И жили они долго и счастливо, пока смерть... а, не, смерть их тоже не разлучила.
— Очень хочется произвести на вас приятное впечатление.
— Вам это удалось... уже.
— Усилить хочется.
(с) "Служебный роман"
— Вам это удалось... уже.
— Усилить хочется.
(с) "Служебный роман"
Название: Критический абстракционизм
Автор: Земля Обетованная
Бета: Земля Обетованная
Размер: мини, 6073 слова
Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: R
Предупреждения: ООС, нецензурная лексика
Ссылка на скачивание: .doc
Краткое содержание: У Дина и Кастиэля есть чуть меньше двух суток, чтобы выполнить чужое задание по психологии и разобраться с собственной личной жизнью.
Дисклеймер: Что попало в Землю, в Земле и останется.
От автора: Данный текст целиком состоит из штампов, специфических шуток и пасхальных яиц. Извините.
— Кас, это полный пиздец, ты понимаешь? – Дин пару раз приложился головой о стену позади себя, сполз на пол и закрыл глаза.
— Кто бы спорил, — согласно пробормотал Кастиэль.
Ну, хоть в чём-то им удалось достичь согласия. Какое счастье.
Тыква лежала на полу между ним и Касом; больше всего она сейчас была похожа на гигантское насекомое, убитое и раздавленное с особой жестокостью. Волокнистая оранжевая мякоть с беловатыми семенами, украшающая пол, ближайшую стену и новенькие серые джинсы Каса, прекрасно имитировала жучиные кишки.
Это был провал, абсолютный, бесповоротный провал.
Двадцать восемь часов назад
Дин Винчестер был уверен в трёх вещах. Во-первых, в девяностые годы двадцатого века человечество разучилось записывать хорошую музыку; во-вторых, восьмицилиндровый V-образный двигатель был лучшим произведением американской автомобильной промышленности всех времён; в-третьих, в администрации Инженерной школы Канзасского университета работал человек, воистину являющийся реинкарнацией маркиза де Сада. Ибо поставить лекции по истории философии последней парой в пятницу вечером мог только человек, основательно подкованный в пытках безвинных душ (и тел).
Солнце уже практически село. Промозглый ветер срывал с вязов последние засохшие листья; они порхали в воздухе, как мертвые бабочки, оживлённые некромантом-шутником, и периодически бились в окна. В аудитории было закономерно малолюдно: на историю философии ходили только завзятые ботаны и те студенты, которым было принципиально важно получение дополнительных баллов за посещаемость. Правда, ни те, ни другие не проявляли особого интереса к невероятно познавательной, но абсолютно не нужной будущим инженерам дисциплине. Да что там, даже часы на стене – и те расписались в своей абсолютной беспомощности и полной незаинтересованности, вот уже двадцать минут показывая половину шестого.
На двух последних рядах, впрочем, кипела жизнь — правда, очень и очень тихо. Студенты и студентки, собравшиеся там, шёпотом обсуждали чрезвычайно важный вопрос: кем бы они хотели стать после окончания… после окончания курсов анимагии в Хогвартсе.
Они уже пришли к согласованному решению, что Чарли Брэдбери просто обязана быть белкой (хотя на Гаджет из «Спасателей» она была похожа больше; но назвать Чарли белой мышью не отважился бы никто), а Вик Хенриксен – морским котиком («Вот закончу, пойду в армейку и стану им безо всякой магии, ха!»). Дин терпеливо ожидал своей очереди – у него тоже было, что сказать.
— А ты, Винчестер? – Чарли несильно толкнула его локтем в бок.
— Горный лев, — почти благоговейно и не без капельки самолюбования прошептал Дин, — песочной масти, с шикарными когтями и клыками, сильный, быстрый, гибкий…
— Ты, Винчестер, иногда как скажешь! – Вик уткнулся в рукав, чтобы заглушить рвущееся из глотки ржание. – Бульдог ты кривоногий, а не горный лев!
Дин подскочил на месте, пытаясь дотянуться до хохочущего Хенриксена и сграбастать его за воротник.
— Молодые люди на галёрке, прекратите ваши вокально-акробатические этюды, или я буду вынужден просить вас покинуть занятие! – внезапно повысил голос профессор Прайс. Весь его вид, от встопорщенной бороды до кончиков ботинок, выражал праведное негодование подвижника науки, которого прервали посередине Нобелевской лекции. – По всей видимости, то, что вы поступили в лучший вуз штата, было одной из крупнейших ошибок в его истории!
Из-за первой парты раздалось глубокомысленное, но явно одобрительное хмыканье.
— Вас, мистер Новак, это тоже касается, — кажется, Прайс разошелся не на шутку, — за два месяца обучения я не слышал от вас ни одной дельной мысли! Одни только яркие цвета, и ничего внутри – вот что вы из себя представляете!
— Что-то дядюшка Оливер сегодня адово разбуянился, — пробормотал Эш, не поднимая головы от тетради для конспектов, на которой дремал, как на мягкой подушке. – И так нас на полчаса задержал, теперь еще час будет рассказывать, какие мы безнравственные бестолочи…
Но предсказанию не суждено было сбыться – спасение пришло, откуда не ждали.
— Профессор Прайс! Как хорошо, что я успела вас застать! – дверь приоткрылась, и в аудиторию просочилась мисс Хэнскам, куратор их учебной группы. – Мне как раз нужно поговорить с ребятами. Ребята же задержатся ещё на минутку?
Глаза её сверкали так, что Дин даже со своего места в последнем ряду остро почувствовал себя самоубийцей в свете фар приближающегося поезда. По аудитории прокатился слитный вздох – все знали, что в системе отсчёта мисс Хэнскам «минутка» означала примерно полчаса – но вслух никто возражений не высказал.
— Вот и славно, — заулыбалась она, — тогда я не буду, хи-хи, тянуть время и сразу перейду к делу. Итак, все мы помним, что это воскресенье – тридцать первое октября, и мы празднуем День Всех Святых…
Помнили все. Донна Хэнскам, помимо курирования первогодков, получала магистерскую степень по психологии, и все практические задания, касающиеся групповых занятий, испытывала на них. Подготовка к Хэллоуину не стала исключением – Донна, твёрдо уверившись, что совместная работа способна сплотить абсолютно любой коллектив, активно привлекала своих подопечных первокурсников к подготовке скучного и никому не нужного (зачем, когда есть вечеринки в кампусе и на съемных квартирах?) праздничного вечера.
— Итак, мы с вами уже помогли драматическому кружку с постановкой, поучаствовали в оформлении зала…
— …решили, что Новака нарядим вороном, и он будет всех заходящих встречать, каркая «Никогда больше!», — в тон ей, негромко, но чтобы все слышали, дополнил Дин.
— А Винчестер наденет костюм Эдгара По и будет ходить мимо меня туда-сюда, — мгновенно откликнулся Новак. К вечеру его голос, и так низкий от природы, охрип и действительно стал слегка напоминать вороний грай.
— Эй, я понимаю, что ты хотел бы видеть меня как можно чаще, но не при всех же! — притворно возмутился Дин.
— Так, ребята, вы не в младшей школе, чтобы дразнить друг друга и обзываться! — мисс Хэнскам предостерегающе подняла руки. — Итак, вернемся к обсуждению. Мы — то есть, администрация университета и я — решили в рамках празднования устроить конкурс резьбы по тыкве!
— Единственный выходной в задницу, — резонно заметила Мэг Мастерс откуда-то из угла, — мало нам было в школе каждый год по полдня колупаться в овощах, мало нам добровольно-принудительного сборища в воскресенье...
— Нет, мисс Мастерс, вы не правы, — кажется, Донну искренне расстроило, что её идея не получила никакого положительного отклика, — для этого конкурса я разобью вас на пары. Каждая пара должна будет приобрести тыкву и за субботу сделать из нее фонарь. Дизайн любой на ваш вкус. Но только в рамках приличий, — спешно поправила она себя, покосившись на ехидно переглядывающихся Бальтазара и Габриэля. — Итак, я составила список пар, которые желала бы видеть на конкурсе...
— А если мы не согласны тратить субботу на эту ерунду? — снова повысила голос Мэг. — Вы и так отняли у нас воскресенье, какого чёрта...
— Такого, мисс Мастерс, что если не будете слушаться куратора — не получите зачёт по истории философии, — внезапно вмешался профессор Прайс. — Продолжайте, милочка, продолжайте.
Дин закатил глаза и отвернулся к окну, уставившись на огромную вывеску с Тыквоголовым Джеком, украшающую фасад кофейни через дорогу от учебного корпуса. Точнее, на верхнюю треть вывески; такое расположение вкупе с ехидным выражением «лица» придавало ей очевидное сходство с любимой картинкой интернет-троллей.
«Смейся сколько влезет, — мысленно сказал Тыквоголовому Дин, — мне на тебя плевать, слышишь?»
Ещё бы он обижался на всякие хихикающие бахчевые.
— ...и, наконец, Мэган Мастерс будет работать вместе с Ханной Темпл, — голос мисс Хэнскам донесся до него, как сквозь ватные затычки в ушах. — На этом все. Спасибо вам огромное, что уделили внимание! В воскресенье в два часа я буду ждать вас с готовыми работами в актовом зале административного корпуса. Не опаздывайте и... хороших выходных! — и она исчезла из аудитории прежде, чем кто-либо успел добавить хоть слово.
— Э-э... — Дин приподнялся со своего места и повернулся к Чарли, — я что, задремал? Меня с кем-нибудь поставили?
— Поставили, Винчестер, — раздался над его ухом голос, который он одновременно очень хотел и страшно не желал услышать — «вороний» баритон Кастиэля Новака. — К всеобщему прискорбию, тебя поставили в пару со мной.
На самом деле, Дин согрешил бы против истины, сказав, что терпеть не может Кастиэля. Совсем наоборот: Новак был до такой степени хорош собой и горяч, что его имя в одном предложении со словом «согрешить» следовало употреблять исключительно в порнографическом смысле; правда, Дин это делал единственно в мыслях, наскоро передергивая в душе перед учёбой. Он был бы не прочь, очень не прочь как-нибудь пообщаться с Кастиэлем в приватной обстановке и реализовать одну-две-три-десять своих фантазий... если бы Новак не был вредным бесчувственным засранцем с ядовитым жалом вместо языка, который Дина терпеть не мог.
Их отношения испортились, не успев начаться. На второй день занятий Дин столкнулся с ним в кафетерии — и столкнулся в самом прямом смысле, нос к носу, живописно изгваздав его новенький джемпер недоеденным бургером и взамен получив пятна какого-то тошнотворно зеленого супа на футболку и конспекты по механике. Тогда они даже не подрались; причиной тому были, конечно же, врождённые хладнокровие и благородство Дина (и непосредственная близость обедающего декана, но в гораздо меньшей степени). Он всего лишь отметил, что иногда интернет-сёрферам стоит выныривать из он-лайна в реальную жизнь, хотя бы на время ланча. Новак на это ответил, что демонстративное чтение тетради во внеучебное время, может, и делает умнее, но не дает права умничать. Так и познакомились.
Правда, уже после занятий Новак подошёл к Дину и предложил переписать свои конспекты взамен испорченных супом; Дин покочевряжился для порядка, но конспекты взял, тем более что на этот раз Кастиэль вёл себя практически как нормальный человек и даже всего три раза поправил Дина, когда тот сокращал его имя до короткого, симпатичного и непритязательного «Кас».
Уже позднее, от вездесущего ди-джея повсеместного радио «Сплетни-FM» Джо Харвелл, Дин узнал, что Новаку не хватило всего нескольких баллов для поступления в МИТ, и только потому он подал документы в Канзасский университет. Это ли определяло его манеру поведения или просто скверный характер, Дин не знал. Поэтому он просто продолжал обмениваться с Новаком колкостями и подначками, и ко второму месяцу учебы это вошло в привычку и стало неотъемлемой частью университетской жизни, как, например, рыбные пирожки в кафетерии по вторникам или ругань профессора Прайса вечером в пятницу.
Правда, несмотря на ум — реальный, неподдельный ум, которому не было бы цены в КалТехе или том же МИТе — правильно подвешенный язык и роскошную внешность, у Новака был один непростительный, по мнению Дина, недостаток. Он был хипстером. Это выражалось и в любви к дурацким цветастым свитерам и джинсам столь узким, что они больше смахивали на лосины; и в музыкальных предпочтениях — наполовину инструментальные закосы под классику, наполовину всякая хрень, объединенная под общим названием «инди»; и в искусно взлохмаченных волосах; и в картонных стаканах с отвратительной сладкой бурдой, недостойной названия «кофе», по утрам. Хипстеров Дин не любил ещё больше, чем общественных активистов типа Донны Хэнскам; на самом деле, он искренне полагал, что их вывели где-то в секретных лабораториях с целью уничтожения населения путём морального разложения. Когда видеть Каса во всём его джинсово-лохмато-кофейном «великолепии» становилось особо невмоготу, он высказывал свои соображения вслух, на что неизменно получал краткие ёмкие отповеди, где каждое слово было практически любовно напитано ядом. Дин слушал их и думал, что хотел бы однажды избавить Каса от всей этой атрибутики радикальным способом: вытащить из кампуса, прокатить на машине под звуки классического рока, привезти к себе домой, вытряхнуть из дурацкой одежды, валять по кровати, пока волосы не станут растрепанными идеально натурально... ну, и наутро напоить настоящим крепким американо.
В общем, положа руку на сердце... Дин Каса не выносил и обожал одновременно; временами это пугало, но за два месяца общения он как-то научился с этим жить. А что думал по этому поводу Кас, он не спрашивал.
Дин перехватил Каса практически на выходе из здания.
— Хэй, Кас...
— Да, Дин? — лицо у Кастиэля выражало безмятежное спокойствие, но спина была прямой и напряженной, как у ступающего по проволоке канатоходца.
— Я по поводу этого задания, и... В общем, я понимаю, что тебя в моём присутствии блевать тянет, и...
— Как и тебя – в моём. Давай пропустим обмен любезностями и перейдем к делу.
— Как скажешь. Ты, э-э... завтра свободен?
— Строго говоря, нет. Но ради такой необходимости я поменяюсь сменами, — задумчиво произнес Кас. Дин знал, что тот работает в пекарне-кондитерской в двух кварталах от кампуса, всё из того же вещания «Сплетни-FM»: едва ли не все девчонки потока бегали туда чаёвничать, а потом шутливо костерили Новака за то, что из-за его пирожных джинсы отказываются сходиться в талии.
— Чудненько! — Дин извлёк из заднего кармана бумажку с адресом своей съемной квартиры и протянул Касу. — Вот, завтра, как сможешь, приходи ко мне — купим тыкву, сделаем этот хренов фонарь... В общем, провернём неприятное дело по-быстрому. Как... ну, как прыщ выдавить.
— Чего? Я, кажется, не понимаю этой аналогии, — Кас сощурился.
— Ну, прыщ! — повторил Дин. — Когда берёшь и...
— Дин, я не выдавливаю прыщи. Человечество придумало множество лечебных средств, и если ты испытываешь с этим проблемы...
— А жаль. Такая аналогия пропала впустую, — вздохнул Дин. — В общем, я буду тебя ждать. Не потеряешь адрес?
— Записанный на бумажке, пропитанной теплом твоей прекрасной задницы? Ни за что, — Кас ехидно фыркнул и убежал, оставив Дина размышлять, была эта реплика насмешкой или же, напротив, комплиментом.
К собственному удивлению, в субботу Дин проснулся в семь утра безо всякого будильника, от одной мысли «А вдруг Кас уже пришел, подождал под дверью, плюнул и свалил?» Мысль эта, разумеется, была лишена логики и в какой-то степени являлась чудовищем, порождённым сном разума; поэтому Дин позволил себе еще немного поваляться в кровати, после чего не торопясь умылся, позавтракал чем холодильник послал и стал ждать.
Новак появился только после двух часов дня, когда Дин прошел уже все пять стадий ожидания: нетерпеливое притопывание ногой, беспокойство, отрицание, гнев и нервный интернет-сёрфинг с целью жестокого убийства времени.
— Ну, наконец-то, ваше высочество, карета доставила вас в мою скромную хижину, — рявкнул Дин со смесью раздражения и облегчения в голосе. — Я три раза тебе... хотел позвонить!
— И что тебе мешало? — Кас, нахмурившись, протиснулся в прихожую. Он был весь какой-то сонный, тёплый, взлохмаченный и пахнущий корицей, и от этого сочетания у Дина под ребрами затрепетали бабочки. Он скрипнул зубами и со всей решительностью растоптал их воображаемыми сапогами.
— Позвонил бы, уж поверь, будь у меня твой номер, — буркнул он, все еще чуточку сердясь. — Ну, ты и горазд спать, чувак!
Вместо ответа Кас меланхолично достал телефон и продемонстрировал Дину будильник, выставленный на шесть утра.
— О... Если ты всегда так рано встаешь, то беру свои слова назад. Никаких проблем. Можешь отоспаться.
— Это будильник на выходные, Дин. Я только что из пекарни — меня отпустили на остаток уикэнда с условием, что половину субботы я отработаю. Всё, я закончил оправдываться, можешь продолжать блистать остроумием.
— Эй, эй, ладно тебе, не заводись. Я был неправ, — Дин постарался придать голосу максимально дружелюбный тон. — Напоить тебя чаем или кофе? Или сразу поедем за тыквой?
Кас помотал головой.
— Не стоит. Я и так ощущаю вину за то, что впустую потратил твоё время своим долгим отсутствием, потому предлагаю ехать сразу. Так сказать, последовать твоей вчерашней аналогии с прыщом.
Дин вздохнул, подавив в себе желание как-нибудь прокомментировать это. Если Касу так хочется повредничать, пусть вредничает на здоровье!
— Тогда поехали! — он изобразил на лице милую улыбку и схватил с вешалки куртку. — Если у тебя есть какие-то идеи, какую хренотень можно сделать из тыквы, чтобы все ахнули, а душка Донна грохнулась в обморок от счастья, расскажешь по дороге. Если, конечно, у тебя сохранится дар речи после поездки в моей Детке!
Кас скептически хмыкнул, прислоняясь к стене и закрывая глаза в ожидании, пока Дин запрёт дверь.
— Твоя «Шевроле Импала»? Такой блестящий чёрный четырёхдверный хардтоп-седан с восьмицилиндровым двигателем и периферийной подвеской? Ты собираешься впечатлять меня собственно её крутизной, своим экстремальным вождением или тем, что она за день ест бензина больше, чем производит одна поточная линия фирмы Shell?
Воистину, это был удар пониже пояса: Дин мог еще стерпеть шутки на тему внешности, работы и ориентации, но никак не на тему Детки. Он рыкнул и выронил ключи.
— Еще одно слово против моей машины, и ты пойдёшь искать тыкву сам, ясно? На своих двоих.
Кас не ответил, и это было странно — обычно он за словом в карман не лез.
— Ты меня удивляешь. Я думал, ты не споришь, только когда спишь... А, ну да, действительно. — Дин обернулся к Касу и обнаружил, что тот дремлет, опершись о стену и свесив голову. — Доброе утро, Америка! Давай, просыпайся, сурок по имени Кас, а то собственную тень проспишь!
Кас распахнул глаза и сонно тряхнул головой.
— Я не спал, Дин, я не спа-а... — последнее слово утонуло в широком котёночьем зевке.
— Ну, вот теперь я вижу, что ты действительно в шесть проснулся, — Дин вымученно улыбнулся и, цапнув Каса за локоть, потащил его вниз по лестнице. — Открою тебе окно в машине, проедешься — полегчает.
Ему показалось, или Кас пробормотал что-то, отдаленно похожее на «спасибо, Дин»?
— Святые ёжики! Кас, ты видел, сколько времени? – гаркнул Дин, падая на пол рядом с диваном и косясь на настенные часы так, будто во всех сегодняшних неудачах были виноваты только они. – Девятый час, мать его! Девятый час, а у нас из открытых достижений только…
— …только купленная тыква, — рассудительно закончил Кас, плюхая на пол рядом с Дином коробку с пиццей, — а еще мы не поубивали друг друга, и это, как мне кажется, значительный прогресс в наших отношениях. Донна может нами гордиться.
— Каким-то чудом, Кас. Мы не поубивали друг друга каким-то чудом!
Неподтверждённая благодарность Каса в начале дня оказалась той единственной ложкой мёда, после которой, как в той пословице, последовала бочка дёгтя. В первом же магазине, который они посетили — в двух кварталах от дома — не было ни одной, даже самой завалящей тыковки. Всё разобрали с утра, говорили им. Предпраздничный ажиотаж, мол, сами понимаете, молодые люди. Во втором магазине происходил внеплановый ремонт в связи с обвалившимся потолком, третий был закрыт после внезапной проверки санитарной службы, и так далее, и тому подобное. В тех магазинах, которые были открыты, продавцы разводили руками, фальшиво вздыхали и попеременно посылали Дина с Касом в другие магазины сети, магазины других сетей, на фермерские рынки и к чёрту с дьяволом. Дин злился, Кас злился, но ни один из них ничего поделать не мог.
В шесть часов вечера, когда Дин уже готов был сдаться, Кас открыл у себя в телефоне карту города и обнаружил на ней вожделенный фермерский рынок. Дин был практически счастлив и с радостью передал Касу обязанности штурмана.
Правда, спустя некоторое время убедился, что штурман из Каса, мягко говоря, неважный. Хреновый, откровенно говоря. На самом деле, Кас даже не был в этом виноват — на его карте не был обозначен ремонт одного из проездов, следующий, параллельный ему, оказался односторонним, а когда Дин наконец вырулил в нужном направлении, телефон Каса пискнул и умер, разрядившись окончательно и бесповоротно. Они оказались в не знакомой Дину части города без карты, без понятия, куда ехать и с полупустым бензобаком.
Дин был расстроен, нет, зол. А если совсем точно, он медленно закипал от ярости. В сердцах он назвал нахохлившегося рядом Каса незаконнорожденным ребенком двадцать первого века, не способным даже должным образом воспользоваться благами цивилизации (на самом деле, конечно, он высказал это более простыми и обсценными выражениями); Кас обиделся и надолго замолчал, предоставив Дину, как представителю местного населения, разруливать всё в одиночку.
Ситуацию осложняло еще и то, что даже вот такой Кас — накосячивший, надувшийся, нервно покусывающий губу и барабанящий пальцами по коленке — был чертовски хорош собой, и разум Дина продолжал это отмечать каждую грёбаную секунду; а когда Кас начинал ёрзать по сиденью, чуть раздвинув коленки, от чего и без того узкие джинсы натягивались совсем уж неприлично, Дину приходилось в спешном порядке начинать думать о холодном склизком молочном желе, полётах на самолёте и прочих мерзких вещих, дабы прогнать неуместную твёрдость чуть пониже поясного ремня, никак не вяжущуюся со злостью.
Выйти и спросить дорогу у кого-нибудь из прохожих, как предлагал Кас, было бы слишком просто; поэтому Дин с упорством, достойным лучшего применения, плутал до тех пор, пока не наткнулся — каким-то чудом, ни больше ни меньше — на заправку, где наполнил бак Детки бензином с таким счастьем, словно пообедал сам. Не меньшим чудом оказалось и то, что в двух кварталах от заправки оказался искомый рынок.
Было бы странным ожидать, что в такой поздний час он еще работал — насколько знал Дин, такие места были активны только до заката солнца, после чего палатки закрывались, а продавцы разъезжались по домам, увозя остатки не разошедшейся продукции. Однако судьба наконец смилостивилась над ними: одна из палаток всё ещё была открыта, и именно там им удалось выторговать тыкву — ярко-оранжевую круглобокую красавицу в тридцать с лишним фунтов, несмотря на то, что вообще-то там торговали яблоками. Продавцы, пожилая супружеская пара, были настолько милы и любезны, что даже подсказали им, как выехать обратно; по их подсказкам Дин блуждал еще не меньше часа. Кас на это резонно заметил, что будь они героями фильма ужасов, эти фермеры были бы главными злодеями, которые заманивают беспечных путников в глухомань и после приносят их в жертву каким-нибудь своим яблочным духам.
Итак, на часах было двадцать минут девятого, и они сидели на полу в маленькой гостиной-спальне-в-общем-единственной-комнате Дина, с тыквой, скромно приткнутой в уголке дивана, и с коробкой ещё тёплой, аппетитно пахнущей пиццы.
Дин сглотнул и открыл коробку.
— М-да... мне кажется, это задница, Дин, — Кас заглянул внутрь и озадаченно нахмурился.
Дин наклонил голову и посмотрел на странной формы пиццу под другим углом.
— Нет, по-моему, это всё-таки тыква. Пицца в форме тыквы. Специальный хэллоуинский выпуск, ну, это как ко Дню святого Валентина делают в форме сердечек, так тут...
— Нет, Дин. Это задница, и надо быть абстракционистом не слабее Кандинского, чтобы увидеть в ней тыкву! — воскликнул Кас.
Дина внезапно охватило желание поспорить — даже более сильное, чем голод.
— Нет, Кас! Надо быть извращенцем не слабее Хефнера, чтобы увидеть в тыкве задницу! — с жаром ответил он. — Ты ещё скажи, что тебе на чашках капучино вместо перьев и сердечек рисуют члены с яйцами.
— Ого, — в голосе Каса слышалось искреннее восхищение, — до такого уровня пошлости не то что я — даже ты никогда не опускался! Мои поздравления с новой взятой высотой… или глубиной.
— Да ну тебя на хрен, — проворчал Дин, — давай лучше наконец есть, а... Тебе какую ягодицу отрезать, левую или правую?
— Эй, я беру все свои оскорбительные слова обратно! — Кас шутливо поднял руки, — только не режь меня, маньячище! Вот тебе пицца, режь лучше ее!
Несмотря на крайне подозрительную форму, содержание у пиццы оказалось выше всяких похвал – капелька острого соуса, размазанная поверх лепёшки тонкого теста, полоски бекона и грибов, мягкий сладкий лук и много-много сыра. Дин с большим трудом сдержался, чтобы не проглотить свою половину в один большой укус, и заставил себя есть медленно, тщательно жуя.
— Бог и все его архангелы, Дин! — внезапно расхохотался Кас. — Я вижу задницу в куске теста, ты видишь члены в рисунках на кофе — в какой-нибудь параллельной Вселенной мы были бы идеальной парой, понимаешь?
Дин понимал. Он не понимал только, почему они не могут быть парой, пусть не идеальной, но в этой Вселенной; вслух он этого, конечно, не сказал, а просто рассмеялся в ответ.
Может быть, в чём-то мисс Хэнскам и её методики правы, и они с Касом хотя бы смогут нормально, по-человечески общаться?
Убежденность Дина в возможности нормального общения с Касом продлилась недолго — ровно до того момента, когда они, доев пиццу, переместились вместе с тыквой на кухню с твёрдым намерением приступить к карвингу.
Он достал из кухонного шкафчика два ножа и большую ложку для выскребания мякоти; Кас споро выхватил из его рук один из ножей, придвинул к себе тыкву, устроив ее на самом краю стола, и воткнул нож в ее макушку, отхватывая «крышку».
— Осторожнее, нож очень ост... рый, — Дин скрипнул зубами — наточенное лезвие, описав полный круг над верхушкой тыквы, вернулось в исходную точку и по инерции сочно врезалось в мякоть ладони у основания большого пальца.
— С-спасибо, я уже заметил, — проскрипел Кас, неловко откладывая нож и посасывая руку, — одолжишь мне пластырь?
— Нет, конечно, я оставлю тебя истекать кровью, — Дин развернулся на пятках и метнулся в комнату за аптечкой.
Железный ящичек с лекарствами, который собирала ещё мама, когда Дин только переезжал на съёмную квартиру, и который он так еще и не открывал, хранился на верхней полке шкафа, за стопками белья. Дин вытащил его, надеясь, что там найдется хотя бы бинт, а лучше — пластырь, как попало затолкал на место вещи и вернулся на кухню.
— Иди сюда, раненый! Будем с тобой играть в больничку, — он грохнул ящичком о стол и поманил Каса пальцем.
— Может, я сам?
— Ну, нет, хватит с меня твоей самостоятельности на сегодня! — Дин поймал Каса за руку и усадил на табуретку, стоящую у стены.
В аптечке нашелся и пластырь, и бинт, и йодный карандаш, и даже какой-то новомодный бактерицидный гель; Кас морщился, но сидел смирно и не произнес ни слова, пока Дин промывал, обрабатывал и перевязывал ему палец.
— Спасибо, Дин. На самом деле спасибо, без шуток, — серьезно произнес он, возвращаясь к тыкве, которая всё ещё лежала на противоположном краю стола. — Могу я продолжить очищать тыкву?
— Давай, действуй. Только осторожно, а не то... — Дин поднял аптечку и шутливо стукнул по столу.
Кас охнул и поднял руки в предупреждающем жесте, но было поздно.
Тыква, одной половиной своего веса опиравшаяся о стол, а второй — о воздух, сдвинулась ближе к краю, опасно накренилась и медленно, грузно полетела вниз, как сброшенная из самолета боеголовка.
Ни Дин, ни Кас не успели сделать ровным счетом ничего; с отвратительным звуком тыква брякнулась об пол и раскололась, превратившись из симпатичного оранжевого усечённого шара в гигантского раздавленного жука. Оранжевого.
— Вот блядь, — потрясённо выдохнул Дин, каким-то чудом не выпуская из рук аптечку.
— Джинсы сними, — глухо буркнул Дин.
— Прошу прощения?
— Джинсы, говорю, сними! В машинку кину, пока вся эта красота не засохла.
— То есть, ты настаиваешь, чтобы я оставил штаны у тебя, а сам отправился домой через полгорода в исподнем.
— Очень смешно. Прямо уржаться можно, Кас! У меня переночуешь.
— Это очень мило с твоей стороны. Спасибо.
— Приставать не стану, не бойся.
— Да? А я так надеялся… Но всё равно спасибо. За пиццу, за ночлег, за перевязку… Если хочешь, я могу тебе из останков нашей тыквы испечь пирог. В благодарность. Ты же любишь пироги, — это был не вопрос, а утверждение.
— Угу. Спасибо на добром слове. А теперь снимай уже свои штаны!
— Ты же сказал, что не будешь приставать.
— А ты сказал, что… Етижи-пассатижи, Кас, с твоим чувством юмора только сценарии к фильмам Адама Сэндлера писать!
Старенькая стиральная машинка, лично знававшая, наверное, ещё бабушку Диновой квартирной хозяйки, надсадно кряхтела, припадочно дёргалась, но воду с грехом пополам набирала; Дин пользовался ею редко, предпочитая носить бельё в прачечную, так что большей частью машинка исполняла роль тумбы и никак с этой ролью не желала расставаться.
Когда она наконец вышла на режим, Дин сполоснул руки, вытер их о джинсы и вышел обратно на кухню. Первым, что он увидел там, были поджарые ноги и крепкая задница Каса, обтянутая серо-голубыми боксёрами из тонкого трикотажа; задница ритмично шевелилась влево-вправо, повторяя движения щётки, которой Кас сметал остатки тыквы в мусорный мешок.
— Я решил, что с моей стороны будет разумным проявлением вежливости прибрать эту гадость, — глуховатым голосом пояснил Кас, не разгибая спины, — поэтому я взял у тебя щётку из-под раковины, надеюсь, ты не возражаешь. Дин, у тебя есть суровые нитки и игла подлиннее?
— Чего-чего? – до Дина не сразу дошёл смысл последнего вопроса.
— Я говорю, мне нужны нитки. И длинная игла, лучше кривая, сапожная, но и обычной тоже буду рад.
Только теперь Дин заметил, что наиболее мясистые обломки тыквы Кас аккуратно складировал на столе. Шестерёнки в голове закрутились быстро-быстро, и минуту спустя до него дошло, что именно хотел сделать Кас.
— Ты… Чёрт, я не верю, что говорю это, но ты гений! Доктор, мать его, Франкенштейн! Стоял бы ты ко мне лицом – я б тебя поцеловал, честное слово!
— Ловлю тебя на слове, о Игорь, — Кас наконец выпрямился и вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб. – Так есть у тебя нитки и игла?
— Найдётся, — Дин махнул рукой, ощущая, как уголки губ сами по себе ползут вверх, — всё, что надо будет!
— Да, и ещё, И-и-игорь, — Кас наклонил голову и с усмешкой посмотрел на него, а затем перевёл взгляд на стол, — мне понадобится вся сила твоего абстрактного мышления. Если ты в жопозадой пицце сумел разглядеть тыкву, то в этой куче хлама ты точно сможешь её разглядеть!
— В смысле…
— В смысле, ты же соберёшь из этого пазла целую тыкву, чтобы я мог её сшить?
— Вообще-то, ты обещал, что испечёшь из неё пирог, — беззлобно проворчал Дин, подавая Касу последнюю «деталь паззла» — небольшой обломок тыквы с вырезанным в нём глазом.
— Как будто это последняя тыква в мире, — Кас коротко улыбнулся и вновь склонился над «шитьём». – Готов спорить, завтра, когда они нам уже не понадобятся, все магазины будут ими завалены, даже закрытые на ремонт и обанкротившиеся!
— Ну, и ладно. Я яблочные пироги больше люблю. И вишнёвые. И…
— И пекановые. Знаю, — Кас кивнул и вернулся к работе.
— Кас, дери тебя в Аду все черти разом! Откуда?
— Наблюдал, — просто ответил Кас.
Дин ощутил, как притоптанные утренние бабочки в животе расправляют крылья с новой силой. Кас за ним наблюдал. Кас. Наблюдал. Запоминал то, что Дину нравится. Ну… ну, не ведут себя так с теми, кого терпеть не могут!
— А ещё ты знаешь марку Детки… и подвеску, и форму кузова! Чёрт возьми, с последним человеком, который правильно назвал форму кузова Детки, я переспал! – он соскочил с табуретки, пораженный выводами, сделанными его собственным мозгом, и начал измерять шагами кухню. — Какого… какого мы с тобой ещё не…
— Стой. Не мельтеши, — Кас протянул руку и подцепил пальцем шлевку ремня Дина. — Если бы ты не считал, что всех хипстеров стоит, как ты говорил? А, «насильно окультуривать»… И если бы я не считал тебя невоспитанным грубияном, употребляющим слишком много лексики сниженного регистра. Тогда у нас, наверное, могло бы что-то получиться.
Он откусил излишек нитки и продемонстрировал Дину готовую тыкву – чуть кособокую, всю исчёрканную чёрными стежками и зловещую. В последнем была заслуга Дина – нож в руки Каса он больше не давал, так что глаза и улыбку вырезал сам. В целом, если не приглядываться, складывалось впечатление, будто такой концепт – монстра Франкенштейна – и был задуман изначально.
— С этим же красавцем у нас всё получилось! – Дин взял тыкву у Каса из рук и повертел перед собой. Тыква смотрела на него точно так же, как та вчерашняя, с вывески кофейни – с изрядной долей ехидства. – Давай назовём его «Чаки»!
— Называй, как хочешь, — Кас отложил иголку и зевнул, — могу я воспользоваться твоей ванной?
— Разумеется, — пробормотал Дин, не выпуская «Чаки» из рук. – Только всю горячую воду не расходуй.
Только спустя пять минут после того, как из-за двери ванной донесся шум воды, Дин понял, что Кас ушел в ванную без полотенца.
Всё это время Дин просидел на кухне, держа тыкву на коленях, как своё кровное дитя; хотя крови Каса в ней было много больше в самом прямом смысле. В ушах всё ещё стояли слова Каса: «У нас, наверное, могло бы что-то получиться».
Могло бы. Что-то. Получиться.
Дин представил Каса у себя на кухне, как и сегодня, «в одном исподнем», готовящего пирог; представил, как они вдвоём едут на машине за продуктами и бесконечно подтрунивают друг над другом и беззлобно переругиваются. Вообразил, как они возвращаются вечером домой и вместе идут в душ, где…
На мысли, содержащей в себе одновременно слова «Кас» и «душ», Дин вынырнул из фантазий. Полотенце. Да, точно.
Дин вернулся в комнату и зарылся в шкаф в поисках полотенца для гостей. За его короткую полотенечную жизнь им ещё никто не пользовался, потому как на ночь у Дина ещё никто не оставался. Он вынырнул из шкафа, наматывая полотенце на руку, и в этот момент мысли, всё ещё блуждающие вокруг Каса и душа, сделали кульбит и подкинули ему картинку, такую живую и яркую, что его бросило в жар.
Он словно наяву увидел Каса, стоящего у стены ванной комнаты, вполоборота к Дину; его плечи были напряжены, а ноги чуть расставлены и упирались в противоскользящий коврик на полу душевой кабины. Левая рука свободно лежала на бедре, а правой… правой Кас ласкал себя. Он двигал ладонью по члену быстро и ритмично, иногда проводя пальцами по головке или спускаясь к яйцам. Взгляд Дина прикован к округлой темно-розовой головке, появляющейся и исчезающей в кольце сильных пальцев, блестящей от выступающей смазки. Лицо Каса было серьезно и сосредоточено, нижняя губа закушена, а глаза прикрыты, грудная клетка вздымалась мелко и часто; казалось, он был близок к разрядке.
Дин выдохнул слишком громко, и глаза иллюзорного Каса распахнулись – мутные, затянутые поволокой удовольствия – и встретились с глазами Дина. Кас приоткрыл рот с задушенным «Дин!» и мгновение спустя кончил, бессильно откидывая голову, вздрагивая всем телом и расписывая противоположную стенку мутными белесыми потеками спермы.
Дин вздрогнул и открыл глаза. Лицо его горело, а член был твёрд до боли. Пальцы левой руки судорожно сжимали полотенце.
Он несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая бешено колотящееся сердце, и на нетвёрдых ногах подошёл к двери ванной.
— КАС! – гаркнул он, стараясь придать голосу самый устрашающий тембр. – Если ты там дрочишь, прервись на секунду и поди сюда! Я тебе полотенце дать забыл.
Мгновение спустя дверь приоткрылась, и Кас, голый и мокрый, высунулся из неё по пояс.
— Ты слишком плохого мнения обо мне, Дин, — серьёзно и даже как-то печально произнёс он. – Я совершенно ясно понимаю и принимаю тот факт, что в твоей квартире ни один спонтанный акт онанизма не должен происходить без твоего деятельного участия.
— Деятельного… чего? – когда Дин отмер, прорубившись сквозь дебри Кастиэлева красноречия, тот уже вновь скрылся в ванной. – Опять издеваешься?
— Нет, намекаю, — приглушённо донеслось из-за двери, — но не хочешь – как хочешь!
— Кас, — Дин побарабанил в дверь, — а если я скажу, что ты мне нравишься? Даже несмотря на то, что ты хипстер и слушаешь отстойную музыку?
— Ты тоже мне нравишься, Дин, — мгновенно отозвался Кас, — но ты обещал не приставать!
Дин привалился к дверному косяку и скрипнул зубами. Кас был неисправим.
В университет они едва не опоздали, и произошло это не совсем по той причине, которой так желал Дин – они банально проспали; Дин не заводил на выходные будильник, а телефон Кастиэля так и пролежал разряженным всю ночь. Но зато после пробуждения Дин понял одну очень важную вещь: Кас – сонный, лохматый, ворчливый Кас с большой кружкой кофе в руках – вписывался в интерьер кухни Дина идеально, о чём Дин тут же ему и сообщил. Кас насупился и пообещал подарить Дину собственную картонную ростовую фигуру, за что был изловлен, скручен и – наконец-то – от души зацелован. Целовался Кас отменно, правда, иногда всё же порывался высказать какую-нибудь скабрезность непосредственно Дину в рот, так что Дин поставил перед собой перспективную задачу «довести Каса до такого состояния, чтобы он от удовольствия лишился дара речи».
А вот мисс Хэнскам обрадовалась их «тыквенному монстру», как матери родной; от восторга она разразилась целой лекцией на тему совместного преодоления трудностей как решающего фактора сближения людей. Дин слушал её вполуха – виной тому были чуть севшие после стирки джинсы Каса, которые теперь обтягивали его задницу восхитительно непристойно. Пока Дин изучал этот отвлекающий фактор, Кас каким-то образом выцыганил у мисс Хэнскам возможность не ходить на сегодняшние мероприятия — видимо, она тоже была неравнодушна к стройным ногам в чересчур тесных джинсах, подумалось Дину.
Попрощавшись с Донной и заверив её в вечной верности делу групповой психологии, Кас подхватил Дина под локоть и куда-то целенаправленно потянул.
— Мы куда? — только и успел спросить Дин.
— Закончить одно дело. Или начать, смотря с какой стороны посмотреть, — отрезал Кас.
Они остановились перед дверями кафетерия, закрытого по случаю воскресенья. Кас безапелляционно припёр Дина к стенке и заглянул ему в глаза.
— Я правильно понимаю, что предыдущие два месяца мы непреднамеренно вводили друг друга в заблуждение относительно взаимных чувств?
— Чего-чего? Кас, я не...
— Ты считал, что я тебя терпеть не могу. Я считал, что ты поставил целью всей жизни меня изводить.
— Ну... да, — Дин накрыл ладонью руку Каса, держащую его за шиворот. — Но я не понимаю, почему мы должны выяснять это именно здесь!
— Здесь, — Кас указал на кафетерий, — всё началось, и совсем не так, как нам обоим хотелось бы. И потому... — он вздохнул, отошёл на пару шагов, одёрнул джемпер и протянул Дину раскрытую ладонь. — Я хочу, если можно так выразиться, заложить новое начало. Итак... Здравствуй. Моё имя Кастиэль.
Дин почувствовал, что из груди рвётся смех — не злой, не издевательский, а самый что ни на есть искренний смех счастья.
— Хэй, Кас... Я Дин, — выпалил он и пожал протянутую руку, поддерживая игру.
— Рад с тобой познакомиться, — Кас улыбнулся — тонко, искренне и очень тепло.
— Как и я... Не против выпить по чашечке кофе?
@темы: Авторский фик, Земля (2015), R, Слэш
-
-
11.09.2015 в 18:56-
-
11.09.2015 в 19:34Клеееееево как, спасибо!
-
-
12.09.2015 в 00:43Спасибо))
-
-
12.09.2015 в 10:31Фанфик действительно праздничный, легкий, прочитала на одном дыхании, спасибо большое автору
-
-
12.09.2015 в 13:58"Кас морщился, но сидел смирно и не произнес ни слова, пока Дин промывал, обрабатывал и перевязывал ему палец". Кто смотрел сериал "Карточный домик", тот знает, что после перевязки порезанной руки может нежданно нагрянуть твойничок
-
-
12.09.2015 в 21:03Про фик в двух словах в стиле ФБ: мне додали
И думаю эти двое никогда не прекратят дружески пререкаться.
-
-
13.09.2015 в 01:24Стиль очень понравился, и как раз в нем вся фишка работы. Спасибо
-
-
13.09.2015 в 11:11Потрясающе живой язык, шикарные сравнения, восхитительный слог, яркая речь! Все, что я так люблю и ценю в фиках! Спасибо за море полученного удовольствия!
И традиционно - автор, несите на РСИЯ! Там лимит - минимум 2 тысячи слов, вы точно проходите!
-
-
14.09.2015 в 10:28Очень живо, весело и задорно.
Спасибо
-
-
14.09.2015 в 21:07Очень живо, весело и задорно.
Спасибо
-
-
14.09.2015 в 21:07Очень живо, весело и задорно.
Спасибо
-
-
16.09.2015 в 18:58-
-
16.09.2015 в 20:34Антея Шэра, ythdyfz, спасибо!
LinaPo, ну... так уж вышло
Domi X, я тоже жду кино, и не мог не вставить отсылку! Спасибо
Кора Штапель, bfcure, чай в виде чая, спасибо
gerty_me, спасибо!
Dwiss, спасибо вам!
Кая Кита, спасибо
-
-
17.09.2015 в 23:50а какие диалоги, мамадорогая! перепалки Дина и Каса - это нечто восхитительное и умопомрачительно-забавное!
сколько красивого юмора в тексте, как мила и чудесна история
автор, это прелестная прелесть! спасибо!
-
-
20.09.2015 в 00:50-
-
22.09.2015 в 01:04Спасибо.
-
-
27.09.2015 в 21:34-
-
27.09.2015 в 21:34-
-
27.09.2015 в 21:35-
-
07.10.2015 в 06:29