#include Маршрут_01: Crimson Rises

01.09.2016 в 21:13

Это фича, а не баг!

— Слушай, Дженсен, — он почти чувствует доверительные объятия, — все поправимо. Я сейчас возьму машину и приеду, мы поднимем контракт и посмотрим, насколько все критично.

Где-то на заднем плане слышен вопль «Коллинз! На исходную!», и Миша выразительно шлет все на хрен.

— Тебя за это не выпрут? — обреченно интересуется Дженсен, виня себя за устроенный переполох.

— Это не единственное шоу в мире, — беззаботно фыркает Коллинз.

— Заканчивай съемки, — выдыхает Дженсен с улыбкой. Эта смелость и раскованность его заряжают, заставляют расправить плечи. — Я подожду с пивом до конца недели, пока ты не выберешься.

— Ты справишься? — беспокойство в голосе Коллинза согревает.

— Конечно. Это пустяки. Просто раздергался.

Миша вроде бы верит повеселевшему тону, но смс-ки с шутками и краткими комментариями по съемкам шлет ежечасно, а в половину двенадцатого Дженсен впервые получает интимное:

«Спокойной ночи».
Их субботняя встреча срывается, потому что Роннан договаривается о съемках интервью, а спустя две недели планы снова рушатся из-за проклятой презентации, на которой Дженсен почему-то должен присутствовать. До отъезда в Европу остается меньше месяца, и он волком воет, понимая, как мало времени им осталось. Самое паршивое, что разъехавшись в августе, они не увидятся аж до февраля-марта, если не позже. У Дженсена график забит сраной Европой до конца ноября, а Миша неделей раньше улетает с какой-то благотворительной организацией в такой же сраный Зимбабве. Поездка была запланирована за год, и даже подвинуть ее уже невозможно.
Дженсен практически живет смс-ками, ненавидя собственные обязательства. Он бы умчался прочь, на другой конец страны, туда, где Миша снова был занят каким-то фильмом. Но увы — цепи затянулись достаточно крепко, чтобы уже не отпустить свою жертву. Роннан честно признался, что Дженсен у Чарли теперь на ежедневном контроле, а лишаться работы из-за его избалованных выходок Алекс не собирался.

Увы, но до отъезда SteelBand в турне по Старому Свету встретиться им так и не удается. Улетает Дженсен с тяжелым сердцем. У него не выдалось ни одной свободной минуты, и даже в аэропорту Миша не успел к нему до регистрации на рейс. Они встретились взглядом буквально на секунду, не успев перекинуться через турникет и словом. Весь полет Дженсен перечитывает прощальную смс-ку:

«Зажги там хорошенько

»

Все рушится в один миг, когда Коллинз перестает отвечать на сообщения. Дженсен пытается звонить, но его звонки сбрасываются. Он роет все новости, но никаких происшествий в Америке нет, и Миша вроде как жив-здоров. Но электронная почта молчит, мобильный умирает естественной смертью, череда концертов затягивает обратно в водоворот постоянных вечеринок и празднеств. Через две недели Дженсен не выдерживает и заливает вновь нахлынувшее одиночество крепким алкоголем. Спустя неделю он покупает пачку крепких сигарет, а еще через три просыпается в постели с разукрашенной девицей. В Испании он уже не пытается отправлять Коллинзу сообщения в пьяном угаре, а в Италии виски и никотин перестают приносить секундную радость. Падалеки делится травой, и Дженсен счастлив еще часа два, совершенно не заботясь о том, что помимо косяка его к дивану пришибает еще и чьим-то потным телом.

К Мюнхену одиночество и боль уже не замазываются ни одноразовым сексом, ни полулегальным каннабисом, и, на секунду пожалев о происходящем, Дженсен закидывается спидами. Мир снова становится ярким, софиты начинают слепить, но мысль «я никому не нужен» из головы больше не уходит, превращаясь в кровоточащую татуировку.

Отправив Мише в конце ноября прощальную смс-ку «Спасибо за уделенное время», Дженсен выбрасывает телефон.

Глава 4. Invisible Boy

Странно, но наркотики не приносят удовлетворения или счастья. За секундными вспышками удовольствия приходит долгое, болезненное забытье, слишком похожее на явь.

— Не вертись, Джей! — строго делает замечание отец семейства Уильям Эклз, неодобрительно зыркнув на младшего сына. Тот послушно садится за столом ровно, стараясь игнорировать подколы старшего брата. Миссис Эклз незаметно суетится, накрывая мужу и детям на стол, прикладывая все усилия, чтобы не беспокоить супруга. Свое прозвище «Красный» Уильям получил отнюдь не за цвет любимого свитера или, дай-то бог, носков. «Красный», «Яростный», «Вспыльчивый» — все это шло ему и едва не прибавлялось к фамилии. Мистер Эклз обладал крутым нравом, не терпел пререканий и не давал никому послаблений. Впрочем, к себе он был весьма уступчив, позволяя себе партию с друзьями в покер по четвергам да пинту пива по пятницам. Сегодня он не в духе именно поэтому — он жестоко проигрался, спустив половину зарплаты, но отчитываться перед женой не собирается. Плохое настроение он привычно выплескивает на неугомонных мальчишек. Точнее говоря, все его нападки направлены на младшего — Дженсена, которому двенадцать лет назад приспичило появиться на свет. Именно из-за него жена не смогла выйти на работу, а Уильям был вынужден вкалывать на двух заводах. Война к тому моменту уже закончилась, так что вакантных местечек за пазухой у государства не было, и пахать пришлось самостоятельно. Тогда он утешал себя какими-то семейными ценностями, но раздражение и недовольство брали свое. И если его первенец, широкоплечий Джошуа, радовал каждым своим поступком — будь то отметки в школе или победы футбольной команды, то мелкий паршивец разочаровывал с каждым днем все больше и больше. Вот и сейчас сидит, стреляет по сторонам бесстыжими зелеными глазами, пока мать вертится на кухне. Бездельник.

— Иди матери помоги, — сквозь зубы бросает Уильям, едва сдерживая собственное негодование. Дженсен спешит на кухню, а через минуты две слышится звон разбитой тарелки.
Уильям с ревом врывается на место преступления, выдергивая из шлевок армейский ремень.

Дженсена раздражают эти воспоминания. Он пытался. Он всегда пытался добиться хоть какого-нибудь одобрения. Он пробовал хорошо учиться и помогать по дому, был смелее своих сверстников на улице, тут же превращаясь в робкого олененка, стоило перешагнуть порог дома. Как избавиться от картин прошлого? Почему именно теперь им нужно укутывать его раз за разом? Наверное, все дело в том, что экстази не действует или же к нему слишком быстро появляется толерантность. Может, мет? Благо Джаред всегда знает, где достать пару таблеток счастья.

Двухъярусная скрипучая кровать этой ночью не издает ни звука. Супружеской чете Эклзов бы заподозрить что-нибудь, но их сон слишком крепок после празднования годовщины свадьбы в ближайшем ресторане. Как уже ясно из абсолютной тишины, Джошуа и Дженсена в доме нет. Их путь лежит через старый район, а затем через парк к заброшенным ярмарочным аттракционам, которым уже, пожалуй, исполнилось полвека. Сюда запрещено ходить всем детям и подросткам города, но что такое правила, когда на кону твоя честь и смелость?
У сетчатого забора, испещренного табличками предупреждений, боязливо толпится стайка мальчишек. Дженсен среди них самый младший — ему всего четырнадцать, но именно он первый карабкается через преграду под ошалелое молчание остальных. Джошуа победоносно фыркает и следует за ним. Когда Эклзы уже шагают по пыльной земле старой ярмарки, другие дети только-только забираются на запретную территорию.
Объектом их непоседливого внимания становится колесо обозрения, наполовину лишенное кабинок. Оно гордо высится над всеми несуразными железяками, маняще очерченное лунным светом и тут же становится причиной спора. Джошуа сомневается, пытается отказаться под насмешливый гогот друзей, а Дженсен, залихватски взъерошив короткий ежик волос, хватается за металлический прут и смело лезет вверх. Никто не смеет думать, что его брат трус. Отец не вырастил бы труса.

URL

01.09.2016 в 21:16

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

— Ну, кто еще смелый? — задиристо бросает он через плечо, с удовлетворением замечая в глазах брата восхищение. Железные опоры глухо гудят, когда по конструкции пыхтя и ругаясь начинают подниматься еще двое мальчишек. Когда все трое поднимаются на высоту трех метров, колесо тонко стонет, скрипя разболтанными гайками. Парни постарше переглядываются и пристыжено сползают вниз. Но Дженсен этого предупреждения не слышит — за ним с восторгом и ужасом следит десяток пар глаз, и он не может подвести их ожиданий. Сегодня он герой в их глазах.
— Слезай! — громко шепчет Джошуа, заметив мелькание фонариков где-то за забором. — Дженс, нас заметят! Хватит!
Дженсен с бравадой машет рукой и рывком взбирается на следующий луч. Ржавый прут гнется, стонет и вдруг проламывается под весом Дженсена. Пальцы испуганно стискивают поперечную арматуру, но она срывается с трухлявых болтов, лишая последней опоры.
Дженсен падает молча, успев подумать, что так он не привлечет внимания полицейских, рыщущих неподалеку. Его крик озвучивает Джошуа.

Кажется, не будь рядом Джареда, Дженсен бы точно свихнулся. Он привычно подшучивает, сохраняя ощущение размеренности рок-н-ролльной жизни, заботливо делит косяк на двоих и находит девушке посимпатичнее.

Лондон знаменуется шикарным шоу, на котором вдруг снова начинают болеть ребра, измученные ночными кошмарами. Он падает во сне раз за разом и каждый раз жалеет, что не может на этом проснуться.

Радостные возгласы врачей «он легко отделался» Уильяму настроение не поднимают. Кроме раздражения при взгляде на укутанного в гипс сына он ничего не испытывает. Наверняка больница выставит кругленький счет. Хорошо еще, что на койке оказался этот, а не Джошуа. Парню оставался год до выпускного, и такая травма могла бы помешать ему подготовиться к поступлению в колледж.
Собравшись с мыслями, Уильям прерывает причитания супруги и запрещает семье навещать засранца чаще раза в неделю. Если уж он не может ремнем поставить мальчишке мозги на место, то одиночество должно немного его вразумить. Сам «Красный» до выписки Дженсена в госпитале больше не появляется.
По возвращению домой Дженсен действительно меняется. Он тих и послушен, его не видно и не слышно, он даже берется за учебу. Несколько месяцев без семьи отпечатываются где-то на подкорке прочным страхом одиночества, и он делает все, чтобы близкие больше от него не отворачивались. Свои карманные деньги он тратит на пиво отцу по пятницам, а свободное время на уборку или готовку вместе с матерью. Он понимает, неожиданно остро и больно, что бесполезный он здесь не нужен. Изголодавшись по вниманию и теплу, Дженсен делает все, чтобы больше его не лишиться. Изо всех своих сил он пытается быть хорошим, пытается соответствовать ожиданиям семьи.
Его усилия приносят определенные плоды — отец почти не хватается за ремень, мать изредка даже хвалит, а за законченный без единой тройки год ему и вовсе перепадает праздничный торт с заварным кремом.
Джошуа тем временем начинает общаться с Дени, прекрасной ученицей местного колледжа, и почти перестает бывать дома. В конце концов, он отказывается от идеи ехать в Нью-Йорк, на который Красный давно начал откладывать деньги, и поступает на юриста на один факультет с Дени. Дженсен старается не присутствовать во время скандалов, что разрывают дом Эклзов, но эти попытки тщетны. Конфликты разгораются за обедом и ужином, почти сразу после прочтения молитвы, находят братьев в их комнате или вовсе перед воскресным походом в церковь. От взбешенного рева отца едва не лопаются барабанные перепонки, гамму дополняет бой посуды.
— Это из-за тебя, паршивец, — прилетает Дженсену обвинительный приговор, когда Джошуа уходит из дома, хлопнув дверью. — Это у тебя он дури нахватался!
Презрительное молчание снова возвращается, став еще горше.
Уильям хотел бы любить обоих своих сыновей одинаково, но увы. Он продолжает возлагать надежды на лучшее будущее, так и нереализованное им самим, на Джошуа, что все больше отбивается от рук. Из его комнаты все чаще пахнет травкой и пивом, а скандалы не вразумляют его. Его дважды едва не исключают из дешевого колледжа, куда он таки поступил, и Уильям четко видит причину этого ухудшения — всему виной мелкий паршивец, над кроватью которого появились сатанинские картинки каких-то поганых групп. Красный поражается только одному: как взрослый двадцатилетний парень умудряется идти на поводу у засранца, который даже школу еще не закончил?
Уильям всеми силами старается вернуть себе любимого сына и пытается по совету жены притянуть его лаской. На двадцать первый день рождения Джошуа получает автомобиль, а плакаты Дженсена летят в мусорное ведро.

Роннан все видит – наркотики, усталость, апатию. Дженсен понимает это по его подозрительным взглядам, по тому, что по возвращению в штаты ему дают отпуск, но семь дней перерыва пролетают незаметно в пьяном угаре. Несколько раз Дженсен и вовсе не может вспомнить, где провел ночь, но анализы на СПИД, к счастью, оказываются чистыми.

На студенческих вечеринках всегда весело. Дженсену, ждущему в машине под дверью, пожалуй, хотелось бы в них поучаствовать, не ненавидь он колледж авансом. Ему ведь в принципе не светит попасть в этот клуб с такими-то оценками, как сейчас. Отец за его обучение платить не будет — мозгами не вышел. Впрочем, у него уже есть работа на ближайшем ранчо, где зарплаты ему хватает и на скромные карманные расходы, и на продукты дома. Полгода назад фабрика, где работала мама, закрылась, и новую работу она так и не смогла найти. Дженсен всеми силами старается закрыть эту дыру в семейном бюджете, пропуская занятия по средам и понедельникам. Иногда он даже слышит «спасибо» за купленные продукты, и тогда он на седьмом небе от счастья.
На поцарапанных часах уже половина первого. Возвращаться домой будет жутковато. По телевизору как назло идет Кубок Чемпионов, отец не ложится, а значит, наверняка пропажа двух Эклзов-младших не осталась незамеченной. Дженсен сигналит несколько раз и заводит двигатель. Старенький Форд, подаренный Джошуа, фыркает, но оживает. По капоту начинают стучать дождевые капли.
Дженсен раздосадован этим ожиданием. Он знает, что брата за отсутствие простят, может, наорут только. Его самого отец заметит совершенно не в том качестве, а ведь именно Дженсен сейчас забирает Джошуа с пьянки. Хотя он просто пытается быть тем самым «хорошим сыном», которого так желал отец. Он знает, что ничего из этого не выйдет: Дженсен — ведь это просто «испытание небес», посланное разгневанным Богом семье Эклзов, но не стараться он не может. Права ему выдали около месяца назад, и это очередная возможность стать полезным.
Джошуа выползает из дома Дени, гремящего музыкой, только спустя полчаса. От него пахнет травкой, он что-то бормочет себе под нос, а, сев на переднее сидение, начинает громко возмущаться из-за проваленного экзамена.
Дженсена внутри переворачивает от ужаса — отец этой новости явно не обрадуется. Но Форд все же трогается с места и ползет по скользкой дороге сквозь усиливающийся ветер. Состояние брата отвратительное, дома их ждет грандиозный разнос. Надо было идти в дом к Дени и силой вытаскивать Джошуа, пока он не напился.
Брат тем временем приходит к выводу, что домой ехать рановато, ведь на вечеринке все самое веселое только начинается. Да и скандалы ему порядком надоели. Он требует повернуть назад. Дженсен отказывается. Чем скорей они будут дома, тем скорей закончится громогласный разбор полетов. Разгорается спор.
При заезде на мост Джошуа пытается отобрать руль и случайно нажимает на педаль газа, перебираясь на водительское сидение поверх Дженсена, отчаянно цепляющегося за управление. Форд завывает мотором, сносит деревянные перила и падает в реку.

URL

01.09.2016 в 21:20

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Когда приходит время дописывать последние песни для альбома, Дженсену уже все равно, что играть. Если раньше он бился за каждый трек, отвоевывал у лейбла свое право на творчество, то теперь он просто запоминает написанные другими партии и отыгрывает их совершенно автоматически. Шеппард пытается растормошить его, но все без толку. Дженсен незаметно отправляет в рот очередную голубую пилюлю и безнадежно бренчит по струнам отличный продаваемый мотив.

Дженсен не любит больницы за запах спирта и безразличия. Он терпеть не может скорбные лица и сочувствующие глаза окружающих. А еще он ненавидит себя за случившееся. Река несколько раз перевернула своими волнами автомобиль, смяла его кузов, выплюнув на берег на три мили ниже по течению.
О смерти Джошуа Дженсен догадывается по одному виду отца. Он будто вмиг постарел на десять лет, его плечи сгорбились, лицо осунулось, но при виде младшего сына его глаза загораются недобрым огнем:
— А с тобой что?
Дженсену стыдно. Он-то снова легко отделался, только руку сломал, даже вставать врачи разрешили.
— Запястье, папа.
— Запястье… — эхом повторяет Уильям, словно не веря собственным ушам. — Хорошие люди, значит, шею, а у тебя запястье…
— Я не хотел, — ком встает в горле. Только небо знает, как много бы Дженсен отдал, лишь бы этого не произошло. Он ведь пытался, до последнего пытался.
— Лучше бы на его месте был ты, — чеканит каждое слово Красный. Он разворачивается и твердым шагом уходит прочь по коридору, оставляя Дженсена одного бороться со своей болью.
Еще месяц траур не сходит с дома Эклзов. Мать не распахивает занавесок и не готовит того, что Джошуа не любил. Дженсен больше не ходит в школу и на работу, а родители этого не видят. Семья разбита горем, но каждый переживает его по-своему. Уильям заливает его виски, листает старые фотоальбомы и тихо плачет по погибшему сыну, пока никто не видит. К ночи его слезы усыхают, а градус в крови начинает требовать выхода, и он горланит обвинения и проклятия под дверью Дженсена. Тот пытается отсиживаться молча, пытается успокаивать, нарываясь на ощутимые побои. Мать не снимает черного платья и никуда не лезет, страдая в спальне возле дюжины церковных свечей и икон, словно Бог мог бы услышать ее молитвы.
В конце концов, Дженсен не выдерживает и уходит из дома, добитый сломанным носом и очередным откровением отца:
— Я хотел тобой гордиться! Но лучше бы ты вовсе не рождался!

Глава 5. Arena of Pleasure

Музыка становится чем-то вроде отдушины. Все свое свободное время Дженсен проводит, запершись в своем номере и играя, играя, играя… Эти ноты никогда не услышат посторонние, их никогда не запишут, и от этого на душе еще тяжелее. Невидимка.

Путешествовать по стране без гроша в кармане и голодно, и сложно. К счастью, Дженсену уже почти восемнадцать, а значит, и вопросов у окружающих почти не возникает. Города пролетают мимо один за другим, никак не задерживаясь в его памяти. Возможно, будь у него хоть капля уверенности в себе, он давно бы отхватил себе местечко на какой-нибудь фабрике, но его быстро выпирают более наглые претенденты. К зиме дела идут совсем плохо, но возвращаться домой не хочется даже под страхом смертной казни, и Дженсен решается на воровство. Пару раз все идет гладко, а потом его все-таки ловят за руку.

Дженсену везет: сердобольная владелица магазина не слишком беспокоится из-за булки хлеба, местный шериф не хочет заморачиваться с бумагами, а в участке он знакомится с веселым парнем, задержанным за хулиганство. У них оказывается много общего: любимые музыкальные группы, побег из дома, семнадцать лет. Только если Джаред горит жаждой развлечений и новыми горизонтами, которых можно было не ждать в его захолустье, то Дженсен бежит от собственной тени, будто опасаясь, что прошлое нагонит его. Как ни странно, Падалеки не заинтересован в поисках работы. Он перебивается закусками на хиппи-вечеринках, затаскивает Дженсена на концерт какой-то местной рок-группы, знакомит с разодетыми девчонками. Мир ломается: здесь все настолько можно и настолько доступно, что остановиться невозможно. Пиво льется рекой, музыка сносит с ног, заставляя сердце биться в ритме подзвучиваемой бас-бочки, и чьи-то накрашенные губы уже слишком близко, чтобы их не коснуться. Это похоже на омут, из которого не выбраться, но Дженсен и не пытается. Он здесь, среди вакханалии, на которую ему и смотреть-то запрещали, так что он погружается в нее с головой. Хмель заволакивает разум каким-то цветастым туманом, от которого песни играют даже не вокруг, а где-то глубоко внутри, растрясая пульс до грохота в ушах. После пятой кружки его рвет в туалетной кабинке, но, выбравшись обратно в зал, Дженсен пьет снова. Здесь пьют все, и он не хочет выглядеть хуже кого-то. Джаред тем временем валяется на диване с какой-то девицей под одобрительный гогот. Дженсен не отстает, с бравадой отвечая на какой-то случайный поцелуй. Выходит смазанно, на его щеке остается след от помады, но пальцы крепко обхватывают тонкую талию, не позволяя трофею никуда деться.

На утро он просыпается в чьей-то квартире от ломящей головной боли, раздетый и все еще пьяный. Джаред милосердно сползает с дивана, оставляя свою пассию, и достает из холодильника банку Heineken. Девчонка под боком недовольно ворочается, но спит дальше.
О потерянной девственности и пережитой пьянке Дженсен сожалеет ровно до семи вечера. Потом они с Джаредом идут на очередной концерт.

Словно ничего не поменялось. Просто теперь Дженсен не в толпе, теперь он зажигает эту толпу. Три концерта проходят в сумасшедшем угаре, в бешеном ритме – через день, но после каждого из них в номере Дженсена оказывается кто-то, кого на утро он вспомнить уже не может.

Дженсен мечтает о гитаре. И даже не потому, что «на гитаристов девчонки вешаются», как говорит Джаред. В этих шести струнах заложена магия, и он был бы счастлив начать ее творить. Впрочем, вряд ли у него бы получилось. Отец всегда говорил, что у Дженсена ни слуха, ни таланта, а тот и не пытался лишний раз, чтобы не досаждать родным. Падалеки над этими метаниями только смеется:
— Зачем тебе гитара, если сам говоришь, что не умеешь?
Дженсен решает научиться. Он работает не покладая рук, откладывая деньги по доллару, по два в день, и цель медленно становится осязаемой. Странно, но он не хочет покупать что-то подержанное, разбитое, на что легко хватило бы скромных накоплений. Его мечтой, сумасшедшей целью становится красный Телекастер, выставленный на витрине музыкального магазина. Три с половиной сотни долларов заработать трудно, но Дженсен почему-то не сдается. Ему хочется получать те же восхищенные взгляды, что и парни на сцене, он ищет признания, сам того не понимая. Джаред тем временем таскает в их недавно снятую на окраине комнату кого ни попадя, заводя новые полезные и не очень знакомства.

Эти пятнадцать квадратных метров с пятницы по понедельник выглядят как настоящий притон, в котором находится и алкоголь, и что покрепче. Здесь звенят расстроенные нейлоновые струны, а Дженсен не решается взять в руки разбитую акустику в чьем-либо присутствии. К критичному вниманию и смеху над неудачей он не готов и, наверное, никогда не будет.

URL

01.09.2016 в 21:22

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Мир переворачивается с ног на голову, когда Дженсен не находит бережно откладываемой заначки под матрасом. Джаред что-то бормочет сквозь сон про закончившееся пиво, которое нужно было докупить, а денег не было, и снова засыпает. Дженсен впервые в жизни в ярости и он не знает, как поступать с этим чувством. Он уходит, крепко хлопнув дверью, не забыв напоследок разбить Падалеки бровь, и долго блуждает по улицам Нэшвилля, пытаясь собраться с мыслями. Три месяца его работы летят коту под хвост, и он не знает, как справиться с предательством. Падалеки знал, на что отложены деньги. И это кромсает душу не хуже раскаленного ножа.
Возвращается он уже под утро с заветным Телекастером в руках. Падалеки как ни в чем не бывало кутит с очередной своей пассией и беззаботно интересуется, откуда такое чудо в их доме.
— Украл, — честно отвечает Дженсен, усаживаясь на край своей кровати.
Свидание заканчивается тут же. Девица недовольно шипит, но уходит, а Джаред тут же подсаживается ближе, чтобы расспросить и заодно рассмотреть обновку. Дженсен делиться не хочет. Телекастер прекрасен. Белый, незамаранный грязью и смрадом кленовый гриф, два сингловых звукоснимателя, о которых Дженсен прочитал все, что только можно было. Блестящая накладка без единой царапины, тонкие стальные струны, изящные головки колков. Чтобы играть на такой, нужно быть гением. Дженсен им не был никогда, и теперь ему стыдно за свой поступок. Ему кажется, что прикасаться к такой красоте он права не имеет, но когда Джаред пытается одолжить у него гитару, вдруг резко отказывает.
До самого утра он робко пытается что-то наигрывать, повторяя за теми, кто выступал перед его глазами, прокручивая в голове любимые песни, а Падалеки обиженно изображает, что спит.

Дженсен теряет счет времени, счет дозам, счет партнерам. Он пытается сделать перерыв, а затем по телевизору мелькает сериал с Мишей. Дженсен разбивает экран к черту и уносится в бар, прихватив с собой всегда готового оттянуться Джареда.

Спать не обязательно. Это роскошь, и Дженсен уверен, что ему она не нужна. Вечеринки в их комнатушке заканчиваются, потому что теперь там остается его гитара, а ее он защищает всеми доступными ему способами. Падалеки, в принципе, не против — ему все равно, где проводить время. Дженсена же захлестывает. Все время, пока он не работает, он играет. Сначала получается паршиво, потом вроде получше, но показать кому-то свои успехи он не решается. Правда, месяц спустя Джаред таки умудряется услышать пару песен, подыгранных под хрипящий магнитофон, и оказывается весьма удивлен:
— Чувак, это потрясно! Ты чего молчал, что умеешь? Где учился?
Дженсен обижается. Он слишком хорошо знает себе цену, чтобы повестись на эти подлизывания. Тем более, что с Джаредом они до сих пор не помирились. Падалеки уговаривает поверить в его комплименты долго, но ничего не выходит. Они снова ссорятся, и Джареду приходится ночевать в другом месте. Дженсен же не ложится вовсе.
Когда Smells like Teen Spirit, Knocking on Heavenʼs Door, Enter Sandman и Stairway to Heaven уже выучены наизусть так, что сыграть их можно с закрытыми глазами, Дженсен все-таки решается. Это обычные посиделки на чьем-то старом чердаке среди толпы такой же молодежи, не имеющей ни перспектив, ни смысла жизни. Сердце стучит так, что почти разбивается о клетку ребер от волнения, но Дженсен все-таки подстраивает раскрашенную акустику и начинает наигрывать любимую песню Led Zeppelin. Странно, но гул подвыпившей компании стихает. Обычно люди начинают подпевать знакомый мотив, но здесь его встречает тишина. Может, не узнают? Может, не слишком похоже? Дженсену хочется сбежать, но почему-то он начинает подпевать. Наверное, это последняя надежда, последняя попытка подсказать публике вроде бы знаменитую композицию.
— Yes, there are two paths you can go by, but in the long run
There’s still time to change the road you’re on.
And it makes me wonder.
Слишком много взглядов, пристальных, полных каких-то эмоций, которые Дженсен не может прочитать потому, что боится оторваться от струн. Ему кажется, что он не попадает в ноты, а рот и вовсе лучше было бы не открывать, как вдруг кто-то начинает медленно хлопать. Эти удары ладоней не ложатся в такт, но их вдруг становится больше — уже в четыре руки, затем в восемь, а затем все сидят и аплодируют, голосами выражая свое одобрение.
— And as we wind on down the road
Our shadows taller than our soul.
There walks a lady we all know
Who shines white light and wants to show
Кто-то свистит, кто-то начинает подпевать, но неуверенно, будто боясь помешать. У Дженсена едва уши не горят от этого восхищения десятка человек. Бой по струнам выходит все смелее, все увереннее, и до рассвета ему не позволяют отдать кому бы то ни было гитару, уговаривая на песню за песней снова и снова.
За следующие полгода Дженсен успевает сменить три начинающие команды, познакомиться с сотней-другой человек и выступить с очередным бэндом на сцене HardRockCafe. Он учится быстрее, чем того ожидает сам, подбирая на слух практически любые мелодии и, исчерпав себя в кавер-версиях, начинает писать сам. Из-под его пальцев рождаются песни, пока простые, даже примитивные, но все свои деньги Эклз тратит на магнитофон и диски, заслушивая новые альбомы любимых групп до дыр. И со временем собственные композиции начинают ему даже нравиться. Джаред называет их классическими, хотя и не лишенными какого-то олдскульного шарма. Дженсену не то чтобы плевать, скорее он просто не хочет пробовать популярные нынче смеси с рэпом. Его от таких сочетаний передергивает.

URL

01.09.2016 в 21:23

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

К декабрю ему поступают одновременно два предложения от LaTel и SeverHound, и Дженсен выбирает LaTel за перспективу играть авторскую музыку. Затея проваливается спустя месяцев десять, когда становится ясно, что их творчество не слишком востребовано, а публика предпочитает заезженные песни старых команд под янтарное пиво. Все же LaTel записывает сингл, продажи которого не идут даже на фестивалях, где группа выступает на разогреве у таких же, но чуть более удачливых коллег. Джаред Дженсена особенно не утешает, отмечая, что рок мертв, а значит, декаданс под юбкой у новой шлюхи — лучший выход из положения. Дженсен тяжело переживает распад группы и почти две недели заливает собственное разочарование пивом и виски, пока деньги не заканчиваются. Он возвращается к курьерской службе и не прикасается к уже порядком поцарапанному в разъездах Телекастеру еще пару месяцев. Джаред изредка порывается поиграть на инструменте, но запрет на прикосновение не снимается.
— Это мое, — непреклонно отвечает Дженсен и вешает на кофр навесной замочек.

Правда, именно Падалеки уговаривает Эклза выступить на дне рождения какой-то своей давней знакомой в составе каких-то очень начинающих мальчишек. Это уступка скорее из жалости, чем из желания снова звучать. Но на узкой сцене старого клуба Дженсен снова чувствует себя живым, замечая ошарашенные взгляды толпы, не ожидавшей такого мастерства. Этот вечер заставляет его вернуться к своим занятиям.

RockZone в Остине проходит на ура. Возрожденный LaTel играет на второй сцене, а это куда ближе к толпе зрителей, чем третья. Дженсен даже успевает получить пару положительных комментариев от других команд, от чего до ночи носится окрыленный. Его уровня доступа не хватает для прохода за основную сцену, но и среди обычных музыкантов есть своя тусовка и свои фанаты, внимание которых ласкает его самолюбие. Кто-то деловито замечает, что «парень далеко пойдет», а под утро Дженсен уже не помнит, где находится. К счастью, Джаред находит его в чьей-то палатке до того, как полиция устраивает рейд.

В конце концов яркости мира становится мало, и Дженсен обращается к старому знакомому в поисках более действенного способа скрыться от себя. С него хватит легких попыток вырваться из картин прошлого, хватит поганых воспоминаний. Доктор Роктер многозначительно улыбается, и вечер заканчивается тяжелым действием героина.

С дядюшкой Джареда, которого вообще нельзя было бы обвинить в родстве с Падалеки, он знакомится на очередном выступлении. Доктор Роктер, если верить имени, не совсем доктор, а скорее фармацевт, что он быстро подтверждает достаточными познаниями в разного цвета таблетках, коими набиты внутренние карманы его пиджака. Дженсен бы с радостью что-то заподозрил, но великодушно одолженная сигарета пахнет странно и сносит с ног на ближайший диван клуба. Ее бы выбросить, ибо во рту от нее странно сладко, но вокруг все одобрительно шумят, и Дженсен затягивается еще раз. После он умудряется подняться, несмотря на кружащийся вокруг мир, и выбирается на сцену, где уже ждет остальная команда. Поднадоевшая вялая толпа вдруг оказывается бодрой и визжащей, люди беснуются и уходят в отрыв, и Дженсена уносит вместе с ними. Он забрасывает гитару на плечи, играет не глядя, поет так смело и громко, как никогда раньше. Он умудряется подцепить пару девчонок прямо на сцене, позволив им скакать среди аппаратуры и кабелей да повисать на его шее, изредка подкрикивая в микрофон.
— Long live. long live the king of mercy! **

Его слова отдаются в стенах зала, их повторяют, их скандируют, отчего кровь завихряется в венах. Выступление LaTel затягивается, Дженсен не хочет уходить с освещенной сцены, на которой сегодня есть только один герой. В какой-то момент светооператор переключает софиты, и его силуэт окатывает красным маревом. Алый… Эта картина хорошо смотрелась бы на обложке культового альбома. Где-то в мыслях проскальзывает божественным откровением идея, которую Дженсен не забудет до завтрашнего утра, несмотря на безудержную ночь со сладковатой сигаретой. До утра, когда он впервые проснется с Падалеки в одной постели.

Странно, но после очередной дозы Дженсен повторяет этот опыт и идет дальше. Как-то быстро, не чувствуя боли за расслабленностью всего организма, не ощущая удовольствия. Не пытаясь изобразить улыбки, он уходит в душ и еще долго борется с желанием повеситься там же.

С Джаредом они избегают друг друга еще пару месяцев. Между ними не было ничего, кроме взаимной дрочки в полудреме, но Дженсен еще долго не может свыкнуться с этой мыслью. Он рад, что им не хватило сил зайти дальше, ведь иначе… Кто знает, что было бы иначе? На следующем концерте он знакомится с невысоким плотным барабанщиком, который упорно критикует LaTel за сценой за корявые ритмы. Выскочку показательно зовут Марк, но их с Дженсеном перепалка заканчивается неожиданно — разбитыми носами и задушевным разговором за барной стойкой. Шеппард, как выясняется, играет на установке просто виртуозно, и у Дженсена появляется слишком смелая идея. Впрочем, спустя две недели он все же покидает LaTel по собственной инициативе, мирится с Джаредом, который вполне сносно играет на бас-гитаре, и собирает свою группу. У них нет названия, их репетиции проходят на территории старого завода, потому что на базе LaTel их видеть не слишком рады, но Дженсен начинает творить что-то, в чем его не ограничивают. Марку важно, чтобы барабаны он оформлял сам, а Джаред не настолько музыкант, чтобы хотеть чего-то особенного. Скорее он просто привык за два года к Дженсену, к этому странному мальчишке, который вечно чего-то хочет и не дает самому Падалеки угомониться.
Наверное, поэтому, когда Дженсен начинает пропадать на студиях звукозаписи в попытке научиться чему-нибудь, Джаред так старается утянуть его на разного рода концерты, квартирники и вечеринки. Ему мало этого общения, он даже, пожалуй, боится, что Дженсен исчезнет, уйдет куда-то вверх, где до него будет не дотянуться. Так что у мэтров Нэшвилля пропадает Марк, а Дженсен, поддавшись хмельному веселью, тщательно создаваемому Падалеки, регулярно засыпает с покрасневшими от травки глазами. Шеппард только удивляется, как после таких возлияний Дженсен сохраняет способность чисто играть да не срывать голос.
— Талант не пропьешь, — пьяно заявляет Дженсен, опрокидывая отчего-то зеленую стопку текилы и тут же затягивается очередным косяком. Так веселее, так лучше, так будто бы ближе к заветной красной сцене.

Наркотическую дымку иллюзий Дженсен отбрасывает только, когда молодой агент отказывает им в контракте со студией из-за сомнений в адекватности команды. Его можно понять: три парня младше двадцати трех, даже на вид уже познавшие все полулегальные утехи — на таких нельзя положиться. Дженсену достаточно недели, чтобы взять себя в руки. Им никто не ставил условий, но он начинает четко их понимать. Джаред бросает малооплачиваемую работу грузчика на складе и пинками загоняется за бас-гитару, пока Шеппард и Дженсен сутками пишут и пишут новые песни. Побитый жизнью Телекастер будто оживает, звучит совершенно по-новому, и Падалеки вдруг понимает, что больше тянуть друга на дно нельзя. Дженсен горит идеей, и его не остановить. Поэтому Джареду приходится все-таки начать заниматься.
Сингл DamnBang, их группы из шести человек, в которую набилось еще трое вполне сносных музыкантов, выходит в буквальном смысле «на коленке». Авторских прав нет, диск записан самостоятельно, а мастеринг и вовсе делали всем бэндом вместо сна и работы. Записи заполоняют Нэшвилль, и расчет ребят прост как дважды два. Кто-нибудь где-нибудь да услышит, кто-нибудь да заметит. Бывшие LaTel такой атаки на чуть завоеванную публику не прощают — по городу и штату ползут паршивые слухи да компрометирующие фото. Противостояние заканчивается крепкой потасовкой, в которой Марк ломает руку. Не выдержав давления музыкальной тусовки, DamnBang предпринимает рискованную попытку ворваться на сцены Остина в Техасе.

URL

01.09.2016 в 21:25

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Оптимизм Шеппарда дает сбой, когда на новом месте им отказывают в выступлениях. Ладно бы раз, два, три, но полгода… Их доброжелатели из Нэшвилля хорошо постарались, чтобы зазвездившейся молодежи обломали корону. Джаред все чаще притаскивает в дом марихуану, и Дженсен вдруг снова тянется к забитому косяку под бутылку дешевого пива. Команда устала, команда сдалась, и он не чувствует в себе сил, чтобы двигаться дальше. Эта ночь едва ли запоминается — в ней слишком много крепкого алкоголя, травы и одиночества. Любое тепло кажется спасительным, поэтому заснуть в крепких объятиях Падалеки кажется совершенно нормальным.
Дженсен клянется себе, что этот тур по всем концертным площадкам, клубам и студиям будет последним. Проще жить как все, но отпустить нарисованную себе мечту о красном идоле слишком больно. Он не хочет прозябать в безвестности, не желает умирать без имени. Отказ за отказом подтачивают его силы, но какая-то нездоровая потребность осуществления мечты гонит его все дальше, все настойчивее. Роктера в дорогом рок-баре он встречает совершенно случайно. Их разговор и короткий, и продуктивный. Спустя минут пятнадцать откровений, которых Дженсен сам от себя не ожидал, Роктер машет кому-то рукой.
— Знакомься, Роберт Оуни, — треплет дядюшка худого черноволосого парня за плечо. — Он может быть тебе полезен.
Роберту уже под тридцать, и, что смешно, он является агентом. Таких кормят ноги и девки, которых они лепят на блестящие одноразовые диски, поэтому Дженсен не слишком любезен. Он позволяет себе выпить пива — ведь это последний бар на сегодня, а администрация его уже послала к чертям — и объясняет понятным языком Оуни, почему его музыка — лучшая. Он говорит с бравадой, с бесполезной мальчишеской верой, но так, что люди вокруг оборачиваются и начинают его слушать. Роберт кивает головой на каждую его фразу, а затем вдруг с издевкой бросает в ответ:
— Так покажи, что ты можешь.
Распаленному неудачами и алкоголем разуму не нужно большего. С пафосной сцены Дженсен херачит — яростно, озлобленно — по струнам, выплескивая собственное отчаяние в наверняка последнем джеме. Текст, ноты — сплошная импровизация, но ему почему-то аплодируют. Роберт записывает его номер и договаривается о встрече на завтра в этом же баре.
Спустя двое суток он летит в Нью-Йорк.

Глава 6. Chainsaw Charlie

На концертах становится холодно. Дженсен почти не контролирует происходящего. Он играет просто на память, так же по привычке машет рукой, но уже больше не решается на стейдждайвинг. Ему кажется, что он просто не допрыгнет до этой толпы или же она больше его не поймает в свои ласковые объятия. Он не стоит того, чтобы его ловили. Просто пока эти люди еще этого не поняли, но они обязательно догадаются спустя какое-то время. Догадаются, как это сделал Бензопила несколько лет назад.
Встреча с Чарли сразу кажется чем-то особенным в череде бездарных неудач. Он толст настолько, насколько может себе позволить владелец самого крупного звукозаписывающего лейбла. Он небрит, и, кажется, не просто случайно, его жирное тело облачено в дорогую майку HardRockCafe лимитированного издания, а пальцы, похожие на сосиски, уютно тискают сигару. Дженсену же почему-то кажется, что хватка у этих пальцев достаточно крепкая. Джинсов не видно за темным столом из полированного дерева, но они наверняка из лучших модных коллекций. Кличку «Бензопила» Чарли дали не случайно, но Дженсен пока не слишком догадывается, за что.
С Робертом Бензопила знаком давно, даже слишком. Наверное, этим объясняется его пренебрежительное отношение в разговоре. На Дженсена Чарли смотрит с каким-то вальяжным интересом, цепко пробегая взглядом по потасканным вещам. Дженсену от этого не по себе, он чувствует себя бедным и недостойным в окружении брендовых шмоток, коими отделан кабинет Чарли.
— Значит, ты все-таки хочешь это провернуть? — фыркает Чарли, когда Роберт заканчивает говорить. — Даже учитывая, что я был обязан твоей матери, ты очень невыгодно хочешь получить долг.
Роберт сдавленно кивает и пытается-таки объяснить:
— Он, — кивает он в сторону Дженсена, — отлично играет. У него потрясная харизма…
— Все это — шлак. Фонограмма, отличный видеооператор да пиар-компания это могут заменить.
— Но, дядя, я хочу играть!
Чарли морщится и сплевывает густую, темную от горелого табака слюну:
— А он хочет?
Дженсен кивает. Что-что, а вот оказаться на сцене он мечтает уже не первый год. И если здесь и сейчас его шанс — он его не упустит.
Чарли настроен скептично. Он несколько минут рассказывает о нынешних реалиях музыкальной индустрии. Потом лениво слушает мелкие аргументы от обоих новичков, зевая и почесывая пузо. Роберт психует и уходит. Дженсен остается.
— А ты чего? Ждешь, что я передумаю?
— Почему нет, сэр?
Чарли смешно. Он любит играть, любит наблюдать за бесполезными усилиями, любит чувствовать себя королем ситуации. Он долгие годы шел к этому положению и теперь не привык отказывать своим желаниям.
— Чего ты хочешь, мальчик? Денег? Думаешь, звезды зарабатывают? — контракты адские, он клепает их ежедневно, вытягивая из наивных дурачков все силы, по завершению карьеры оставляя их без гроша.
— Мне плевать на деньги. Я хочу славы.
И тут Чарли замечает то, чего не видел уже очень давно. В этих зеленых глазах есть упорство, есть сумасшедшее нежелание покоряться, не идти по уже проложенной колее. И ему становится интересно.
— Предположим, я могу дать ее тебе. В любых объемах, — добавляет он, замечая нетерпение Дженсена. — На что ты готов ради этого?
— На что угодно, сэр.
Чарли весело. Это привычный ответ.
— Как насчет работать сутки напролет? — давай, малыш, оступись. Все думают, что ничего делать не придется.
— Я готов, сэр.
— Мммм, — протягивает Чарли, деловито доставая из стола бутылку виски двенадцатилетней выдержки. — Ты же понимаешь, что контракт будет в первую очередь выгоден лейблу. Мы — не благотворительная организация.
— Плевать, — смело бросает Дженсен.
Чарли открывает документ на ноутбуке и поворачивает его к Дженсену:
— Почитай.
Контракт, мягко говоря, кабальный. Но Дженсена в нем интересуют только несколько строк. Он быстро находит их и тут же требует их переделать:
— У меня уже есть команда. Мы достаточно сыграны, и я не хотел бы менять…
— Нам нужна красивая картинка, мальчик мой, — усмехается Чарли. — Научить играть на гитаре можно и обезьяну, нравилась бы она публике.
— Это второй момент, с которым я не согласен. Я не буду играть чью-то музыку. Я буду писать сам.
Чарли вскидывает голову, недовольный таким категоричным тоном, но вдруг смеется в голос. Это интересно. Эта приверженность собственным интересам, эта цепкость за какую-то дурацкую детскую мечту — это бы он положил к своим ногам в награду за многолетние труды. В мальчишке заложено много — талант, харизма, что скрывать, умение отстаивать свою позицию. Он горит этой мечтой, а значит, работы стилистов понадобится чуточку меньше. Да, это тот самый старый рок-н-ролл, который давно умер, но на котором еще можно заработать, если подать под правильным соусом.
— Ладно, как хочешь. 50% пишет лейбл, остальное — твое. При условии, что Роннан одобрит.
Дженсен соглашается, не переспрашивая. Это и так огромная свобода, на которую в этом небоскребе он даже не рассчитывал.
Через минут пять контракт уже распечатан и подписан.
— Раздевайся, — лениво бросает Чарли, сквозь наигранно сонный прищур внимательно наблюдая за паникой в зеленых глазах.
— Зачем?
— Если помнишь двадцатый пункт, то требования лейбла выполняются незамедлительно, — хихикает себе под нос Чарли и нажимает на коммутаторе тройку. — Пригласите Роннана.
Дженсен справляется с шоком, прикидывая, что в случае чего он сможет за себя постоять. Джинсы и рубашка аккуратно устраиваются на спинке мягкого стула, и через секунду в кабинет быстрым шагом, не стучась, заходит молодой мужчина в фиолетовом пиджаке. Он на секунду замирает, сталкиваясь взглядом с Дженсеном, а затем подходит к столу Чарли, поправляя светлую, почти белую челку:
— Вы меня вызывали, сэр.
— Да, Алекс, — Чарли кивает. — Познакомься с Дженсеном. Твой новый подопечный.
Алекс оценивает его взглядом, будто какой-то материал, и не спешит отвечать рукопожатием:
— Что вы хотите из него сделать?
— Рок-звезду.

URL

01.09.2016 в 21:27

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Алекс позволяет себе рассмеяться, но под серьезным взглядом Чарли осекается:
— Сэр… Вы? Вы?! Но это сейчас вообще не популярно…
— Роннан, я же не сомневался в твоей компетентности не зря? — елейный голос Бензопилы не предвещает ничего хорошего, и Алекс поспешно натягивает на себя маску профессионала. Он бесцеремонно подходит к Дженсену, деловито оглядывая руки, спину:
— Сколько у меня времени?
— Через десять месяцев вы должны собрать TigerStadium.
— Но это же больше сорока тысяч человек… — ошарашенно произносит Дженсен, не предполагая даже, какими методами можно завоевать признание стольких людей.
— Мда, парень, — с каплей сочувствия произносит Роннан, похлопав его по щеке. — Про сон придется забыть.
Он проходит к шкафу, выуживает из него плотный синий халат и протягивает его Дженсену:
— Накинь пока. Тебя придется привести в порядок.
— Кстати, Роннан, — весело бросает Чарли, уже уткнувшись в ноутбук, — зайди ко мне ближе к вечеру. В контракте есть несколько интересных пунктов, которые тебе стоит узнать.
Алекс непонимающе смотрит то на Бензопилу, то на Дженсена, а потом решает, что с этой проблемой он разберется позже.
Вечером Дженсен вызывает SteelBand в Нью-Йорк. Ему, пожалуй, просто физически не хватает Джареда и Марка в его новой, со вкусом обставленной квартире. Зеленый диван с коротким ворсом, стены с фотообоями и отличный вид на город — это кажется сказкой и знаменует начало новой жизни.

Следующие дни превращаются в кромешный ад. Роннан неумолим. Он точно знает, что помимо музыки публика захочет отличную картинку, на которую, как выражается Дженсен, «можно будет подрочить в туалете». Впрочем, скептицизм ему здесь не помогает. Утро начинается с душа и спортзала, его диета жестче, чем у Селин Дион, а ежедневные визиты к стоматологу и личному косметологическому консультанту выматывают в ничто. Роннан же матерится через раз, когда ему приходится уговаривать будущую рок-звезду на очередной подвиг во имя грандиозной обложки. Джареду смешно только до момента, пока Марк из солидарности не предлагает включить на фото всю команду. Теперь уже очередь Дженсена хихикать, пока Падалеки проклинает воск и триммеры. Роннан, правда, находит способ договориться с будущей рок-звездой:
— Быстрее закончим, быстрее сядем записывать.
Эта фраза действует магически. Дженсену уже плевать на все, а когда Роннан подгоняет в его день рождения новую гитару из последнего выпуска Fender, Дженсен и вовсе на седьмом небе от счастья.
За шесть месяцев он привыкает ко всему — к долгим часам в спортзале, к тому, что кола и бургеры несъедобны, даже к тому, что пинту пива можно позволить себе раз в месяц. К этому времени Роберт снова приезжает к Чарли, и тот милосердно закидывает его вторым гитаристом в SteelBand. Дженсен этому не рад, но по контракту ничего сделать не может. Роннану наплевать. Его беспокоит только необходимость переснять пару постеров.
Шок ожидает Дженсена совершенно на ровном месте. Они еще не записали альбом, нигде не выступили, а на самом большом билборде Нью-Йорка вдруг красуется его фотография.
— Какого черта, Роннан? — врывается он в кабинет Алекса, который только обрадовался возможности провести денек без лишних контактов с группой.
— Ты о чем?
— Какого черта делает наша реклама по всему городу? Мы же еще никто…
— И останетесь ими, если не будете меня слушать, — отрезает Роннан, уже устав от постоянных перепалок. С Дженсеном невозможно, он вечно лезет куда не просят.
— Но ведь мы еще даже…
— Ничего не записали, — заканчивает за него Алекс. — Оставь это мне, Эклз. Я лучше знаю, по каким кускам распродать твою душу. Но ее выставлять на прилавок еще рано, ясно?
Дженсен замолкает на секунду и, не найдясь с ответом, выходит в коридор. Будь, что будет.
Интернет и пресса гремят именем SteelBand. Количество запросов в google растет с каждым днем, а обсуждения в twitter и вовсе выходят на первые строчки популярности. Роннан знает, на что ставить. Короткая стрижка Дженсену идет куда больше, чем длинные волосы, так что плакаты с его изображением быстро расхватывают неизвестно с чего успевшие зафанатеть девочки. Сочетания Дженсена и гитары действует на публику и вовсе магически — журналы с постерами сметаются с прилавков за один день. Альбом готов к октябрю, но выпускать его Алекс не торопится, зато анонсирует дату — 3 декабря. На следующий же день выходят афиши: концерт SteelBand в TigerStadium 2 декабря. К скептичному удивлению Дженсена, билеты раскупают за сутки. Джаред с Марком и Робертом собираются праздновать, но Роннан с Дженсеном загоняют всех за инструменты. Репетиции не прекращаются все два месяца, за которые вся команда знает песни наизусть, светотехники могут вести шоу с закрытыми глазами, а звукоинженеры перебирают сотни вариантов звука, добиваясь лучшего эффекта.

Сумасшедшие вопли толпы слышно даже в гримерках. Джаред крутится в коридоре, громко что-то обсуждая со стилистом, Марк ворчит, поигрывая палочками в руке, а Роберт пытается медитировать. Дженсена трясет изнутри от этих криков, ему хочется и скорее выйти на сцену, и забиться в угол одновременно. Так страшно ему не было еще никогда. Роннан похлопывает его по плечу и кивает в сторону лестницы:
— Бензопила приехал. Хочет что-то обсудить.
Чарли умудряется выглядеть шикарно даже там, где это невозможно. Он вальяжно сидит на скамейке, бесстыдно рассматривая Дженсена в черных облегающих джинсах и расстегнутой красной рубашке поверх футболки:
— Постеснялся надевать на голое тело?
— Нет, сэр, — чего-чего, а своей фигуры стесняться уже бесполезно, Роннан и тренеры выковали из рыхлого мальчишки почти что Аполлона.
— Готов зажигать? — улыбка Чарли елейная, и Дженсену она отчего-то не нравится.
— Да, сэр. Осталось минут пятнадцать до выхода.
— Ммм. Как раз успеешь сказать «спасибо», — заметив непонимание на лице Дженсена, Чарли выразительно указывает пальцем на свою ширинку. — Немного благодарности не помешает.
Дженсен успевает помотать головой, но капкан уже захлопнулся и что-то предпринимать поздно:
— Я отменю концерт и разорву контракт. Мне это раз плюнуть, помнишь?
Толпа заходится в визге. Видимо, погасили свет, знаменуя скорое начало выступления. Дженсен душит в себе гордость и послушно опускается на колени.

Когда Дженсен снова вынужден встретиться с продюсером, он едва справляется с желанием шагнуть в окно с десятого этажа. Пора бы привыкнуть за эти годы, но каждый раз это больше похоже на дыбу, чем на добровольный суицид. Хотя нет, на эшафот Дженсен поднимается сам.

URL

01.09.2016 в 21:29

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Чарли доволен. Его небольшое хобби коллекционирования звезд давно превратилось в искушенное увлечение. И сейчас он наслаждается мыслью, что упертый Дженсен, на которого Роннан жаловался по два раза в месяц, сейчас в полной его власти. Бензопила не встретил еще ни одного человека, который отказался бы от своей мечты, практически держа ее в руках. Каждый ломается по-разному, но сейчас Чарли вполне доволен отсутствием какой-либо истерики. У него есть своя личная, ручная рок-звезда. Конечно, покорностью в резких движениях и не пахнет, но Бензопила уверен, что этого парня он еще перевоспитает. А пока в его карман уже капают деньги. Через год-другой Дженсен сломается, еще через пять продажи упадут и очередная группа будет выброшена на помойку, выжатая досуха, без шанса на дальнейшее существование, но пока каждый получает то, чего желал больше всего. Чарли — деньги и развлечение, Дженсен — славу. Все довольны.
Чарли кончает, крепко вцепившись в уложенный лаком ежик русых волос, не позволяя вырваться, и довольно хлопает Дженсена по щеке ладонью:
— Умница. А теперь иди. Ты мечтал об этом.
Его взгляд полон намеков, и Дженсен, как ни странно, понимает их:
— Спасибо, сэр.
— Готовы? — Алекс придерживает рукой наушник, готовый дать команду на выход. Марк уже на сцене, следом выходит Роберт, и толпа бьется в экстазе под все нарастающую музыку. Джаред кивает и, поправив ремень бас-гитары, быстро поднимается в лучи софитов. Дженсен выжидает еще пару минут и готовится последовать за командой. Алекс вдруг останавливает его жестом и быстро смахивает что-то с уголка губ:
— Крем не размазал, — быстро поясняет он. — Давай, тигр, покажи им.
Дженсен птицей взлетает по ступенькам, вламываясь в слепящий свет, поднимая руки, приветствуя толпу. Никого не видно за стеной полыхающего пламени, но крики, скандирующие его имя, окрыляют. Зал полон, эта энергия чувствуется каждой клеточкой кожи, и Дженсен плюет на сценарий и правила. Это его выход, его право. Публика внимательна и послушна, она отвечает теми жестами, которых он требует, она повторяет за ним строки и фразы, и горький вкус на зубах перестает чувствоваться:
— Murders, murders in a new morgue… **
Сцена алеет множеством софитов, и Дженсен парит над ней, захлебываясь воздухом, купаясь в овациях, ощущая кожей восторг толпы. В какой-то момент он косится на огромный экран над барабанами и видит собственный силуэт на фоне ярко красных лучей, словно идол. И ему кажется, что это зрелище того стоило.

Теперь же чужая музыка не смывает ощущения с губ, а петля на шее затягивается все ощутимее, все жестче. Дженсен мечется между навязанной благодарность за рай, в котором он уже сходит с ума, и собственным желанием прекратить творящееся вокруг сумасшествие. Он искал чьего-то внимания так долго, чтобы теперь с горечью признать, что именно его он никогда не получит. Он долго рассматривает багровые плакаты, коими обклеены стены его гримерки, и не может сдержать собственного отвращения. Он хотел бы сжечь их, но пока пальцы только ломают диск, которому уже прочат статус платинового. В его мире царило отчаянное лицемерие, и Дженсену кажется, что есть только один выход из замкнутого круга. Увы, но только один.

Глава 7. Great Misconception of Me

Аэропорт Нью-Йорка, как всегда, переполнен и похож на муравейник перед проливным дождем. Себастьян посмеивается над досадной ошибкой персонала и пытается дождаться багаж у движущейся ленты. Они разбираются с этим недоразумением уже более получаса, точнее говоря, разбирается Себастьян, а Миша тем временем с каким-то сожалением смотрит на плазменный телевизор, вывешенный в зале ожидания для развлечения пассажиров. Себастьян знает причину этой молчаливой тоски, но вмешиваться не решается. Грандиозный концерт SteelBand в Нью-Йорке успели разрекламировать еще до их полета. Группа недавно вернулась из Европы и снова бросилась в турне по крупным городам Америки. Миша смотрел каждый концерт, который удавалось найти в интернете или в прямом эфире, как сейчас.
Это шоу великолепно по своему техническому и сценическому оснащению, но Мише оно отчего-то не нравится. Все происходящее странно, еще более, чем последний десяток выступлений на урывочных записях, отчаянно и рвано. Дженсен выглядит дерганым все семь песен до перерыва, у него часто срывается голос, он делает паузы, оставляя фанатов докрикивать знакомые строки, нарезая по сцене круги разъяренным тигром, теперь и вовсе выходит на сцену как на последний бой. Он что-то объясняет барабанщику, резко приказывает Падалеки и бьет по струнам, будто надеется сточить о них руки. Группа кажется растерянной, а затем быстро подстраивается под заданный ритм. Миша подходит ближе, стараясь расслышать слова и рифы. Слишком тихо.
Сердце обрывается в ту же секунду.
— Long live, long live, long live the king of mercy
There is no love to shelter me **
Эти слова он знает, помнит наизусть с первой их встречи. Робкая надежда на спасение, звенящая хриплым динамиком. Когда они впервые увиделись в том маленьком баре, Дженсен уже выглядел как человек, которого нужно спасать. С него можно было писать пособие по склонности к суициду, которую Миша научился распознавать еще в университете. Но тогда он только пробовал хрупкий лед под ногами, прислушиваясь к собственному отчаянию, к жутковатой идее, ощупывая ее, пробуя на вкус. Теперь же Дженсен кричит об этом, едва не срывая голос, захлебываясь болью и разочарованием. Крупный план выхватывает загнанный взгляд расширенных зрачков, а визг соло-гитары едва не взрывает вены на запястьях. Миша никак не может понять, в какой момент все снова покатилось по наклонной. Когда они общались последний раз, все было лучше, чем он сам мог себе представить. Было ли?
— I was the warrior, with an anthem in my soul
The Idol of eight thousand lonely days of rage ago **

URL

01.09.2016 в 21:31

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Долгие восемь тысяч дней тщетных попыток, какой-то глубокой обиды, до которой Миша так и не смог добраться за время их свиданий. И теперь все это льется наружу жидким свинцом, застывает, сковывает. В этом харизма и талант Дженсена — заставлять других чувствовать то же, что и он. Но слышит ли кто-нибудь, что именно он собирается делать?
Когда Дженсен уехал в турне по Европе, Миша не находил себе места от волнения. Мало того, что последние их запланированные встречи сорвались, так еще и наступил долгий перерыв в личном общении. Он звонил каждый день, но Дженсен вдруг перестал отвечать. Смс-ки уходили словно в никуда, и Миша попытался связаться с любовником через Алекса. Роннан с сожалением ответил, что Эклз нынче слишком занят. Миша перестал выключать телефон по ночам в надежде не пропустить вызов. Пусть его вздергивали на ноги рекламные сообщения да звонки от подвыпивших друзей, но это могло того стоить. Увы, от Дженсена не было ничего — даже писем на электронную почту. Роннан только развел руками: мол, у звезды появилась какая-то пассия, которую тот счастливо начал таскать с собой из города в город. Миша несколько дней не знал, как правильно реагировать на эту новость. То ли радоваться, то ли еще что. Он попробовал еще несколько раз связаться с Дженсеном, а затем получил вполне понятное сообщение:
«Давай попозже».
Как раньше, когда Эклз был слишком занят, чтобы отвлекаться. Позже не случилось ни на следующий день, ни спустя неделю. Еще одна заранее безуспешная попытка:
«Как зажигается? Покорил Эверест?»
Миша заставлял себя быть счастливым, читая ответ:
«Все потрясающе. Давно так не было».
В его жизни было достаточно падений, ударов, обидных слов, чтобы научиться улыбаться сквозь любую боль. Сотни неловкостей, дюжины разочарований и, понимая собственную ненужность, Миша утешался мыслью, что Дженсену так будет лучше. Если есть кто-то, кто может быть всегда с ним рядом, поддерживать и вдохновлять, то он только порадуется за своего друга. Теперь, к сожалению, уже только друга.
— And remember me when it comes your time to choose
Be careful what you wish for, it might just come true **
Когда придет ваше время выбирать… Дженсен все-таки все уже решил для себя. Звучит лебединая песня.
Миша срывается с места в эту же секунду, почти бегом направляясь к выходу. К черту багаж. Времени нет, но ему плевать. Это очередная ошибка, которую нельзя было допустить и которую он обязан исправить. Обязан успеть.
Уже в такси он набирает номер Роннана, надеясь достучаться хотя бы до него. Алекс долго не поднимает трубку, но в конце концов Миша слышит его недовольный голос:
— Алло?
— Алекс! — нет ни секунды на формальности. — Не выпускай Дженсена со сцены!
— Коллинз? Тебе-то какая разница? — непонимающе ворчит Роннан.
— Алекс, — объяснить хоть как-нибудь, — он на грани. Я не знаю, что произошло, но он в опасности.
— Конечно, в опасности, — фыркает Роннан. — Играет какую-то хрень. Мне даже Чарли уже позвонил.
— Алекс, — Миша кусает губы, подбирая слова. Ему не поверят, — Дженсен на пределе. Если ты оставишь его одного хоть на секунду, он покончит с собой. Не выпускай его со сцены.
— Не говори глупостей! С чего бы ему вдруг?
— Я не знаю! — такси въезжает в пробку на пути к Арене, и Миша едва сдерживает собственную панику. — Но это очевидно, Алекс! Посмотри на него, послушай его!
— Если этот концерт сорвется, то я ему сам порекомендую это сделать, — скептично цедит Роннан, ежась от неприятной ему мелодии.
— Вызови к нему психолога сейчас же! Или дай мне пройти за сцену, я уже еду.
— Такой доступ для фанатов стоит две тысячи долларов.
— Алекс! — Миша понимает, что ему не верят. — Господи, плевать, — нет времени на пререкания и уговоры. — Выпишу тебе чек при встрече. Подготовь пропуск, я буду через десять минут.
— Но это после концерта…
— Роннан! К черту суммы и правила, если ты не хочешь потерять работу! Если Дженсен умрет, то тебе придется подождать пару лет до следующей звезды, если, конечно, тебе ее доверят после суицида!
Кажется, эти слова, наконец, достигают рационального мышления Роннана:
— Заходи через западные ворота.
Затор на дороге выглядит бесконечным. Миша не раздумывает долго, выходит из такси и бросается бежать. Он должен успеть. Должен наступить собственной старой боли на хвост, забыть, что не имеет права на такую помощь, бросив психологическое образование на последнем году обучения. Тогда он сделал достаточную глупость, поддавшись желанию хоть как-то поддержать парня, застрявшего в жестоких реалиях музыкальной индустрии. Нужно было просто незаметно направить его к квалифицированному врачу. Но все пошло не так. Миша быстро открыл для себя непреодолимую харизму Дженсена, перед которой не могли устоять миллионы, с совершенно другой, еще более яркой стороны. Психиатру нельзя заводить отношений со своими пациентами. Миша знал это правило и в то же время правил не признавал. Теперь же пришло время расплачиваться за собственные желания. Остается верить, что он успеет до того, как это сделает кто-то другой.

Воздух выжигает легкие, но останавливаться нельзя. До Арены еще несколько кварталов, еще несколько загроможденных машинами улиц, через которые нужно прорваться. Миша бормочет проклятья себе под нос и бежит дальше. Он прокручивает сотни вариантов, пытаясь найти истинный, не понимая, что именно толкнуло Дженсена к последней черте. Что-то снова выползло змеей из его детства и накинуло скользкие кольца на горло. Что именно это было, Миша не знает. Увы, прошлое Эклза было запретной темой, которую Дженсен предпочитал не поднимать. Даже о записи и концертах они говорили, только когда сам Эклз жаждал высказаться. Это был хреновый симптом, но Миша надеялся со временем этот барьер преодолеть. Он пытался искать информацию о детстве любовника, но лейбл хорошо постарался, чтобы лишние факты никуда не выплывали. Нагло копать было рискованно — Эклз мог узнать об этом любопытстве и вряд ли бы ему обрадовался. Поэтому оставалось только окружать Дженсена всесторонними поддержкой и пониманием и радоваться тому, как он оживал на глазах. Оживал до момента, пока не уехал в Европу. Что было потом, Миша не знает. Но, видимо, всё было не так замечательно, как обрисовал ему Алекс.

На западных воротах его задерживает охрана. Миша дозванивается Роннану только с третьего раза и, наконец-то, получает свой пропуск. Окольными коридорами до гримерок еще нужно добраться, и он проклинает скользкие полы на поворотах. На Арене гремят вопли фанатов, но музыка представлена только барабанным соло. Где Дженсен? Миша на ходу вызывает 911.
— Что произошло? — уточняет приятный женский голос в трубке.
— Попытка суицида, — произносить эти слова больно, но именно это наверняка происходит сейчас за сценой. Проклятый длинный коридор. — Пожалуйста, скорее.
Миша сталкивается с Алексом возле подмостков.
— Туда нель… — Роннан не успевает договорить, как Коллинз вжимает его в стену, вцепившись в джинсовый жилет:
— Где Дженсен?
— У себя, — Алекс тщетно пытается выкрутиться из захвата. — Какого черта ты…
— Я сказал, не выпускать его со сцены!
— Я ему не нянька!
Миша сдерживается, чтобы не врезать черствому ублюдку, и снова мчится по коридору. За ним увязывается сценический персонал, да и Алекс спешит нагнать, благоразумно окружив себя охраной. На сцене Марк отыгрывает барабанное соло, а Джаред не замечает паники, заболтавшись с какой-то особенно милой журналисткой.

Дженсену хочется тишины, но бой барабанов настойчиво прорывается сквозь тонкие стены. Закрытая дверь в гримерку едва ли спасет — шпингалет можно вышибить плевком, но вряд ли кто-нибудь решится вламываться. Он запирается просто для собственного спокойствия.
Глядя в зеркало, Дженсен может точно сказать, что устал. Вымотался, разочаровался. Европа не стала сказкой. Новое предательство, очередная ошибка. Мише он все-таки был не нужен. Дженсен попытался скрыться в концертах, найти в них и записи то, чего так долго не хватало. Признание миллионов глаз сквозь сотни одинаковых дней собственной ярости кажется зыбким, словно солнце в витражах церкви.

Вечной жизни, вечной жизни тебе, король милосердия. Ты не взглянешь на своего слугу, не оценишь его стараний. Так мало нужно, чтобы почувствовать себя стоящим, нужным, и даже этого Дженсен найти не может.

URL

01.09.2016 в 21:32

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

В переездах между однообразными Мадридами-Прагами-Венами он вспоминал душевные разговоры с Мишей, короткие вопросы, от которых уходил сам, боясь ответа. Но теперь он остался с ними один на один, и правда резала с каждым разом все глубже, все сильнее, до кровоточащих ран на сердце. Таких же красных, как и его образ на последнем альбоме. Алый, багряный идол миллионов. Знают ли они, хоть один из них, кто он на самом деле? Что скрыто за ровной маской прекрасного парня? Что там, за яркой картинкой? Чарли был прав: Дженсена давно распяли и распродали по фунту, не оставив ему самому ничего, кроме призрачного исполнения мечты. Он хотел эти миллионы у своих ног, но теперь никак не мог их ощутить. Бензопила был прав — картинка, видеоряд, правильно выставленный свет — и они полюбят кого угодно, кого им прикажут, не разбираясь. Мечта прошла сквозь старую, скрежещущую мясорубку и исполнилась.
Чьего признания ты ищешь? Дженсен знал. К сожалению и ужасу, он наконец нашел ответ на этот болезненный вопрос.
Впервые за целых девять лет он решился дождаться ответа в телефонной трубке. Собрался с силами спустя три коротких «алло», в последнем из которых уже зазвучала тревога.
— Здравствуй, мама.
Он не ждал, что они приедут. Не верил и не надеялся. Его никогда не признавали, никогда не считались с его увлечениями, считая их ущербными. И Дженсен был согласен с этим мнением долгое, долгое время. Боролся, бежал и сам не верил. А теперь и бороться устал, позволив призракам детства нагнать его и завладеть сознанием. Что хорошего он сделал? Просто сбежал из дома, оставив семью один на один со своим горем, а теперь, разочаровавшись в себе, приполз, как побитая собака в поисках прощения. Он был бы счастлив, заслужи он его.

Когда мама сказала, что они с отцом все-таки приедут, Дженсен договорился через Роннана обо всем. О билетах до Нью-Йорка и обратно. О приличном отеле и ужине в классном ресторане. Все хотелось сделать идеально. Несмотря на бесконечную череду ошибок, он мог быть хорошим сыном. Нужно было просто поговорить. Прошло достаточно лет, за которые он все понял, за которые он почти исправился. Если бы его только приняли, он был бы готов все бросить и вернуться домой, в небольшую комнату, заклеенную плакатами и желтыми обоями, в уютный запах маминых пирогов и ровное бубнение телевизора.

Перед встречей Дженсен долго выбирал, в чем пойти. Белая рубашка выглядела слишком официальной, а появиться в какой-нибудь футболке он считал недостойным. SteelBand были не в курсе этой встречи, иначе бы вряд ли кто из них позволил бы себе язвительные шуточки перед концертом в адрес Дженсена.
Это болезненное свидание должно была пройти тихо, без лишних глаз. Самолет задержали, и семья Эклзов была вынуждена приехать к самой Арене — до концерта оставалось меньше часа. Дженсен хотел бы, чтобы все выглядело по-другому, но по улицам бушевало море фанатов в ожидании открытия стадиона, скандируя его самые популярные песни. С отцом и матерью он увиделся в близлежащем кафе, которое могло похвастаться отнюдь не плохой кухней.

Но все прошло совершенно не так, как он рассчитывал. Мать молчала, позволив мужу и сыну самостоятельно вскрыть все застарелые раны. Дженсен медлил, мялся, подбирал какие-то фразы, чувствуя, что не может вложить в них всего смысла. А потом отец кивнул и ответил. За тягучие, острые семь минут было сказано меньше пятидесяти слов, которые Уильям Красный завершил приговором:
— … теперь у меня нет сына.
Дженсен проглотил его молча, отчего-то явственно ощутив горечь на губах. Он мог бы кричать, что не ждал ничего другого, но последняя надежда лопнула кровавыми брызгами, захлестнув глотку жжением. Не достоин. Даже снисходительного милосердия собственных родителей — не достоин.

Что ж, теперь, когда все его мечты стали кошмарной явью, стоило положить конец этой боли. Струны легко звякают, срываясь с колков. Можно было бы взять ремень, но Дженсен не хочет никакого шанса. Он не умер дважды, когда следовало, и поплатился за это. Он должен восстановить справедливость.
Пятая и шестая струны легко сползаются в петлю, а затем Дженсен привязывает их к крюку в потолке, предварительно сняв с него лампу.
Удивительно, но в голове звенит тишина. Не слышно ничего — ни музыки, ни собственного страха. Может, так действует доза героина, вколотая в вену, но спокойствие захлестывает, опутывает, угнетает. Подвинуть стул не пинком, а почти бережно, перенеся его под самые петли. Дженсен зря себя обманывал. Никогда и ни для кого кумиром он не был. Это признание ему мог дать только один человек. Тот самый настоящий «красный идол», до уровня которого он никогда бы не смог дотянуться.
Металл не ощущается кожей. Он дает чувство какого-то покоя, словно обещает искупление всех грехов. Он очищает, и Дженсен очень хочет наконец-то освободиться от грязи. Пора уходить. От рая, настоящего, неподдельного рая, его отделяет только одно движение. Глубоко вздохнув напоследок, Дженсен уверенно делает этот шаг вперед.

Стук чего-то упавшего явственно слышится через тонкую дверь, и Миша, не раздумывая, распахивает ее. Протяжно звенит сломанная задвижка, но этого уже никто не замечает. Кто-то ахает за спиной, кто-то кричит, а Миша, забыв о собственных страхах, бросается вперед, подхватывая Дженсена на руки. Любой ценой не дать повиснуть всем весом на петле, не допустить повреждений артерий и позвоночника. На лоб вдруг капает кровь, и в полумраке он с ужасом понимает, что отблескивает даже не веревка, а чертовы струны. Эклз позаботился о том, чтобы спасти его не успели.
— Перережьте! — к счастью, долго упрашивать не приходится, и кто-то из сценических техников быстро рассекает струны кусачками. Дженсен падает, хрипя располосованным горлом, и Миша изо всех сил пытается пережать раны руками. В коридоре слышатся вопрошающие вопли о приезде скорой, на которые тут же откликается Роннан:
— Сюда!
Пока медики пробираются сквозь толпу зевак, кровь заливает недорогой пушистый коврик, выбиваясь из-под дрожащих пальцев, зрачки Дженсена предательски расширяются, останавливаясь. Миша усилием воли заставляет себя не убирать ладоней, несмотря на предательскую мысль «Не успел».

URL

01.09.2016 в 21:42

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Глава 8. Broken Road

Голоса пробираются сквозь плотную темноту, и Дженсен непроизвольно начинает к ним прислушиваться. Они тихие, но чрезвычайно настойчивые. Что интересно, к нему эти слова не обращены. Они как-то мимо, как-то вскользь, и он не пытается их понимать.
— …такие убытки…
— …через сколько…
— …бесполезная затея…
— …придется перенести…
— …как же запись…
Сквозь черное марево пробивается поганый запах стерильности и сочувствия, раскраивая душу на сотни черепков. Может, права была мама, что самоубийцы попадают в ад? Видимо, даже за гранью Дженсена не ждет спасение. Его ад — это деньги, безразличие и больница. Не дай господь сейчас открыть глаза и увидеть знакомые, одинаковые везде белые потолки да людей в белых халатах.
Боль пробирается под тяжело укутанное горло и начинает рвать кожу своими когтями. Дженсен пытается застонать, ощущая острое покалывание, но никакого звука не вырывается, а боль окольцовывает связки. Кажется, даже в аду ему не будет покоя.
— Привет, Дженсен.
Небо трещит над головой, разрываясь, низвергая какую-то ангельскую милость. Голос кажется знакомым, но Дженсен лишь крепче жмурится. Ложь. Очередной обман, очередная иллюзия, которая пытается настигнуть его болью уже за гранью жизни и смерти.
— Кажется, тебе уже лучше. К тебе ломятся посетители, но пока нам с врачами удается держать оборону, — не поддаваться на сквозящую в этом голосе заботу, не верить новой лжи. — Я знаю, что ты очнулся, но если пока хочешь поспать, то это, наверное, лучшее, что можно придумать. Тебе полезен отдых.
Дженсен сжимает пальцы в кулак, стискивает зубы. Это предательство снова тянет к нему руки, а он больше не хочет обжигаться.
— Пожалуйста, выздоравливай, — тепло касается его руки, но он и не думает отвечать хотя бы дрожью. Внутри что-то замерзло и больше не откликалось. Кажется, он все-таки жив. К сожалению, жив.
Себастьян в очередной раз приходит к уже закрывающейся для посетителей больнице просто из желания поддержать лучшего друга.
— Паршиво выглядишь, — отмечает он, встретив Мишу у палаты Дженсена. — Ты, что, решил здесь забаррикадироваться?
— Да не то что бы, — усмехается тот в ответ, бросая цепкий взгляд в конец коридора. — Роннан перестал ломиться вчера еще. Пока больше никто посетить не пытался.
— У меня пока пусто. Я без понятия, где искать его с Чарли контракт, — печально признается Себастьян. — Так что от ублюдка можно ожидать всего, чего угодно.
— Дженсен пока в сознание не приходил, — сознательно лжет Миша, не рискуя озвучивать правду. — Но из реанимации его уже перевели. Хотя я сомневаюсь, что он сможет нам что-то сказать.
— Вообще?
— Может быть, и вообще, — Миша тихо озвучивает неблагоприятный прогноз, но заставляет себя улыбнуться. — Эй, он жив, и сейчас это главное. Со всем остальным можно как-то справиться.
Себастьян понимающе кивает и отдает небольшой пакет с логотипом МакДональдса. Судя по происходящему, Миша еще долго отсюда не выйдет.
Странно говорить с человеком, который не хочет ни знать, ни слышать. Дженсен совершенно не похож на себя, он не реагирует на внешний мир, изредка удостаивая безразличным взглядом окружающих, а Миша продолжает улыбаться, несмотря ни на что. Он бодр и весел, внушая этот позитивный настрой медсестрам, врачам, Дженсену, самому себе. Хотя больше всего сейчас хочется рухнуть и задаваться вопросом «Почему?». Он знает ответ. Не удержал. Не помог. Протянул руку, а потом ушел. Что-то пошло не так на этом проклятом турне, но сейчас уже не разобраться. Нужно что-то делать, нужно исправлять случившееся.
Дженсену, очевидно, все равно. Он будто не видит никого вокруг, не слышит, когда Миша читает вслух книги, интересовавшие его до отъезда. Только когда в палату бесцеремонно вламывается Чарли, Дженсен позволяет себе вздрогнуть и вжаться в подушку. Миша тут же преграждает продюсеру дорогу. Завязывается короткая перепалка, в ходе которой Бензопила позволяет себе достаточно нецензурной лексики. Но Миша уперто стоит на пороге, не позволяя войти.
— Ты, кажется, не понимаешь, кто здесь хозяин, — рычит Чарли, угрожающее потрясая сосисками, сложенными в кулаки. — Это, — тыкает он в сторону Дженсена пальцем, — моя сучка! Что захочу, то и сделаю!
— Вот ведь ты сволочь, — тихо цедит Миша сквозь зубы, вдруг понимая низость отношений между Дженсеном и продюсером. — Я-то думал, что к талантам ты относишься по-другому.
— Они все — мои, ясно? Уйди с дороги, если не хочешь попрощаться со своей карьерой!
— Нет.
Чарли шумит еще некоторое время, а затем ретируется под давящими взглядами местной охраны. Миша с улыбкой возвращается к постели Дженсена и ласково треплет его руку:
— Не переживай. Все позади.
Он сам искренне хочет в это верить. У Бензопилы достаточно связей, чтобы похоронить карьеру любого, и поговаривают, ему может хватить сил даже на изменение хода выборов, что полным ходом маршируют по стране. Но пока нужно решать проблемы по мере их поступления. А главная из них — Дженсен.
Когда в палату приходит Роннан, Миша относится ко всем его предложениям скептично. Однако развернутые листы контракта заставляют посмотреть на ситуацию под другим углом. Он знал, что Бензопила не упускает шанса заработать на всем, но сейчас по раскладу выходит, что Дженсен в долгах перед лейблом. Якобы он до сих пор не отработал всех вложений. Дженсен слушает Алекса совершенно безразлично и легко соглашается на предложенные условия. Чарли не хочет больше иметь с ним дела, поэтому для публики Дженсен Эклз будет мертв. Он откажется от любых претензий на собственное имя, на авторские права на уже выпущенные песни и альбомы, а лейбл спокойно заработает на трибьютах, коллекционной продукции да недописанных песнях, выпустив их как «неизданное». Дженсену плевать. Миша видит, с каким равнодушием он подписывает предложенные бумаги, и понимает, что реабилитация займет очень и очень много времени. Это была его мечта, а от своих сокровенных желаний так легко не отказываются. Дженсен действительно за гранью, и вытащить его будет совсем не легко.
Их разговоры похожи на заговор сумасшедших: Дженсен молчит, не удостаивая мир вокруг вниманием, а Миша улыбается и бодро о чем-то рассказывает. Сейчас он отдал бы все хоть за какую-то искорку интереса в потухших зеленых глазах.
— Если бы ты только мог мне рассказать, что именно случилось, — не выдерживает он спустя пару недель. — Мы нашли бы способ все исправить.
Дженсен переводит на него затравленный взгляд, наконец оторвавшись от созерцания одной точки, и показывает средний палец.
Миша пытается снова и снова. Его непревзойденное умение завязывать разговор, увлекать собеседника вдруг дает сбой — Дженсену все равно, о чем он пытается говорить. Любимая тема о поездке в Канаду не вызывает никакого отклика, диски с новой музыкой и вовсе не удостаиваются внимания, и Миша решает сыграть ва-банк. Он начинает говорить о родителях Дженсена, о его детстве, и, наконец, добивается хоть какой-то реакции. Правда, всего на пару минут, за которые Эклз жестом требует телефон и набирает короткий текст.
«Отъебись».
Миша улыбается и закрывает тему.

URL

01.09.2016 в 21:44

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Себастьян тем временем находит интересную информацию, поболтав со сценическим персоналом SteelBand да пошушукавшись в кулуарах звукозаписывающего лейбла. Он скидывает телефон семейства Эклзов с пометкой «тебе они не понравятся». Миша решает не делать поспешных выводов. Он летит в маленький городок, давно заросший религиозными предрассудками да индустриальной рутиной. Проходя по пыльным, маленьким улочкам, он почти видит улыбающегося зеленоглазого мальчишку, бегущего по мостовой. Значит, Дженсен вырос здесь? Что ж, милое местечко. Он вполне соответствует портрету выходца из провинции — открытый, наивный, весьма доверчивый. Дом Эклзов тоже находится без проблем. Его красная крыша резко выделяется среди серых кровлей соседних домов, но видно, что постройке не хватает крепкой мужской руки, что отремонтировала бы облупившийся сайдинг, а лужайку давно не гладили газонокосилкой.
Все же этот разговор Миша представлял себе по-другому. Уильям Эклз не выглядит расстроенным, узнав о попытке суицида, а миссис Эклз и вовсе уходит с кухни, куда она сама любезно пригласила гостя.
— Туда ему и дорога, — зло бросает Уильям, и Миша едва не поперхивается уже заготовленными словами. Он надеялся найти здесь каплю поддержки, но, очевидно, тщетно.
— За что вы так к нему? — вопрос срывается с языка против собственной воли.
— Этот щенок убил Джошуа. Моего Джошуа, — сплевывает отвращение Эклз-старший. — Так что пусть горит в аду.
Миша понимает, что разговор о спасении души Дженсена закончен. В течение получаса он выражает свои соболезнования, узнает подробности злоключений семьи, а затем, распрощавшись, покидает город. Если бы эти ответы были у него раньше. Проклятая этика. Нужно было наплевать на все и влезть в жизнь Дженсена, не спрашивая у него разрешения. Теперь исправить все будет куда сложнее.
Странно, но за время нахождения в госпитале, Дженсена никто не навещает. Джаред и Марк не звонят, и на предложение Миши набрать им Дженсен только жестом отказывается. Когда подходит время выписки, он почему-то соглашается на предложение Миши пожить у него, но никакого энтузиазма в машинальном кивке нет. Дженсен сдался и ничего не собирается менять. Он словно говорит «будь что будет» и позволяет окружающим играть в свои игры столько, сколько им будет угодно.
Миша ищет варианты каждый день, каждый час, надеясь зажечь тот самый огонек харизмы, что не дал ему пройти мимо. Где это жизнелюбие, где это упорство, покоряющее с первого взгляда?
Их поездки по США становятся традицией, в процессе которой новые впечатления окружают Дженсена ежесекундно, но он остается к ним равнодушен. Кажется, будто ему плевать на восхитительную Ниагару, куда они так хотели выбраться, а поездка на рыбалку и вовсе прерывается одной короткой фразой на листке. «Не хочу». Миша улыбается и отшучивается, вкладывая в каждое действие максимальную заботу, которую только может проявить.

Каждый день начинается с бодрого, зажигающего «Доброе утро, Дженсен». Каждый день заканчивается нежным «Спокойной ночи, Дженсен». А еще каждый день, каждую секунду Миша говорит «Я люблю тебя, Дженсен». Каждым поступком, каждым вздохом. В чае может быть только две с половиной ложки сахара. Окно всегда чуть приоткрыто. В омлете никогда не бывает столь не любимых грибов, а в ванной не кончается мятный гель для душа. Для поездок у Ричарда всегда одалживается Мустанг, и в дороге стекла всегда опущены донельзя. Каждая мелочь, каждый шаг делается так, чтобы доказать свое чувство, что волком мечется в душе. Миша улыбается именно потому, что Дженсену достаточно своих разочарований и новые отрицательные эмоции ему ни к чему.
Непонятно только, замечает ли это Дженсен, но Миша отчаянно надеется, что подобный уход хоть немного скрашивает его существование. Вроде бы все бесполезно, но он старается.

К сожалению, никаких симптомов улучшения нет. Дженсен все также пребывает в абсолютной апатии, все, на что его хватает — это действия, доведенные жизнью до автоматизма. Одеться, поесть, принять душ. Не больше и не меньше. Книги, фильмы, смешные сериалы не вызывают никакого интереса. Миша пытается его растормошить, вытаскивая из душных городов на побережье Гавайев. Белый песок, солнце, прогулки на быстрых катерах — это новые, наверняка забытые за бесконечной работой в студии моменты, которые наверняка поправят хоть что-нибудь в душевном равновесии Дженсена.

Каждый день превращается в непонятный калейдоскоп попыток и стараний, но чем дальше, тем больше Мише кажется, что он ходит кругами в тупике. Разговоры не помогают. Дженсен принципиально молчит, вцепившись взглядом в одну точку, и не отвечает ни на какие темы. Даже когда Миша предпринимает рискованную попытку поговорить о семье, Дженсен просто закрывает глаза и известным жестом шлет все к черту. Ему вроде как и на это уже наплевать. Миша старается держаться позитивно, однако чем дальше, тем сложнее ему это дается. Дженсен словно уплывает из рук, словно тонет, а Коллинз вместе с ним. Его контракт в сериале подходит к концу, но новых предложений не поступает. Себастьян благоприятных прогнозов не делает, и Миша с легким ужасом понимает, что, обещая сломать его жизнь, Чарли не шутил. Впрочем, паника проходит минуты через четыре, когда Дженсен сам выключает забытый свет в ванной. Этой мелочи достаточно, чтобы снова улыбнуться и продолжить пытаться.

Дни вокруг настолько же одинаковые, насколько и разные. Дженсен почти насильно запрещает себе смотреть на окружающую его красоту, когда Миша бодро вытаскивает его на прогулку по Йеллоустоунскому заповеднику. Наверное, эта постоянная активность начинает раздражать, и спустя несколько месяцев Дженсен чувствует что-то кроме устойчивого безразличия. Он никак не может понять этой сумасшедшей упертости, с которой Миша рвется вытащить его из бездны. Дженсен мертв, он сам внушает себе это каждое утро, глядя на красные полосы на шее, которые еще долго не пройдут. Но Мише на это плевать. Он снова и снова смеется над какими-то шутками, которые и Дженсен раньше находил занимательными. Он говорит в своей привычной манере, пытаясь увлечь образами и яркими картинками, которые он рисует интонацией, занимательными сравнениями, а Дженсен понимает, что отчаянно сопротивляется этому. Миша словно не понимает его желаний. Даже после попытки Дженсена перерезать себе вены Миша только заматывает порезы плотными бинтами, ободряюще обнимает его и выбрасывает из квартиры все, чем только можно нанести себе увечья. Дженсен пытается еще раз или два, но потом сдается. Миша не собирается отпускать его из этого поганого мира, и Дженсен решает остаться в нем до момента, пока им обоим не надоест.

Правда, когда на Гавайях он не рассчитывает силы и начинает тонуть, ему вдруг становится страшно. А затем и нестерпимо больно от испуга в голубых глазах. Словно больно разочаровывать, не оправдывать возложенных на него надежд. Но уже на берегу привычная апатия возвращается в мысли, и Дженсен безразлично следит за Мишей, проверяющим защелки на его спасательном жилете.

URL

01.09.2016 в 21:49

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Очередное «Доброе утро, Дженсен». Миша странный. Дженсен отталкивает его от себя снова и снова, но он не уходит. Он удивляет этим нежеланием сдаваться. «Я люблю тебя, Дженсен». В это сложно поверить, но Коллинз буквально уговаривает на это. Салат всегда заправлен только маслом без ненавистной горчицы или чеснока. На ночь всегда включен мягкий ночник, не позволяющий темноте стать кромешной и гадкой. Постель никогда не остается незаправленной, а любимая рубашка всегда возвращается из стирки на следующее утро. Хотя с чего бы Мише знать, что именно ее Дженсену приятнее всего одевать? Она появилась уже после того, как он перестал говорить.
Дженсен не верит. В конце концов, не справившись с любопытством, он роется в вещах Миши в поисках конспекта на свою жизнь, пока тот пропадает на съемках. Он задается вопросом, зачем это все Коллинзу. Любовь — это ложь, Дженсен уже проверил это на своей шкуре не однажды. Его предавали и продавали уже не раз. Толкали в пропасть, не давая удержаться на краю. Якобы друзья бросили его умирать, стоило ему перестать быть звездой. Лейбл забил на него, а многочисленных фанаток интересовало только то, как заарканить его в свои сети и начать роскошную жизнь рядом. Люди не любят тех, кто бесполезен. А Дженсен теперь не просто бесполезен — он мертв.

Миша словно доказывает обратное. Он никак не хочет относиться по-другому, он все еще окружает Дженсена беспрецедентной заботой, которая начинает пробираться за колючую проволоку баррикад.

Дженсен не пытается общаться, но Коллинзу этого и не нужно. Он привычно рассказывает, как у него прошел день, делится какими-то событиями со съемочной площадки, а Дженсен слушает, делая вид, что ему все равно. Он слушает до противного внимательно, но не удостаивает даже взглядом.

Когда однажды Миша возвращается молча, едва удерживая на губах ласковую улыбку, Дженсен начинает беспокоиться, одновременно удивляясь трепещущему в груди чувству. Его не касается все, что за границей его маленького мирка собственной бессмысленности, но молчание и усталые глаза Миши никак не оставляют его мыслей.
Так продолжается неделю, и Дженсен почти готов признаться в желании поболтать, а затем Коллинз снова включается, нарочито громко заявляя о своем возвращении домой, и он снова прячется поглубже в равнодушие.

В очередной раз Дженсен смотрит на часы, отчего-то будучи не в силах заснуть. Стрелки уже давно отсчитали половину второго, а Миши как не было, так и нет. Дженсен знает о переработках, о ненормированном графике из-за сжатых сроков съемки, но не волноваться уже не может. Он меряет комнату быстрыми шагами раз за разом, то выглядывая в окно, то прислушиваясь к шагам на лестничной клетке. Он пару раз порывается набрать смс-ку на телефоне, но каждый раз одергивает себя. Мертвым все равно.
Однако когда под окном слышится знакомый голос, Дженсен не может удержать себя на месте.
— …не переживай, — тон Миши кажется ужасно усталым, и Дженсен с удивлением отмечает боль, резанувшую по сердцу. — В конце концов, мы все отсняли, так что все в норме.
— Чувак, тебе понадобилось больше десятка дублей. Я начинаю подозревать, что тебя скоро выпрут и с этого шоу, если ты не возьмешь себя в руки.
— Да нет, не бери в голову, — отмахивается Коллинз от Себастьяна, чей голос Дженсен тоже уже знает наизусть. — До конца сезона еще пять серий, я отыграюсь завтра.
— Если тебе дадут это сделать. Я слышал, они переписывают сценарий.
— Ну, мне не впервой терять работу. Найду новую. В конце концов, я могу быть не только актером, — в его тоне не слышно оптимизма. Просто изнеможение.
— Миш, ты вымотан. И с каждым днем ты выглядишь все хуже. Дженсен тебя убивает. С момента, как он переехал, ты просто начал угасать.
— Себ, давай закроем эту тему. Я благодарен тебе за беспокойство, но я справлюсь.
Больше их голосов не слышно, а вскоре в замочной скважине проворачивается ключ. Дженсен поспешно забирается под одеяло, надеясь, что его бодрствования не заметят.
— Я дома, — веселый голос Миши резко контрастирует с выжатым досуха тоном, доносившимся с улицы. Он заглядывает в комнату и тихонько прикрывает дверь, стараясь не разбудить Дженсена.
— Вот где все твое актерское мастерство, — тяжело вздыхает Себастьян. — Не удивлюсь, если ты сам в петлю полезешь через месяц-другой.
— Хватит, Себ. Правда. Я уже потерял любимого человека однажды и еще раз этого не допущу. Чего бы мне это не стоило.
Себастьян послушно меняет тему и уходит минут через пятнадцать. Миша скрывается в душе, а затем устраивается на диване, стараясь не потревожить Дженсена, притворяющегося спящим на постели. Странно, но заснуть Дженсен не может. Мысли в голове крутятся и крутятся, и, когда за окном начинает светать, он поднимается, проверяет будильник на телефоне Миши. До подъема всего полтора часа, но этого времени слишком мало, чтобы хоть немного выспаться. Он переставляет время и, поправив мягкий плед, уходит на кухню. «Любимого человека»…
Странно что-то делать, руки будто не помнят ни как держать нож, ни как резать хлеб, но Дженсен только стискивает зубы и прислушивается к щемящему сердце чувству. Спустя полчаса его неуклюжих усилий по кухне уже разносится аромат тимьяна и розмарина. Он не может понять, ради чего пытается, но не пытаться почему-то не может.

Миша просыпается от стойкого ощущения какой-то барбекю-вечеринки. Сначала это смахивает на неудачный сон, а затем он вдруг понимает, что чем-то жареным пахнет в действительности. Он подскакивает, сбрасывая с себя дрему, и с ужасом замечает отсутствие Дженсена в комнате. Неужели опять? Последние три месяца не было ни одного рецидива, но, видимо, он слишком рано дал себе успокоиться. Миша врывается на кухню ураганом и замирает, сраженный зрелищем наповал. Дженсен что-то сосредоточенно переворачивает лопаткой на сковороде и, услышав скрип открывшейся двери, оборачивается. Заметив Мишу, он улыбается и жестом указывает на стул возле стола, будто приглашая присесть.

Это похоже на мираж, на жестокий обман распаленного усталостью разума, и Миша боится поверить собственным глазам.
— Дженсен…
Слов нет, верить страшно — не потому что происходящее плохо, а потому, что слишком хорошо, чтобы в этом разочароваться. Дженсен благосклонно улыбается, чуть щуря зеленые глаза, а потом кивает вопросительно, будто говоря: «Ну чего тебе?». Совсем как раньше, и Миша почти слышит его довольный голос.
— Боже, — он подходит ближе, и Дженсен понимающе отставляет сковородку на выключенную конфорку, позволяя себя обнять. Этот вздох облегчения звучит лучше дюжины похвал, он с удовольствием зарывается носом в густые темные волосы и закрывает глаза, наслаждаясь обрушившимся теплом. На секунду кажется, что ничего не произошло, а это утро, наполненное запахом варящегося кофе, было всегда. Когда Миша устраивается, наконец, за столом, Дженсен победоносно ставит перед ним тарелку с яичницей с беконом и дымящуюся чашку, в которой ровно две части миндального молока.

URL

01.09.2016 в 21:52

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Глава 9. Fall to rise

Из ада не возвращаются сразу. И если человеку бывает достаточно одного шага, чтобы свалиться за край, то на путь наверх иногда мало целой жизни. Миша знает это и не торопит Дженсена. А тот вдруг словно просыпается от болезненного сна и начинает быть. Быть, как обычно бывают люди. Дженсен пишет целые списки продуктов, а потом пропадает на кухне, мастерски орудуя поварским ножом, что-то жарит, из чего-то творит. Миша этому рад. Депрессия и ощущение безысходности медленно откатываются назад ,и собственную бодрость больше не нужно рисовать масляными красками.
Их вечера полны какого-то очарования, пока по телевизору идет серия медицинского сериала, а затем они тратят по часу-другому на язык жестов, который Дженсен выучивает всего за неделю. Мише требуется больше времени, ведь он занят на съемках. К счастью, их пятница после шести принадлежит только им, и новинки кинематографа традиционно крутятся на экране под бодрое обсуждение. Дженсен пишет комментарии на плотных карточках, а Миша рассказывает о мелких спецэффектах и изредка критикует режиссерскую работу. Операторам тоже, бывает, достается.
Дженсен читает. Небольшая полка быстро забивается литературой. Миша обычно в курсе всего благодаря смс-кам, которые регулярно прилетают к нему на телефон. Так, даже в самые напряженные съемочные дни он чувствует, что вдруг оправдавшиеся надежды — не сон, а вполне устойчивая явь.
«Не могу поверить, что они его казнили».
«Знаешь, когда ты рекомендовал Достоевского, я знал, что будет не просто. Но это — ад».
«Разве белые киты существуют? Их разве не должны были бы сожрать еще в детстве?»
«Ха-ха, это лори! Они нашли лори!»
Миша улыбается и пишет ответ во время короткого перерыва:
«Кажется, Даррел тебе по душе».
Телефон мгновенно звякнул в кармане. Дженсен, видимо, держит его при себе.
«Он похож на тебя. Такой же неугомонный».
Спустя секунду приходит еще одно сообщение:
«Погоди-ка. Я же не лори? о.О»
Миша сдерживается от желания умчаться домой и прижать к себе автора этого милого сообщения:
«Я люблю тебя, Дженсен».
В редкий выходной их квартирка пустеет, а уже выкупленный Мустанг несется прочь по хай-вею к новым впечатлениям.
Медики говорят, что Дженсену пора бы заговорить. Все зажило лучше, чем
прогнозировалось, но, увы, Эклз не торопится переходить с языка жестов на английский. Миша не торопит. Травма была куда глубже, чем порезанные связки. Им придется оправляться от нее еще не один месяц, поэтому пока он просто составляет для Дженсена легкую необходимость вербального общения. Они выезжают на различные вечеринки, дружеские тусовки, где мало кто может общаться языком жестов, но Дженсена это практически не заботит. Миша подозревает, что знает причину, но решает события не форсировать.
Когда ему поступает предложение роли в приключенческом триллере, Миша долго не может решиться. Дженсен пишет ему несколько листов аргументов «за», а Миша видит один-единственный «против». Съемки пройдут в Перу, и Дженсену придется остаться одному в США. Это шанс вернуться из сериалов на большой экран, выбраться из обустроенной Чарли безвестности и начать снова нормально зарабатывать, не перебиваясь эпизодами да статьями в десяток журналов. Дженсен пишет еще пару листов, обещая не пытаться запечь поросенка, и Миша соглашается.
«Доброе утро, Дженсен».
«Доброе утро, Миш».
Это заклятье, что поддерживает реальность на плаву. Так они оба знают, что их любовь где-то рядом. Где-то совсем неподалеку, всего за пару тысяч километров. Сообщения выходят дорого, но обойтись без них они не могут. Дженсен иногда пишет без пробелов, набирая каждое новое слово с большой буквы, а Миша выпрашивает выходные и тут же мчится в ближайшую деревню. Сами съемки проходят на территории заброшенного древнего города, а до деревушки целых два часа по тропическому лесу. Но это мелочи. Главное, что там есть допотопный компьютер, видавший еще пещерных людей и служивший для защиты от мамонтов, да слабенький доступ в интернет. Скайп возмущается, загружается со второго или третьего раза, а картинка дрожит, зависает или вовсе идет кадрами, но большего не нужно. Этого достаточно, чтобы увидеть родную улыбку и понять, что все хорошо. Дженсен объясняет что-то жестами, а Миша пишет свои догадки, пока они, наконец, не договариваются. Это смешно и весело, а шутки, рассказанные вот таким глухим телефоном, и вовсе кажутся божественными. Дженсен смеется беззвучно, едва не падая со стула, а Миша счастлив, что ему удается поделиться своим хорошим настроением.
Они созваниваются так каждую неделю. Месяц. Два. А на третий все вдруг меняется.

В этот раз все по-другому. И дело не в том, что Миша добирался проклятых три часа под жестоким тропическим ливнем. Даже не в том, что сотовый промок и отключился. Сегодня качество интернета на удивление хорошее, а изображение даже не подвисает. Дженсен выглядит подавленным, словно зажатым, и Миша не дожидается каких-либо жестов:
— Дженсен? Что-то случилось?
Эклз мотает головой и почти виновато смотрит в экран. Знаком просит подождать, поправляет микрофон и показывает, постукивая по нему пальцем:
«Слышно?»
В колонках действительно раздается методичный шум, и Миша утвердительно кивает:
— А зачем?
Дженсен медленно, словно с опаской достает гитару, опирает ее на колено. Почему-то Мише видится тоска в его взгляде. Жутко, очень жутко ждать неизвестности.
Аккорд сначала всего один. Раз-два-три, и бой становится жестким, раскачивающим. Это не хард-рок, который Дженсен любил до трагедии. После попытки суицида он и к инструменту ни разу не прикасался. А здесь это переливчатые, тяжелые рифы, закрадывающиеся куда-то в душу, под самое сердце, колючие, острые.
— Исцели меня, спаси меня
Услышь мой зов, услышь без слов.
Миша подскакивает на месте, выкручивая звук на максимум.
— Избавь мою душу, мою израненную душу
Услышь мой голос, мой тихий шепот
Позови по имени, что я не терплю
Отпусти мне грех, мой смертный грех.
Взгляд зеленых глаз видится затравленным, и Миша не знает, стоит ли прервать эту неожиданную исповедь. Если это просьба приехать и вернуться, то он бросит все здесь и сейчас и метнется обратно в США. Все к черту.
— Сбереги меня от себя
Не дай мне рухнуть вниз
Сбереги меня от тьмы и дня
Не дай разбиться
Свет вдруг гаснет, погружая небольшую комнату в кромешную темноту. Миша успевает выругаться дважды в надежде на восстановление электропитания, но ничего не происходит. Что это было, черт побери? Дженсен не просто начал говорить, он пел и, господи, это было бы прекрасно, не будь столь на грани нервного срыва. Неужели опять? Неужели спустя почти полтора года это расставание стало очередной критической точкой? Миша задается этим вопросами едва ли не вслух по пути к машине. Джип заводится со второй попытки и через пять минут уже ворчит, взбираясь по потокам грязи. Всего в десятке-другом километров есть еще одна деревушка, и Миша уверен, что скромной наличности в бумажнике хватит, чтобы договориться о хоть какой-то связи. Небо бьется грозой, дрожит от молний, а дождь становится все плотнее и плотнее. Двигаясь по гребню, размытому небесными реками, стоит немного сбавить скорость, но Мише не до этого. Сердце бьется громче, чем вся погодная вакханалия за дрожащим стеклом. Передние колеса проваливаются в яму, джип ведет в сторону, резина зарывается в ползущую грязь. Вывернутый до предела влево руль дела не спасает — пласт глины под машиной отслаивается и неумолимо скользит в сторону крутого склона. Спустя всего секунд двадцать он натыкается на мокрые камни и переворачивается вместе с машиной.

URL

01.09.2016 в 21:53

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Веселое журчание воды доносится не издалека, а словно укутывает, будто бы река резвится повсюду. Миша медленно открывает глаза, едва ли ощущая собственное тело. Небо уже искрится лазурью, вырывающейся из-за графитовых туч, дождь кончился, а воздух… Воздух едва ли заходит в легкие и приходится закашляться, чтобы избавиться от грязи, забившей нос и рот. Вместе с сознанием приходит и боль, и, не сдержав слабого стона, Миша пытается подняться. Руки бесполезно скользят по размытому берегу, не имея возможности зацепиться хотя бы за траву — ничего кроме глины под пальцы не попадает. Оттолкнуться ногами не выходит, они болят и не слушаются, заполняя разум только мыслями о пронзительном жаре, поднимающемся от лодыжек вверх. Миша обессиленно раскидывает руки в стороны и пытается отдышаться. Боль отнимает силы, а ведь, несколькими часами ранее, он вырубился именно из-за нее, насилу выбравшись из перевернутой машины. Джип скатился в реку, облепившись грязью, зеленью, а затем его подхватила река и протащила несколько миль. Миша выбрался где-то на повороте, когда лобовое стекло разбилось о крупный камень. Его немилосердно ударило течением о какую-то корягу, потом о другую, и только после ему удалось зацепиться за корни векового дерева и выбраться на берег. Кажется, уже там ему пришлось выкарабкиваться только на руках. Досчитав до десяти и собравшись с силами, Миша резко садится, не сдерживая крика. Жалкое зрелище. Его рубашка порвана практически в лоскуты, джинсы облепили отекшие ноги и пропитались кровью, а над правой щиколоткой и вовсе продырявились над раной, из которой теперь торчит кость. Миша проклинает все вслух. Вот тебе и поторопился. Сознание плавится от боли, но одна-единственная мысль заставляет его, скрепя зубами, сползти вниз, к воде. Промыть раны, стянуть рубашку с плеч, располосовать зубами и наложить как повязку, которой явно надолго не хватит. Миша не знает, что там с Дженсенем. Нужно добраться хоть куда-нибудь и узнать ответ. Даже если этот засранец решил пустить себе пулю в лоб, Миша не должен верить в это раньше времени. Боязнь потерять близкого человека сильнее боли и страха собственной смерти. Кое-как сориентировавшись на местности и прикинув, что до деревни можно, наверное, добраться, Миша переворачивается на живот и ползет вверх по склону. Каждый метр дается с трудом, несколько раз он теряет сознание от боли, но останавливаться не собирается. Глина ползет вниз вместе с ним, а он не думает отдыхать. Только спустя бесконечность Миша делает перерыв и пытается отдышаться.

Джунгли хороши только в книгах. На деле же это кишащая клоака, где ютятся сотни насекомых, мелких животных, змей. После дождя фауна выглядывает нерешительно, но бойко, и Мише приходится смотреть под руки, чтобы не зацепить какого-нибудь ядовитого обитателя. Глина заканчивается, но радость от этого улетучивается спустя несколько метров. Если по скользкой жиже ползти было утомительно, то по камням просто до сумасшествия больно. Миша переворачивается на спину в надежде передохнуть. Ему нужно всего несколько минут, но жара и влажность забивают дыхание, утягивая его в тяжелый сон пополам с бредом. В крови уже гуляет пламя, и, кажется, сейчас бы не помешала какая-нибудь таблетка от лихорадки. До гребня еще очень и очень далеко.

Ночь проходит в холоде снаружи и аду внутри. Температуру удается немного сбивать, постоянно протирая лоб и шею влажными листьями подстилки, что еще не успели высохнуть после дождя. Голод терзает, и кора кого-то молодого деревца не может его утолить. К рассвету Миша добирается до вершины холма и с ужасом обнаруживает, что дороги нет. То ли она где-то дальше, то ли он приполз не туда. Паника и отчаяние захлестывают. Кажется, эта переделка — худшая, в которую он попадал. Даже в колледже было проще. Миша заставляет себя улыбнуться, несмотря на слабость и абсолютную безысходность. Надо двигаться дальше. Искать ближайшие дня три его точно не будут как минимум по местным законам.

— Миша!
Голос кажется каким-то очень глухим, очень слабым, но он все-таки пробивается за марево красного неба. Видимо, уже начался закат. Его ищут? Так рано? Что ж, это даже здорово.
Сил ответить на зов уже нет, и Миша пытается поднять руку. Слабость сковывает мышцы, ему удается только немного оторвать пальцы от плотной лиственной подстилки.
— Миша!
Где-то неподалеку. Надо постараться, надо хоть как-то привлечь внимание.
— Здесь… — слова вырываются из горла с тихим присвистом, но он сам их не слышит.
— Миша! — голоса уходят прочь. Он мысленно проклинает собственное бессилие и отчаянно вспоминает последний взгляд Дженсена, адресованный ему по скайпу. Он должен вернуться. Он не умер до сих пор просто потому, что ему есть, для кого жить.
— Подождите, — это хрип, но он все-таки срывается с губ. — Я здесь.
Поднять руку. Хотя бы поднять руку.
Это удается только с третьей попытки, но жест оказывается удачным. По листьям шуршат чьи-то тяжелые ботинки, перед замутненным зрением мелькает что-то оранжевое, чьи-то лица, слышатся вопросы и Мише даже хватает сил на них кратко отвечать.
Двигаться больно, даже если учесть, что двигается не он. Любое изменение положения тела едва не выбрасывает из сознания, и Миша отключается несколько раз.
— Всем-всем! Мы его нашли. Возвращайтесь в лагерь.
В небе зашумел вертолет, разбивая лопастями воздух. Ишь ты, тут целая спасательная операция. Сколько же его не было, что съемочная группа бросилась искать в таких масштабах? Неужели так далеко отнесло течением? Миша полз пару дней точно, но, видимо, мало преуспел в своем нелегком деле.
После тропического полога солнце бьет в глаза немилосердно, Миша щурится и бессмысленно разглядывает все, что попадается перед глазами. Носилки кажутся жесткими, но это лучшее, о чем он мог мечтать. Вокруг галдят люди, кто-то видится даже знакомым, но сил отвечать им или приветствовать уже нет. Миша не понимает ни одного из них.
— Дайте пройти! — чья-то фигура в военной куртке решительно расталкивает толпящихся, резко наклоняется над Мишей, закрывая багровое солнце. В обеспокоенном взгляде узнается Дженсен:
— Миш!
Коллинз позволяет себе слабую улыбку в ответ.
— Он выживет? — этот голос кажется ангельским, несмотря на слышимую хрипотцу и взволнованный прирык.
— Наверное, — неуверенно отвечает врач и, наткнувшись на угрожающий взгляд, тут же поправляется. — Скорее всего.
— Обязательно, — жестко приказывает Дженсен и обращается уже к Мише ласковым тоном, — обязательно. Слышишь меня? Обязательно.
— Пой мне, — одними губами отвечает Миша и закрывает глаза, устав держаться.
— …A way out of the dark
Guided by his heart
No glance and glory
Trapped in our story **
Вокруг все стихает, лязгает металл, начинают громко хлопать лопасти вертолета по разгоряченному воздуху.
— Obsession
Is it really what it seems
And the demons crawl
We have to fall to rise **

URL

01.09.2016 в 21:55

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Глава 10. I won’t surrender

Стены реабилитационного центра стали обитаемыми совсем недавно, но теперь здесь все время кипела жизнь. Как ни странно, но пациентов, решивших обратиться за помощью, было достаточно, и основателя своеобразного приюта для заблудших душ это не могло не радовать. Джаред накинул на плечи легкое пальто — на улице шел легкий дождь — и направился к выходу из кабинета. С момента ухода из SteelBand он впервые был по-настоящему счастлив. Прошло уже почти два года, а чувство вины только сейчас начало отпускать его из крепких объятий. Многие его отговаривали, но решение было все-таки верным.
Реабилитационный центр Падалеки отличался низкими ценами и большим процентом квотных мест. Если людям не хватало денег на лечение в известных клиниках, то они шли сюда. Наверное, это было символичным, но профилем было лечение от наркотической зависимости. Джаред видел, как многие уходят отсюда новыми людьми, попрощавшись с пагубной привычкой, и чувствовал себя наконец-то нужным.
В заднем кармане завибрировал телефон, но незнакомый номер не удивляет Джареда. Ему звонят часто по рекомендации, а нередко и с чужих телефонов, боясь огласки или неправильной реакции.
— Падалеки. Чем могу быть полезен?
— Привет, Джаред. Хотя, у меня, наверное, уже нет права обращаться на «ты».
Голос и знаком, и незнаком одновременно. Падалеки на секунду замирает, но вспоминает главное правило, озвученное ему психологом — не говорить «нет».
— Можем и на «ты», — улыбается он в трубку. — Как могу обращаться?
— Ты меня не узнал? — усмехается собеседник, но радости в ней не слышно. — Как же так, Джаред?
— Прости, но последнее время много звонков. Мне очень стыдно, но не подскажешь, как к тебе обращаться, друг? — почему-то по спине ползут мурашки от проскользнувшего осуждения. Что за черт?
— Ну давай, попробуй вспомнить. Ведь ты обо мне часто думаешь. Даже клинику открыл. Чувствуешь свою вину?
— Я не понимаю, о чем ты. — Кому вдруг приспичило лезть в его душу? Джаред не говорил о мотивах никому, даже Марку.
— Вспомни. Именно ты подсадил меня на травку, а затем и на спиды. А героин я тоже впервые принял из твоих рук.
Щеки полыхнули огнем. К сожалению, Джаред был виновником наркомании не одного десятка людей. Тогда это было прикольно, делиться со всем веселухой, а потом почему-то скатилось в какой-то ад. И кончилось это совсем не добром.
— Ах да, я ведь был не единственным. Давай, Джа, вспоминай.
Дыхание перехватывает так, будто чьи-то ледяные пальцы ложатся на горло. Так Падалеки называли только несколько человек.
— Я…
— Не бойся, Джа. Я попробую еще немного подсказать. Помнишь вечеринку в Остине, когда развалилась группа, и мы с тобой ужрались в доску, а затем переспали? С тобой прошел мой первый гомосексуальный опыт.
— Блять! — перебивает Джаред, чувствуя, как голова идет кругом. — Это невозможно!
— Давай, скажи это, — смеется собеседник, словно наслаждаясь паникой Падалеки.
— Дженсен? — мир переворачивается, разбивается от чьей-то злой шутки, и Джаред искренне надеется, что псих по ту сторону связи сейчас развеет иллюзию прямой линии с миром мертвых.
— Именно, — одобрительно соглашается собеседник.
— Не может быть, — Джаред едва не падает на мягкий стул, держась ладонью за светлую стену. — Дженсен умер почти три года назад.
— Ты видел мой труп?
— Но его хоронили…
— …в закрытом гробу. Потому что я, якобы, почти отрезал себе голову струнами. Верно?
— Да.
— Не совсем так. Меня успели спасти, но, как ты помнишь, Чарли не держит сломанных игрушек, — усмешка кажется легкой и уверенной, но Джареду она слышится наигранной. Нельзя так снисходительно говорить о своей боли. А ведь Дженсену наверняка должно быть фигово об этом вспоминать.
— Почему тогда тебя объявили мертвым? Почему ты не позвонил нам с Марком? Мы места себе не находили.
— Джа, не обманывай ни себя, ни меня. Мертвым я был куда выгоднее, чем живым. Сколько вы выпустили еще дисков под брендом SteelBand? А как же трибьюты? В этом году, говорят, снова собираются?
— Но почему ты не звонил?
— Джа, подумай хорошенько. Я ведь долгое время не был тебе особенно интересен. Мы прошли вместе огонь, воду и медные трубы, но твой эгоизм всегда был выше. Кто пропил мои деньги на гитару, а? — Дженсен смеется, но Джареду впервые по-настоящему стыдно за ту выходку:
— Прости, парень. Я был идиотом.
— Эй, не кори себя. Мне стоило набить тебе морду уже тогда, — тепло в его голосе не подделать. — Да и настоящий друг бы не подсунул мне такого дерьма, как кокаин. Ну, честно, зачем мне было бы тебе звонить?
— Прости. Я знаю, что виноват.
— Так клиника — это все-таки искупление грехов? Я угадал?
Джаред тяжело вздыхает и кивает, пусть Эклз его и не видит. Потом он собирается с силами и признается:
— Да. Я считал себя виноватым в твоей смерти.
— Ну, может, ты и приложил к этому руку. Ты мой телефон Роннану не отдавал в Италии?
Джаред насилу проглатывает ком в горле:
— Отдавал. Он попросил…
— Не парься. Я просто интересуюсь.
Джаред не выдерживает этого легкого, рассудительного тона:
— Дженсен, мне, правда, очень жаль. Скажи, где ты? Я приеду, и мы сможем поговорить. Я хочу все исправить.
— Джа, — Эклз делает доверительную паузу, — я там, где мне хорошо. И мы обязательно увидимся. Я не держу зла, и я очень рад, что у тебя тоже все в порядке. Но пока у меня есть дела.
— Но ты ведь для чего-то позвонил? — Джаред чувствует, что никакого влияния на этого Дженсена у него уже нет. Они не связаны ни секундой больше и это рвет душу.
— Я раздаю долги и закрываю счета, — улыбается Дженсен так, что тепло едва не обжигает. — Тебе я позвонил сказать «спасибо» за все уроки, какие я вынес. И за все возможности, которые ты мне дал.
— Но я столько всего натворил…
— А я не сержусь, — Дженсен не дает Джареду покаяться. — Так что, вперед, друг, спасать тех, кому нужна твоя помощь. А если у тебя вдруг не получится, то им помогу я.
— Что ты имеешь ввиду? — теряется в догадках Падалеки, но на заднем фоне слышится чей-то голос, и Эклз тут же прощается:
— Еще узнаешь. Пока, Джа.

— Дженсен.
Пальцы легко захлопывают раскладной телефон, и Дженсен оборачивается к двери с умиротворенной улыбкой. На пороге комнаты стоит Миша. Ему наконец-то разрешили оставить костыли, но он до сих пор хромает, чем вызывает бурю тепла в груди.
— Кому на этот раз звонил?
— Джареду, — Дженсен легко касается открытой шеи и вдыхает теплый запах одеколона. Каждый такой разговор разрывает обжигающие связи с прошлым, оставляя его где-то далеко позади. Там, где даже смотреть на него уже не больно.
— Спорю, он упал в обморок, — смеется Миша, откидывая голову, позволяя рукам Дженсена закрадываться под одолженную у него же клетчатую рубашку.
— Возможно. I won’t surrender…**
— Новая? — чуть слышным шепотом интересуется Миша, заслышав незнакомую мелодию.
— I’ll defy… **
— Обожаю твои песни, — Миша легко целует Дженсена в висок, любуясь чуть смущенной улыбкой

Спустя три месяца в Америке заработала горячая линия для людей, склонных к суициду или попавших в сложную жизненную ситуацию. Дженсен сел за телефон вместе с обычными операторами, в то время как Миша был занят личными встречами. Рекламная компания прошла под воодушевляющим девизом «You are not alone».

URL

01.09.2016 в 22:31

LinaPo

"Кас,надень трусы, у нас гости"©

Видео потрясающее!! :inlove:

Сперва заинтриговало оно, а только потом прочла саммари. Я заинтересовалась идеей)) Мысленно пометила себе *прочитать позже*

URL

01.09.2016 в 22:46

bfcure

"Нанометалл сошёл с ума и жрёт людей!" (с)

*жалобно* а ссылки на файл нету? *паппи айз*

URL

01.09.2016 в 23:13

Poison-wine

Что может быть прекрасней поющего Дженсена? Эти вставки с конвенций отлично подошли под задумку.
Текст очень большой, поэтому смогу прочесть позже, но спасибо за объем. Большие фики - моя слабость)

URL

02.09.2016 в 12:33

Кора Штапель

клепатель манипов, охотник за головами

Офигенная история, как будто реальная... :jump3:

"И он начал быть. Как бывают все люди

URL

02.09.2016 в 22:52

tktyfzz

Ох уж эти наркотики...
Хорошо, что все живы остались. И сделали правильные выводы.

URL

02.09.2016 в 23:03

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Ссылка на файл всем страждущим для удобного прочтения в купе – yadi.sk/i/tmGFjC6nuiecN

URL

03.09.2016 в 07:43

Fanat of supernatural321

Королева пессимизма (с)

Тяжелый текст. Интересный, но тяжелый. Есть в нем жизнь. Она чувствуется в каждом слове. Есть любовь. И самое главное - есть идея. Идея в том, что можно преодолеть многое, если есть люди, которые верят в тебя. Борются за тебя. Каждый день вдохновляют тебя идти дальше, не сдаваться продолжать. Здорово, что Дженсен вернулся. Здорово, что он нашел своего человека. И здорово, что этим человеком стал Миша, который каждый день говорил, как он его любит. И более того - показывал это. расстроило то, что Дженсен так и не помирился с родителями. Он же ребенок и ни в чем виноват не был. Даже представить не могу, каково это - чувствовать свою вину за смерть близкого человека. Можно ли его винить после этого в том, что он сбежал от постоянных пререканий? Думаю нет. Жаль, что родители так и не смогли смириться со своим горем и вспомнить, что у них 2 сына.
Но несмотря на весь текст, конец дарит надежду на лучшее. Спасибо за такой конец.
За видео отдельное спасибо, потому что "ВАУ". Энергетика Дженсена так и прет с экрана. Плюс история. Посмотрела после прочтения (по определенным причинам) и скажу, что видео не испортило впечатлений ни на грамм. Здорово. Спасибо. :hlop:

URL

04.09.2016 в 13:19

звездный песец

and I don't feel the same

Прочитала залпом, мне очень понравилось; очень правдивая история во многих своих проявлениях. Начиная с того, что знакомство Миши и Дженса состоялось без лишних слов и не завершилось пылкой страстной ночью, а стало чем-то большим, чем-то непривычным Дженсу, который уже и забыл, что может быть и так, и заканчивая тем, что период реабилитации - сложный долгий период (тогда как часто в фиках достаточно появления любионов в дверях палаты, чтобы все внутренние переживания ушли в небытие).
Больно читать историю Дженса, при таких раскладах легко поверить в то, что человек в определенный момент может решить, что больше не может все это выносить, и хорошо, что Миша оказался достаточно чуток, чтобы увидеть момент надлома, чтобы суметь пройти с ним тяжелый путь от безмолвной апатии до настоящей жизни.
По ходу чтения слушала предлагаемые песни, музыка и текст так хорошо сочетались, это было очень приятно. Унесда в свой плейлист Hold on to my heart, слушаю вот по кругу, она просто космос.
Спасибо за такую прекрасную работу.

URL

04.09.2016 в 16:15

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Poison-wine, LinaPo - Спасибо

Устраивайтесь поудобнее, купе нашего экспресса просто созданы для комфортного чтения

Кора Штапель - Спасибо

История, кстати, действительно основана на реальных событиях.

tktyfzz - спасибо

Мы за хэппи-энды

Fanat of supernatural321 - Благодарим от всего сердца) Автору текст тоже дался не очень легко. Скорее всего, Дженсен еще попытается наладить отношения с семьей, но это уже другая история

звездный песец - Большое спасибо за отзыв

Для автора было очень важно передать настроение альбома и такой отзыв - это настоящий бальзам на душу

от автора

URL

04.09.2016 в 22:44

bfcure

"Нанометалл сошёл с ума и жрёт людей!" (с)

Фик получился очень насыщенным: много событий и эмоций.
История про то, что иногда мечта сбывается так, что лучше бы она оставалась просто мечтой. Дженсен вряд ли мечтал о том, что получил в итоге (в смысле славы, концертов и своей группы): изнанка шоу-бизнеса оказалась жестокой.
Его родители здесь словно списаны с передачи "Дорогая, мы убиваем детей" и рассчитывать, что они что-то поймут и изменят отношение к сыну, ИМХО, бессмысленно.
Это печально, но это так

Миша стал для него ангелом поневоле. Очень понравилось, как прописана их первая встреча и последующие отношения. Хотя автор заставил поволноваться, когда Миша перестал отвечать на сообщения Дженсена (я сразу заподозрила, что к этому кое-кто приложил руку), когда Дженсен решил, что с него хватит (слава богу, Миша успел) и когда Миша попал в аварию (автор, пощадите, не доводите до валерьянки).
Ещё хорошо прописано реабилитация главного героя - долгая, мучительная; у Миши оказался большой запас терпения - такое не каждый выдержит.
Автор честно предупредил про возможный сквик, но тут меня для меня неожиданностью стало не упоминание отношений между Дженсеном и Джаредом, а то, что Джаред здесь отрицательный герой. Это было... необычно.

URL

07.09.2016 в 20:57

BitterSweet_Symphony

Потрясающая работа. :heart:

Очень сильная. Болезненная. Тяжелая на эмоции. Пробирающая своей реалистичностью до дрожи. Пугающая тем, как же сильно родители влияют на своих детей, сколько детских травм, комплексов и обид приходят из детства. И как сильно они могут сломать жизнь.
История получилась атмосферной. Саунды создают настроение семидесятых-восьмидесятых - эпохи отличного рока. Отличное спасибо за них! Потаскаю в свой плей-лист))
Сложно собраться эмоциями, когда тебе вывернули душу наизнанку, поэтому скажу просто...
Большое спасибо! :heart:

URL

09.09.2016 в 21:56

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

bfcure - Бесконечное спасибо за отзыв! (Автор даже заинтересовался озвученной программой, но пока не посмотрел

) Джаред, кстати, скорей просто "человек для себя", но в конце концов он на светлой стороне))

BitterSweet_Symphony - Спасибо

Так здорово, что плейлист пришелся по душе))

от автора

URL

14.09.2016 в 11:03

Эндверс

Клип абсолютно шикарный! Несколько раз уже пересмотрела!
:heart:

URL

17.09.2016 в 09:18

[Вас приветствует Система]

Это фича, а не баг!

Эндверс - Спасибо

от автора

URL


Запомнить

Destiel+Cockles AU-fest