шаг. Мужчина так и остался стоять у стены, изумленно глядя в одну точку впереди себя.

— Ты все еще хочешь меня убить?

— Нет, хозяин, — безжизненный ровный голос и все тот же взгляд в одну точку.

— Ты благодарен мне, что твоя жена была счастлива со мной?

— Да, хозяин, — без промедления, тем же голосом.

— Не слышу!

— Да, хозяин. Я благодарен, что моя жена была счастлива с Вами. И она правильно сделала, что покончила с собой, потому что была недостойна Вас.

— Молодец, хорошая игрушка, — Кастиэль усмехнулся и мельком бросил взгляд на подошедшую к ним Мэг. — Можешь идти.

Мужчина, не оглядываясь, задевая людей и не стремясь обойти танцующих, направился к выходу. Мэг проследила его взглядом и развернулась к колдуну.

— Ну, и зачем ты забрал у него душу? Не проще ли было, например, сказать, что спустя двадцать лет тот коварный соблазнитель не мог бы выглядеть как ты сейчас?

— Мэг, ты Дориана Грея перечитывала? Какое мне до него дело?

— Ну, может, такое, что хватит и его жены, перерезавшей себе вены в ванной в собственном доме, почти на глазах у двоих маленьких детей?

— Что не мешает их овдовевшему папаше проводить время в ночных клубах.

— Прошло двадцать лет.

— Плевать. Мэг, что на тебя нашло? Откуда вдруг такая жалость к жертвам невзаимной любви ко мне?

— Может, потому что я и сама к ним отношусь.

Кастиэль уже шел между танцующими и последнюю фразу он то ли не расслышал, то ли не захотел слышать. А Мэг не стала повторять.



За столиком их уже ждала девушка, одетая в обтягивающую майку, узкие брюки, но слишком заметно нервничающую для человека, который пришел развлечься. Она то взбалтывала трубочкой коктейль ядовитого цвета, то теребила прядь длинных вьющихся волос, все время оглядываясь по сторонам и кого-то ища.

И все же, когда Кастиэль и Мэг отодвинули стулья и сели напротив, девушка вздрогнула, отвела взгляд, и вцепилась обеими руками в бокал, как в последнюю надежду.

— Ты принесла? — первым начал разговор Кастиэль.

Девушка мотнула головой и вдруг нагнулась вперед, зачастила, глядя в льдинистые синие глаза.

— Пожалуйста, дайте мне еще время, я все отдам. Правда, я найду деньги. Пожалуйста!

— Нет.

— Ну, что Вам стоит, всего несколько дней, это же совсем немного. Я все отдам, я клянусь!

— Дорогая, ты уже клялась своей жизнью, когда просила влюбить в тебя этого борова-толстосума. Пора исполнять клятвы.

Девушка вздрогнула и вцепилась в край стола.

— Но я же не знала, что на него уже есть приворот. Пожалуйста, у меня уже почти все получилось, дайте лишь немного времени, прошу! Я сделаю все, что прикажете!

Кастиэль усмехнулся отчаянью, просквозившему в голосе девушки, нагнулся к ней и прошептал на ухо.

— Мне нравятся твои волосы, будет жаль, когда они слипнутся от крови. Ведь ты же выстрелишь себе в висок, правда?

Он погладил светло-русые локоны бледной неподвижной жертвы, и, не оглядываясь, вышел из-за стола. Мэг, затушив сигарету, подмигнула так и не шелохнувшейся девушке и направилась следом.


* * *

В то время, как шаман учил юношу видеть знаки духов во всем, что его окружает, сливаясь с миром природы, а не просто наблюдая его, Мудрый Медведь по-прежнему брал Дина с собой на охоту, тренируя его тело, меткость, бесстрашие, учил его снимать шкуру с убитых зверей, сохраняя мех, выделывать кожу. Вождь гордился своим сыном: из него получился хороший воин, неутомимый в дальних походах, бьющий точно в цель, неслышно подкрадывающийся и незаметно исчезающий, светлый душой и чистый сердцем. Воспитание индейца возобладало над природой белого человека, и Дин научился быть частью всего живого.



С Сэмом, достигшим того возраста, в котором когда-то был Дин, вынужденный сделать свой непростой выбор, они оставались дружны. Младший брат, не имея возможности часто видеться со старшим, удивительным образом находил способы, чтобы найти время для игр с Дином. Ведь как бы то ни было, юноша по-прежнему оставался лишь подростком, которому были необходимы розыгрыши и шалости, и даже наказания за провинности, характерные для его молодости и живого характера. И Сэм, казавшийся остальным серьезным парнем, вместе с Дином выкрадывал яйца из-под наседки, выращивал с ним цыплят и потом приводил за собой выводок под удивленные взоры хозяек. Они на спор сбивали вишневыми косточками, заряженными в рогатки, еловые шишки, чтобы собрать маленькие коричневые семена в прозрачных чешуйках-вертолетиках, ныряли в озеро Флатхед с отвесной скалы и убегали в горы на несколько дней, прихватив лишь лук с несколькими стрелами, спички и одеяло.

Но их самым опасным и увлекательным занятием было оседлать дикого мустанга, стада которых приходили в долину на водопой. Конечно, родители бы не одобрили такого риска, поэтому братья давно припрятали пару веревок и запасы канн макатолы — растения, порошок которого прекрасно помогает при ранах и ушибах.

В дни, когда Дин не нужен был шаману для помощи в его повседневных делах или же сам хотел побыть с семьей, они зачастую незамеченными убегали из деревни и неслись за гору, в долину. Конечно, они осторожны, ведь именно в этот момент животные больше всего ожидают нападения хищника, но где еще мальчишки могли поймать их?



Сэм, изображая заправского покорителя мустангов, спрятался в прибрежных зарослях и мастерски намотал веревку на руку, пропуская ее между указательным и большим пальцем и локтем. Часть колец он снял другой рукой и приготовился к охоте. Дин улыбнулся, подмигнул и отполз чуть в сторону.

Сэм выскочил первым, закидывая веревку на манер лассо на шею небольшого животного, но лошадь и не думала сдаваться, бросившись в сторону. За ней подскочили и остальные мустанги. В это время наперерез бросился Дин. Животные сбились с дороги, увидев еще одну опасность, сгрудились, натыкаясь друг на друга, и их замешательство дало возможность Сэму приблизиться к пойманной лошади и вскочить на нее. Мустанг встал на дыбы, закрутился, пытаясь сбросить седока, но мальчишка тоже был не промах и крепко держался, вцепившись руками в гриву, а ногами обхватив круп коня, практически улегшись на нем.

Дину повезло меньше: мустанг, который сначала, видимо, перепугавшись, позволил приблизиться к себе и даже забраться сверху, вдруг показал невиданную прыть, не желая слушаться человека. Невзирая на болезненные удары, на сдавливающие бока ноги юноши, он стрелой помчался в ему одному известном направлении, то резко сворачивая, кружась на месте и поднимаясь на задних ногах, то, не разбирая дороги, стрелой скача галопом.

В борьбе со строптивой лошадью Дин даже не заметил, где он оказался, и, лишь только она остановилась, буквально сполз с нее, весь мокрый, и жутко уставший от постоянного напряжения. Как ни странно, оставшись без седока, животное сразу перестало проявлять какое-либо беспокойство, мирно паслось рядом, щипля траву и помахивая хвостом, отгоняя насекомых.

Дин нахмурился и оглянулся. Место было ему знакомо — это недалеко от их деревни, но именно в этой стороне он бывал крайне редко. В типи, стоявшем на отшибе, жили несколько винкте, и отцы не одобряли, когда их сыновья появлялись здесь. Но у Дина сейчас не было выбора, ему хотелось пить и умыться.

Юноша оставил мустанга пастись на поляне, а сам прошел за деревья, где виднелась палатка, покрытая расшитыми бизоньими шкурами, и шел дымок. Оказалось, это рядом с типи сколочена летняя кухня: костер, несколько столбов, навес над ними, пара скамеек, да стол посередине.

Пахло едой, и над огнем что-то делала женщина, повернувшись спиной к Дину. Тот уже хотел было обратиться к ней, но вовремя прикусил язык. Конечно, как он мог забыть: перед ним стоял винкте — полуженщина, полумужчина, одевающийся в женскую одежду и занимающийся женскими делами, но с телом мужчины, человек, в котором еще в утробе матери смешались два разнополых зародыша.

Но, несмотря на скрытое неодобрение винкте, сиу не могли не признавать их могущество. Природа, создавая человека другим, накладывая на него это бремя, давала ему и силу: винкте обладал даром пророчества, но, главное, они видел истину в человеке, и только винкте мог дать настоящее имя, откровенное. И за это имя многие отцы, не подпускавшие к этим полумужчинам-полуженщинам своих сыновей, без раздумий отдавали доброго коня.

Поэтому Дин просто вышел из-за деревьев и поздоровался. Человек в женском платье повернулся и сразу же улыбнулся юноше.

— Добрый день, вичаша вакан, сын вождя! Присаживайся, сейчас будет готов суп с говядиной.

— Но я не…

— Да, знаю, — отмахнулся винкте, — Но это лишь вопрос времени, ты уже избран громом, если еще и не раньше.

Дин удивленно посмотрел на него, пытаясь одновременно вникнуть в смысл слов и определить, кто же все-таки перед ним стоит, и по двигающемуся на шее кадыку, легкой щетине и широкой ладони с короткими узловатыми пальцами, все же догадываясь, что это мужчина.

Винкте с любопытством оглядел застывшего юношу и, видя его замешательство, снова позвал за стол.

— Рукомойник на столбе слева, полотенце там же. Если ты хочешь облиться, то я могу тебе помочь.

— Нет, спасибо, — поспешно ответил Дин, краснея. Мужчина хитро улыбнулся.

— Боишься?

— Нет, — для убедительности юноша помотал головой.

— Не бойся, я таких хорошеньких мальчиков не ем, — и тут же громко прошептал, подмигивая. — Только кусаю. А из некрасивых варю суп.

Винкте демонстративно втянул воду из ложки. Дин вздрогнул и криво усмехнулся, но сбегать не стал.

Подойдя к рукомойнику, юноша воровато оглянулся и, убедившись, что мужчина на него не смотрит, неловко стянул рубашку, оголяя загорелое, еще по-мальчишески угловатое тело. Быстро обтерся, сразу же насухо промокая кожу полотенцем, натянул рубашку. И к своему ужасу наткнулся на внимательные изучающие глаза, беззастенчиво и пристально разглядывающие его. Юноша сглотнул, но смотрел прямо. Винкте медленно растянул улыбку и кивнул на скамейку, приглашая присесть.

Дин послушался, не понимая, как он должен реагировать на такую ситуацию. Мужчина отвернулся к огню, наливая суп из котелка, все еще продолжавшего висеть над огнем. Он поставил перед Дином тарелку, подвинул хлеб и ложку.

— Ешь, после поговорим.

Юноша кивнул и подумал, что винкте не тот человек, встречей с которым можно было бы пренебречь, особенно ему, потерявшемуся в своих мыслях и ощущениях.

Как только Дин доел, мужчина убрал тарелки, налил две чашки отвара, и сел напротив.

— Ты знаешь легенду о близнецах?

— О близнецах… Это которые слились в… — запнулся Дин, не решаясь говорить дальше.

— Нет, — усмехнулся винкте, — то, что ты наслышан о таких, как я, это и так понятно. Я говорю о легенде о двух близнецах.

Дин покраснел и мотнул головой.

— Наверно, тебе Мудрый Медведь уже рассказывал о сотворении мира и о том, что у первой женщины на Земле Атаенсик была дочь, и эта дочь родила от западного ветра двух мальчишек-близнецов, совершенно разных. Один из них придумал все то, что идет на благо человеку: тепло, свет, благодатный дождь, добро, счастье, а второй — засуху, холода, тьму, беды, горести.

Юноша кивнул, понимая, что сейчас будет произнесено что-то важное, и боялся пропустить хоть слово.

— Мало кто знает, что близнецы родились совершенно разные, но с одной душой, на двоих, будто один человек раскололся на две половины, хорошую и плохую. А разве может человек существовать частями?

Дин промолчал, и винкте продолжил, не дожидаясь очевидного ответа.

— Так и два близнеца всегда будут стремиться друг к другу, пытаясь стать единым целым. Так вот ты — близнец.

Кажется, что даже сердце забыло, как нужно биться. Он? Близнец? Кого, колдуна? Поэтому его так тянет к этим вездесущим синим глазам, к этой кажущейся хрупкости и даже на расстоянии ощутимой внутренней силе, всему тому, чего он не находит в девушках?

Винкте хорошо видел, что происходит в душе юноши, но не стремился вмешиваться.

— Почему же тогда он хочет меня убить? — наконец, справился с новостью Дин.

Мужчина пожал плечами и легко улыбнулся одними уголками губ.

— А ты знаешь другой пример отношений между светлой и темной сторонами? Он боится тебя и, на мой взгляд, совершенно справедливо: ты скоро обретешь силу, вичаша вакан, и тогда ему уже будет трудно справиться с тобой.

— И все же я не понимаю…

— Дин, — перебил его винкте, — я тоже вижу лишь то, что мне показывают духи. Пока этого достаточно. Прими то, что вы все время будете друг к другу стремиться, но главный шаг зависит от тебя.

— От меня? И что я должен сделать?

— Пока не знаю, — винкте пожал плечами и допил отвар из кружки. — Ты все увидишь. Помни — не нужно много слов, чтобы сказать правду.

Дин вздохнул, давая понять, что для него ничего не прояснилось, но винкте лишь лукаво улыбнулся.

— Да, пожалуй, ты должен еще кое-что узнать от меня, потому что, боюсь, все остальные не решатся тебе об этом сказать. Душа становится единой, когда сливаются два тела вместе. Думаю, не стоит рассказывать о том, что это означает?

Дин снова густо покраснел, и винкте понял, что он догадался.

— Хотя если возникнут трудности в процессе, можешь прийти ко мне за советом, — мужчина подмигнул и рассмеялся, а юноша начал спешно собираться домой.

поделиться работой в своем дневнике:

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/p200018423.htm"><img src="http://5.firepic.org/5/images/2014-09/21/byqbwmne7i7i.png" alt=изображение width="350"></a>

скачать работу:
(doc)

@темы: Авторский фик, Монтана (2014), R, Слэш

Comments

[Ау, Монтана!]

Когда Дин вернулся в деревню, Сэм с порога бросился на него, одной рукой крепко прижав к себе, а второй ударив кулаком в грудь.

— Где ты был, я так испугался!

— Я потерялся, — юноша улыбнулся и тоже обнял брата. Он решил не рассказывать о своей встрече, ни к чему это, самому бы разобраться.

Следом выбежала побледневшая и растерянная Лиза, помогавшая Сэму с учебой.

— Дин, вернулся, — радостно выдохнула она и, не решаясь обнять и завидуя его брату, лишь положила ладонь на плечо юноше.

— Я думал, случилось что-нибудь страшное, когда эта безумная лошадь унеслась вместе с тобой, — кажется, вот-вот и Сэм заплачет от нахлынувшего облегчения.

— Мама знает? — перебил Дин, представляя, что его может ожидать за нагоняй от родителей.

— Нет, — Лиза мотнула головой, — я сказала, что тебе срочно понадобилось в горы.

— Спасибо.

— Я тоже волновалась, — Лиза застенчиво опустила глаза и теребила край расшитого узорами пояса, обхватывающего ее талию.

Дин наконец-то оторвал от себя уже радостно улыбающегося брата и смог развернуться к девушке.

— Не стоило, что со мной может случиться, если на мне твой браслет? — юноша потряс рукой с полоской кожи, затянутой шнурком на запястье, с несколькими вышитыми фигурами, украшенными бусинками.

Лиза смутилась еще больше, проклиная в душе свою нерешительность и воспитание, не позволявшее не только открыто говорить о своих чувствах, подобно бледнолицым, но даже оставаться наедине с возлюбленным.

— Тогда я пойду, разогрею кашу, раз все собрались, — воспользовавшись предлогом, она поспешила на летнюю кухню.

Сэм, до этого с интересом наблюдавший на разыгравшуюся перед ним сцену, вопросительно поднял брови, глядя на брата.

— И?

— Что и? — Дин отзеркалил его вопрос, усмехнувшись.

— Это я у тебя хочу спросить, что это было?

— Твоя учительница, я полагаю.

Сэм фыркнул и больше не стал ничего спрашивать, демонстративно уходя в сторону кухни, мол, не хочешь рассказывать брату, не надо. Дин постоял немного на одном месте: есть не хотелось, но тогда бы пришлось объяснять, где он уже успел пообедать. Эх, придется запасаться впрок.
Глава 5. Встреча



К семнадцати годам Дин стал завидным женихом: заметно вытянулся, окреп, возмужал, его кожа приобрела характерный смуглый оттенок от частого пребывания на солнце, хотя русые длинные волосы, стянутые в низкий хвост, и большие зеленые глаза явно выдавали в нем чужака. Его движения стали быстрыми и отточенными, походка — мягкой, бесшумной, и, несмотря на такие отличия от остальных юношей племени, он невольно пользовался успехом у девушек икке вичаша. Многие красавицы оживлялись, завидев его еще издали, улыбались при встрече, бросая взгляды, полные надежды на свидание.

К братьям часто приходила Лиза: она помогала Сэму с учебой, но тот догадывался, что единственной причиной, по которой девушка общается с ним — это возможность быть ближе к Дину. А тот ничего не видел, потому что не хотел замечать: его сердце таинственным, непонятным и неподвластным образом оказалось занято его врагом, увиденным лишь однажды и намертво отпечатавшимся в его душе.

Но колдун больше не появлялся, хотя люди то и дело с каким-то внутренним содроганием замечали большого черного ворона, внимательно наблюдавшего за тем, что происходит в деревне, наклонив голову и глядя своими немигающими блестящими глазами.



Так и сейчас они все вместе отправились в горы за каким-то камнем, необходимым шаману, прихватив с собой обед — вяленое мясо, овощи и бутылку воды. Зеленый склон, хорошо освещаемый солнцем, как нельзя лучше подходил для перекуса, и ребята расположились на нем, разложив еду на припасенном Лизой покрывале.

Девушка невольно любовалась уже не по-мальчишески сильным телом Дина, отмечая, как ему идет загар, и даже то, что черты его лица, волосы, цвет глаз отличаются от юношей племени сиу, еще больше притягивает к нему. А он совершенно не обращал внимания на те знаки, которые та ему подает, и это приводило Лизу в отчаянье. С одной стороны, она была рада, что Дин так же вежлив и безучастен и к остальным девушкам, но, может, ему просто нравятся бледнолицые, и тогда у нее совершенно нет шансов. Она даже осмелилась посоветоваться с Тихой рекой, и та, лишь вздохнув, погладила девушку по волосам: «Возможно, у него другое предназначение, все-таки Дин отличается от нас». Кстати, о предназначении.

— Ты уже скоро пройдешь обряд посвящения? — спросила девушка.

— Ага, и станет великим громовником, а лучше — хейоку! — фыркнул Сэм, впрочем, нисколько не завидуя Дину, а просто дразня его.

— Еще скажи винкте! — обиделась за него Лиза.

— А что плохого в винкте? — вдруг спросил Дин, до этого безучастно относившийся к разговору и, закрыв глаза, сидевший, подставляя лицо солнцу.

— Будто ты и сам не знаешь, — отвела взгляд Лиза, явно не желавшая говорить на эту тему.

— Знаю, — никак не отреагировал на это Дин, — и Великому Духу угодно, чтобы люди были разные.

— Но... — замялась Лиза, разрываемая между желанием согласиться с Дином и своим мнением. — Он же не мужчина и не женщина.

— И ходит в платье, — добавил Сэм.

— Разве это плохо, когда в одном человеке рождается и мужчина и женщина? — удивился Дин.

— Так нельзя, — уперлась Лиза, не зная, как ей донести до юноши свою мысль. — Нельзя быть и мужчиной, и женщиной одновременно, это неправильно!

— Почему? — улыбнулся Дин.

— Может, потому что снаружи-то он вполне себе мужчина со всеми прилагающимися, — Сэм подцепил полоску мяса и закончил фразу, уже пытаясь ее разжевать.

Дин нахмурился.

— Разве мужчина не может любить другого мужчину?

Сэм выронил мясо и уставился на брата с открытым ртом.

— Дин, ты в своем уме? Да ни один отец не подпускает своих сыновей к дому винкте, а ты говоришь о том, что это правильно?

— Я думаю, нам лучше оставить эту тему, — наконец, вмешалась Лиза. — Может, лучше решим, как нам попасть в город на День независимости, я бы хотела сходить на праздник, говорят, там будет даже костюмированное представление.

— О-о! Я буду иктоми — человеком-пауком! — воскликнул Сэм и растопырил пальцы на руках.

— Человеком-пауком? — засмеялась Лиза. — Кажется, кто-то явно пересмотрел комиксов бледнолицых.

— Ничего я не пересмотрел, — буркнул Сэм и невольно скосился на Дина, следя за реакцией старшего брата, но тот снова закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу. — А вот у Дина скоро будет не кожа, а одна большая веснушка.

Юноша сделал вид, что ничего не слышал, но тут же ловко извернулся и повалил Сэма, щекоча под ребрами.

— А-а-а, пусти! — мальчишка хохотал и брыкался, пытаясь высвободиться из-под Дина.

— Веснушка, говоришь! — не отставал старший. — Сейчас ты у меня получишь за веснушку!

— Лиза-а! Спаси!

— Никто тебе не поможет, человечек-паучочек!

— Все, сдаюсь! — Сэм, загнанно дыша, похлопал ладонью по земле, и Дин слез с него, ложась рядом и тоже пытаясь отдышаться. Братья переглянулись и рассмеялись.

— А где Лиза? — Сэм привстал на локтях и повертел головой. — Хм, пропала куда-то…

— А, вернется, — махнул рукой Дин, даже не пытаясь подняться и все также лежа на спине и глядя в огромное ярко-синее небо, распластавшееся над ним.

— Тебе она совсем не нравится? — вдруг спросил Сэм, переворачиваясь на живот и внимательно глядя на брата.

— Кто, Лиза? — Дин нахмурился и пожал плечами. — Она хорошая девушка, но лишь подруга, может, даже сестра, но ничего больше.

— Ты прав, она хорошая, а тебе твои вершки-корешки интереснее, чем девушки, — улыбнулся Сэм и бросил в брата пучком выдранной травы.

— Ну, не всем же волочиться за каждой юбкой, как Красное Покрывало.

Мальчишка фыркнул, вспомнив про старого индейца, названного так в из-за того, что, используя единственную в его молодости возможностью побыть наедине с девушкой — это накрыть головы покрывалом и так спрятаться ото всех, кто вокруг, и даже, если удастся, поцеловать избранницу, только этим и занимался. У него и сейчас было две жены, хотя мужчине давно перевалило за семьдесят.

— О, да, тебе и в двадцать не грозит столько женщин, сколько у этого старика сейчас!

— Ничего, довольствуюсь оставшимися, — Дин улыбнулся в ответ, снова переводя взгляд на манящую бездонную синь неба.

«Вот и его глаза такие же, утонул бы», — мелькнула непрошеная мысль, которой юноша даже испугался, и потряс головой, пытаясь прогнать наваждение.

[Ау, Монтана!]

На ярмарку их отпустили со скрипом. И если для Дина запретов не было — ему уже почти восемнадцать, то Сэму с Лизой родители дали множество указаний, общий смысл которых сводился к тому, чтобы ни во что не вмешиваться и вернуться вовремя.

— Лучше бы на пау-вау так ездила, как на непотребные танцульки собираешься, может, и нашла бы кого достойного, — ворчала бабушка Лизы, глядя, как прихорашивается ее внучка, расчесывает длинные густые черные волосы, заплетает их в две тугие косы, одевает нарядную белую рубашку с короткими рукавами, украшенными бахромой, сарафан из голубой ткани, и завязывает красный, обшитый бисером пояс.

Лиза ничего не отвечала и лишь грустно улыбалась бабушке, глядя на нее в отражение в зеркале. Она понимала, что та ворчит не со зла, а оттого, что знала — сердце девушки занято тем, кто не видит ее любви.



В город с ними отправились еще несколько подростков из деревни, парни и девушки, поэтому ехать было весело. В ближайшем поселке они спешились, и на автобусе доехали до Грейт-Фолс. На празднике было уже людно, то и дело мелькали люди, одетые во всевозможные карнавальные костюмы от наряда викингов и средневековых юбок-куполов до обтягивающего трико и плаща Бэтмена, и даже пластиковых шлемов и переливающихся разноцветных мечей. Так что индейцы выглядели здесь вполне органично и лишнего внимания не привлекали. Тем более, Дин с его внешностью вообще казался частью карнавала.

Они катались на каруселях, ели мороженое, Сэм — аж три штуки, никак не мог определиться, какое же ему выбрать, Дин выиграл в тире мягкую игрушку, тут же отдав ее засмущавшейся и вспыхнувшей Лизе, смотрели на представление, в котором бравые военные в очередной раз побеждали противника, а их возлюбленные преданно ждали их возвращения, бродили между рядов на ярмарке и, в конце концов, уставшие, но твердо намеренные дождаться фейерверка, зашли в кафе перекусить.

Уже вечерело, и народу везде прибавилось, но шумная компания легко расселась за небольшим круглым столиком и загалдела, склонившись над меню.

— Может, барбекю?

— Ты дома мяса, жаренного на огне, не наелся?

— А что ты предлагаешь? Рыбы? Или ты мало ее во вторник наловил? До сих пор еще кость в горло не прошла!

— Я хочу пиво, и даже не отговаривайте.

— Даже не будем, только Белой Бизонихе расскажем.

— Что сразу мамке-то?

— Можем отцу.

— Попросите у меня еще на лошади покататься!

— П-ф-ф! Еще чего! А молочный коктейль есть?

— Да, и мне, с шоколадом!

— Девчонка!

— А что, быть девчонкой стало вдруг обидно?

— Если ты парень, да.

— А если не парень?

— Тогда просто стремно.

— Дурак, не пойду за тебя замуж.

— Пойдешь, я уже твоему отцу две козы пообещал.

— Поторопился.

— Эй, смотрите, здесь даже пицца есть!

Дин с улыбкой смотрел на спорящих, не вникая в суть разговоров. Он откинулся на спинку стула и обвел взглядом посетителей, с интересом разглядывая таких разных людей, расслабленных, довольных, уставших, взбудораженных, раздраженных, спокойных, агрессивных, у каждого было что-то свое на душе. Дин не любил одинаковые одежды, одинаковые дома, машины, деревья, которые были в городе, но на празднике каждый и сам хотел отличаться, и юноше это нравилось.

Вот девушки вышли танцевать. Нет, сиу никогда бы себе такого не позволили — быть столь вызывающе соблазнительными, манящими, буквально кричащими о необходимости секса. Парни за его столиком тоже заметили их, то и дело поворачивая головы и исподтишка разглядывая городских девиц.

Дин чувствовал, как с приближением ночи и количеством алкоголя росло напряжение в воздухе. Мужчины уже чаше распускали руки, позволяя себе шлепнуть официанток по заду или ущипнуть за мягкое место, танцы стали еще откровеннее, свободные места перед барной стойкой сокращались, занимаемые теми, кто хотел быть замеченным, и теми, кто хотел лучше разглядеть спутника на один вечер.

Юноша смотрел, с интересом подмечая эти изменения, не поддаваясь им сам. Нет, конечно, его тоже волновали молодые извивающиеся тела, беззастенчиво выставляющие напоказ свои прелести, не могли не волновать, но всепоглощающего, дурманом затуманивающего голову желания, инстинкта присвоить, сделать своим он не чувствовал. Взгляд скользил по посетителям, смеющимся, жалующимся, флиртующим, спорящим, по бармену, профессионально и заученно улыбающемуся немолодой женщине, пока он ловко взбивает для нее коктейль, по официантке в уже испачканном переднике, вышедшей из комнаты для персонала, по дальнему столику, почти спрятанному в темноте зала, по…


* * *

Нью-Йорк стал любимым городом Кастиэля. В нем было столько всего, что нравилось темным духам: алчность, похоть, обман, предательство, слезы, насилие, убийства. Как шаман слабел в прериях, на равнине, и, тем более, среди небоскребов, оторванный от родной природы, так колдун набирал силу в гуще людей. Он не брезговал снадобьем аборта, к нему нередко обращались за особым растением — скатанными в шар семенами, собранными в холмах, заставляющими девушку хотеть даже самого безобразного старика, а юношу — со страстью отдаваться любому желающему. Колдун накладывал чары, которые могли развести самых любящих супругов или приворожить ненавидящего человека. Ему нравилась эта игра с человеческой похотью.

Часто Кастиэль выбирал незаметное место в каком-нибудь баре и с внутренней улыбкой, никак не отражающейся на его холодном красивом лице, наблюдал за тем, что происходит. Впитывал волны неудовлетворенного желания, низкой страсти, смотрел, как алкоголь выпускает зажатые внутри пружины грубой силы инстинкта, извращенного ограничениями, раздираемым между природной сущностью и придуманными, навязанными, не своими целями.

Порой работа вынуждала его совершать поездки по стране. Он не очень это любил, но хорошие отношения с военными того стоили. Так его и занесло на День независимости в Грейт-Фолс, где после визита на базу истребителей и встречу с руководством, Кастиэль, понимая невозможность возвращения в вечер праздника, решил остаться в городишке и посидеть в местном баре.

[Ау, Монтана!]

Все то же самое, только размах помельче, развязность, очевиднее, соблазнение безыскуснее. Вот девушка, обтянутая одеждой, как второй кожей, извивается на танцполе, привлекая к себе внимание и стремясь к этому. Чем больше глаз на нее смотрят, чем больше самцов ее хотят, тем сильнее заполняется пустота внутри нее. И Кастиэль видит, что ей кажется, будто она может заткнуть эту дыру внутри количеством мужчин, побывавших в ней. Хотя по-настоящему ей нужна лишь любовь и забота, но девочка забыла о значении этих слов, разменяв их на рестораны и дорогие подарки.

Кастиэль поднес к губам бокал с виски, поморщился от неприятного вкуса, и посмотрел на барную стойку. О, в этом месте часто собираются колоритные персонажи, способные подкормить наслаждение колдуна. В этот раз его ожидания тоже вполне оправдались: пара стройных невысоких мальчиков, кажется, совсем юных и невинных. Но Кастиэлю прекрасно видны их ночи, полные похоти, разврата, денег за оказанные услуги, унижения. Это вторая сторона. Только тот, чья душа уже заплесневела, не чувствует унижения, может, злость, ненависть, но не задетое достоинство. Значит, для этих мальчиков еще не все потеряно, только он точно не тот человек, кто будет их спасать, впрочем, как и втаптывать в грязь глубже. Кастиэль лишь наблюдатель, по крайней мере, сейчас.

А это что за непонятное размалеванное создание оказывает недвусмысленные знаки внимания молодому и даже чем-то хорошенькому бармену, скрипя зубами, выдавливающему из себя улыбку? Надеется на хорошие чаевые? Ну-ну, за ними он проследит позже, их торг интересен, но не настолько.

Кто дальше? Индейцы и, кажется, не костюмированные. Девушки скромничают или злятся, шипя на молодых людей, обалдело оглядывающих полураздетых городских девиц. Кастиэль невольно хмыкнул: он буквально чуял острый запах возбуждения, волнами исходящий от подростков, не умеющих сдерживать свою природу. Только один из них выделяется, причем, всем: и внешностью, и позой, и другим интересом, будто исследующим, изучающим. Вот он поворачивает голову в сторону колдуна…

Их глаза встретились и Кастиэль чуть не захлебнулся глотком виски, почти выронив стакан из рук и даже не осознавая, держит ли он его еще или уже поставил на стол. Словно все существо колдуна просило подойти, удержать. Зачем? Для чего? Он и сам не понимал, но эта зелень притягивала к себе, звала и отталкивала одновременно. Будто нужно было что-то сделать, что-то понять, ускользающее, не дающееся. И хотелось то ли спасти, то ли уничтожить. Осознание мелкой змейкой пробивалось через дебри нахлынувших эмоций, ступора, пока не взорвалось пониманием.



Дин вздрогнул, ощущая панический холод, расползающийся из спинного мозга. Нет, он ошибся, он так боялся, так хотел увидеть, что принял посетителя за другого человека. Зеленые глаза распахнулись, не в силах оторваться от того, кого он увидел, словно все силы ушли в сердцебиение, сумасшедшее, после которого либо сбежать, либо умереть. Тело решило само, и Дин сорвался с места, опрометью кинулся в спасительную темноту, пытаясь найти укрытие в узких улицах, в толпе праздношатающихся. Все его инстинкты вскрылись, позволяя не думать, бежать так, чтобы не было слышно шагов, прятаться, чтобы не было видно даже мелькнувшую тень, не слышать глупое беспокойное сердце, подумать обо всем потом.



Кастиэль кинулся следом. Сзади кто-то крикнул про счет и про деньги, но он не слушал. Ловко увернувшись от пытавшихся удержать его рук, ужом скользил между прохожими, ни на секунду не упуская из виду разноцветную рубашку, мелькавщую впереди. Поворот, еще один, и тупик. Кастиэль удивленно оглянулся, пытаясь понять, куда мог деться мальчишка. Да, тот самый, он не мог не узнать. Его смерть на острие иглы в скорлупе-теле бледнолицего индейца.

Черт, реакция его самого оказалась странной, пугающей, непонятной в своей неподвластности разуму. Но мальчишка, Дин, он-то как смог его узнать? И так смотрел, будто сразу понял, кто перед ним, тоже не мог пошевелиться. Кастиэль был готов поклясться, что слышал, как загнанным зверем стучало сердце в груди Дина. Но ведь сбежал, спрятался. Колдун с силой ударил по каменной стене кулаком и с каким-то удивлением посмотрел на кровавые полосы, быстро расползающиеся по костяшкам пальцев. Значит, не привиделось.



Дин успел вернуться со всеми. Правдами и неправдами с попутным транспортом он добрался до лошадей за несколько минут до автобуса с другими индейцами. Идти на вокзал он опасался, ведь колдун знал, где находится деревня и вполне мог поджидать там Дина. Оставаться и дальше в городе смысла не было, а лошадь давала возможность свободы и юноша решил вернуться к тому месту, где остались привязанные кони, и уже там подумать, что делать дальше. Как ни странно, никаких препятствий он не встретил, хотя был готов ко всему.



Внимательные черные глаза на чуть склоненной голове посмотрели вслед удаляющемуся русоволосому парню, и ворон, вскрикнув, взмахнул крыльями, улетая в противоположную сторону.



Глава 6. Посвящение



Дин проснулся от того, что настырное утреннее солнце нагло пробралось в окошечко, открывшееся под откинутой в сторону шкурой бизона, скользнуло по уже пустым скамьям, накрытым расшитыми одеялами, по едва тлеющему костру, поиграло с тонкими завитушками дымка, лизнуло деревья-опоры, уходяшие ровными столбами ввысь, в конус типи, и закружилось лучами с мелкой пылью. Наконец, пощекотало Дина по щеке, согрело высунувшуюся из-под одеяла руку, пробежалось золотом по разметавшимся по подушке полосам, и прилегло рядом на подушку, будто дожидаясь, когда он проснется. Юноша улыбнулся, вытянулся во весь рост, ловко перевернулся на живот и бережно взял в руку ловец снов, висевший над его скамьей.

Этот — самый старый, что у него есть, из трех кругов: сверху — самый большой, потом средний, и внизу самый маленький, обмотанные нитками четырех цветов: желтой, белой, красной и черной, заполненные внутри желтой ниткой-паутиной, с кое-где вставленными черными бусинами-мухами, и прикрепленными к каждому кругу четырьмя желтыми перьями, украшенными бусами таких же цветов.

Когда-то ловец снов сплела Тихая река, и он был над кроватью матери Дина еще в момент его рождения, и с тех пор юноша не позволял его убрать или выкинуть.

Красный, белый, черный, желтый — это истинные цвета, как четыре части света, а еще ночь, день, кровь и солнце. Четыре — наиболее священное число. Вот и последние четыре дня Дин готовился к поиску видения, к посвящению. Сегодня его ждала потельня и восхождение на гору. Там он должен будет остаться один, и искать видения, которое свяжет его с Великим Духом, и тогда он начнет понимать тайный язык природы, говорить с камнями, травами, животными и обретет своего проводника в мире духов.

В хижину незаметно зашел шаман и присел рядом с кроватью Дина.

— Готов? — он улыбнулся и юноша ответил тем же.

— Да. Сегодня хороший день.

[Ау, Монтана!]

— Каждый день хороший, но ты прав, сегодня особенный. У меня для тебя подарок, — Грозный Сокол раскрыл сумку, висевшую у него на поясе, и достал из нее трубку из красного камня, которой он столько лет пользовался сам, и мешочек с табаком из коры красной ивы — кинник-кинник, и протянул их Дину.

— Это мой дар тебе.

Дин сел, восхищенно посмотрел на трубку и осторожно взял ее в руки. Он знал, что до шамана ею пользовался его учитель, а до него учитель того учителя, и ее гладкая, отполированная пальцами знахарей поверхность хранила силу предков.

— Я не могу, — юноша вздохнул и протянул трубку обратно шаману. — Это прекрасный дар, но я не могу лишить тебя этого.

— Нет, Дин, — мягко возразил знахарь, — это мое решение. К тому же я уже говорил тебе, что хочу отойти от повседневных дел, как только ты станешь вичаша вакан.

Дин посмотрел на трубку, принимая какое-то решение, наконец, встал и поклонился шаману.

— Благодарю тебя, Грозный Сокол за твой дар, я принимаю его и клянусь использовать силу предков во благо своему народу.

Тот кивнул и обнял ученика.

— Я не сомневаюсь в тебе Дин. Тебя назовут Васичун вакан — белый человек, в котором живет Великий Дух.

— Спасибо, — совсем уже просто ответил юноша и обнял учителя в ответ.

— Одевайся, скоро будет готова потельня.

Шаман вышел, а Дин, растрепанный, необутый, в одних легких пижамных штанах, сидел на скамье, не в силах оторваться от трубки глубокого, темно-красного цвета, гладкой до блеска и такой теплой, словно, и правда, она помнит все державшие ее пальцы. Теперь предки будут помогать ему.

Для Дина была приготовлена знахарская сумка. В нее шаман положил лебединый пух, означающий всех птиц, клочок бизоньей шерсти, символизирующей животных, пучок травы как все целебные травы, и камни, говорящие о скалах. Тихая река керамическим лезвием срезала со своих рук от плеча до локтя сорок кусочков кожи для поиска видения. И в сумку же в вышитом кисете была убрана трубка и мешочек с табаком. Все это сопровождалось негромким пением Грозного Сокола, молящемся и просившим Великого Духа.

В хижине-потельне было душно, десятки одеял, накинутых сверху бизоньих шкур, поддерживали тепло в ней, а груда раскаленных камней посередине, отдавала свой жар. Грозный Сокол пел и молился, а Мудрый Медведь и Храбрый Лис — знахарь-травник — подливали горячую воду на раскаленные камни, казалось, даже не замечая, клубы горячего белого пара, исходящие от них. Дину было жарко до такой степени, что ему приходилось сдерживать себя, чтобы не выбежать из хижины. Но нужно было терпеть, и юноша стал вслушиваться в слова песни Грозного Сокола, молившего о здоровье и крепости Дина.

Наконец, все закончилось и юношу, разморенного, раскрасневшегося, усадили на бревно перед входом в парилку, дали еще настоя и Тихая река принесла его детское лоскутное одеяло, расшитое звездами: именно в него он будет закутываться ночью в поисках видения.

Грозный Сокол и Дин отправились в путь. Ближайшую гору они пересекли еще засветло, миновали заросший соснами и березами склон, и взобрались на ту высоту, где уже нет деревьев, но густым покрывалом лежит зеленая трава вперемешку с яркими цветами. Именно там, в небольшой яме, смотрящей прямо на восток, на восход солнца, шаман и оставил своего ученика, обнаженного, завернутого лишь в одеяло, с сумкой знахаря, в которой было все необходимое.

Дин робко улыбнулся Грозному Соколу, чувствуя волнение и даже страх перед четырьмя днями одиночества, без воды и пищи, вдали от деревни и других людей. Но шаман был спокоен, и это придавало некоторую уверенность.

— Слушай только себя, для молитвы достаточно молчания, — сказал напоследок знахарь и ушел.



Юноша остался один. Темнота, густая, напряженная, выползла из низин, затопила горы, поднялась до черного неба с едва проклюнувшимися мерцающими звездами и ровной круглой луной. Ничего не видя, Дин будто оказался отрезан от остального мира, остался один на один с самим собой, со своими чувствами, эмоциями. Тьма вынуждала его погрузиться в самосозерцание, смотреть сердцем, а не глазами.

Дин набил трубку табаком и раскурил ее, ощущая, как вместе с дымом, поднимающимся вверх, к миру Духа, в него проникает сила. И ему показалось, что он почувствовал присутствие своих предков — шаманов, когда-то державших эту трубку. Он не один.

Голова еще немного кружилась после потельни и долгой дороги, и Дина начало клонить в сон. Ему чудилось, что он растворился в окружающем мире, и через него проходит свист ветра, шепот травы, шелест листьев деревьев, шум воды, крики птиц, рычание зверей. Он был везде, во всем, и все было в нем, словно единое целое. И в какой-то момент крылья птицы коснулись его обнаженного тела. Дин вздрогнул, но не успел испугаться: птица вместе с ним взмыла в небеса и распласталась в огромном небе, оставив под собой яму с фигуркой юноши, замотанного в одеяло.

Перед глазами проносились серые скалистые острые верхушки, скатывающиеся вниз зеленью, усыпанной яркими красными, желтыми, синими цветами, путающиеся в лесах, перемешанных из сосен, осин, елей, берез, и растекающиеся долинами, полными сочной травы, извилистых блестящих речек-змеек, перескакивающих камни водопадами, и вновь взбирающиеся вверх по другой стороне от низины. Взгляд зацепился за мелкую птичку, испуганно спрятавшуюся от большого, белоголового орла, за метнувшуюся вниз на добычу рысь, отследил стадо горных коз, встревоженных хищником, да и самих волков, серых, в черную крапину. Дин дышал воздухом, вдыхаемым орлом, слышал его ушами, чувствовал его обонянием, смотрел его глазами на рваную кроваво-желтую полосу заката, на уже потемневшее вечернее небо. И он понял, что это его птица, его проводник.

Где-то вдалеке мелькнуло что-то знакомое, также распластавшееся над лесом черными крыльями. Узнавание на уровне подсознания несло с собой необъяснимую тревогу и, в то же время, чувство удовлетворенности от его присутствия. Огромный черный ворон летел, не приближаясь, словно следил за ним.


* * *

Иногда Кастиэль устраивал вечеринки и у себя дома, приглашая своих названных друзей, а, скорее, партнеров по играм — Габриэля, Аластара, Захарию, Мэг, Люцифера, Рафаила, Лилит. О, да, ангельские имена как нельзя лучше подчеркивали, насмехаясь, их сущность. И в его пентхаусе на последнем этаже небоскреба, с освещенным бассейном под открытым небом, невинные девушки и юноши, забыв обо всем, развратно предлагали себя всем желающим: один, двое, трое? — неважно, лишь бы снова окунуться в пучину плотского удовольствия.

Колдун видел, как мечутся люди, забывшие кто они и откуда, погрязшие в стремлении взять — деньги, имущество, блага, других людей, присвоить, не отдавая ничего взамен. Как их души покрываются коростой, проедаются ржой, искривляются, вместе с собой извращая и желания, потребности.

И ему нравилось усиливать эту жажду. Нравилось смотреть, как люди готовы продать себя за деньги, за порцию наслаждения. Как юные тела изгибаются, скованные наручниками, под ударами плетки, уклоняясь и прося большего, с каким удовольствием они позволяют унижать себя, удовлетворяя его гостей, умоляют об этом, ползая на коленях, целуя ноги и обливаясь слезами, согласные на все, что с ними пожелают сделать.

Он и сам любил этим пользоваться. Только в последнее время, с той встречи в баре, в его постели все чаще бывали русоволосые зеленоглазые мальчики. Хотя цвет глаз не принципиален, Кастиэль все равно трахал их, вдавливая лицом в матрас, в стену, в бортик бассейна, скрывая сам от себя то, кого бы он хотел видеть на их месте.

Колдун поднялся с кровати, натянул джинсы, накинул на плечи рубашку, и, не застегиваясь, подошел к огромному окну во всю стену. Рядом нашлась кем-то забытая пачка сигарет. Кастиэль вытряхнул одну и сверкнул огоньком зажигалки.

Люцифер проводил очередного юного любовника своего друга, нерешительно топтавшегося в прихожей в надежде, что Кастиэль попросит его остаться, но не решавшегося об этом сказать, послал пареньку воздушный поцелуй, помахал на прощанье рукой и захлопнул дверь. Люцифер посмотрел на сигарету, зажатую в пальцах колдуна, и покачал головой.

— Мне кажется, или у тебя кинк на русоволосых мальчиков?

— А тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

— Ну, если бы я не закрывал дверь уже за… даже не решаюсь посчитать за сколькими за последний месяц, это было бы, безусловно, не мое дело. Но ты меня беспокоишь, Кас.

— Не называй меня так, я говорил.

— Ага, значит, все-таки оно.

— Что оно? — Кастиэль резко обернулся и несколькими резкими движениями затушил сигарету о пепельницу.

— Что этот мальчик, Дин, не просто светлый образ твоего близнеца, но и нечто большее.

[Ау, Монтана!]

— Мэг рассказала? — Мэг сильно злилась в последнее время. Нет, Кастиэль и раньше не был ей верен, потому что, по сути, и не был с ней, но сейчас количество случайных любовников в его постели переходило все разумные границы.

— И она тоже, — кивнул Люцифер. — А еще череда одинаковых макушек, все на что-то надеющихся, с разной степенью телесных повреждений. Ты даешь им семена желания?

— Нет, — колдун скривился, — поверь, я и без этого достаточно привлекателен.

— Так, разберись со своим влечением, Кастиэль. Или трахни уже этого Дина, наконец. Это же на него они все похожи, да?

— Я не могу его трахнуть, я хочу его убить.

— Одно другому не мешает.

— Не в моем случае. Я несколько раз пытался к нему приблизиться, но каждый раз он ускользает, словно Великий Дух не желает нашей встречи.

Люцифер помолчал, постукивая пальцами по стеклу и задумчиво глядя на ночной город, бусинами огней рассыпавшийся у его ног.

— Ты уверен, что знаешь легенду целиком? Что-то здесь не сходится.

— Мэг говорит то же самое. Но я знаю лишь то, что мне рассказывал учитель.

— Да, и у него не спросишь, — вздохнул Люцифер.

— Потому что мы его убили? — усмехнулся Кастиэль.

— Потому что ты его отравил, вырастив внутри него ядовитую змею.

— Он мешал, — безразлично ответил колдун, — а вы все были совсем не против мне помочь.

— Ладно, не важно. Но ты же знаешь, что он вел записи, собирал свою, особую библиотеку, ты мог бы наведаться в его старый дом.

Кастиэль внимательно посмотрел на мужчину.

— Пожалуй, ты прав. Я так и сделаю.

Люцифер улыбнулся и хотел что-то добавить, но колдун перебил его.

— А сейчас, с твоего позволения, я хотел бы пойти наверх, мне нужно побыть одному.

И не дожидаясь ответа, Кастиэль вышел из комнаты. Он и сам бы хотел знать, что ему делать. Его размеренный ровный мир вдруг дал трещину изнутри. А последние дня три колдун не находил себе места, все внутри выворачивало, требовало, кожа будто покалывала, призывая посмотреть, что происходит с мальчишкой.

Хотя почему Кастиэль до сих пор считает Дина мальчишкой? Последняя встреча показала, что он стал юношей, привлекательным, манящим. Черт! Прочь эти мысли из головы.

Колдун поднялся на крышу, остановился перед небольшой квадратной площадкой, отгороженной оранжереей так, чтобы ему никто не мог ему здесь помешать, снял рубашку и достал плетеный короб с геометрическим рисунком по бокам и на крышке.

— Хе-самма-хе-на,

Накидка из грубой черной кожи легла на его белое тело.

— Хе-самма-уне-ху,

Бусы из синих блестящих шариков, перемежаемых клыками волка, обвили шею.

— Ха-не-уне-хе-ма,

Указательный и средний палец окунулись в белую краску и провели длинную ровную полосу через лоб, нос, губы, подбородок, скользнули по шее, опустились на грудь, и остановились вместе с остатками краски где-то на животе.

— Сама-хе-ну-уне-хе,

Пальцы зачерпнули черной краски, и темная полоса легла рядом с белой, чередуя друг друга.

— Хе-вима-са-ма,

На голову — распластанное чучело вороны с расправленными крыльями, а чуть ниже, к плечам, опустились черные блестящие перья.

— Уне-сама-уне-хе,

И колдун сел, сложив согнутые ноги перед собой.

Кастиэль достал гладкую блестящую трубку, засыпал в нее табак, медленно раскурил, и, выдыхая струю серого дыма в ночное блеклое Нью-Йоркское небо, затянул монотонную песню.

Огни города поплыли, смешались и вдруг сменились желтыми выжженными бескрайними прериями. Несколько взмахов крыльями и степи скользят под ним. Дикие рыжие мустанги неслись, поднимая клубы пыли, бежевые антилопы-сайгаки мелькнули где-то вдали в поисках водопоя, и уже показались издали синие горы как тени.

Голубое небо, нестерпимо яркое от палящего солнца, огромное, открытое, только изредка мелькают соколы, тетерева. Взмахи широких крыльев, и все ближе и ближе уже четче очерченные вершины. Показалась зелень деревьев в предгорье и склонах, стали видны травяные луга, уходящие в серые голые скалы.

К вечеру, когда огненно-желтые всполохи расползлись языками от раскаленного диска по потемневшему, покрытому рваными облаками небу, засквозили лучами солнца, спустившегося до горизонта, через размашистые лапы сосен, повторяясь размытыми очертаниями в прозрачной голубоватой воде, ворон сделал круг над озером, и, наконец, заметил вдалеке то, что звало его, заставило проделать путь в тысячу километров. Красивая гордая птица, благородное белое оперение на голове и хвосте и темно-коричневые широкие крылья. Дин прошел обряд посвящения и обрел проводника.

Белоголовый орел и черный ворон, не приближаясь друг к другу, будто наблюдая, присматриваясь, кружили, парили в воздухе.


* * *

-Дин! Дин, очнись! — картинка поплыла, краски смешались и ощущение полета медленно сменялось ноющей болью в затекших мышцах. Юноша почувствовал, что кто-то трясет его за плечи, неохотно открыл глаза и прямо перед собой увидел обеспокоенное, склонившееся над ним лицо Грозного Сокола.

— Ты как?

— Кажется, хорошо. А сколько времени прошло, почему ты здесь?

— Четыре дня. Ты не заметил?

— Четыре дня? Нет, будто всего сутки, — Дин потер глаза и потянулся. — Я летал, я был орлом, — доверительно рассказал он и улыбнулся.

Шаман погладил его по волосам.

— Я и не сомневался, что у тебя получится, вичаша вакан. Скоро ты научишься управлять своими видениями.

Он протянул сверток и бутылку с желто-зеленой жидкостью.

— Вот твоя одежда и отвар, он придаст тебе сил, чтобы дойти до деревни.

— Спасибо.

Дин замолчал, о чем-то задумавшись, и Грозный Сокол заметил это.

— Ты видел что-то еще, да?

— Д-да… — Дин замялся, но ведь кому-то нужно было рассказать. — Там был черный ворон, огромная птица. Не сразу, уже, наверно, вечером, она прилетела со стороны озера. Ворон не приближался ко мне, но все время находился рядом, как будто следил, приглядывался.

Грозный Сокол нахмурился и покачал головой.

— Он не оставит тебя, это сильнее вас обоих.

Дин промолчал, он почувствовал усталость, накопившуюся за четыре дня, которые он провел в видении, и ему не хотелось сейчас ни о чем думать. Юноша оделся и кивнул, что готов идти.

[Ау, Монтана!]

* * *

Ворон проследил за орлом, который, покружив еще немного над озером, опустился ниже, пока не скрылся среди деревьев, ища свое гнездо. Кастиэль потерял интерес к птице, поняв, что Дин вышел из видения.

Близнец стал шаманом. Легенда сбывается, как бы он ни стремился помешать этому.

Злость охватила колдуна, расползаясь вокруг него сгустившимся потемневшим воздухом. Месть — кричало его черное нутро, убить, изморить, заставить сдасться! Он затрясся, вытянул руки вверх и громко запел, призывая духов мертвых в союзники. Черный ворон на его голове ожил и поднял крылья, будто готовясь взлететь, открыл глаза, блестящие немигающие бусины, глядя куда-то в пространство, мимо всего.

Кастиэль запел еще громче, начал мерно покачиваться, и вдруг застыл с неестественно прямой спиной, запрокинув голову. Ворон крепко держался за его волосы, не соскальзывая вниз, и также смотрел вперед невидящим взором. Глаза колдуна, напротив, были закрыты, лицо напряжено, губы сжаты, и черные полосы стали еще ярче, будто подчеркнутые углем.



Большая птица распласталась над деревней, закрывая часть солнца. От ее крыльев опустились столпы темного воздуха. И тем, кто посмотрел в этот момент на небо, казалось, что наступило солнечное затмение. Дрожащий мутный поток отделился от крыльев ворона и медленно туманом опустился на деревню, расползся по земле, проникая колеблющимися хищными волнами в хижины, клубился в колодцах, тянулся жадными черными языками к озеру, и, злясь, что не в силах достать до воды, с шипением отползал обратно.

Индейцы с удивлением вдыхали воздух, странно отдающий серой, пожимали плечами и долго и внимательно разглядывали желтые кристаллы, покрытые пушистым белым налетом, которые вдруг появились в низинах.



Ворон взмахнул крыльями и, не оглядываясь и не останавливаясь, полетел на восток, быстро превращаясь в черную точку на горизонте.

Колдун открыл глаза и, слепо мигая, огляделся вокруг. Уже день, значит, он провел здесь больше суток. Что ж, надо спускаться, пока его не принялись искать.

Кастиэль поднялся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы ног, переоделся, убрал все в короб, и смыл грим. Из зеркала на него смотрел прежний, слегка бледноватый, черноволосый мужчина с уставшими синими глазами. Да, если так пойдет и дальше, скоро он будет выглядеть на свой возраст, и никакая сила мертвых не поможет.



Глава 7. Васичун вакан



К вечеру Дин и Грозный Сокол неспешным шагом добрались до возвышенности, с которой уже были хорошо видны остроконечные типи, деревянные длинные дома деревни и бескрайнее прозрачное озеро. Тонкими струйками вился дымок от костров, бегали ребятишки, работали взрослые. Летний теплый воздух, насыщенный запахами трав, цветов, наполнился стрекотом кузнечиков, пеньем птиц, тихим шелестом листвы, едва доносившихся, но таких привычных криков детей, увлекшихся игрой.

Они мало разговаривали по дороге, и то, что было сказано, скорее, напоминало напутствие шамана перед прощанием. Сначала Дин не обращал на это внимания, но когда они остановились, и Грозный Сокол повернулся к нему, глядя немного водянистыми от старости карими глазами, юноша, наконец догадался.

— Нет, ты не можешь уйти, — он порывисто ухватил его за руку и нервно облизнул губы.

Знахарь тихо засмеялся.

— Дин, я давно мечтал все оставить и отправиться в горы или к священному камню, а, может, в долину озер или, наоборот, в край сосен и елей. Но я не мог этого сделать, пока у меня не было преемника. Теперь ты стал шаманом, и мне больше нет нужды оставаться.

— Но я один не справлюсь.

— Увипи подвластно и юнцам, а ты уже воин, — укоризненно заметил Грозный Сокол. — Ты боишься того, что может никогда не произойти, и надеешься предотвратить то, чему суждено быть. Не трать на это свои силы. Духи помогут тебе.

Дин замолчал, и шаман, считая, что понимает природу его страха, слегка сжал плечо юноши.

— Ты можешь переехать в мою хижину.

— Зачем? — не понял Дин.

— Ну, — смутился шаман, — разве ты не хочешь жить отдельно, привести в дом девушку, создать семью? Многие бы сочли за честь породниться с тобой.

— Девушку? — растерялся Дин. — Может… Я не знаю, честно. Я не думал об этом.

— Значит, все-таки близнец, — грустно усмехнулся Грозный Сокол. — Кончено, а я, старый, запамятовал.

Дин покраснел, а шаман крепче сжал его плечо и кивнул своим мыслям.

— Когда ты опутан сомнениями, будь спокоен и жди. Как только ты примешь решение, уверенно иди вперед и больше никого не слушай. Рано или поздно рассвет неизбежно наступит, а туман рассеется.

— Спасибо! — Дин наконец-то посмотрел Грозному Соколу в глаза и слабо улыбнулся.

Юноша порывисто обнял мужчину, и невольно сжал в пальцах ткань его рубашки, стараясь сдержать некстати подступающие слезы. Шаман осторожно отстранил его и сделал шаг назад.

— Надеюсь, нам доведется свидеться. Я буду приглядывать за тобой.

Грозный Сокол поправил небольшую холщовую котомку за спиной, развернулся и по тропе, которой они только что шли, направился в обратный путь. Дин смотрел ему вслед, пока спина шамана с двумя косами седых волос не скрылась за горой, безотчетно прижал к телу знахарскую сумку с бережно убранной в нее трубкой, и оглядел раскинувшиеся перед ним такие знакомые, сотни раз изученные подошвами мокасин тропы, лес, деревню и два дома винкте на отшибе, уходящее в горизонт блестящее на солнце озеро с несколькими покачивающимися на водной глади лодками. Что-то неуловимо настораживало его. Только вот что, он никак не мог понять.



Семья встретила известие о том, что у Дина было видение, с заметной радостью. Кончено, они и не сомневались в его силе, но слышать прямое тому подтверждение оказалось приятным. Сэм, наплевав на начавшую проявляться с возрастом эдакую мужскую холодность, радостно хлопал брата по спине и разве что не подпрыгивал, Тихая река улыбалась, помешивая кашу в горшке над костром, и слушала рассказы Дина, а Мудрый Медведь раскуривал длинную трубку, удовлетворенно качая головой. У его племени есть сильный защитник, врачеватель, предсказатель — шаман.

— А ты все-все видел? — не отставал Сэм, с детской непосредственностью заглядывая в лицо Дину. — И леса, и реки, и города, и даже то место, где мы были на ярмарке?

— Нет, орел летал лишь над горами и озером. Видимо, ему не по нраву города, — юношу забавляли расспросы брата.

— А меня видел?

— Нет, Сэм, ты, наверное, хорошо прятался.

— П-ф, скажешь тоже! Да я вообще отсюда не вылезал, пока мы всю рыбу не прокоптили, что Хромая Лошадь наловил. Ма даже в лес ушла, будто за грибами, но я-то знаю, что это она от нашего дыма сбежала. Его столько было, аж черным-черно вокруг стало!

Дин вздрогнул от последних слов брата и принюхался. Что-то было не так.

— Ну, давай тогда свою рыбу, я попробую.

— А ты четыре дня ничего не ел?

— Нет.

— И орел ничего не ел? А если бы он съел другую птицу или рыбу, ты бы тоже, получается, ее съел, вместе с перьями, чешуей и живую?

— Сэм! — одернула его мать.

— Ма, ну интересно же!

— Так, давай-ка лучше сходи к Белой Бизонихе за козьим молоком.

Сэм картинно вздохнул и поплелся по деревне. Дин посмотрел ему в след и усмехнулся. Его взгляд зацепился на какой-то странный камень.

— Отец, что это лежит у тебя?

— Где? Вот это? — вождь поднял камень и бросил его Дину. — Не знаю, Сэм откуда-то притащил, говорит, в луже нашел, да и кто-то еще показывал.

Юноша поднял камень, поскоблил белые острые наросты и сморщился от странного запаха. В памяти мелькнуло узнавание. Да, это тот запах, который он почувствовал еще там, на тропе по дороге в деревню. Но откуда он взялся? Дин потер желтый непрозрачный угловатый камень, понюхал пальцы и задумчиво отложил кристалл. От размышлений его отвлекли подошедшие к костру вождя мужчины, попросившие Дина присоединиться к ним на правах шамана племени. Хотя он и чувствовал себя усталым, отказаться было бы знаком неуважения.

[Ау, Монтана!]

* * *

Кастиэль привычно стоял в стороне от большинства гостей, опираясь локтями на барную стойку, и почти незаметно, машинально, покачивая уже подтаявшие кубики льда в стакане с янтарной жидкостью. На его лице с тонкой, будто фарфоровой кожей, которую не могла скрыть даже легкая небритость, то и дело мелькала ухмылка, изгибающая красивые, нечетко очерченные губы в презрительную линию. Колдун был рад. За долгое время он стал чувствовать себя лучше, тело вновь налилось молодостью, прощая своему хозяину лет пятнадцать его возраста, обретая мужественные, но еще юношеские черты молодого человека, не достигшего своего тридцатилетнего рубежа. Ему нравилось быть таким, и как бы Кастиэль ни был далек от окружающих его людей, он чувствовал некоторое удовлетворение от того, что других привлекала его холодная красота, контрастирующая лишь с горящим, проникающим в самое сердце взглядом. Его забавляло то, каким хрупким, невинным он казался женщинам, и притягательным в своей гибкости, стройности — мужчинам.

Но этот похотливый интерес вызывал в нем лишь смесь удовлетворения пресыщенного красавца, знающего себе цену, с презрением к тем, кто так легко покупается на его внешность. Гораздо веселее было наблюдать.

Вот и сейчас тонкокостная, почти прозрачная девушка стоит на коленях перед креслом, преданно глядя на сидящего в нем своего мучителя Аластара. Ее легкое, испачканное грязью и кровью платье, местами разорванное, не скрывало синяков и кровоподтеков. На спине и ягодицах ткань неровными пятнами впитала кровь и сукровицу, наручники, так и оставленные на руках жертвы, при каждом движении скатывались то ниже, к ладони, то к локтю, каждый раз царапая и без того не заживающие полосы на запястьях. Небрежно зажатая в руках Аластара цепь провисла между креслом и ошейником девушки, соскальзывала, если мужчина отвлекался и отпускал ее, и тогда жертва сама, зажимая железные звенья во рту, поднимала упавший кончик и клала на колено господину.

Зрелище могло бы показаться Кастиэлю забавным, но он прекрасно знал, что девушка была готова истязать себя, получать новые удары и принимать любые игры, которые будут угодны ее господину, только под воздействием семян растений, собранных далеко в холмах, и дорого ценившихся среди любителей острых ощущений. И за столько лет он уже не находил в этом ничего нового: отупевшее поклонение одурманенных жертв, однообразное животное удовольствие их мучителей.

Нет, пожалуй, в том углу развлечение поинтереснее: Кроули пытался прижать к стене ускользающую и посмеивающуюся Лилит, державшую в одной руке бокал с чем-то красным, а второй слабо упиравшуюся в его грудь. Но она сильная ведьма, использующая такие средства, которыми Кастиэль бы побрезговал: темная магия на крови невинных, жертвоприношения, заклинания безумия, иссыхания, припечатывания любовной тоской до одержимости, до двойного убийства. Похоже, Кроули то ли не подозревал о способностях Лилит, то ли самонадеянно решил, что кара ведьмы его не коснется. Ну-ну. Девушка продолжала смеяться, даже не пытаясь вырваться из рук, жадно шарящих по ее спине, плечам, сжимающим бедра, мнущих ягодицы. И только колдун заметил сгустившийся темный воздух, туманом расползавшийся от этой парочки.

Кастиэль поставил стакан на стойку и щелчком отодвинул его от края. Вовремя. Звон разрывающегося стекла на секунду оглушил, осыпались осколки, не успевшие впиться в тела, в мебель, в стены. Кто-то завизжал, пытаясь убежать, а игрушка Аластара лишь непонимающе смотрела затуманенным взглядом на мелкую россыпь кровоточащих ранок на груди, и нелепо пыталась стряхнуть застрявшие осколки.

Колдун поморщился и вышел из комнаты, скользнув взглядом по осевшему и завалившемуся набок Кроули. Сквозь пальцы, зажимающие живот, толчками выплескивалась яркая алая жидкость. Нет, смотреть, как другие гости, отталкивая друг друга, начнут подставлять свои бокалы, чтобы наполнить их кровью, у него желания не было.


* * *

В деревне происходило что-то странное. Люди вдруг начали болеть: все начиналось с кашля, сильного, надсадного, быстро опускавшегося ниже, в бронхит и, почти не задерживаясь, развивающегося в пневмонию.

Дин сбился с ног. Он безостановочно настаивал сборы, отпаивал больных, слушал легкие, считал пульс, делал примочки, обтирания, кровопускания, молился. Юноша спал урывками, по два-три часа в сутки. Через несколько дней он уже сам выглядел едва ли лучше своих больных: исхудал, щеки ввалились, на лице, кажется, только и остались большие зеленые глаза, голос звучал тише, движения — резче.

Но хуже всего было то, что заболел и Сэм. Мальчик, бледный, покрытый испариной, лежал на скамье, грудь поднималась в частом, хриплом дыхании. Ничего не помогало: ни синкпе — горький порошок, как рукой снимающий лихорадку, ни лакричник, вытягивающий любую простуду, ни облегчающие дыхание и очищающие сборы.

Дин устало оперся на дерево в каркасе хижины, глядя на Тихую реку, склонившуюся над братом.

— Как он?

Мать оглянулась и невольно отметила, каким худым, почти прозрачным стал ее старший сын.

— Все также, — значит, стало хуже. Сэм, подтверждая его мысли, повернулся на бок и скрутился в надсадном кашле, словно выплевывая свои легкие. Дин сжался от сочувствия к брату, от своего бессилия. Он подошел к скамье и присел рядом с Тихой рекой, прикладывая руку ко лбу Сэма. Лихорадка.

— Нужно его раздеть и обтереть. Ма, снимешь с Сэма одежду? Я пока все принесу.

Тихая река кивнула. Дин резко поднялся и пошатнулся, перед глазами заплясали черные мушки. Он оперся на скамью, пережидая, пока пройдет головокружение. Тихая река посмотрела на него с беспокойством.

— Дин, тебе нужно отдохнуть. Если ты замучаешь себя, никому от этого легче не станет.

— Нет, ма, все в порядке, — Дин отмахнулся, попытался улыбнуться, но понял, что выражение его лица было, скорее, пугающим, чем дружелюбным, и поспешил выйти на улицу.

Юноша снял с огня котел с едва кипящей водой, в которой мелькали частички листьев, стебли растений, крошка коры. Накинул сверху тряпицу, обмотал руки полотенцами, зажал котел с двух сторон ладонями, и осторожно начал наклонять его, процеживая отвар в ведро с холодной водой. Туда же опустил простынь — намокать, и, подхватив за ручку, вернулся в хижину.

Сэм, бледный, не находящий себе места от сжигающего его изнутри жара, разметался по скамье, и то закрывал глаза тяжелыми веками, то смотрел мутным, не узнающим взглядом.

Дин достал простынь из ведра, немного отжал, и накинул на Сэма, тот дернулся от прохлады ткани, но шаман удержал его, ловко переворачивая и одновременно еще больше обматывая. Теперь мальчик стал похож на мумию, и, если бы у Дина еще оставались силы, он бы оценил это и рассмеялся над незадачливым братом. Но его хватало только на то, чтобы стаскивать быстро нагревшуюся простынь, окунать, выжимать, обматывать, снимать, поить, буквально вливать целебную жидкость в Сэма, не понимающего, что от него хотят, и тыкающегося сухими потрескавшимися губами в кружку. И так бесчисленное количество раз, пока, наконец, мальчик не заснул глубоким спокойным сном.

Дин приложил руку ко лбу и с усталым облегчением заметил, что жар спал. Нужно идти дальше.

На пороге хижины сидела Тихая река, обессилено уронив руки в передник и невидящим взглядом уставившись в пожухлую траву. Дин присел рядом.

— Ма, я, наверно, плохой шаман, Грозный Сокол поторопился, — нет, он не нуждался в утешении, лишь высказал то, что все последние дни жило внутри него, грызло, мучило.

— Не говори глупости, — одернула его Тихая река, — не все под силу даже опытному лекарю. Но ты шаман, Дин, ты можешь излечить не только тело, но и дух.

Юноша посмотрел на нее с сомнением. Болезнь духа? Нет, откуда… Но, действительно, было что-то странное в этой пневмонии, так резко распространившейся в деревне: почему-то она затронула лишь часть индейцев, никак не влияя на других, словно у тех оказался откуда-то взявшийся иммунитет.

И если это болезнь духа, он должен изгнать злой дух. Но как сделать это сразу с таким количеством больных? Дин потер ладонями лицо. Ему нужно в горы, нужно подумать, нужно услышать ответ.

— Дин, — Тихая река осторожно тронула его за руку, — бесполезно плавать под водой, пытаясь схватить голыми руками каждую рыбешку. Нужно взять сеть и оставаться в лодке.

Юноша посмотрел на женщину, пытаясь понять, к чему она клонит.

— Но мне может понадобиться не один день, а я не могу уйти, оставить людей.

— Да? Несколько дней, чтобы очистить озеро или всю жизнь преследовать каждую рыбешку, — Тихая река покачала головой. — Иди, я же вижу, что тебе это необходимо, а я соберу знахарскую сумку.

— Ма… — Дин почувствовал, как сжалось его сердце, понимая, какую жертву должна принести женщина, чтобы он мог провести обряд. Внезапно его осенила странная по своей нелепости и смелости мысль. — Подожди, я попробую по-другому.

Тихая река замерла с кремниевым лезвием в руках и выжидательно посмотрела на сына. Дин мягко забрал из ее рук нож и убрал его в набедренную сумку.

— Мне он еще пригодится.

Юноша оперся на дерево в каркасе хижины, поднялся, заглянул еще раз к брату, потрогал лоб и поправил подушку, почти выскользнувшую из-под головы мальчика.

— Сэмми, братишка, держись, я тебя вытащу из лап этой болезни, кто бы ее не наслал.

Он осторожно погладил мокрые спутавшиеся волосы. Такое долгожданное ровное дыхание, если бы не было хрипов, сопровождающих каждый выдох, каждый вдох. Пора. Юноша вышел из хижины.

— Если Сэму станет хуже, дай ему снова отвара, я постараюсь скоро вернуться.

Женщина кивнула, и Дин свернул на знакомую тропинку, теряющуюся между деревьев.

[Ау, Монтана!]

— Сбегаешь, бледнолицый? — совсем рядом раздался шипящий, полный издевки, голос. Дин вздрогнул и остановился. Впереди него на тропинку шагнула Медленная Лошадь. На сером лице темные мешки под глазами, лоб бороздят глубокие морщины, а рот осклабился в противной беззубой улыбке.

— Думаешь, никто не узнает, кто ты такой? — на Дина смотрели мутные, блестящие глаза. Слишком блестящие. Пьяная?

Медленная Лошадь ткнула в него пальцем.

— Из-за тебя нас всех чуть не прирезали тогда, шесть лет назад, а теперь мы должны сдохнуть от какой-то заразы? Не выйдет!

Женщину качнуло и она, оперевшись на дерево, вынужденно сделала шаг в сторону. Дин воспользовался этим, и, ничего не отвечая, попытался пройти мимо.

— Ну, и катись, чертов ублюдок! Приютили на свою голову!

Ее дочь была одной самых тяжелобольных, она уже бредила, путая явь с выдуманным миром, и юноша всерьез опасался за ее разум. А алкоголь действовал на индейцев губительно, с малой дозы теряющих контроль над собой. Но, становясь шаманом, он обещал заботиться о племени, и поэтому должен был идти дальше, не обращая внимания на слова отчаявшейся женщины.

Вина червячком выгрызала сердце, и Дин ускорял шаг, чтобы не поддаться самобичеванию, лишь забирающему сейчас его силы. Знакомая гора и небольшая яма, где у него был первый поиск видения. Юноша спустился на дно, выложил перед собой трубку, табак, нож и спички. Теперь нельзя спешить. Сосредоточиться на движениях, ощутить тепло гладкого красного камня позвоночника трубки, почувствовать, как с ее помощью предки дотягиваются до него, успокаивают, поддерживают, помогают. Раствориться в горьковатом, затейливо вьющемся дымке, вознестись вместе с ним в мир Духов и обрести через него силу, протекающую через трубку прямо в тело.

Теперь жертва, чтобы усилить связь с Великим Духом. Дин знал, что означают волосы шамана, знал, что через каждый кончик тянется невидимая нить, соединяющая его с миром духов, и потерять волосы равносильно тому, чтобы забыть на долгое время о помощи священного. Но даже если бы после этого он навсегда перестал быть шаманом, Дин бы не остановился.

Он наклонил голову, накрутил на руку длинный русый хвост, как можно туже стягивая его у самой макушки, и ножом перерезал основание волос, оставляя неровные короткие пряди.

Резкий порыв ветра обдал Дина, почти сметая лежащую у его ног сумку. Трава пригнулась к земле, будто признавая силу стихии и покоряясь ей, деревья тревожно зашумели и жалобно застонали.

Дин положил волосы перед собой, бросил на них пучок шалфея, поднес горящую спичку и зашептал.



— Было мне сказано, сказано было:

Ты должен людей от недуга избавить,

И пусть мне помогут светлые духи!



Волосы вспыхнули, и неприятный, паленый запах смешался с травяным дымом горящего шалфея.



— Было мне сказано, сказано было:

Чтоб стали кости прочнее,

Чтоб стала кровь живее,


Кастиэлю хотелось побыть одному. Привычка или потребность, теперь уже не понять, оставшаяся с того времени, когда он был еще учеником. Мужчина подошел к окну, создающему эфемерное открытое пространство — стекло во всю стену, бросающее спешащий, суетящийся город к его ногам. Он сложил руки на груди и остановился, разглядывая дома, улицы, машины, людей. Перевел взгляд ниже, и его внимание привлекла красная капля на белоснежном ворсе ковра. Кастиэль присел, потер ее пальцем. Еще одна. Под носом стало подозрительно влажно, мужчина вытер и посмотрел на руку — кровь. Кровь?



— Чтоб стало дыханье сильнее,

Громко зову я, зову все громче:

Эй, пробуждайтесь, белые духи, белые духи, живущие в воздухе!



Грозовое небо вспыхнуло яркой вспышкой молнии, и почти одновременно оглушительным снарядом взорвал воздух раскат грома. Но Дин не останавливался.



— Эй, поднимайтесь черные духи, черные духи, в земле живущие!

Эй, откликнитесь, синие духи, синие духи, в воде живущие!

Эй, собирайтесь, красные духи, красные духи, живущие в пламени!



Молния ударила совсем рядом, расколов пополам дерево, моментально обуглившееся, потерявшее всю листву, почерневшее нелепыми обрубками, которые только что были раскидистыми ветвями. Гром не прекращался, угрожая, разбивая действие колдовства.



Режущая боль ножом полоснула живот, вырвала позвоночник, заставляя рухнуть и скрутиться в клубок безвольной куклой, поднялась выше по шее и заполнила собой черепную коробку, отдавая пульсирующими уколами в висках. Кастиэль застонал, подтянул ноги к животу, обхватил руками голову, пытаясь унять боль, не обращая внимания на стекающую из носа струйку крови, уже пятном расползающуюся по белоснежному ковру.



— Терпите, не кричите, не долго уже терпеть,

Зову я все громче!



Дин встал во весь рост, не страшась стихии, вбирая ее силу и растворяясь в ней. Он поднял руки, и продолжал уже кричать слова, кругами разносимые ветром над горами, над домами, над озером. Первые тяжелые капли разбили душный грозовой воздух, припечатывая к земле волю духов.



— Да станут кости прочней,

Да станет кровь живей,

Да станет дыханье сильней,

Теперь вы здоровы! Вставайте*!



Дин застыл, подняв руки в небо, внезапно почувствовав себя стоящим на склоне горы, уже не слитым воедино с грозой. И плотный сильный дождь сплошным потоком обрушился из прорезанного молнией неба.



Кастиэль выгнулся дугой, неестественно закидывая голову, зажимая плечи. Лицо искривилось гримасой нечеловеческого страдания, будто сотни игл царапали его изнутри, пытаясь прорваться сквозь кожу. Он уже не понимал, сколько времени это длится, только бесконечная, затапливающая все тело боль.



Дин рухнул на колени, дрожа от напряжения. Вдруг он засмеялся, нервно, на грани с истерикой, глядя в небо и не чувствуя дождя, лишь жмурясь, когда капли попадали в глаза. Запах озона заполнил долину.

Шаман с трудом поднялся, опираясь руками на колени, и, едва держась на ногах, медленно, спотыкаясь и пошатываясь, побрел в деревню. Не обращая внимания ни на мать, охнувшую при виде его серого пепельного лица и неровно отрезанных волос, ни на брата, спящего спокойным здоровым сном, с трудом, борясь с собой, и своей усталостью, стянул насквозь промокшую одежду и, как есть, упал на скамью, сумев лишь натянуть на себя одеяло.





* Слова частично взяты из песни шамана при исцелении больного в пер.С.Северцева



Глава 8. К истокам



Кастиэль не знал, сколько он пролежал на полу. Колдун почти не чувствовал, как чьи-то руки его подняли, знакомый голос зашипел ругательства, загорелся свет, кто-то ходил, его раздели, укрыли, и снова наступила темнота.

Когда Кастиэль открыл глаза, было уже светло. Он встал, отмечая, что силы к нему возвращаются, долго умывался, с удовольствием плеская холодную воду в лицо. Поднял голову и, взглянув в зеркало, горько усмехнулся: между бровей залегли две продольные морщины, складки, спускающиеся от носа к уголкам губ, врезались глубже, появились темные, почти синие круги под глазами. Кажется, даже плечи стали выраженнее, шире, утратив мальчишескую угловатость и остроту ключиц.

Подумал и, решив, что справится, стянул нижнее белье, и шагнул в душ. Через несколько минут, замотанный в одно полотенце, но еще придерживаясь за стену, Кастиэль дошел обратно до комнаты.

Мэг, стоя спиной, расставляла кофе на прикроватном столике. Закончив, она выпрямилась и только тогда заметила Кастиэля, прислонившегося к арке двери и наблюдаюшего за ней.

— О, проснулся? Смотрю, здорово тебя потрепало вчера.

— Ты помогла? Спасибо.

— Ну, спасибо твое, скорее уж, Габриэлю, это он тебя перетащил с залитого твоей же кровью ковра на кровать.

— Угу, я передам, — Кастиэль оттолкнулся от арки и, подойдя ближе, сел на кровать. — Что Кроули?

— Кроули? — Мэг пожала плечами. — Выпит, выжат, снова выпит и, надеюсь, что съеден, тогда не придется убирать то, что от него осталось. Он был редкостным придурком, ничуть не сожалею.

Кастиэль усмехнулся.

— Как будто ты вообще умеешь кого-то жалеть.

— Поверь, умею, — Мэг не стала садиться, оперевшись на спинку стула и пристально разглядывая колдуна. — Тебя мне было вчера жаль. Что случилось-то?

— Отдача замучала.

— Заклинание не в ту сторону прочел?

— Почти. Мальчишка каким-то образом смог разрушить мое проклятье, вот меня и скрутило.

Мэг присвистнула.

— Тогда ты еще дешево отделался. Помнишь, как Азазель умер с разорванными на куски внутренними органами, когда из больного вытянули проклятье?

— Ну, Азазелю со мной и не тягаться. Хотя я и ослаб в последнее время.

— Думаешь, это близнец забирает часть твоей силы?

— Уверен, — кивнул Кастиэль.

-Похоже, и правда, убийство — единственный выход, — Мэг, продолжая разговаривать, спокойно разлила кофе по чашкам и пододвинула к мужчине.

Колдун кивнул.

— Но мне к нему не подобраться, как, думаю, и другим темным, что-то его оберегает.

— Пошлешь наемника?

— Лучше. Я заберу мальчишку, и уничтожу уже здесь.

— Интересно, как? Предложишь прогуляться, пособирать опавшие кленовые листочки?

— Нет, а вот взять его в плен и заодно лишить племя единственного знахаря, — это должно помочь.

[Ау, Монтана!]

— В плен? Ты про войну, что ли?

— Ну, да, — ухмыльнулся Кастиэль. — Скоро я объявлю об этом на собрании.

Мэг недоверчиво посмотрела на него.

— Не боишься, что это может вылиться во что-нибудь неприятное? Все-таки сейчас равновесие, и убийство одного шамана нам простят, но вырезать всю деревню …

— Сдалось мне это племя, — поморщился колдун и сделал глоток из чашки. — Пусть живут, мне нужен только близнец.

— Окей, как скажешь, шеф, — Мэг обольстительно улыбнулась, легла на живот и потянулась к Кастиэлю. — Тогда иди ко мне.

Колдун усмехнулся и покачал головой.

— Нет, не сейчас. И предупреди Габриэля, что я хочу его видеть вечером у себя.

На долю секунды злость мелькнула в глазах девушки, но она тут же с собой справилась и покорно встала, не удержавшись от того, чтобы походя не провести пальцами по обнаженному животу мужчины.
Дин прервался, затянувшись трубкой, выдохнул белую струйку, сметенную порывом ветра, не успевшую подняться вверх и там раствориться, оставляя тонкие нитки дыма. Темные, тяжелые, налитые тучи наползали, закрывая солнце.

Кастиэль чувствовал, что он ослаб. Он не знал, как у Дина это получилось, но обряд, проведенный шаманом, был такой силы, что в один момент из всех, зараженных колдуном, было разом вытолкнуто проклятье, рикошетом ударившее по нему. И такое быстро не проходит.

Поэтому с войной стоило подождать. Все рабочие дела были переданы Габриэлю, старая холщовая сумка достана из глубин шкафа и наполнена только самым необходимым: трубка, табак, вяленое мясо, фляжка, фонарик, сменная одежда и теплая обувь. Кастиэль взял немного денег и незамеченным выскользнул из дома.

Утренний Нью-Йорк встретил его привычной дымкой, еще не смешавшейся с выхлопами машин, проводил по едва просыпающимся улицам, подарил вслед ласку теплого луча, мелькнувшего по зеркальным окнам, и смешался с одноэтажным пригородом.

Кастиэль уверенно вел машину, почти не прерываясь на сон и отдых. Дорога вела его вперед, мелькая, петляя, втекая в города и выходя из них вновь в безжизненные степи. Через двое суток он был уже в Басби. Оставив автомобиль на стоянке, колдун быстро позавтракал в маленьком кафе, умылся там же в туалете, и отправился в путь.

Бобби Большая Голова не зря выбрал именно это место, чтобы построить здесь свой дом: близость Священного камня делала его притягательным для многих шаманов, но каким-то чудом только учитель Кастиэля смог доказать принадлежность земли именно ему.

Ноги сами привычно шли по знакомым, но каким-то заброшенным, заросшим дорожкам, привели к калитке, закрытой на ржавый замок, не спасавший ни от одного желающего покусится на имущество шамана, если бы такие нашлись. Кастиэль легко перелез через невысокий заборчик и направился прямиком к дому. Когда-то ровные газоны теперь напоминали бурьян, деревья, разросшиеся без заботливой руки садовника, лезли в окна, и даже сам дом, казавшийся раньше Кастиэлю большим, светлым, просторным, осел, обветшал, покрылся темными пятнами от дождей, снега, ветров, но еще был добротным и вполне пригодным для того, чтобы мужчина мог в нем остановиться.



Раньше, когда колдун был учеником Бобби, он жил здесь. Родители охотно отпустили странного, замкнутого, не по годам равнодушного и жесткого сына. Он был настолько не похож ни на кого из них, что, если бы отец не сам принимал роды у его матери, он был бы уверен, что это подкидыш.

Черные вороны, без опаски садившиеся на руки, плечи Кастиэля, словно понимающие и слушающиеся своего хозяина, вызывали страх среди местного населения. Слухи бродили разные, особенно после того, как по городку с жуткими криками пробежал обезумевший Дик Роман, даже не пытаясь скрыть окровавленные пустые глазницы. И все знали, что он до этого задирал Кастиэля, зажимал привлекательного худенького мальчика в школьном туалете.

Последней каплей стало то,что мальчик, рассерженный тем, что бакалейщик выгнал его, угрюмого оборванца, из своей лавки, обвинив в краже хлеба. Расходящейся кругами взрывной волной лавку разнесло, растащило по кусочками на несколько метров вокруг, вдоль по улице покатились фрукты. Кастиэль усмехнулся, поднял яблоко, надкусил его и ушел, не оглядываясь.

Тогда в его жизни появился шаман Большая Голова, понимавший его, но пытавшийся бороться с тьмой, живущий внутри колдуна. Бобби видел в нем силу и учил его контролировать свою злость, сдерживать эмоции. Но тьма всегда манила Кастиэля, в ней он не чувствовал ни страха, ни тревоги, лишь скрытую, затаившуюся силу. И выбор пути колдуна не был для него вынужденным или сложившимся под гнетом обстоятельств, это был его выбор и его предопределенность.



Мужчина остановился перед дверью, посмотрел на приколоченные крест-накрест деревянные доски, словно пытаясь определить, сможет ли он оторвать их, развернулся и пошел вдоль стены по периметру дома. Где-то здесь был вход в подвал. Колдун столько раз срывал замки на его двери, когда Бобби Большая Голова в наказание отправлял его вниз, что их можно было раскрыть, лишь подцепив ногтем. Так и есть. В густых зарослях кустов одичавшей смородины спряталась прямоугольная деревянная дверь, со всех сторон уже прижатая травой, постепенно заползающей на нее.

Кастиэль ухватился за проржавевшую ручку и дернул на себя. Дверь, вырывая клоки травы вместе с землей, туго поддалась и распахнулась. Из темноты пахнуло затхлостью и сыростью.

Колдун поморщился, достал фонарик и спустился вниз. Ничего не изменилось со смерти Бобби. Даже банки варенья, покрытые густым слоем пыли и паутины, стояли на стеллажах. Что-то зашуршало, и мелькнула тень потревоженной неожиданным гостем мыши или крысы.

Кастиэль пересек подвал и подошел к лестнице в дом, придирчиво осмотрел ее, но видимых повреждений не обнаружил. Что ж, рискнем. Мужчина поправил холщовую сумку на плече и осторожно шагнул на нижнюю ступеньку. Та жалобно скрипнула, но выдержала. Кастиэль уже увереннее наступил на вторую и поднялся наверх. Толкнулся в дверь и, к счастью, та оказалась не заперта. Колдун вышел в гостиной, оглядел ничуть не изменившуюся комнату, пронизанную столпами света, ровными полосками льющегося из грязного окна, посмотрел на кружащиеся в солнечном тепле пылинки, и прошел к лестнице на второй этаж.

Мужчина бережно провел рукой по перилам, таким гладким и блестящим от тысяч прикосновений, растер в ладони пыль и медленно, словно нерешительно здороваясь с домом, шагнул выше. Там, на втором этаже, была его комната. Кастиэль опустил ручку вниз, открыл заскрипевшую дверь и зашел в нее. Спартанская обстановка: кровать у стены, накрытая клетчатым пледом, стол у окна, шкаф и два стула. Нет, Большая Голова не был сторонником аскетизма, но все остальное давно было разбито, разорвано, сожжено в моменты вспышек ярости Кастиэля. Да, и это тоже не раз страдало от силы колдуна, восстанавливалось, латалось, красилось. Не хватало только его книг, стопками разложенных по всей комнате. Видимо, после похорон они все были перенесены в библиотеку.

Кастиэль сбросил сумку на пол, а сам устало опустился на кровать. Теперь это снова его комната на ближайшие несколько дней, недель, месяцев, сколько потребуется. Чувствовал ли он ностальгическую радость от пребывания здесь? Нет, как и никаких других эмоций. Это место должно помочь ему восстановить силы и открыть правду о его близнеце, не более того.



Остаток лета и осень Кастиэль провел в доме своего учителя. Он топил печь, медитировал, слушал Духов мертвых, читал, часто оставаясь на целый день в библиотеке Бобби, пару раз в месяц ездил в город за продуктами и в прачечную, и старался занять себя так, чтобы перед глазами не стоял образ зеленоглазого мальчишки.

Иногда он позволял себе черной птицей проследить за Дином, но тот вел себя предсказуемо: лечил людей, заготавливал травы, изредка и с неохотой принимал участие в Совете племени, играл с братом, куда-то выбирался с другими молодыми людьми племени. Такой весь правильный и хорошенький, что аж тошно становилось. Но почему ему так хочется завладеть этим мальчишкой, разрушить его упорядоченный мирок?



Кастиэль в очередной раз поймал себя на том, что отвлекся от книги, и не понял ни слова из прочитанных строк. Он вздохнул и перевел взгляд в окно. Неумолимо приближалась зима, еще чуть-чуть и первый снег, тоненький, рыхлый, как пух птенца, закроет землю. Ночи стали уже такие холодные, что колдуну пришлось перетащить кровать сюда же, в библиотеку, чтобы отапливать только одну комнату. А он так до сих пор и не нашел текста предсказания. Может, его не существует, и это только выдумка старика?

[Ау, Монтана!]

Мужчина встал, размял шею и плечи, попрыгал на одном месте, покачался из стороны в сторону и, на очередном наклоне замер, медленно вернулся обратно в ровное положение, снова наклонился. Нет, не показалось. Крадучись, боясь спугнуть удачу, Кастиэль сделал несколько шагов и присел, склоняясь над полом, нажал на коротенький прямоугольник половицы, упирающейся в стену. Ничего. Поискал, чем можно его подцепить, взял нож для писем, подсунул под дощечку через узенький пазик между половицами, и та поддался, отскочила в сторону, открывая взгляду Кастиэля все самое ценное, что было у Бобби.

В полу оказались спрятаны отдельные листочки, печатные, исписанные, расчеты и даже формулы. Мужчина внимательно осмотрел их все, и на одном из выдранных из какой-то книги листе он нашел то, ради чего проделал весь путь.



«Поддавшись зависти, Луна разделила зародыша во чреве Атаенсик на двух близнецов, отдав каждому лишь половину целого. И ищут они друг друга по свету, но, сколько бы ни искали, обретут только в случайной встрече, когда брат ночи овладеет полной силой, а брат дня только прикоснется к ней.

И будет брат-близнец не похож на свое отражение, как солнце не похоже на луну, и как луна исчезает с восходом солнца, так и брат ночи начнет слабеть с рассветом брата дня. И продлится война между ними, пока не погибнет каждый из них. А один, умерев, заберет за собой и второго.

Но если близнецы сольются в одно целое во время четырех полных лун, то погибнут братья и воскреснут друг в друге, ни день, ни ночь, но сумерки единые, то закат, то утренняя заря. И не дважды, а много раз станет сильнее новое единое каждого из близнецов».

Кастиэль откинулся на спинку кресла и захохотал. Он смеялся долго, нервно, до слез и беззвучного сотрясания живота. Как ловко провел его учитель, пожертвовав ради смерти колдуна даже невинным близнецом: «Один, умерев, заберет за собой и второго». Значит, он бы погиб сразу вслед за Дином. Ловко.

Но не вышло. Теперь он знает, как обрести такую силу, с которой его никто не сможет одолеть. А Дин… Дин будет прекрасно смотреться в железных кандалах и цепях в тайной комнате в подвале этого дома, где Бобби держал одержимых.



Глава 9. Маленькая победоносная война



Кастиэль вернулся в начале зимы, как обычно, спокойный и равнодушный. Но любой приблизившийся к нему снова ощущал опасную силу, затаившуюся в этой кажущейся хрупкости.

Новость о предстоящем походе была воспринята темными и их приспешниками настолько благосклонно, что это даже вызвало удивление колдуна. Да, видимо, засиделись все, пресытились алкоголем, едой, своими игрушками и, в общем-то, однообразными способами человеческого падения.



— Давно тебя не было видно, Кастиэль, — Габриэль дождался, пока остальные выйдут кабинета, и уже свободно уселся в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу.

— Мне нужно было отъехать, — колдун тоже откинулся на спинку кресла. — И спасибо, что присмотрел за моими делами.

— Не стоит благодарности, — Габриэль потянулся к вазочке с леденцами, появившейся в офисе Кастиэля за время его отсутствия, и добавил со смешком, — Твои работники, кажется, готовы трудиться хоть по двадцать пять часов в сутки, только бы ты не возвращался. Это наводит на размышления.

Колдун улыбнулся одними уголками губ.

— И все же.

Габриэль едва заметно поморщился. Ему не нравилась эта прелюдия к основному разговору, которая была даже не закуской перед главным блюдом, а, скорее, напоминала кружение двух хищников, принюхивающихся друг к другу.

— Ты ведь ездил к учителю, да? — наконец, решился он.

Кастиэль немного помедлил с ответом, но все же кивнул.

— И?

— И прожил там почти пять месяцев. Как видишь, вполне удачно.

— Ты знаешь, о чем я, — Габриэль не отрываясь выжидающе смотрел на колдуна.

— Тогда спрашивай, — ах, да, как же он забыл о правиле Кастиэля не уходить от ответа, но и не произносить ни одного лишнего слова.

— Ты нашел записи Бобби?

— С чего ты это взял? — а, нет, не так уж и строго соблюдает колдун свои принципы.

— Ну, слишком решительно ты стал собирать отряд. Это им, — Габриэль махнул в сторону двери, — можешь рассказывать о непримиримой вражде между краснокожими шаманами сиу и бледнолицами колдунами, а я прекрасно знаю, что твоя цель — васичун вакан, белый знахарь.

— Если я скажу, что это не так, ты же все равно мне не поверишь? — Кастиэль наклонил голову, раздумывая, стоит ли ему сейчас раскрыть карты, чтобы не потерять союзника.

Габриэль ждал. Колдун не спеша встал, подошел к окну и прижал ладони к стеклу.

— Скажи, ты смог бы ты отказаться, если бы тебе предложили неограниченную власть, силу? Даже не над кем-то, а в принципе, как факт обладания, как возможность, которая джокером лежит в твоем рукаве?

— А кто бы отказался?

— Шаман бы отказался, — Кастиэль забарабанил пальцами по стеклу.

— Но ты не шаман.

— Но я не шаман, — повторил вслед за Габриэлем колдун. — При этом ему ничего не нужно, кроме того, что у него есть, а я ни в чем не нуждаюсь, но хочу все иметь.

— И Дина тоже.

— Дин — способ, — Кастиэль резко развернулся, дернув плечом, но голос оставался спокойным. — С помощью него я получу неограниченные возможности. И только.

— Кас, ты можешь обманывать себя, других, даже эту ревнивицу Мэг, хотя она-то уже заметно разволновалась, но не меня. Ты уже сравниваешь, изучаешь мальчишку, в конце концов, думаешь о нем.

Колдун поморщился то ли от сокращения своего имени, то ли от упоминания о девушке, но не поправил Габриэля.

— Чем больше я наблюдаю за Дином, тем сильнее мое непонимание того, какое у нас может быть равновесие. Я же сразу начну его презирать, а он меня ненавидеть.

— А ты не думаешь, что все не так просто, как ты сейчас рассказываешь? Или ты надеешься, что для обретения силы будет достаточно держать шамана под боком? Ведь сила Дина тоже может возрасти, как и твоя или, например, что будет особенно забавно, вы окажетесь связаны между собой? — Габриэль потянул за концы обертки, раскручивая и разворачивая ее, закинул в рот леденец, и поднял брови, вопросительно глядя на колдуна.

— Ты меня пугаешь? — в глазах Кастиэля мелькнул злой, черный всполох, и Габриэль поспешил поднять руки в примирительном жесте.

— Пугаю? Да кто я такой, чтобы тебя пугать, так, опасаюсь, что общество может потерять колдуна в твоем лице, а, заодно, и шамана.

— И не надейся, — синева глаз Кастиэля посветлела, но Габриэль знал, насколько обманчиво такое спокойствие.

— Ну, нет, так нет. До встречи в Грей-Фолс?

— До встречи, — колдун пожал протянутую руку, и Габриэль поспешил выйти.



Да, Кастиэль знал, не мог не знать, как много подводных камней скрывает легенда, лишь намекающая, дающее направление, но не сам путь. Это не дорога из желтого кирпича, а жирная черта на топографической карте с приблизительным масштабом. Но то, что мог получить колдун, стоило такого риска. И Кастиэль не сомневался в своем решении.

План был прост и основан лишь на перевесе сил, в то время как у сиу был лишь шаман, травник да пара предсказателей-винкте, которых и за воинов-то никто не считал. Поначалу мелькнула мысль, что можно было бы угрозой заставить Дина сдаться, и, зная характер мальчишки, он бы согласился, чтобы уберечь племя. Но тогда интерес Кастиэля получил бы слишком выраженный характер. А зачем колдуну вдруг понадобился шаман?

Нет, нужно обставить все так, чтобы пленение Дина выглядело как взятие трофея в войне.

[Ау, Монтана!]

* * *

Дин колол дрова, складывая их рядом в кучу, а Сэм относил поленья под навес и укрывал плотной непромокаемой тканью. В середине декабря зима уже коснулась леса, оставляя белесую изморозь на голых ветвях, сковывала землю хрустящей ломкой корочкой, лизнула лужи тонким льдом, легла на обнажившиеся горы снежными плащами, еще темноватыми от камня, проглядывающего сквозь слой снега, такого редкого и мягкого, будто шкура, выделанная опытным мастером.

Брат то и дело подшучивал над Дином, особенно насмехаясь над короткими русыми волосами, которые шаман так и не стал отращивать после обряда исцеления. Парень смеялся, не упуская возможности самому отпустить колкость в сторону Сэма, но его внимание то и дело привлекала большая стая ворон, кружащих над деревней.

Шамана не удивляло, что с наступлением холодов птицы держатся вместе, если бы не странное чувство опасности, исходившее от них. Кинув взгляд в сторону неба еще раз, Дин замер в оцепенении от увиденного: белоголовый орел, раза в два превосходивший любого ворона, отбивался от целой стаи набросившихся на него черных птиц. Словно не понимая, что происходит, он продолжал отчаянно сражаться, но воронья было слишком много, они громко кричали грубыми хриплыми голосами, а орел молча сражался с противником, не позволяя себе ни единого звука, хотя даже с земли были видны красные пятна, проступившие сквозь оперенье.

Воронье победило. Орел, заклеванный, истерзанный, судорожно взмахивая только одним крылом, неровно полетел вниз, пытаясь сесть среди родных деревьев. Но его относило все дальше и дальше от своего гнезда, пока он не скрылся из вида где-то в горах.

Дина пробила дрожь. Он не мог определить, было ли это видение или реальность, но ясно ощущал надвигающуюся беду.

На дороге, проходящей через всю деревню, показался всадник, один из разведчиков, надолго покидающих дом в поисках удачных мест охоты, а, заодно, приглядывающих за безопасностью племени. Под удивленным взглядом Сэма, уже собравшегося броситься на помощь вдруг побледневшему брату, Дин отбросил топор на землю, впопыхах натянул теплую кожаную рубаху, снятую в пылу работы, и поспешил к общему костру.

Несколько человек из Совета племени и Мудрый Медведь уже были там, молча передавая трубку друг другу по кругу. Бледный разведчик трясущимися руками брал гладкий красный изгиб позвоночника из камня и прижимал его к губам, нервно втягивая дым и не сразу выпуская его из легких. Дин встревожено посмотрел на него и сел между индейцами. Четыре круга молчания, чтобы размягченные размеренной жизнью жители деревни смогли понять серьезность принесенного известия, а разведчик — придти в себя.

— Я видел отряд из черных людей. Может, человек тридцать. Много колдунов, ведьм, я не считал. Но от них просто пахнет темной силой.

Дин вздрогнул и перевел взгляд на вождя. Тот никак не показывал своей обеспокоенности.

— Нам не справиться.

— А они идут убивать? — наконец, произнес Мудрый Медведь.

— Я не знаю, — зябко поежился индеец, — но мирными они точно не выглядят.

— Дин? — вождь обратился к сыну, спрашивая о его мнении.

— У меня было плохое видение, — признался шаман.

— Значит, всем мужчинам приготовиться к бою, — все таким же спокойным тоном велел Мудрый Медведь, и первый поднялся от костра. — Дин, за мной.

Остальные зашумели, обсуждая услышанное, но приказ вождя исполнялся беспрекословно. Когда на горизонте показался отряд черных всадников, поднимающих клубы снега, смешанного с землей, индейцы были уже готовы их встретить.

— Ты уйдешь за гору, — Мудрый Медведь говорил резко, не приемля возражений.

— Но я хотел бы сражаться вместе со всеми, — Дин не мог позволить себе прятаться за спинами других.

— Дин, я тоже понимаю, что черный колдун едет за тобой. Но независимо от того, попадешь ты к нему в руки или нет, бой все равно состоится, и будут жертвы. Поэтому призови духов, помоги нам, но не здесь, — вождь, наконец, развернулся к опешившему шаману. — Я одобряю и ценю твое желание быть воином, только сейчас я не приказываю, я прошу тебя спрятаться.

Нужно послушаться, нужно убрать свою неизвестно откуда взявшуюся гордыню, и признать слова Мудрого Медведя справедливыми. Он, действительно, может быть гораздо полезнее не здесь, а ближе к Великому Духу, прося его о защите.

Дин кивнул, быстро собрал сумку знахаря и почти бегом бросился в свое обычное укрытие на восточном склоне горы, спрятанном другой вершиной от деревни.



Отряд шел уверенно. Кастиэль ощущал в воинах жажду действия, жажду крови, звона клинков, адреналина опасности, грани между смертью и победой над врагом. Деревня, растянувшаяся вдоль берега озера, выглядела безобидной приманкой, победа над которой не сможет насытить агрессию нападавших, но хотя бы на время утолит их голод.

Индейцы, конные первой линией, пешие позади, вооружившись луками, выстроились на подступах к поселению. Часть лучников успела подняться выше, на склон горы, чтобы иметь возможность оттуда отстреливать неприятеля. Мудрый Медведь стоял перед индейцами, готовый к переговорам.

Отряд Кастиэля подошел ближе. Люцифер спешился и направился навстречу вождю.

— Обойдемся без рукопожатия. Вы к нам не с миром пришли.

— Обойдемся, — Люцифер скривил губы в презрительной усмешке, и быстро окинул взглядом индейцев, оценивая их возможность оказать сопротивление.

— Тогда говори зачем.

— И трубку не предложишь?

— Ты ее не примешь, хотя в честности колдуна я не уверен.

— Зря. Я приму. Можем и поговорить.

Индеец поднял брови в незаданном вопросе, но отказать в гостеприимстве не мог.

— Тогда следуй за мной.

— А мой отряд?

— Ты можешь гарантировать безопасность моего племени от твоих воинов?

— Конечно, — и в противовес уверенному голосу глаза блеснули темным всполохом.

Мудрый Медведь вздохнул: он не доверял черным всадникам.

— Что же, если вы пришли с благими намерениями, то добро пожаловать на землю икке вичаша.

Люцифер обернулся и махнул воинам рукой, призывая следовать за собой. Отряд медленно двинулся вперед. Вождь обернулся и холодно посмотрел на воинов колдуна.

— Пусть спешатся и оставят лошадей здесь.

— Как скажешь, — Люцифер улыбался, но в этом изгибе губ индеец видел больше опасности, чем в волчьем оскале. Волк хотя бы честно предупреждает о своем желании убить.

[Ау, Монтана!]

Кастиэль вначале последовал за остальными воинами, но что-то его останавливало. Он не чувствовал Дина, не чувствовал шамана в деревне. Конечно, это не было таким очевидным, но дух ворона, неразрывно связанный с ним, упорно твердил, что мальчишки там нет. Колдун натянул поводья, замедляя движение лошади, все больше отставая от отряда, пока не нашел удобной тропы, сворачивающей в горы. Резкий поворот, шпоры, вдавленные в бока лошади, пригнуться, чтобы уйти от лучников, если те заметили отделившегося от остальных всадника, и Кастиэль уже скрыт от индейцев.



Дин бросил циновку на промерзлую землю и достал все необходимое. Стараясь унять невольную дрожь, он медленными движениями набил чашу из красного камня, чиркнул спичкой, наблюдая, как огонь подхватывает табак, скручивая тонкие длинные засушенные листья в труху, раскурил трубку, и выпустил первую струю дыма в небо, призывая Великого Духа.



Воронье закружилось только над одной горой, и Кастиэль поспешил туда. Топот копыт, ничем не заглушаемый, был хорошо слышен в зимней тишине гор, и мужчина надеялся лишь на свою скорость и внезапность.

Так и есть. Дин и не думал скрываться или бежать, даже если понял, что колдун идет за ним. Он сидел, скрестив перед собой ноги, и вдыхал горький аромат табака, кажется, даже не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Кастиэль спешился и подошел ближе.

Дин дернулся, открыл глаза, и посмотрел на мужчину невозможным, выворачивающим душу колдуна, взглядом. Нет, к черту, это все лишь бледнолицый шаман, который должен стать средством к достижению цели. Кастиэль мотнул головой, и шагнул навстречу. Вороны над их головами беспокойно закружили.

Шаман встал, сжимая ладонью рукоять ножа, выскользнувшего из рукава. Дыхание сбилось вслед за зачастившим сердцем. Нужно сосредоточиться. Не смотреть, забыть, не чувствовать. Это враг.

Кастиэль хищником подходил ближе, надвигался. Дин повторял его движения наоборот, скользя, выжидая. Темные всполохи в глазах напротив яркой зелени, черноволосый белокожий колдун и давно ставший смуглым шаман со светлым короткими прядями.



Белоголовый орел, расправив длинные изогнутые крылья, парил в синеве неба.



Кастиэль нападал, бил точно, жестко, с силой, но Дин ускользал, струился рекой между рук. Колдун лишь злился, наступал. Потемнел запахший серой воздух, и разбился о грозовой озон шамана.



Крикливое воронье растеклось, сомкнув петлю вокруг гордой птицы.



Дин быстро слабел, он чувствовал, что ему не хватит сил сражаться и с колдуном и его силой, давящей на шамана, не дающей двигаться, дышать. И Кастиэль, видя это, спешил использовать свое преимущество, быстро нанося несколько ударов, уже задевая парня. Дин сопротивлялся из последних сил, нож был выбит из рук и отброшен в сторону.



За чернотой тел, крыльев, голов, клювов птиц не видно того, кого они избрали своей жертвой. И только мелькающие и падающие перья, белые, коричневые, могут сказать о том, что между ними есть кто-то еще.



Дин упал на колени, обессилев, и Кастиэль одним движением накинул петлю веревки, связывая руки с телом, не давая шаману возможности выбраться. Оставшейся веревкой колдун обмотал руки и ноги юноши, закинул безвольное тело на плечо и почти бегом спустился с ним к лошади.



Клубок воронья все ниже, и часть стаи, потеряв интерес, летит в сторону, к ним постепенно присоединяются остальные. Тот, кто наблюдал за этой битвой, мог бы заметить окровавленную птицу, камнем летящую вниз, на камни.



Люцифер обманул вождя. Войдя в деревню, и оказавшись в кругу Совета племени, воины вероломно напали на индейцев. Жестокий бой шел долго: черные всадники были сильнее, опытнее, злее, но люди икке вичаша защищали свою землю и свое племя. Нападавшие отступили.

Только когда были перевязаны раны, оплаканы погибшие, Тихая река, сидя у постели тяжело дышащего вождя, через всю грудь которого белел бинт, с уже прорывающимися кровавыми пятнами, спросила у Сэма.

— А где твой брат? Я не видела его.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Отец велел ему уйти в горы. Наверное, еще не вернулся.

Сэм старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, но нехорошее предчувствие уже зашевелилось в животе. Мальчик тайком, пока мать не видела, выскользнул из типи, и бегом кинулся к излюбленному месту Дина на восточном склоне горы.

Но шамана там не было, только следы, много следов, словно кто-то боролся, брошенная трубка и знахарская сумка брата. Сэм прижал к груди свои находки и тяжело опустился на циновку, сбитую под гору. Губы мальчика задрожали, и он весь скукожился, чтобы не дать слезам выйти. Шмыгнул носом, и, озаренный идеей, вскочил, опрометью бросился обратно в деревню, так и продолжая сжимать обеими руками вещи Дина



Глава 10. Пытки разума и тела



Кастиэль не спешил спускаться в подвал. Он и так провел в дороге почти всю ночь, а потом долго возился с бессознательным телом шамана, натирая его мазями, заживляющими синяки и раны, смягчающими следы от веревок. Кожа юноши манила своей загорелой мягкостью, своим запахом, напоминавшим ароматы цветов и травы. Кастиэль оправдывался перед собой тем, что ему необходимо привести в порядок тело шамана, если он хочет жить сам. И колдун безотчетно склоняется над Дином, пытаясь сильнее вдохнуть его запах, не замечая, что слишком долго втирает мазь, дотрагиваясь ладонями до стройного сильного тела.

Кастиэль отпрянул от юноши и выругался сквозь зубы. Ну уж нет, трахнуть шамана ему, конечно, придется, иначе пророчество легенды не сбудется, но никаких эмоций к нему, кроме презрения, он испытывать не может. А это все гормоны неудовлетворенного тела. Глупо, что он не продумал возможности для разрядки в этом захолустье.

Колдун грубо защелкнул браслеты на руках и ногах, уже не заботясь о том, останутся ли от них следы, дернул за цепь, проверяя ее прочность, бросил сверху на пленника плед, не прикасаясь к нему, и вышел из подвала, закрывая дверь на тяжелый амбарный замок и щеколду.



Дин с трудом приходил в себя. Он помнил, как Кастиэль напал на него, как дрался с ним, боль, сначала острую, пронзающую, а потом разливающуюся по телу, вызывающую безразличие ко всему, что произойдет дальше. Помнил, как, уже связанный, пытался сопротивляться, но колдун влил в него какого-то настоя, и горы закружились в его глазах, слились с темнотой.

Головокружение так и не проходило. Дин чувствовал, словно его до их пор крутит, выворачивает уже пустым желудком, а если приоткрыть глаза, то становится еще хуже от расплывчатых очертаний стен, убегающих вверх. Нет, надо подождать, пока действие трав закончится.

Дин повернулся на бок, подтаскивая колени к груди. Странно, но тело болело не сильно, хотя он думал, что Кастиэль и живого места на нем не оставил. Только на кисти и голени что-то давило холодной тяжестью. Шаман дотронулся пальцами одной руки до другой и с недоумением ощутил твердую металлическую поверхность. Ощупал края, кольцо, от которого уходили звенья цепи. Видимо, на ногах то же самое. Конечно, было бы глупо предполагать, что Кастиэль пригласит пожить его в своем доме в качестве долгожданного гостя, но оказаться лежащим на тонкой циновке в каком-то темном холодном помещении, прикованным цепями, было для Дина унизительным.

Он то проваливался в тяжелый сон с путанными, пугающими видениями, то выныривал в расплывающуюся мешанину красок. Хотелось пить, но без конца подкатывала тошнота — сказывались интоксикация ядовитыми травами и последствия травм.

Когда Дин наконец смог осмотреться, он, с трудом фокусируя взгляд, увидел небольшое помещение с серо-коричневыми стенами, шкаф с книгами и закрытой нижней частью неизвестного назначения. Его внимание привлекли большие железные крюки вдоль стены, и несколько поменьше, каменный пол и маленькое, совсем крошечное узкое зарешеченное окно под самым потолком, сквозь которое и проникал тусклый свет. Уже вечер?

Дин пошевелил руками, вытянул их на всю длину, проверяя, насколько его отпустит цепь. Та натянулась, но еще позволяла встать со скамьи. Шаман сделал несколько глубоких вдохов и сел. Так, теперь нужно спустить ноги на пол. Какой холодный! Даже Дину, привычному ходить босиком в любую погоду, каменный пол показался ледяным. Переждав немного, он снова встал, кандалы звякнули. Юноша, не встречая неприятный ощущений, попробовал сделать шаг вперед. Цепи сразу натянулись и не пускали его дальше. Значит, ходить ему не придется.

Дин обернулся к скамье и замер в удивлении и ужасе: позади деревянной лежанки от стены отходили две вытесанные из камня перекладины, вертикальная, и, на уровне человеческого роста, горизонтальная. От нее и тянулись цепи к наручникам. Что же тут происходило раньше?

Юноша протянул руку и дотронулся до камня, темно-серого, почти черного, с какими-то не различимыми в сумерках рисунками и знаками. Странно, но он не ощущал от него страха и боли, как могло бы быть в пыточной, скорее, сострадание и силу.

За дверью что-то заскреблось, провернулось, стукнуло, и на пороге появился колдун. Дин в одно движение вскарабкался на скамью и прижал колени к груди, недоверчиво наблюдая за вошедшим из-под полуопущенных ресниц.

[Ау, Монтана!]

Кастиэль усмехнулся: шаман, знахарь, а в минуты опасности ведет себя как обычный подросток, дикий, непокорный. Видимо, юноша и сам осознал ошибку в своем поведении, и выпрямил спину, гордо поворачивая открытое лицо в сторону колдуна. Но ног со скамьи не спустил.

«Красив, Великий Дух, как он красив!» — чья мысль, Дина, Кастиэля? Синие глаза опалили, затягивая в высь неба, зелень закружила, погружая в колдовскую топь. Почему все наоборот?

— Ну, здравствуй, Дин! Рад, что нам все-таки удалось свидеться, а то в прошлый раз ты как-то слишком быстро покинул вечеринку.

Юноша не отвечал, внимательно следя за хищником, плавно передвигающийся по комнате.

— А ты не рад меня видеть?

Дин про себя усмехнулся. Светский разговор — это от него сейчас требуется? Нет, тогда он пас.

— Ну, что же ты молчишь? — губы колдуна изогнулись в улыбке, но глаза оставались холодными.

— Пустые слова, зачем их говорить. Ты силой привез меня сюда, удерживаешь цепями. Ты спрашиваешь, рад ли я? — у Дина вдруг мелькнула шальная мысль признаться, сказать о том, что, кем бы ни был колдун, его все равно будет тянуть к нему, но тут же прогнал ее.

— Жаль, значит, наша беседа не будут для тебя приятной. Но это еще не все, — Кастиэль опустился на единственный стул в комнате, ровный, железный, без единого гвоздя. — Ты, думаю, уже знаешь, что по великому недоразумению ты оказался моим близнецом.

Дин молчал.

— Знаешь, — кивнул Кастиэль своим мыслям. — И, увы, получить свою силу в полной мере я могу лишь вместе с тобой.

Юноша вздрогнул и зябко передернул плечами. Это не укрылось от взгляда колдуна.

— Поверь, я тоже не вижу в этом ничего приятного, но, незадача, ты должен дать свое согласие, причем четыре раза под четырьмя лунами. И, как я понимаю, добровольно ты этого не сделаешь.

Дин не знал заплакать ему сейчас или засмеяться: человек, которому он бы без раздумий сказал свое «да», будет вытаскивать согласие под пытками.

— Убивать, как ты уже понял, тебя я не собираюсь. Но любое сопротивление сломаю на корню. Пока я тебя оставлю лишь в цепях. И очень советую подумать над своим ответом — первая луна уже через неделю.

Юноша продолжал молчать. Ему нужно было разобраться в себе.

Кастиэль бросил на него странный взгляд, в котором мелькнули то ли жалость, то ли презрение, и еще что-то непонятное, жаркое, и вышел из комнаты.

Дин, наконец, позволил себе тяжело вздохнуть, и склонился к камню, прижимаясь к нему виском, плечом, коленкой.

— Что я должен сделать? Великий Дух, прошу, пошли мне виденье!



Камень молчал, а на смену сумеркам в подвал заползла темнота. Нет, Дину не было страшно за себя и свою жизнь, но он опасался того, что задумал Кастиэль. Черный колдун казался ему безумцем, способным на все в своей злобе, пугающим, неуправляемым. Близнец? Нет, точно ошибка.



У Кастиэля оставалось совсем немного времени до первой луны, и тратить его на уговоры Дина он не собирался. То, что мальчишка не собирается ни на что соглашаться, было для него очевидным с самого начала. И он сломает это сопротивление. Плетью, дыбой, крюком, щипцами, зажимами. Кажется, в арсенале Бобби осталось и что-то еще — одержимые трудно отпускали духов, выбравших их тело.

Подвал он не любил. Наверно, даже боялся, хотя и никогда не признался бы себе в этом. Его пугала мрачность этого места, пугали те вещи, которые, он знал, происходили там, пугали черные духи, бившиеся в этих стенах, с которыми учитель брал на себя смелость бороться.

Только один раз Кастиэля, уже повзрослевшего молодого человека, Бобби запер в подвале за тот поступок, который не мог ему простить. Колдун сбежал, почти чудом, еле дышащий, и тогда он навсегда покинул этот дом, а учитель расплатился за его страх своей жизнью.



— Надеюсь, ты принял правильное решение? В последнее время я не очень люблю кровь.

Молчание.

— Я принес тебе еду. И прошу тебя съесть, голодовкой ты ничего не добьешься.

Дин также внимательно смотрел на колдуна, может, из-за того, что он его опасался, или потому что хотел уловить его движения, черты, запомнить.

— Хорошо. Я оставлю тарелку здесь. И завтра я уже не буду так добр к тебе.

Кастиэль ушел. Дин спустил затекшие от долгой неподвижности ноги со скамьи и нагнулся к подносу. На вид съедобно и даже пахнет неплохо. Но к еде не притронулся.



Кастиэль мрачно разглядывал заветренную еду на тарелке. Ну, хоть крыс нет, раз нигде не подгрызено.

— Знаешь, а ты можешь ничего и не есть, мне наплевать, серьезно. Еще четыре дня ты как-нибудь протянешь. А после первой луны я заберу у тебя душу и спокойно смогу пичкать едой безвольное тело.

«И трахать» — хотелось добавить ему, чтобы уколоть упрямого мальчишку, но что-то помешало ему так сказать. Шаман, оказывается, не так уж и бесхребетен, даром что всю жизнь цветочки собирал. Но он блефовал. Забрать душу у знахаря, тем более, когда рядом Священный камень, было ему не под силу. Хотелось лишь припугнуть.

Кастиэль вышел, провернулся ключ, стукнула щеколда. И только после этого Дин перевернулся на спину с правого бока, на котором он затылком к двери пролежал все время, что колдун был в подвале.

Юноша поставил тарелку себе на колени и с удовольствием съел все, что принес ему Кастиэль. Нужно беречь силы.



Скрежет замка в полной тишине заставил Дина вздрогнуть. Он пружиной развернулся к двери и напряженно замер, глядя, как та медленно открывается и впускает колдуна. Как всегда холоден и немного бледен. Дин знал, что Кастиэль давно живет в городе, где мало солнца, света, Интересно было бы посмотреть, какой он был раньше, когда жил в этом доме, это же его дом? — в нем ощущается много силы.

Кастиэль молча подошел к шкафу, но не открыл, а потянулся рукой куда-то в пространство за него. Резко опустил руку вниз, будто нажимая на рычаг, и Дин вскрикнул от того, как натянулись цепи, ушли в камень, заставляя его прижаться животом к твердой холодной поверхности.

Колдун подошел ближе и, не глядя на юношу, отодвинул скамью в сторону, заставляя его опуститься босыми ступнями на пол. Снова вернулся к шкафу и дернул второй рычаг. Цепи на лодыжках скрылись, прижимая ноги, вытягивая Дина в струну с распластанными по сторонам руками.

Шаман прижался лбом к камню, пытаясь унять невовремя возникшую дрожь. Надо терпеть. Хуже, что он не видел действий колдуна. Тот что-то двигал, открывал, затихал, будто рассматривая, снова раздавались тихие звуки.

— Ты подумал? — вдруг совсем рядом, почти над ухом, низким, чуть хриплым голосом. Кровь в висках зашумела так, что Дин с трудом различал слова колдуна. Мотнул головой.

— Хорошо. Тогда думай.

Взвизгнул, рассекая воздух, хлыст и опустился на вздрогнувшую спину. Красное неровное пятно повторило путь плети. Дин закусил губу, чтобы не вскрикнуть и зажмурился. Больно, больно, больно!

Кастиэль не останавливался. Хлыст падал на уже кровавое месиво, а он все продолжал стегать, пока рука не устала настолько, что он отбросил в его сторону, и оперся на стену, пытаясь утихомирить сбившееся дыхание. Он сам не понимал, что на него нашло. Пытки, издевательства — это все было для него не ново, и сильных эмоций не вызывало, но этого мальчишку хотелось застегать так, чтобы он умолял о пощаде или, плюнув на все, схватить, отнести наверх, уложить на простыни, омыть отваром все раны, и дуть на них, пока не появится корочка из засохшей сукровицы.

Он оттолкнулся и посмотрел на Дина. Тот безвольной куклой висел на цепях, странно склонив голову в сторону. Черт, да он же без сознания! Кастиэль кинулся к юноше, судорожно зашарил по карманам, пытаясь найти ключ. Руки не слушались, попадали не туда, находили не то. Да, что это с ним! Колдун глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Это просто знахарь, по ошибке ставший его близнецом. Отстегнуть, снять наручники и кандалы, положить животом на скамью. А теплая вода и мазь все-таки понадобятся.



Дин резко открыл глаза, испуганно завертел головой, и с тихим стоном опустился обратно на скамью. Нет, не приснилось. Значит, то, что он видел сейчас, было сном, хорошим, хотя и странным. Будто Грозный Сокол сидит в теплой, пропахшей табаком и шалфеем хижине, бросает по четырем углам черные камни, трясет тыквой-погремушкой, поет песню, такую знакомую, но слов не разобрать, выпускает белый густой дым вверх, в самый конус типи. Где-то рядом мелькает Сэм, льется отвар, вспыхивает знахарский мешочек в костре, освещая напряженное лицо шамана, что-то произносящие губы.

А потом чьи-то руки, такие прохладные, быстро и мягко касались ладонями его израненной спины, принося долгожданное облегчение, переодевали, укрывали, и напоследок, что уж совсем чудно, невесомо, гладили его уже отросшие волосы. Дин невольно слегка прогнулся, тут же болезненно скривившись, и посмотрел на спину. Рубашка новая, а под ней — полотнище, наверно, чтобы не испачкать одежду кровью. Да нет, не мог Кастиэль так за ним ухаживать, тоже все сон. Хотя в подвале стало ощутимо теплее.

[Ау, Монтана!]

Колдун ничего не спрашивал и ничего не говорил. Молча откинул одеяло, задрал рубашку, снял тряпицу, долго и внимательно осматривал спину, пока Дин не покрылся мурашками от его пристального взгляда и холода.

Колдун зачерпнул мазь, растер между ладонями, и быстрыми легкими движениями нанес на спину юноше. Дин на мгновение замер, чувствуя облегчение израненной спины, но тут же заерзал, протестуя против заботы похитителя.

— Лежи тихо, — ледяной голос мужчины заставил шамана замереть.

Кастиэль старался едва касаться мальчишки, чтобы не причинить ему еще больше боли. Тонкая корочка, появившаяся за ночь, разрывалась от каждого движения Дина, и на спине собиралась сукровица. В груди что-то тянуло при виде этих белесо-красных капель, отдавало новым, незнакомым чувством жалости.

Но колдун не мог позволить себе таких эмоций по отношению к пленнику. Он быстро накинул ткань обратно, сдернул вниз рубашку, оставил еду, черепок с мазью, и вышел. Юноша облегченно выдохнул.



Следующие два дня Кастиэль приносил еду, оставлял поднос рядом с кроватью и сразу же выходил. Хотя колдун не признавался себе в этом, он делал все, чтобы не сорваться и не изнасиловать мальчишку прямо на этой скамье, в том же подвале, где он сам когда-то пережил несколько часов ужаса. Нет, ему было наплевать на чувства Дина, на его реакцию, но он боялся, что его собственная привязанность к шаману станет слишком сильной, если он позволит себе это хотя бы раз.



Перед полнолунием Кастиэль долго сидел у камина, размышляя над предстоящей ночью. Но, несмотря на несогласие шамана, решил не отступать.

Колдун вошел в подвал, дал Дину отвар, и присел рядом. Юноша невольно отодвинулся в сторону, но смотрел прямо, не отводя глаз.

— Пей.

— Нет.

— Дин, давай не будем. Ты понимаешь, что это все равно случится, а трахать безвольное тело мне совершенно не нравится.

Юношу передернуло от этого «трахать».

— Здесь семена… семена возбуждения, да?

Кастиэль усмехнулся.

— Нет, я не собираюсь провести с тобой ночь любви. Здесь отвар, чтобы провести обряд слияния.

— А как же мое согласие?

— Плевал я на твое согласие, — колдун мигом помрачнел и с силой втиснул в руки Дина кружку. — Пей.

Шаман решил послушаться. Какая разница, Кастиэль сейчас, действительно, намного сильнее него, а без его согласия обряд не будет иметь того значения, на которое рассчитывает колдун.

Кастиэль допил остатки и поставил кружку на пол. Больше ни слова не говоря, он раскрыл наручники и кандалы, сразу же связал руки Дина за спиной и подтолкнул к выходу. Юноша тоже ни о чем не спрашивал, и их путь через гостиную и длинный темный коридор прошел в молчании.

Колдун привел Дина в маленькую, хорошо прогретую комнату, с невысокой печью у стены и уже приготовленной лоханью воды на полу.

— Стой, я тебя раздену, — мужчина с непроницаемым лицом задрал рубашку Дина и стянул ее до запястий, просто разорвав, когда веревки не дали снять ее полностью. Также, не глядя юноше в лицо, развязал шнурок штанов, позволяя им соскользнуть вниз.

От стыда Дин то жмурился, чтобы не смотреть на Кастиэля, то, наоборот, широко распахивал глаза, не зная, чего можно ожидать от колдуна. Ему хотелось прикрыться, но связанные за спиной руки не позволяли этого сделать, и он так и стоял, полностью обнаженный и беспомощный.

— Садись, — мужчина подтолкнул Дина, кивая на лохань. Шаман шагнул в воду и сразу опустился вниз, пытаясь хоть как-то спрятаться.

Кастиэль намылил мочалку и провел по плечам юноши. Тот вздрогнул. Колдун сглотнул и начал медленно растирать пену по спине и груди Дина. Руки предательски дрожали, выдавая его непонятно откуда взявшееся волнение при виде этих острых ключиц, хрупких ребер, россыпи веснушек на плечах и русых волосков на груди. Смотреть ниже он не решался, боясь, что не справится с собой.

Но нужно было переходить к главному. Дин и сам это понял и, залившись краской смущения, прошептал.

— Развяжи, я сам.

Кастиэль на мгновение замер, пытаясь понять, о чем он его просит, но, догадавшись, мотнул головой и усмехнулся.

— Ну, уж нет. Еще неизвестно, что ты задумал. Встань.

Странно, но голос не предал его, оставаясь холодным и ровным, несмотря на давно сбившееся дыхание, на желание, лавой растекшееся по телу, стягиваясь в тугой узел внизу живота. Каково рожна, спрашивается, он так реагирует на худющего веснушчатого мальчишку?

Дин зажмурился и поднялся. Кастиэль едва не застонал, поняв, что ему предстоит. Руки, вопреки желанию хозяина, под предлогом мытья нежно прошлись по завитушкам волос, огладили промежность. Ладонь подобралась к члену, и юноша закусил нижнюю губу, чтобы сдержать стон, рвущийся наружу, от таких разных, новых ощущений. Только не смотреть, только не видеть, что сейчас делает Кастиэль с ним!

Внутри сладко екнуло, когда мужчина заметил, как напрягается плоть Дина под его руками. Нет, в планы Кастиэля не входило целовать юношу, или дарить ему свои ласки, и, тем более, доставлять этому мальчишке удовольствие. Слияние должно было происходить лишь как механическое действие для того, чтобы предсказание начало сбываться. Но это тело, такое красивое, податливое, беззащитное, эти искусанные губы так манили, звали. Зачем он их так облизывает?

Черт! Это невозможно терпеть! Кастиэль в несколько рваных движений домыл Дина, к стыду юноши, не забыв и про все нежные местечки, сходя с ума сам, когда его пальцы оказались между ягодиц шамана, завернул его в полотенце, и отнес обратно в подвал.

Юноша себя чувствовал странно. То ли от недоедания, то ли под действием трав, его повело, взгляд стал расфокусированным, а происходящее нереальным, словно он смотрит на все со стороны. Ему даже стало казаться, что Кастиэль уже забрал его душу, и это лишь тело сидит на скамье в подвале.

Мужчина, чтобы отвлечься, достал трубку, набил чашу табаком и раскурил. Не до конца понимая, что он делает, колдун сам поднес черенок к губам Дина и мягко надавил.

Трубка между губ была для юноши в этом мире совершенно естественной, как и то, что рядом сидит Кастиэль, так странно смотрящий на него расширившимися зрачками, крадущими такую прекрасную синеву.

И мужчина сам не заметил, как уже склонился поцелуем, и… Дин ответил, закрыл глаза, зарылся рукой в жесткие черные волосы, прильнул юным гибким телом к Кастиэлю, отзываясь на ласкающие его спину и плечи ладони.



В темном мрачном подвале, куда едва проникал свет яркой полной луны, два тела сплетались языками пламени, смуглое и белоснежное, обвивая друг друга. И для того, чтобы предсказание начало действовать, не нужно было согласия словом, достаточно лишь одного дыхания на двоих, вскрика, утонувшего в чужих губах, дрожащих ресниц и вдруг распахнувшихся глаз напротив.



Кастиэль с каким-то удивлением смотрел на русую макушку, лежащую совсем рядом, на лоб, уткнувшийся в его плечо, на очертания тела под одеялом. Он поднес ладони к глазам, словно пытаясь понять, он ли совсем недавно гладил этими руками Дина, сжимал его бедра, вел к наслаждению. Но обнаженное тело и следы произошедшего были красноречивы. Колдун помотал головой, отгоняя наваждение, и тихо вышел из подвала, не забыв крепко запереть дверь.



Дин снова видел странный сон, будто большой белоголовый орел, невесомо парил в небе, пролетая над снежными шапками горных вершин, зелеными елями ущелий, блестящими лентами рек, стремясь на юг, к нему.



Шаман со вздохом открыл глаза, потянулся и вдруг подумал, что ведь это первый раз здесь, когда он просыпается вот так, не сжимаясь в комок от страха перед новым днем, а встречая его.

Только события ночи, отодвинутые сном на второй план, теперь неумолимо всплывали в памяти, заставляя его вскочить, закружить по подвалу, усмиряя разволновавшееся сердце. Когда ноги уже совсем окоченели от холодного пола, Дин осознал, что он больше не прикован к камню, его руки свободны. Юноша с улыбкой посмотрел на обнажившиеся запястья, еще сохранившие розовый след от наручников, и внезапно нахмурился, случайно заметив отпечаток на предплечье от пальцев, сжимавших его ночью. Что бы ни говорил одурманенный травой разум, тело не могло врать, правдиво рассказывая о том, как ему было хорошо, так правильно, полно, словно он обрел какую-то давно потерянную, единственно недостающую часть.



Дин невольно покраснел и сел на скамью. Глупо предполагать, что Кастиэль изменит свое отношение к нему, даже если он и чувствовал то же самое. Значит, нужно найти способ сбежать отсюда.

[Ау, Монтана!]

Весь последующий день Дин просидел у стены рядом с дверью, бросив под ноги циновку со скамьи, чтобы не пропустить появление колдуна. Кастиэль пришел только вечером. Дин вытянулся, услышав знакомый скрежет поворота ключа, и замер, собравшись, приготовившись.

Колдун зашел в подвал, остановился, окидывая непонимающим взглядом пространство, и машинально толкнул дверь, чтобы та закрылась. Другого шанса не будет. Дин рысью набросился на мужчину сзади, сбивая с ног, вкладывая все оставшиеся скудные силы в удар, и кинулся в сторону еще открытой двери. Спасительная лестница, еще немного и свобода.

— Ах, ты, гаденыш!

Слишком мало сил, слишком слабый удар. Кастиэль быстро поднялся и бросился следом, успев еще на лестнице схватить беглеца за ногу, дернуть на себя.

— Не уйдешь!

Рывок и челюсть больно ударилась о ступеньку, колдун сзади зарычал, вцепился в волосы, толкая обратно в подвал. Кастиэль в бешенстве захлопнул дверь, зажал горло, дернул вверх, придавливая к стене. Дин уже не пытался сопротивляться, лишь инстинктивно отталкивал душащие его руки. Но пальцы давили все сильнее, и вдруг Кастиэль сам побледнел и зашелся в кашле, прижал руки к разом прихватившему горлу, отпуская шамана.

— Слияние, да? — Дин сполз по стене, глядя на ошарашенного колдуна, не понимающего, что с ним происходит, и внезапно рассмеялся, сначала тихо, грустно, но с каждой секундой все сильнее, безумнее, выплескивая свою усталость, страх, боль.

— Мы теперь … одно целое... близнец, — слова Дина перемежались диким хохотом и всхлипами. — Теперь ты чувствуешь то же, что и я… Вот тебе, а не сила!

Обессилев и успокоившись, шаман почти лег вдоль стены, безразлично глядя на колдуна. Кастиэль медленно опустил руки и молча развернулся, бросив лишь у выхода.

— За свою выходку ты еще поплатишься.

Дину хотелось снова рассмеяться и сказать, что все наказания теперь колдун будет ощущать и на собственной шкуре тоже, но лишь устало ухмыльнулся и вздохнул. Слияние все-таки произошло. Что дальше?



Колдун пришел только ближе к ночи, оставил поднос с едой и сразу же вышел, даже не взглянув на юношу. Вот так, да? Что ж, Дин знает верный способ обратить на себя внимание.



На следующий день Кастиэль, зайдя в подвал с подносом, и заметив такой же с нетронутой едой, удивленно приподнял брови, все-таки посмотрел на Дина, но ничего не сказал.

Есть хотелось неимоверно, он уже чувствовал, насколько ослаб телом. В животе жалобно заурчало, но юноша вздохнул и покачал головой: нужно было еще подождать. Дин поднялся, опираясь на стенку, осторожно наклонился к подносу и взял только кружку с водой.



После этого утром юноша увидел лишь воду, оставленную у порога. Действительно, зачем переводить еду на того, кто от нее отказывается? Значит, колдун приходил, пока он спал. Жаль.



Кастиэль сжимал кулаки, быстрым шагом идя к Священному камню. Чертов мальчишка! Как у него получается так запросто выводить его из себя? Сколько раз за эти дни он тихо подкрадывался к двери, чтобы подслушать, словно и не в своем доме находится, что он там делает, отдергивая руку от замка, не позволяя себе зайти. Нужно успокоиться и найти способ заставить его есть. Ему нужен живой шаман.



— Что это? — первые слова за три дня.

— Еда.

— Спасибо.

— Спасибо?

— Спасибо, что оставляешь мне выбор. Да, я съем то, что ты принес, если ты разделишь со мной.

— Что? — Кастиэль опешил.

Дин улыбнулся, хотя на изнеможенном осунувшемся лице его улыбка выглядела как пародия. Сердце колдуна болезненно кольнуло.

— Хорошо. Только потому, что ты мне еще нужен.

— Конечно.

— Конечно, — Кастиэль бросил подозрительный взгляд, но Дин был абсолютно спокоен. К чему бы это? Но отступать уже поздно, мужчина и сам не заметил, как сходил за второй тарелкой, и даже горячим чаем.



Дин поправлялся. Кастиэль теперь приносил ему еду несколько раз в день, оставался рядом, иначе тот отказывался есть. Обмен незначительными репликами, и ни одной просящей, осуждающей или униженной интонации юноши, словно он, и правда, гость, а не пленник. Знал бы колдун, чего стоило Дину столь удивляющее его поведение.



— Ты не мог бы принести мне что-нибудь, чем бы я мог занять себя, например, книги?

— Книги? — Кастиэль нахмурился. Ведь Дин безвыходно заперт в подвале и ему, должно быть, неимоверно скучно.

— В доме ведь есть библиотека?

Есть, и еще какая, но далеко не все из нее стоит видеть шаману.

— Да, я подберу для тебя что-нибудь.

— И еще… — Дин покраснел и отвел взгляд, — мне бы носки или мокасины.

В груди болезненно заныло: его мальчик, худенький, бледный, он мерзнет! Стоп, когда это он стал его мальчиком?

— Печь отапливает и подвал, так что воздух здесь прогрет достаточно, — ответил он холодно, — А на пол тебе ступать не обязательно.

Дин промолчал, но на следующее утро он нашел у порога носки из собачьей шерсти, мокасины и еще один плед.



Кастиэль, не замечая этого сам, все дольше задерживался у шамана. И его взгляд невольно скользил по острым ключицам, не скрываемым вырезом рубашки, по длинной шее, так часто облизываемым губам, он не мог оторваться от колдовских зеленых глаз, окруженных черными ресницами.

Образ Дина, прижимающегося к нему, такого горячего, родного, его шепот, бессвязный, умоляющий, наваждением преследовал мужчину. И в одну из ночей он не выдержал. Кастиэль спустился в подвал, прикрыл за собой дверь, и, подняв одеяло, прижался к теплой спине, провел ладонью по еще таким ощутимым косточкам ребер, скользнул по груди к животу, вырисовывая пальцами замысловатые узоры. Странно, ведь он опять хотел просто придти и взять желаемое, а нежит, просит отклика.

Дин, в полудреме, не осознавая реальность, невольно развернулся навстречу ласкающим его рукам, и только пробуждаясь от поцелуя, встрепенулся, затрепыхался, пытаясь оттолкнуть колдуна.

— Лежи тихо, а то будет больнее.

Дин сглотнул, тяжело дыша, и вглядываясь в темноте в нависшего над ним мужчину. Нет, он так не хочет. Юноша снова попытался вывернуться, выползти из-под тяжелого тела, но Кастиэль был намного сильнее. Он перевернул его на живот, зажал одной рукой обе кисти над головой Дина, придавил его своим весом, раздвинул ноги коленом, второй рукой очертил линию бедра, ягодиц, поясницы, поднялся по позвоночнику. И юноша, все еще сопротивляющийся для колдуна, телом уже сдался ему, признавая свое поражение тихим всхлипом.

Дин поднялся, только когда Кастиэль молча оделся и вышел, заскрежетав замком. И не только потому что был раздавлен или унижен, а чтобы колдун не смог увидеть следы его позора, намочившие простынь.



Кастиэль не понимал, почему это с ним происходит, почему его разрывает от желания обладать мальчишкой, прикасаться к нему, оставлять свои метки на уже зажившей ровной спине, шее. Он пытался бороться с собой, отвлечься, оставляя Дину лишь поднос с едой и даже не глядя на него, но что-то вновь и вновь гнало его в этот подвал. Ему не хватало общества юноши. А теми ночами, когда он уже не мог сдерживаться и брал Дина, Кастиэль с каждым разом ощущал все усиливающуюся связь, какой не было никогда и ни с кем, и это осознание сводило его с ума.

[Ау, Монтана!]

Глава 11. Новая встреча



У порога бельмом на фоне серой стены стоял поднос. Значит, сегодня Кастиэль снова не придет. Дин уже не знал, хорошо ли это для него или нет. Глупое сердце тянулось к своему близнецу, каким бы он ни был, и сопротивляться ему становилось все сложнее. И порой Дин, к своему стыду, ловил себя на мысли, что, если бы Кастиэль его попросил остаться как гостя, как возлюбленного, он бы малодушно простил ему и смерть хейоку, и болезнь, охватившую деревню, и последнее нападение. Наверно, он, действительно, бесхребетен, как и считал колдун.

Дин прислонился спиной и затылком к камню и прижал колени к груди. В стекло что-то звякнуло. Юноша нахмурился, но тут же спустил ноги со скамьи и быстро подошел к маленькому окошку. В крошечный проем заглянуло радостное лицо Сэма. Сердце забилось от радости и тревоги. А если колдун заметит? Брату точно несдобровать, его жизнь Кастиэлю безразлична.

Сэм исчез из проема окна, но сразу же вернулся, закрепил трос за несколько прутьев решетки, снова помахал рукой ошалевшему от всего происходящего Дину, и скрылся. Через несколько минут раздался шум мотора. Трос натянулся, решетка зашаталась, все больше подаваясь вперед, и, наконец, вылетела вместе с кусками фундамента.

Рука, обмотанная в тряпье, разбила стекло, очистила раму от острых краев, и в образовавшемся проеме появилась голова Сэма.

— Давай, братишка, лезь скорее сюда!

— А колдун?

— Его нет, он уехал в город. Так что, если мы поторопимся, то успеем тебя вытащить. Давай же, ну!

Дин вытянулся вдоль стены, протягивая руки. Сэм и Быстрый Олень подхватили его и подтянули вверх. Исхудавший юноша довольно легко смог пролезть в узкое окошко, и, нервно оглянувшись на зияющую темнотой дыру подвала, бросился к машине индейцев.

Только братья успели запрыгнуть в кузов минифургона, Быстрый Олень резко сорвался с места, и вылетел на дорогу, все больше набирая скорость.



Сэм нечитаемым взглядом пристально разглядывал Дина, сидящего напротив, завернувшись в теплое одеяло из козьей шерсти.

— Спрашивай уже, — усмехнулся юноша, видя явное любопытство брата.

— Что он с тобой делал, Дин?

— Что? О чем ты? — шаман в нерешительности посмотрел на Сэма, пытаясь определить, о каком именно из его злоключений тот догадался.

— О чем я? — нервно переспросил Сэм. — Зима, а колдун держит тебя в подвале, почти раздетого, худющего. Он тебя кормил вообще? Как ты еще не заболел?

— Не знаю, — Дин пожал плечами.

— А это? — Сэм продолжал, не обращая внимания на ответ брата, и показал на еще заметные следы от пальцев на шее.

Дин машинально потер их рукой, обнажая ключицу и часть плеча под съехавшей рубашкой. Зрачки Сэма расширились.

— И еще и… Вот подонок! Он тебя… Дин!

Юноша сглотнул и плотнее закутался в одеяло. Под взглядом младшего брата он чувствовал себя использованной шлюхой, покрытой следами чужой страсти.

— Дин, мы должны придумать, как отомстить всему этому колдовскому отребью. Сначала ты спрячешься на время, а потом разработаем план.

— Сэм, не стоит, — Дин покачал головой.

— Не стоит? Дин, да что с тобой? Отец был при смерти, до сих пор не встает, ты, вон, весь в … в засосах, черт побери! А ты говоришь, что не стоит? Можно узнать, почему?

Юноша побледнел после слов Сэма о вожде, и произнес совсем тихо, словно стыдясь себя.

— Кастиэль мой близнец, и слияние уже началось, этого не изменить.

Сэм вздрогнул и задышал чаще, раздувая крылья носа.

— Но я хотел бы просто уехать, чтобы больше не видеть его, — добавил Дин.

— Хорошо. Давай пока так и сделаем, — согласился Сэм. — Ты можешь пожить на севере, у Грозного Сокола, а там будет видно.

Дин облегченно кивнул, тем более, что ему было необходимо увидеться с учителем.


* * *

Кастиэль чувствовал себя странно. В его обычное спокойное состояние вдруг пролезли какие-то нотки беспокойства, а потом и вовсе нахлынули такие разнообразные эмоции от страха до адреналина погони. И хотя эти ощущения не были сильными и яркими, колдун уже мог разобрать их и понять, что это отголоски состояния Дина.

Стоило поспешить обратно домой. Кастиэль забрал белье из прачечной, бросил на заднее сиденье к сумкам продуктов, и вывернул на дорогу, ведущую к его участку. Мимо на бешеной скорости промчался мини-фургон, чем-то неуловимо не понравившийся колдуну.

Вырванную решетку и разбитое стекло он заметил сразу. После этого отсутствие Дина в подвале было ожидаемым. Кастиэль, уже не закрывая дверь, медленно подошел к скамье, опустился перед ней на колени, и, зарывшись подушку, вдохнул ставший таким родным и знакомым запах, напоминавший ему траву под палящим летним солнцем. Он сжал, стиснул наволочку до побелевших костяшек, пытаясь перебить непонятно откуда взявшийся осколок потери в межреберье, задушить крик, почему-то просящийся из сжавшегося горла.

Змея темной, злой ярости подняла свою голову, пустила яд по венам, затопивший тело, прорвалась черными всполохами в разом сгустившийся воздух. Кастиэль поднялся, и плотные волны разошлись по пространству подвала, прогибая стены. Скамейка, с силой вдавленная в камень, смялась бумажным комком, за ней последовал шкаф, дверь пошатнулась, и бетон затрещал, сопротивляясь колдуну.

Кастиэль, часто и глубоко дыша, поднял руки, отдавая свою силу захлестнувшей его злости. Громкий хлопок двери и мощный удар в живот откинули колдуна на пол, разрушили морок ярости, и мужчина, с удивлением оглянувшись, будто не понимая, что он здесь делает, посмотрел на вошедшего.

— Люцифер? Какими судьбами?

— Да вот, хотел сделать то же самое, что сейчас и сделал, только рассчитывал на другую обстановку, — Люцифер ощупывал взглядом колдуна, пытаясь определить его состояние.

— Зачем?

— Может, затем, что ты нас бросил бороться с полоумными любителями луков и мокасин, а сам сбежал, прихватив свой недостающий зеленоокий пазл?

— А, ты об этом, — Кастиэль оперся о стену, и, придерживая другой рукой живот, поднялся. — Только не говори, что именно без меня вы и не справились.

— И не сбираюсь. Только из-за тебя мы туда поперлись. И, судя по твоему состоянию, совершенно зря. Что, уплыла золотая рыбка?

Кастиэль поморщился и махнул рукой, приглашая следовать за ним наверх.

— Круто ты меня приложил, кстати, — колдун сразу же опустился на диван, вытянул ноги, и съехал ниже, чтобы откинуть голову на спинку, — Откуда силу-то взял?

— Ну, не всем же за мальчиками по горам бегать и в подвале их прятать. Есть и другие способы, — усмехнулся Люцифер.

— Например?

— Хочешь перенять удачный опыт?

— Нет, просто интересуюсь.

— Лучше лови мальчиков, Кастиэль.

Колдун повернул голову на бок и внимательно посмотрел на Люцифера, уже почему-то забравшегося на стол и там и усевшегося.

— Значит, не скажешь.

— Нет, тебе это все равно не понравится, а мне, возможно, даже будет стыдно, — Люцифер подмигнул, и Кастиэль хмыкнул.

— Ты мне лучше скажи, что дальше? Пока ты тут устраивал свидания под луной, Габриэль делал твою работу, но делал, кстати, паршиво. Поэтому мы все искренне надеемся, что ты все же вернешься обратно в Нью-Йорк.

Кастиэль вздохнул, и устало потер ладонями лицо.

— Вернусь. Сейчас уже вернусь.

— Но от идеи вселенского господства не откажешься.

[Ау, Монтана!]

Мужчине хотелось ответить, что дело уже не в силе, и не в возможностях, которые она дает, а в какой-то иррациональной потребности в Дине, но Люциферу это было знать необязательно.

— Нет, господство — это по твоей части. Мне хватит предсказания.

— Теперь это так называется? Решил прикрыться старой легендой?

— Почти. Иногда приятно считать себя жертвой обстоятельств.

— Ну-ну, жертвой, которая только что чуть не разнесла полгорода к чертям собачьим.

Кастиэль улыбнулся, не считая нужным продолжать этот разговор.

— Ты когда возвращаешься?

— Уже надоел?

— Нет, поеду с тобой.

— Тогда пакуй чемоданы. Если поторопимся, успеем на вечерний рейс.

Колдун вздохнул и нехотя поднялся с дивана. Почему все, что связано с Дином, вызывает в нем столько противоречий? Вот и сейчас ему хочется уехать в Нью-Йорк и забыть об этом мальчишке, хочется броситься за ним следом, вернуть, присвоить, не отпускать, и, в конце концов, хочется остаться в этом доме, чтобы побыть наедине со своими воспоминаниями.

* * *

В груди непонятно заныло, тихонько, монотонно, словно напоминание. Дин прислушался к своим ощущениям и прижал руку к растревоженному сердцу. Да, он должен принять, что его близнец будет обладателем всех тех качеств, которые чужды ему. Но смириться с этим пока никак не получается.

Юноша отвернулся от окна, прилег на сиденье, вытягивая ноги в проход, и перевел взгляд на Сэма, разглядывая его. Брат напряженно смотрел в окно, больше не стремясь разговаривать с Дином, явно обдумывая какое-то свое решение.



Остаток зимы Дин провел на севере от Калиспелла в хижине, выстроенной Грозным Соколом. Он с интересом скользил на коротких широких лыжах, тщательно смазанных барсучьим жиром, по горам, густо укрытым снегом, среди темно-зеленых елей, пугая любопытных белок, охотился на зайцев, выслеживая их по свежим следам на чистом белом полотне.

Весной природа этих мест стала еще удивительнее: скалы обнажились, показывая резкие, выщербленные рельефы камня, горные реки неумолимым потоком ринулись, ломая и сметая истончившийся лед, с шумом обрушивались на очередном перепаде высоты, изгибались между камней, унося с собой остатки таявшего снега.

В лесу кое-где еще оставались островки грубого пористого наста с темными ледяными краями, из-под которых уже была видна черная земля, покрытая прошлогодней отсыревшей бурой листвой и пожухлой травой. Дин замечал все новые и новые следы, означавшие, что звери просыпались после спячки. Птицы радостным щебетаньем встречали весеннее солнце, яркое, согревающее.

Грозный Сокол так и застал своего ученика, сидящем на выступе скалы, свесив ноги вниз, над обрывом. Он встал рядом и окинул взглядом открывающуюся с этой площадки картину: вокруг возвышались серые каменные исполины, выточенные ледником, а между ними зеленым полем раскинулась долина, раскрашенная первыми, весенними цветами с воздушными белыми шапочками. И где-то там, скрываемая холмом, змеиным хвостом извивалась речка, отражавшая в себе и небо, и скалы, и зелень елей.

— Это твое место, Дин?

Юноша кивнул и улыбнулся, щурясь на солнце.

— Красиво. Ты стал сильнее, — вдруг без перехода добавил Грозный Сокол, по-прежнему глядя вдаль, но не на ученика.

Дин вздрогнул. Они ни разу не говорили о том, что произошло там, в подвале дома Кастиэля. Но шаман не спешил продолжать. Он сел рядом, расстегнул набедренную сумку, достал из нее красную трубку, и раскурил, выпуская кольца белого дыма в небо.

— Дин, я вижу, что происходит с тобой, я видел причину этого, когда искал тебя. Но ответь себе, что ты хочешь, как ты поступишь, когда колдун снова придет за тобой.

— А у меня есть выбор? — усмехнулся юноша.

— Конечно. Но только этот выбор должен быть созвучен тебе, а не против тебя.

— Нет, — Дин помотал головой. — Мой выбор сделан за меня и до меня. Единственное, что я, действительно, могу, это либо бесконечно убегать и прятаться, подвергая опасности все новых жертв черной ярости колдуна, либо остановиться и дождаться его.

— И ты… ждешь?

Дин хмыкнул и покачал ногами.

— Ни моя семья, ни племя не примет Кастиэля.

— Ты зовешь колдуна по имени, — шаман улыбнулся, и вокруг глаз собралась сеть морщинок.

Юноша замолчал, обдумывая слова учителя.

— Я жду его. Но не так, не преданным псом, но и не охотником. Я жду равного.

— Дин, — шаман потрепал его по вновь остриженным волосам, и приобнял за плечи. — Помнишь, что я говорил тебе? Прими свой выбор и следуй за ним, невзирая ни на что.

— И за темной ночью всегда придет рассвет?

— Обязательно, сынок.

Дин втянул носом влажный апрельский запах и с улыбкой посмотрел на небо, в котором парила большая белоголовая птица.



Ворон сел на оголившуюся ветку, наклонил голову, и, не мигая, смотрел на две фигуры на выступе скалы. Один — старый седовласый индеец, а второй — юноша, русоволосый, бледнолицый. Только когда солнце уже начало клониться к горизонту, они поднялись и неспешно легкими скользящими движениями направились вниз, не нуждаясь ни в каких тропах.

Ворон хрипло крикнул, взмахнул черными блестящими крыльями и взлетел, направляясь в сторону юго-востока.



* * *

Кастиэль знал, где находится Дин. Знал, у кого он живет, чем занимается, знал о его любимом месте на выступе скалы. Он медлил. Нельзя было снова похитить Дина и приковать цепями, опыт прошлого раза показал, сколь странной может быть его собственная реакция. Но жить без мальчишки становилось все труднее. Чертова связь, лишь усилившаяся с первым полнолунием, никуда не исчезла, заставляя порой что-то в груди трепыхаться незнакомыми ему эмоциями радости, жалости, сочувствия,

И в какой-то момент колдун не выдержал. Он и сам бы не мог сказать, зачем именно едет к Дину, что хочет сделать, но потребность в обладании шаманом захлестывала его, заставляя совершать жестокости, быть нетерпимым, грубым.

Четыре часа на самолете, машина на прокат — и летние Скалистые горы встретили мужчину разнотравьем лугов, шелестящей листвой деревьев, темно-зеленой хвоей елей. Кастиэль заглушил мотор и оставил машину в каком-то кемпинге, ближайшем к хижине Грозного Сокола.

Рядом на ветку опустилась большая черная птица, сложила крылья и, не моргая, уставилась на Кастиэля. Он улыбнулся и покачал головой. Нет, сегодня ему не нужны кровавые игры. Тогда, несколько месяцев назад, он бы разорвал Дина в клочья, даже если бы сам после умер, злость еще осталась, но неконтролируемая ярость прошла.

Кастиэль проверил нож, зацепленный на цепочке на поясе, и отправился в дорогу. Шагая по неровным от корней деревьев, извилистым лесным тропам, вдыхая запах смолы и цветов, слушая пенье птиц, он отчасти понимал Дина, связавшего свою жизнь с природой гор. Но город, дававший ему пищу, позволяющий зарабатывать на человеческой жадности, алчности, оставался для него идеальным домом.

К вечеру колдун, сопровождаемый вороном — своим верным спутником, уже почти добрался до хижины Дина, как между деревьев мелькнули желтые горящие глаза. Кастиэль замер и насторожился. Хищник, уверенный, что добыча никуда от него не уйдет, не спеша вышел к тропе. Огромный серый волк остановился напротив колдуна, ощерил клыки и пружинил на лапах, готовясь к прыжку. Кастиэль достал нож и приготовился к нападению. Нет, он не боялся волка, его сила позволит ему справиться со зверем.

Но позади хищника мелькнули еще три пары голодных желтых глаз. Колдун ухмыльнулся.

— Ну, собачки, вперед.

[Ау, Монтана!]

Волк прыгнул, и Кастиэль, укорачиваясь от когтей, вонзил ему в грудь нож. Слишком короткий. Животное умрет, но пока оно еще жаждет крови. Остальные хищники приблизились и тоже приготовились к нападению. Совсем рядом, над ухом слышно смрадное дыхание из открытой пасти. Колдун извернулся, пытаясь попасть в глаз или в нос волку, но другие уже нависают, рычат, ждут, готовые растерзать его.

Вдруг тихий, почти неуловимый свист — и животное отбросило в сторону, позволяя Кастиэлю встать. Он сразу же вскочил, разворачиваясь к остальным хищникам. Второй волк оскалился, прыгнул, и упал почти на мужчину, лишь задевая его когтистой лапой, расцарапывая плечо. Из тела хищника торчала стрела с ярким опереньем.

Ш-ш-ш… И оба волка один за другим сделали несколько шагов, склоняясь все ниже, пока не завалились на бок, пронзенные такими же стрелами.

Кастиэль выдохнул, оглянулся и тут же отпрянул: совсем рядом, за его спиной, улыбаясь, стоял Дин, зажав в руке лук с натянутой тетивой. Чертов шаман с его неслышными шагами!

— Прогуляться решил? У нас тут опасно для городских мальчиков.

— Это деревенским мальчикам опасно находиться рядом со мной, — Кастиэль усмехнулся, даже не очень понимая, что он сейчас говорит, впиваясь взглядом в Дина. Изменился, окреп, плечи стали шире, еще больше загорел, но все те же колдовские изумрудные глаза, сводящие с ума веснушки и светло-русые, наверно, уже выгоревшие на солнце волосы.

Дин заметил, как мужчина рассматривает его, и хмыкнул. Нет, он и сам так же ощупывал взглядом Кастиэля, когда увидел его еще пару часов назад, и несколько километров незаметно шел следом. А сейчас он мог позволить себе быть уверенным, находясь на своей земле.

— Дин, — Кастиэль протянул руку и сделал шаг вперед, — ты идешь со мной.

Юноша поднял брови и недоверчиво посмотрел на колдуна.

— Да? С чего бы?

— Ты мой близнец, ты должен быть рядом со мной, — голос Кастиэля был спокоен и холоден, хотя внутри все давно клокотало. Дин уже явно не тот мальчик, которого он похитил полгода назад. Это молодой мужчина, сильный шаман.

— И куда ты меня увезешь? В Нью-Йорк? В подвал? Или что ты еще придумал? — Кастиэль поморщился.

— Нет, не в подвал. Скорее уж, в Нью-Йорк, у меня там квартира, работа.

— В качестве кого?

— Кого? — колдун поперхнулся, с удивлением глядя на Дина.

— Ну да, кого? Что в этом сложного? Раба, любовника, может, господина? — юноша подмигнул, и волна злости заставила Кастиэля сжать пальцы в кулаки.

— Уж точно не господина.

— Нет.

— Что?

— Нет, — Дин покачал головой, подтверждая свои слова, — я с тобой не поеду.

— Я тебя не спрашиваю, травник, — Кастиэль кинулся на Дина, пытаясь ухватить его, но юноша был быстрее. Он, ловко уворачиваясь от рук колдуна, взбежал вверх по тропинке, вылетел на неожиданно открывшуюся реку, резко уходящую вниз пологим водопадом. Перескочил на камень, стремясь попасть на другой берег.

Кастиэль не отставал. Воспользовавшись заминкой Дина, шагающего по шатким валунам, он ухватил его за край рубашки, сдергивая в реку. Юноша извернулся, вцепился в руку колдуна, и потащил за собой в воду. Кастиэль скатился, моментально вымокнув, затормозил о каменный порожек, поднялся и в несколько движений перескочил на другой берег.

Дина нигде не было. Колдун в недоумении посмотрел по сторонам, и внезапно что-то толкнуло его, прижало к скале. Кастиэль дернулся, попытался ударить ногой, и тут же оказался впечатан лицом в камень.

— Стой, не рыпайся, — горячий шепот опалил ухо и, к удивлению колдуна, зубы мягко потянули его за мочку уха.

— Дин?

— А ты кого хотел увидеть? — тихий смешок, и рука уверенно захватила обе кисти в ладонь, заводя над головой.

— Ты что задумал? — прижатый всем телом, распластанный по стене, Кастиэль настолько опешил, что даже не мог разозлиться на Дина. Или не хотел?

— А ты знаешь, — дыхание куда-то в шею, разгоняя мурашки по спине, — что для слияния недостаточно проникновения одного близнеца?

Вторая рука шамана уверенно скользнула по ноге, сжала ягодицу, поднялась до подмышки и протиснулась между скалой и грудью мужчины.

— Ч-что? — Кастиэль разрывался между теми ощущениями, непонятными, невероятными, которые в нем вызывала властность, нетерпеливость Дина.

— Что я должен трахнуть тебя, близнец, — губы мягко поцеловали шею, скользнули вниз, чуть прихватывая ее.

Колдун вынырнул из своих ощущений, и попытался вырвать руки из захвата Дина. Юноша засмеялся.

— Ты не хочешь получить силу, мощь, власть? Кажется, это не самая большая цена для такого скопища порока, как ты?

— Ах ты… — Кастиэлю все-таки удалось оттолкнуть Дина, но тот сразу же этим воспользовался и протиснул руку ниже, под пояс джинсов, и придавил его обратно к стене. Колдун тихо всхлипнул, чувствуя движение пальцев юноши, и невольно прогнулся в спине ему навстречу. В голову закралась ревнивая мысль, где он мог всему этому научиться.

Но Дин и сам был удивлен своей смелостью. Ничего не было запланировано заранее, тело будто само знало, что нужно делать, и юноша лишь отпустил себя, разрешая следовать за своими желаниями.

— Какой интересный выбор для колдуна: футболка, джинсы, кроссовки, — колено Дина уже нашло свое место между ног Кастиэля, губы невесомо целовали шею, плечи, открытую часть спины, пальцы дразнили, просили сдаться.

Но мужчина ничего не ответил, это уже и не важно. Только сейчас, пообещал он себе, только сейчас он позволит Дину ласкать себя, подчинять, вести. Завтра он снова будет хозяином, а мальчишка — послушной игрушкой. Кастиэль откинул голову, разворачиваясь и целуя тут же прильнувшего к нему юношу прямо в улыбку.



Эпилог



— Кас, я весной уезжаю обратно в деревню.

— Нет.

— Почему нет? Я и так с тобой в городе всю зиму чахну, мне нужны горы, без них я не слышу духов.

— Нет. Я тебя не отпущу.

— Ты — гребаный тиран. Здесь я слабею.

— А зачем тебе сила? На нас, вроде как, никто и не покушается.

— Ага, не покушается. Вон, уже на Аляске местные шаманы головы подняли, завозмущались.

— На счет чего?

— Чего-чего... Ой-ей-ей!

— Что там у тебя? — Кастиэль, равномерно покрытый белой пеной, с бритвенным станком в руке выглянул в проем двери, и увидел Дина, стоящего на одной ноге, держа ступню второй в руках, и пытающегося из нее что-то достать. Колдун закатил глаза: привычка Дина ходить только босиком нередко оборачивалась такими вот сюрпризами.

Кастиэль вернулся обратно в ванную, и через минуту в ней появился юноша. Он положил подбородок на плечо мужчины и обнял его, соединяя пальцы в замок на животе, и любуясь на мужчину в отражении в зеркале. А колдун вдруг заметил, что Дин уже выше него ростом, шире в плечах. И красивее, намного.

— Будешь меня отвлекать, я порежусь, — предупредил Кастиэль, довольно улыбаясь отражению юноши.

— Кас, зачем ты прячешь свой возраст?

— Чтобы молоденькие мальчики не считали меня педофилом.

— Я серьезно. Тебе бы пошло быть старше.

Кастиэль выгнул бровь и значительно посмотрел в зеркало. Дин фыркнул и поцеловал его прямо в покрытую белой пеной щеку.

— Ты невозможен. Только умоляю, не становись пятнадцатилетним прыщавым юнцом, этого я точно не выдержу!



Мэг застыла посреди комнаты. Она открыла дверь своим ключом, придя сюда по привычке, надеясь, что Кастиэль уже один, не веря, что у колдуна может быть что-то серьезное с этим мальчишкой из индейской деревни. Она до боли сжала брелок в ладони. Несколько капель крови упали вниз, пачкая ковер, но девушка этого не замечала. Мэг столько лет была рядом с Кастиэлем, была для него всем, другом, любовницей, нянькой, кем он захочет. А теперь Дин с такой легкостью вошел в его жизнь. Хуже. Кастиэль улыбается рядом с ним, позволяет называть себя сокращенным именем, только ему. Не говоря уже о вечеринках в его квартире, о способах колдуна получать удовольствие, давно и навсегда забытых. Чем этот полуиндеец смог заменить все, чем раньше жил мужчина, выкинуть ее саму, как ненужную тряпку?

Из ванной все еще доносились голоса, смех, грудной, этого мальчишки, и хрипловатый — Кастиэля. Он с ним смеется? Кастиэль умеет смеяться?

Мэг рвано вдохнула воздух, развернулась, и вылетела из квартиры, не желая быть невольной свидетельницей чужого счастья.



— Ты слышал? Кажется, там был какой-то шум, я проверю, — Дин расцепил пальцы, но не удержался и уткнулся в волосы Кастиэля, втягивая носом его запах.

Юноша вышел в прихожую, огляделся, посмотрел в дверной глазок и, не заметив ничего странного, пожал плечами и вернулся в ванную.

— Нет никого. Очешуенный шампунь, кстати. Пахнешь яблочным штруделем с корицей.

— Дин, это твой шампунь.

— Вот я и говорю, очешуенный.

Дин подмигнул уже чисто выбритому отражению Кастиэля, а тот покачал головой, едва сдерживая улыбку.

[Muldi]

Автор, у вас получилась обалденная легенда. Прочла залпом, стремясь скорее узнать финал, и он не разочаровал)

Я жду его. Но не так, не преданным псом, но и не охотником. Я жду равного.

Идеально

[MAX131]

шикарно.спасибо

[Таня_Кряжевских]

Muldi, MAX131 - спасибо!
И главное - полностью в духе нашей команды, совершенно монтановская история, мистическая, с естественным для Дестиэля окончанием ))

[Fanat of supernatural321]

Трудно найти слова или соответствующие смайлы, чтобы показать, как мне понравилось. Это что-то нереальное. Такое таинственное. Легенда-сказка. Невероятно. Очень понравилось. Понравилось, что Вы обошлись без высокорейтинговых сцен. В этом есть своя прелесть. Понравилось, как хорошо Вы описываете природу. Так ярко, что картинка появляется перед глазами. Можно даже почувствовать запах трав и услышать шелест ветра в листве деревьев. Понравились Ваши персонажи - антагонисты. Такой чарующий контраст. Даже в тёмном Кастиэле есть что-то, что притягивает. Что-то привлекающее. А светлый, солнечный Дин вызывает только желание восхищаться им.
Невероятная история. Спасибо за нее.

[Таня_Кряжевских]

Fanat of supernatural321, о, как приятно!
если честно, я понимала некоторую специфичность истории и с точки зрения сюжета, и того же полного отсутствия рейтинговых сцен. Не то, чтобы это было сознательным выбором, скорее, для меня они бы не вписались в канву отношений Дестиэля - то, что между ними, глубже, сильнее, непостижимее любого из возможных описаний. Рада, если мне удалось красоту природы гор Монтаны, скал и снежных вершин, ее хвойных лесов, прозрачных озер, быстрых извилистых рек. Ну как в таком антураже, да на земле индейцев сиу не родиться сказке, легенде?
Спасибо!
И вот вам еще ))

[Fanat of supernatural321]

Татьяна_Кряжевских, какая красота.

[gerty_me]

очень интересная история.
Это, конечно, не Кас, и я так и не смогла абстрагиваться от ощущения неправильности всего происходящего.
Очень интересно было читать про Дина, удивительный рос мальчик. Понравились его отношение к семье, любовь в племени, природе, преданность своему делу.
Очень понравился мальчик Сэм, Тихая Река, все эти удивительные колоритные персонажи.
Ну а его отношения с Кастиэлем, да и сам Кастиэль - это уже фломастеры и сугубо мои заморочки

[Таня_Кряжевских]

gerty_me,

Это, конечно, не Кас, и я так и не смогла абстрагиваться от ощущения неправильности всего происходящего

Хех, это вообще, как недавно я выяснила практически опытным путем, сложный вопрос - канноность персонажа и пределы права автора на его ООС. Честно, ни при написании ни одной истории я не задумывалась об этом, просто видя своего персонажа таким: с внешностью Кастиэля, его мимикой, улыбкой, голосом, интонациями. И безвариантный Дестиэль, для меня, по крайней мере, независимо от того, кто они и зачем они в фанфике.

Очень интересно было читать про Дина, удивительный рос мальчик. Понравились его отношение к семье, любовь в племени, природе, преданность своему делу.

Старалась сделать контраст между персонажами как абсолютным добром и злом, по сути, разделенными частями одного целого. Хотя не думаю, что Дин у меня получился сверхидеален, равно как и Кас - полная темнота. Люди же все-таки.

Очень понравился мальчик Сэм, Тихая Река, все эти удивительные колоритные персонажи.

О, мне приятно, что Вам понравились герои и второстепенные персонажи - они-то как раз, можно сказать, что настоящие, пришедшие из сказаний, воспоминаний индейцев сиу. Так что и винкте и хейоку, конечно, адаптированные, но любовно мною позаимствованные и рада, что они не вызвали диссонанса с историей.
Спасибо! Это особая работа для меня и по подаче материала и по ее наполненности. Поэтому для меня очень приятно, когда она вызывает интерес и, тем более, пусть частично, но нравится читателю.
И за отзыв - отдельное спасибо

[gerty_me]

Татьяна_Кряжевских, Хех, это вообще, как недавно я выяснила практически опытным путем, сложный вопрос - канноность персонажа и пределы права автора на его ООС.
На самом деле пределов нет, если ООС проставлен в шапке. Есть предупреждение, значит, всё остальное - проблема читателя, который может или не может принять тотальный ООС.

Старалась сделать контраст между персонажами как абсолютным добром и злом, по сути, разделенными частями одного целого. Хотя не думаю, что Дин у меня получился сверхидеален, равно как и Кас - полная темнота.
В Дине много светлого. Он сам -свет. Но в Кастиэле я не увидела света, так что действительно вышло абсолютное зло.

О, мне приятно, что Вам понравились герои и второстепенные персонажи - они-то как раз, можно сказать, что настоящие, пришедшие из сказаний, воспоминаний индейцев сиу.
Очень понравились. Я словно там побывала

[Гость]

Здравствуйте, здорова, сообщество форума!

Хотел бы поделиться с вами своим значимым опытом поиска надежного автосервиса в Оренбурге. После долгих поисков, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — АвтоЛайф.

Что мне особенно понравилось в AutoLife56, так это внимание к деталям каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только быстро и эффективно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.

Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько затруднительно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете проверенный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на AutoLife 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают каждый день, с утра до вечера, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.

Надеюсь, мой опыт окажется важным для кого-то из вас. Буду рад слышать ваше мнение, если решите воспользоваться услугами AutoLife56.

Ремонт тормозной системы
Дополнительный материал
Рекомендация: рекомендуемый автосервис в Оренбурге - сервис AutoLife56 Познакомьтесь о автосервисе AutoLife: наши преимущества в уходе за автомобилях в Оренбурге Выбор проверенного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: сервис AutoLife56 Знакомство о сервисе AutoLife56: наши преимущества в ремонте автомобилях в Оренбурге Обзор: лучший в городе автосервис в Оренбурге - AutoLife56 44e2100

[Гость]

финансовые ссылки
eroscenu.ru/?page=44206
eroscenu.ru/?page=27721
eroscenu.ru/?page=48372
eroscenu.ru/?page=29281
eroscenu.ru/?page=45932
eroscenu.ru/?page=21429
eroscenu.ru/?page=31130
eroscenu.ru/?page=8245
eroscenu.ru/?page=37094
eroscenu.ru/?page=11240
eroscenu.ru/?page=11672
eroscenu.ru/?page=25782
eroscenu.ru/?page=35777
eroscenu.ru/?page=43970
eroscenu.ru/?page=43511
eroscenu.ru/?page=34058
eroscenu.ru/?page=13345
eroscenu.ru/?page=16598
eroscenu.ru/?page=49897
eroscenu.ru/?page=28663

кинематографические ссылки кинематографические ссылки кинематографические ссылки социальные ссылки экологические ссылки финансовые ссылки популярные ссылки модные ссылки кинематографические ссылки технологические ссылки 1118762