День массовой культуры в Нью-Йорке

[New York team]

Название: Завтра будет новый день Автор: New-York Team Размер: мини Пейринг/Персонажи: оборотень!Кастиэль/Дин; ангел!Дерек/охотник!Стайлз Категория: слэш Жанр: Драма, Ангст, AU, ER (Established Relationship) Рейтинг: PG-13 Дисклеймер: Мистер Крипке, мы спасем ваши права! Саммари: Спасение близких – то, что не удаётся никогда, миссия, возложенная ими самими на свои плечи. Груз, ответственность – непреодолимая боль. Примечания: 1. Дэстиэль в каноне 3B Teen Wolf; Стерек в каноне 9 сезон Supernatural. 2. "Ногицунэ" — лис, совершающих проказы и хитрящих с людьми. Тем не менее, это не настоящий демон, а скорее озорник, шутник и трикстер. По поведению напоминают Локи из скандинавской мифологии. Они встречаются каждый четверг, вне зависимости от того, где находились днем ранее. Везде есть свой покосившийся со временем, хранящий хрупкую историю бар в прогнившей древесине на отшибе городка. Бар с пьяными, шумными громилами; бар, где едкий запах дури и перегара отравляет последние крохи чистого разума, позволяя окунуться в шипящий котел пьяной жизни. Они всегда молчат. Лишь кивают друг другу в знак приветствия, и, заказав по бокалу пива – темного и светлого, отстраненно наблюдают за холодными каплями, скатывающимся по запотевшему стеклу. Им не нужно слов – напряжение и неопределенность поглотили каждого. Вместо воспоминаний они оставляют после себя лишь отголоски боли, отчаянья, и пугающей своим одиночеством пустоты… И лишь немногие способны разглядеть в зловещих, страшных тенях тусклые искры надежды. Они не тратят время на пустые мечты. Позади них – сгоревшие крылья былого величия. Все отдано, проиграно за жизнь тех единственных, которых они считают миром. Целым, непоколебимо спокойным, безграничным миром. Они не знают друг друга так, как им хотелось бы. Не будь они самими собой. Ведь сейчас одному требуется лишь просто шумно втянуть запах, персональный аромат собеседника, а второму просканировать мужчину напротив взглядом. Но они никогда не говорят об этом. Обмениваются слабыми улыбками и понимающими взглядами, и вновь на их лицах на долгие часы застывает свинцовая маска скорби по былым дням. Сегодня в баре необычно тихо. Бокалы скупо звенят, стучась друг о друга, и редкие посетители лениво переговариваются между собой. Даже вечно бодрый за барной стойкой Стэнли нехотя протирает серым от грязи полотенцем мутные стаканы, что-то бурча себе под нос. Неизменным остается лишь одно – мужчина, сидящий за дальним столиком с двумя стаканами пива, под двумя покосившимися со временем картинами с выцветшими изображениями цветов. Неловкая, выбивающаяся из всего хаотичного стиля бара деталь. Здесь все всегда будто не на своем месте – высокие, с узким резным горлышком вазы из прозрачного стекла, из которых торчат декоративные ярко-желтые подсолнухи; одинокая, зачем-то обшитая дешевым зеленым бархатом стенка слева от входа; витиеватые, когда-то позолоченные ручки на всех дверях, кроме входной. Разношерстные посетители, пестрая, не подчиняющаяся никаким правилам, не попадающая ни под одни рамки атмосфера – все это создают незначительные, несовместимые детали. Он нервно передергивает плечами, непривычным, рваным движением ослабляет синий галстук на шее, закатывает рукава белой рубашки и крепко обхватывает пальцами пузатый стакан, сжимая его до побелевших костяшек. Внутри него растекается бурлящая лава, белоснежная жизнь ярко сверкает, изредка пропуская темные вспышки, и где-то над ней тихо тикают часы, отсчитывая дни, когда лава застынет; жизнь померкнет; сердце мужчины в последний раз отобьет ритм своей земной песни. Он знает, что потеря силы альфы не пройдет бесследно. Она будет исчезать медленно, по капле каждый день, пока не заберет все. Не отнимет его жизнь. Но ему плевать, тем более сейчас, когда в душе пусто – пустота помогает бороться с той болью, которую причиняет любимый человек каждый раз, отталкивая, не принимая помощь. Он старается привыкнуть к раздирающему внутренности чувству, к мысли, что умирает изнутри и медленно прогнивает. Но эта боль так фантомна по сравнению с той, что гложет его каждый раз, при воспоминаниях бледной кожи, потухших глаз. Его человек, его пара пахнет болезнью, гнилью и приближающейся смертью. Нагицунэ, хитрый лис, уже пробрался в человеческий разум, испытывая его на прочность, не оставляя ни единого шанса на спасение. В голове непривычно пусто, и почему-то именно в этот момент дверь в бар открывается, запуская в помещение прохладный ночной ветер, а спустя каких-то жалких несколько секунд на спину мужчины опускается чужая рука. - Как ты это сделал? – он видит, что парень напротив еще не отошел от пережитого, от того, что новообращенная бета едва не перегрызла ему горло; его голос дрожит, ладони мелко трясутся, а глаза необычного цвета лесной хвои настороженно смотрят на оборотня. - Я же альфа, - и протягивает ладонь пареньку, помогая встать, после чего притягивает в свои объятия, недобро скалясь в сторону провинившейся нерадивой беты. Юношу трясет, он робко, смущаясь своей слабости, обхватывает мужчину за талию, утыкаясь холодным носом в воротник бежевого плаща - Пф, кто из вас, мохнатых, еще носит плащи и костюмы? – он смеется, без должного успеха пытаясь разрядить острую, удушающую обстановку. Не получив ответа, парень легко бодает мужчину в плечо, вдыхая причудливую смесь аромата леса и терпкого дорогого парфюма. То, как пах оборотень, именно его запах всегда успокаивает юношу, помогает бороться с приступами, оставаться в сознании, не сойти с ума… - Мне надо оставить тебя, - тихо прошептал мужчина, в последний раз нежно прижимаясь губами к колючему затылку парня. - Скоро придет твой отец… Он легко отталкивает вцепившегося в него подростка и подталкивает к выходу, провожая худощавую, непропорциональную фигуру печальным взглядом. Оборотень никогда не привыкнет к мысли, что может потерять своего человека. Но время течет слишком быстро, непозволительно резво песчинки падают вниз, не оставляя ни единого шанса, лишь скомканные подсказки и подобные миражу надежды. Надежды, которые впитывает в себя мужчина, и делает все, лишь бы они превратились в реальность. Ведь всего лишь шаг – и он навсегда лишится самого дорогого. Якоря, удерживающего волка; удерживающего от безумия его. Мужчина поднимает взгляд и легко кивает, сверкнув иолитными радужками, отвечая на немой вопрос, скрытый во взволнованно смотрящих на него глазах. Короткий горький вздох вырывается из его груди – ничего уже не будет как раньше. Мир вокруг перестал казаться таким ярким, окрасившись в грязные, холодные цвета, не радующие ни сердце, ни разум. Он не сдержал очередное обещание – изменился, сотни раз менялся, в попытках найти спасение и быть нужным тому, в ком сам нуждался. В груди неприятно ноет от осознания того, как давно не видел, не прикасался к своему человеку, просто не был рядом, и к глазам подкатываются столь смешные сейчас слезы. Он так слепо любит, не страшась не японских лис, ни аконитовых пуль; любит до последней своей силы… Тот, кого он ждал, отрешенно оглядывается вокруг, и мужчина, заметив скованность друга, обхватывает его локоть, забирая боль. Они молчат, глядя на, ручейки, подобно ядовитым змеям заструившиеся по венам мужчины. Это даже глупо, до комичного странно, как они стараются быть нужными, полезными хоть друг другу, когда те, кто действительно нуждаются в их помощи, отказываются от неё. Отказываются от них, выплевывая всю ту желчь, обиду, которая скопилась за многие годы. Нервно поправив рукава темной ветровки, на которую он сменил свою неизменную кожаную куртку, мужчина, скривив губы в жалком подобии улыбки, неловко садится напротив друга, тут же пододвигая к себе второй стакан с темным пивом, рассеянно обняв его двумя руками. Он будто не здесь, мысли далеко отсюда, с тем, кто страшным пустым взглядом смотрит сейчас в потолок, мучаясь от кошмаров, не подпуская к себе никого, не желая принимать помощь, виня себя… Ни один из них не говорит ничего о забранной боли, о её появлении в организме одного из мужчин. Сейчас это не важно – они оба понимают такую простую истину, раздумывая лишь над тем, что является для них смыслом сейчас. Что было смыслом всегда. Спасение близких – то, что не удаётся никогда, миссия, возложенная ими самими на свои плечи. Груз, ответственность – непреодолимая боль. Им так много хочется сказать, мысли заполняют все внутри, взрываются в голове черным стеклом калейдоскопа, но они молчат. Ведь если скажут – нарушат давно данное обещание. Быть сильным. Быть альфой. Быть сильным. Быть воином божьим. Только кому сейчас нужны глупые обещания, пустые слова и бессмысленные поступки. Прошло то время слепой веры и беспрепятственной силы. Они одновременно поднимают бокалы и сквозь мутное стекло смотрят друг на друга, с грустью отмечая потрепанный вид собеседника. Один с сожалением и промелькнувшим на мгновение в глазах сочувствием отмечает понуро опущенные плечи друга, как никогда засаленные, запутанные темные пряди; второй же, по старой привычке склонив голову на бок, с горькой улыбкой замечает и несвойственный собеседнику бледный оттенок лица, отросшую, небрежную щетину, сутулую, как у уставшего, обремененного жизнью, старца, спину… Но в груди ничего не екает, не дрожит, и нет даже щекочущего внутренности холодящего чувства жалости. Жизнь потрепала их двоих, разорвав когда-то давно кем-то заново сшитые крылья, лишила дома, и вот-вот отберет последнее, что осталось. - Метка поглощает его разум… - мужчина тихо, чуть с надрывом шепчет, больно зажмуриваясь. - Безумие все чаще виднеется в его глазах… Он потерял многих: отдал силу альфы за жизнь Анны, и отправил её одну привыкать к новой судьбе; Джо похоронена вместе со своим луком на семейном кладбище Харвеллов; его беты – Уриэль, Самандриэль и Бэлла – убиты. У всех, кто был ему дорог перестало биться сердце или же он не может больше видеть их, чтоб сохранить жизнь. Он не может представить, что потеряет еще и свою пару, свой надежный якорь. Не может представить, что вскоре банши закричит и по душу его человека… Оборотень на мгновение позволяет своим глазам окраситься в холодный синий цвет, выплескивая всю ту боль, которая копилась в нем эти дни. Он ненавидит себя, слепо виня в происходящем; он вынужден сдерживать внутреннего волка, обрекая их обоих на безумие. Но что есть собственное безумие по сравнению с тем, что он видит на лице мальчишки, который стал ближе всех оставшихся в живых родных. Они не смотрят друг на друга. Стыд, жгучей стыд и злоба на самих же себя, что не могут ничего исправить, не могут, как раньше, забрать у тех, кем дорожат, боль, мешает поднять взгляд на собеседника. Слова – как поражение, горькое признание собственного бессилия. Ведь они оба знают, что эта битва проиграна, все обещания нарушены. Один не альфа. Жалкая бета, без стаи, без альфы. У него за спиной зияющая неприглядной чернотой пустота, контур которой выложен костями близких, любимых ему людей. И по полнолуниям он воет на луну, жалуется яркому белесому шару – ведь не так много он просит от судьбы, помочь уберечь одного из такого малого списка выживших родных. Чтобы его кости не украшали полотно позади, не были очередным напоминанием – не уберег. Один не божий воин. Всего лишь жалкий отшельник, с большим человеческим сердцем, желающий искупить вину перед человечеством. Человеком. Уберечь его от падения, которое он совершил однажды, понадеявшись на помощь близких, тех, кому, казалось, можно было верить. Они никогда не скажут вслух, что гложет их, что мерещится глубокой ночью, как только они закрывают глаза. Не поведают о скребущихся о тонкую перегородку подсознания страхах, которые вскоре могут оказаться реальностью. Молчат, как делают это всегда, прогоняя в голове картинки, как старую кинопленку воспоминаний. Они проигрывали судьбе тысячу раз, теряя братьев, сестер, бет, друзей. Но сейчас на кон поставлено слишком много, цена велика, и до финала один последний шаг – бросать все поздно. Им остается лишь принять чужие правила, вступив на поле слепыми глупцами. Но… - Я никогда не говорил ему вслух, как нуждаюсь в нем. Как люблю… Он крепко сжимает стакан и пытается усмирить заскулившего волка, не дать себе обратиться, не потерять контроль. С каждым днем становится все труднее – зверь чувствует боль терзающий пару, он хочет сорваться с места и побежать, а потом долго вылизывать, забирать скопившуюся черную боль… Все ближе и ближе конец, день, когда Нагицунэ поглотит его зеленоглазую пару, якорь, и судьба отберет последнее дорогое его сердцу. Но в памяти навсегда останутся, словно выжженные кем-то воспоминания - о теплых шершавых ладонях, о жарком дыхании, щекочущем шею. Все было так давно, что кажется хрупкой иллюзией – моргнешь, и оно рассыпется на миллионы хрустальных крупиц. Но чтобы не забыть, не потерять веру, он каждый день представляет, вспоминает дни, когда сердце не болело от тоски, от разрывающего его на части отчаянья; когда ночи он не проводил в прогнивших мотелях, на грязных сырых простынях; когда прикосновения не граничили с ночными кошмарами юноши. - Однажды я намекнул, что могу выжечь ему глаза… - он поднимает голову вверх и трясет ею, как большой лохматый пес, удивляясь, что когда-то мог такое сказать. Мужчина печально смеется, только сейчас понимая абсурдность тех слов. Он никогда бы не смог причинить ему боль. Даже тогда, когда, казалось, нет в этом мире того, кто будет раздражать больше, чем этот юный охотник, похожий на скользкого лягушонка. Во всегда спокойных глазах сейчас плещется едва сдерживаемая ярость, могущество. Злость и горькое, окутывающее собой разочарования исходят от мужчины, заставляя всех вокруг преклониться перед этой силой, принять её, поддаться тем же эмоциям. - Я бросил ради тебя все, - с глухим рыком, он без особых усилий, вжимает юношу в каменную стену, придавливая собой. – ВСЕ! И что делаешь ты?! Он не кричит, выплевывает желчь в смирившиеся лицо охотника, пытается донести до человека свою боль, отчаянье. Заставить ощутить то, что рвется из его груди, разрывает на части, не дает благодати ровно течь в этом сосуде. - Не смей, не смей сходить с этого пути! – он вжимается в лоб охотника, обреченно выдыхая ему в губы. Хватка слабеет, но ангел продолжает крепко сжимать своего человека, пока тут легко улыбается, глядя на небо. - Хмурый ангел. Куда я от тебя денусь теперь? Он хмыкает, оставляя полупустой стакан в сторону. Слишком человеческий этот жест, непривычный ему, но сейчас лишь это напоминает ему о своем человеке, о том, кого обещал оберегать, всегда быть рядом. За кого всегда был готов сложить обесцененные, превратившиеся в пепел крылья. Он сам научился быть человеком, когда его выгнали, отправили в одиночку бороться с огромным миром, но мужчина не держит зла, он понимает. Всегда понимал и принимал решения своего человека. Сейчас, когда время прошло, и они преодолели те проблемы, посвятив себя новым, он может сказать, ответить на тот вопрос. Прижать к себе глупого, слишком самоуверенного охотника и рассказать, что будет потом, много лет спустя. Рассказать, как разойдутся их пути, как они отдалятся друг от друга и как каждую ночь в груди будет расти то чувство, которое, казалось, он уже давно похоронил. Они не знают имен друг друга, не знают тех, ради кого их собеседник готов подставить свою грудь, предложить судьбе-злодейке свою жизнь. Но они чувствуют, как схожи, как нуждаются друг в друге, чтобы не чувствовать себя одинокими хотя бы сейчас. В такие редкие вечера, которые вряд ли повторятся в этой жизни. Нет, только не в этой. За окном ночь темным покрывалом раскинулась по небу, усыпав его бледными крохотными звездами, а в баре Стэнли зажег аляпистые толстые розовые свечи, зачем-то стоящие на краях барной стойки. Все осуждали его за такую ненужную сентиментальность, но никто не убирал их, наоборот, обходили, чтобы не задеть, и, когда Стэн забывал о них, какой-то посетитель, хмыкнув в густую бороду, зажигал тонкий фитилек. Свечи – как мигающий в туманное утро маяк, дрожащий огонек надежды на лучшее завтра, на спасение. Двое мужчин, неизменно сидящих за дальним столиком, печально осматривают помещение, запоминая этот бар, ведь когда они в следующий раз придут сюда, если придут, не будет ни Стэнли, ни чудаковатого интерьера. Они уже сами будут другими. Они звонко чокаются бокалами, впервые улыбаясь друг другу без гримас боли и скорби. Им повезло в этой жизни найти тех, за кого можно умереть, распрощаться со всем, что они любили, ради одного человека. И завтра они перешагнут все черты, оказавшись как никогда близко к смерти, к той потере, которую старались избежать все эти годы. Они оба знают, что сегодня видятся в последний раз. Нечто неприятное, не предвещающее ничего хорошего гложет изнутри, внутренний волк скребется где-то под ребрами, отчаянно поскуливая, трусливо поджав хвост, а увядающая благодать тускло пестрит настороженными вспышками. И где-то на периферии сознания бьется мысль, мелькает серыми пятнами картинка завтрашней реальности, давно пришедшая в голову, угнетающая своей приближающейся правдивостью: ведь завтра Дин раскроет свои объятия для Нагицунэ, приняв страшный кошмар; ведь завтра Стайлз пойдет один на Метатрона, полностью отдавшись метке, растворившись в черном, демоническом безумии. Они не спасут близких людей, не удержат рядом с собой. Конец. Эта миссия, последняя их миссия, провалена. Но сейчас, оказавшись так близко к финалу, они могут позволить себе в последний раз отпустить страхи, понимая, что об этом все равно никто не узнает. - Кастиэль. - Дерек. Быть может завтра, когда наступит новый день, они смогут уберечь таких любимых, нужных людей на краю обрыва, не дав сделать шаг навстречу пропасти. Быть может, завтра ему удастся помочь своей паре выжить, и избежать новой выложенной костьми картины. Быть может завтра, ему впервые удастся удержать своего человека от падения. Быть может... Может быть. Они не знают, чем кончится завтрашний день. Они знают только, что завтра, с восходом солнца, все изменится.

 

@темы: Авторский фик, Нью-Йорк (2014), Слэш, PG-13

Comments

[ALFREA Zarika]

ох, как грустно((
тяжело терять самых близких и любимых, еще и когда есть силы что-то сделать и в то же время их нет.
страшно(((

я правда немного путалась, да и канон ТВ мне плохо знаком - смотрела урывками.
но в общем идея понравилась. оригинально.
особенно то, как их местами поменяли

спасибо)

[Fanat of supernatural321]

Какой замечательный кроссовер. Люблю оба сериала и увидеть их в одном фике было приятной неожиданностью.
Да, завтра многие изменится. Ничего не будет как раньше. Говорят, нет ничего хуже, чем принимать трудные решения. И это правда. Для Каса и Дерека принять выбор своих половин тоже трудно. Да, не они решают - бороться или смириться. Но принять как данность решение того, кого любишь, тоже бывает трудно. Особенно, если любишь. По-настоящему. Хочется защищать, забрать всю боль себе, уберечь, пожертвовать собственными силами, лишь бы он выжил. Бери все, но живи. Но уважать выбор своей половины - не признак слабости, а проявление любви.
Спасибо за хорошую работу.