Монтана. День четвертый

[Ау, Монтана!]

Название: Квартирант
Переводчик: команда Монтаны
Бета: команда Монтаны и анонимный доброжелатель
Оригинал: The Resident, автор AlreadyPainfullyGone, разрешение на перевод получено.
Ссылка на оригинал: fanfiction.net/s/7272321/1/The-Resident
Размер: макси, ~20.600 слов
Пейринг/Персонажи: Дин/Кастиэль
Категория: слэш
Жанр: ангст, психология
Рейтинг: R
Дисклеймер: Наткнулись на сонный корень. Ничего не помним! Ни в чем не виноваты!
Краткое содержание: Кастиэль ловит своего мужа на измене. Он вынужден уйти из дома и искать жилье. Красивый незнакомец по имени Дин предлагает ему снять восхитительную квартиру, в которой, оказывается, есть своя тайна...
Примечание/Предупреждения: бывший Кастиэль/Бальтазар. В основу сюжета положен фильм «Ловушка».

Глава 1

Кастиэль стоит на пороге своей спальни. Он по-прежнему сжимает в руке свои ключи, его ботинки влажные от травы на улице, а Бальтазар говорит ему, что может все объяснить. Мэг крадется в ванную, закутавшись в темно-зеленый халат Кастиэля; ее темные волосы спутаны, глаза исподтишка поглядывают в его сторону, а на щеке виднеется размазанный след губной помады.

Кастиэль отворачивается, не желая видеть обнаженную грудь Бальтазара, покрытую следами губной помады, словно хищными укусами; он выходит на лестничную площадку, его бледно-зеленый хирургический костюм влажен от внезапно пробившего его холодного пота. На одежде все еще кровь из носа, разбитого ему пациентом в отделении хирургии.

Бальтазар выходит за ним, еле волоча ноги; вокруг его талии обмотана простыня, золотые волосы влажные от пота.

– Касси... Мне так жаль...

Кастиэль отдергивается от неуверенного прикосновения к своему плечу. Он спускается по лестнице и выходит на дневной свет, удаляясь от дома, который считал своим – до этого утра.


Проработав в больнице пять лет, Кастиэль так и не завел ни одного хорошего друга. Вот почему, спустя семь часов после обнаружения своего мужа в кровати со своей сестрой, Кастиэль все еще сидит один в баре, на который наткнулся в этот день. Ему некуда идти, он не может вернуться домой и уж точно не может пойти к родителям. Они всегда с презрением смотрели на его отношения с Бальтазаром, отчасти потому, что Бальтазар был творческим человеком из семьи нуворишей, но по большей части из-за того, что он был мужчиной. Тем более Кастиэль знает, что они могут даже принять сторону Мэг. Она ведь женщина, и в их глазах у нее больше прав на любого мужчину, чем когда-либо будет у Кастиэля.

Из-за разбитого носа начинается мигрень, головокружительная боль затапливает его мозг, пока Кастиэль заливает в себя остатки шестого пива. Его ближайший приятель – Габриэль из педиатрии, но они не настолько хорошо знакомы, чтобы навязаться ему на ночь, не говоря уже о том времени, что он потратит на поиск нового жилья – процесс, который наверняка займет недели, если не месяцы.

Кастиэль даже не замечает наблюдающего за ним из-за барной стойки мужчину до тех пор, пока тот не подходит и не ставит перед ним свежее пиво.

– Кажется, тебе это может пригодиться, – говорит парень грубовато и неловко, разворачиваясь, чтобы направиться обратно к своему стулу за барной стойкой.

– Спасибо, – Кастиэль не знает, почему именно этот жест доброты, превосходя все остальные, заставляет его захотеть расплакаться, но это с ним и происходит.

– Эй... – из-за влаги, собравшейся в глазах Кастиэля, парень выглядит смущенным.

– Прости, – Кастиэль моргает. – Сегодня не самый мой лучший день.

– Я вижу, – парень замирает на мгновение, прежде чем вытащить стул напротив него и сесть. – Это связано с тем, кто сделал это с твоим лицом?

– Не связано, – заверяет его Кастиэль.

– Господи, – парень свистит, затем крутится на своем сидении. – Руфус, можно нам сюда виски? – он криво усмехается Кастиэлю. – Похоже, это проблема на виски.

Кастиэль не может сдержать смешок.

Два виски, пиво, чуть позже – порция текилы, и вот уже Кастиэль рассказывает своему новому знакомому, Дину, почему он сидит в этом баре в окровавленном хирургическом костюме.

– Дерьмо, – ворчит Дин. – Какой же мудак.

Это звучит так прямолинейно, что Кастиэль снова смеется. То, насколько они отличаются друг от друга, действительно довольно поразительно. Кастиэль с его скрытной натурой и общительный Дин в забрызганных краской джинсах и узкой черной рубашке. Ясно, что по меркам родственников Кастиэля Дин относится к еще более низшему классу, чем Бальтазар.

От мыслей о Бальтазаре Кастиэля тошнит. Затем тошнота становится сильнее.

После того как Кастиэля рвет в переулке позади бара, Дин хлопает его по спине.

– Думаю, тебе нужно где-то остановиться на ночь, – предполагает Дин.

Кастиэль вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Похоже на то, – сонно вздыхает он.

– Тогда пойдем ко мне, – подстрекает Дин.

Кастиэль выглядит неуверенным.

– Серьезно, это классная идея. Мы с отцом владельцы жилого здания, весь дом стоит пустой. Я настаиваю, – любезно добавляет он.

Мысли Кастиэля путаются, голова кружится, но он идет с ним. Зданием оказывается большой, темный, многоквартирный отделанный со вкусом дом. Дин заводит их в гремящий лифт. Он открывает дверь в пустую квартиру вычурно-пьяным жестом.

– Вот, спальня налево. Буду утром... – он кидает взгляд на свои наручные часы. – Ну, ближе к полудню, чтобы проверить место.

– Спасибо, – искренне говорит ему Кастиэль.

Дин смотрит на него, и в глубине его дружелюбных зеленых глаз виднеется нечто такое, чего не было в баре.

– Без проблем, – коротко говорит он, лениво запуская руку в карман. – Мы с отцом живем через коридор, если тебе что-то понадобится.

Кастиэль закрывает дверь и проходит по паркетному полу просторной гостиной в спальню – прямо к королевской кровати с деревянной станиной, заправленной белыми простынями, так похожими сейчас для него на рай. Он стягивает с себя потрепанный, в пятнах крови костюм, бросая его на пол, чтобы не запачкать бледно-кремовые стулья в спальне. Он забирается в кровать в нижнем белье, в голове пульсирует из-за алкоголя и одиночества.

Он вырубается почти мгновенно.


Дин сдерживает свое слово и стучится в квартиру в одиннадцать. Кастиэль открывает дверь во вчерашнем костюме, все еще влажном там, где он вытер пятна крови губкой. Дин вручает ему чашку кофе и пончик в пластиковой упаковке.

– Обслуживание номеров, – усмехается он, заглядывая в квартиру. – Ночь прошла хорошо?

– Да, даже очень, – Кастиэль улыбается, с благодарностью принимая кофе и выпечку – его похмелье требовало сахара и кофеина. – Огромное спасибо.

– Опять же – не проблема, – ухмыляется Дин.

В коридоре хлопает дверь, и Дин оглядывается на человека, которого Кастиэлю практически не удается рассмотреть.

– Пока, пап, – окликает Дин, и Кастиэль расслабляется.

Дин закрывает за собой дверь и показывает Кастиэлю кухню, усаживая его за стол, чтобы поесть. Вся квартира потрясающая, спроектированная просторно и под классику, с неотделанной древесиной и высокими потолками, выполненными высококачественно, в строгом стиле.

– Тебе нравится, – Дин усмехается, будучи настолько уверенным в ответе, что даже не спрашивает. – Всем нравится.

– Она прекрасна, – честно отвечает Кастиэль. – Гораздо лучше, чем те, что я могу надеяться себе позволить.

– Ну, это зависит от того, что ты можешь себе позволить, – говорит ему Дин, легко переходя на свой торговый говорок. Кастиэль улавливает перемену и смущенно краснеет.

– Я действительно благодарен тебе... но я не могу начать позволять себе настолько роскошные апартаменты.

Дин улыбается этому комментарию.

– Дом не настолько уж прямо чертовски распрекрасный – прямо здесь проходит технический поезд, и издает он при этом такой шум, что ты просто не поверишь... к тому же его дороговато отапливать, он старый и... недурной, но под всей этой красивой оберткой он насквозь прогнил.

Кастиэль неуверенно склоняет голову.

– В месяц четыре, – ненавязчиво говорит Дин.

– Тысячи? – синие глаза Кастиэля расширяются.

– Сотни, – поправляет его Дин.

Кастиэль выглядит еще более удивленно, на его лбу залегает морщинка, когда он мысленно подсчитывает свою зарплату и то, сколько он может позволить себе потратить на новое жилье.

– Это ты можешь себе позволить, Кас? – тихо спрашивает Дин.

– Думаю, могу, – говорит Кастиэль неожиданно для себя. – Я определенно... да, – кивает он решительно.

Дин выглядит приятно изумленным и одновременно счастливым; его глаза, встретившиеся с глазами Кастиэля, темно-зеленого цвета.

– Я скажу отцу... проверим твои документы... – он лукаво усмехается. – Или... я могу заселить тебя сегодня. Оставим всю бумажную волокиту, пока ты не получишь крышу над головой.

Кастиэль чувствует, как облегчение, подобное теплому одеялу, накрывает его.

– Правда?

– Правда, – уверяет его Дин. – Друг моего отца, Бобби, занимается перевозками – составь список всего необходимого, и я попрошу его перевезти твои вещи оттуда сюда сегодня же.

– Я не знаю, смогу ли встретиться с ним, – признается Кастиэль, и они оба знают, что речь идет не о Бобби.

– Можешь остаться со мной в грузовике, – Дин дружелюбно пожимает плечами. – Бобби может собрать твои вещи, и тебе даже не придется туда заходить.

Улыбка Кастиэля благодарная и расслабленная.

Дин приветливо возвращает ее.

– Всегда к твоим услугам, – заверяет Дин.

Глава 2

Сидя в темно-зеленом фургоне с надписью «Служба перевозок Сингера» перед домом, который он купил вместе с Бальтазаром, Кастиэль закрывает глаза при виде неухоженных розовых кустов, граничащих с газоном, на дверь, которую он покрасил в белый, и на отделку, которую Бальтазар плохо прикрепил к крыльцу. Это был памятник их годам, проведенным вместе, и Кастиэль не хотел видеть его.

Рука Дина касается его.

– Ты в порядке? – мягко спрашивает он.

– Да, – автоматически отвечает Кастиэль, открывая глаза. Дин приподнимает бровь. – Ладно, нет. Совершенно не в порядке, – уступает Кастиэль.

Изнутри грузовик пахнет пылью, висящим на зеркале ароматизатором с ароматом сосны и лосьоном Дина после бритья, нечто вроде клевера и гвоздики. Это странно успокаивает. Дин кладет руку на плечо Кастиэля, легонько сжимая.

– Мы не пробудем здесь долго... Я пойду, помогу Бобби, ускорю процесс, – в этом, казалось бы, безобидном предложении звучит немой вопрос, и Кастиэль кивает, наблюдая, как Дин с легкостью выбирается из кабины и направляется к дому.

Он не настолько жалок, чтобы все время нуждаться в ком-то рядом. Вот только... ну, с ним был кое-кто все это время – Бальтазар. Он был в этом доме, останавливался у больницы, чтобы вместе пообедать (хотя, что показательно, не в последнее время), и разделял с ним каждое событие, каждое утро и каждую приятную ночь.

А теперь он снова один.

Это своеобразный шок для его организма, и, по правде, Кастиэль думает, что вряд ли будет в «порядке» в ближайшее время. Так что плохого и постыдного в том, чтобы разрешить кому-то вроде Дина ухаживать за собой? Дин не более чем любезен с самого момента их встречи, и Кастиэль с удивлением осознает, что Дин – единственный настоящий друг, который у него когда-либо был. Несмотря на знакомство меньше дня назад, он уже чувствует себя с Дином более свободно, чем с кем-либо другим в своей жизни, за исключением Бальтазара.

Бобби Сингер – стареющий мужчина с завидной силой и поведением интроверта – заканчивает погружать пожитки Кастиэля в заднюю часть фургона, и оба они – и он, и Дин – садятся по обе стороны от Кастиэля. Список его вещей, которые нужно забрать из дома, весьма короткий. Он был студентом-медиком, когда встретил Бальтазара, и, по существу, его имущество ограничено. Он знает, что это ребячество, но все равно не хочет видеть абсолютно ничего из тех вещей, что они купили вместе, – он просто не вынесет этого.

Высадив их возле дома, Бобби выгружает всю мебель и сумки с вещами на тротуар, чтобы потом умчаться на другую работу. Кастиэль не возражает – это безвозмездное одолжение, и он очень благодарен за него.

– Ладно, давай уже покончим с этим, – Дин подхватывает чемодан и коробку книг. Кастиэль берет лампу и приставной столик, и вместе они благополучно заносят все в холл, а оттуда – в лифт и наверх в квартиру.

Когда все на месте, Кастиэль замирает, проводя рукой по лбу. Дин тоже выглядит измученным, и Кастиэль чувствует себя виноватым за то, что так воспользовался им – в конце концов, Дин и так сделал для него слишком много за прошедшие двадцать четыре часа.

– Прости, мне нечего предложить тебе, – он показывает на белый холодильник в стиле ретро, пустующий в противоположном конце кухни. – Стакан воды?

Дин легко смеется, и Кастиэль чувствует прилив гордости – никто, даже Бальтазар, не находил его действительно смешным. Многие считали его неловкость странно забавной, но он не ценил этого.

– Это было бы чудесно.

Наполнив два недавно распакованных стакана водой из-под крана, Кастиэль передает один из них Дину, пораженный теплом, приятно щекочущим его кожу там, где их пальцы соприкоснулись. Он никогда не был невероятно сексуальным, он даже открыто не наблюдал за другими мужчинами, несмотря на то, что был геем, но Дин очень привлекателен, и его собственная реакция не такая уж неожиданная.

Тем не менее, тот факт, что он все еще способен испытывать подобную незначительную вспышку волнения, кажется ему одновременно и печальным, и приятным.

Дин спокойно допивает воду одним глотком, при этом его кадык плавно скользит вверх-вниз. Он ставит пустой стакан на стойку.

– Ну, мне еще нужно покрасить верхнюю квартиру... так что увидимся, – радостно говорит он.

Кастиэль опускает собственный нетронутый стакан.

– Хочешь, я помогу? У меня сегодня выходной.

Дин выглядит приятно удивленным.

– Серьезно?

– Ты очень помог мне, найдя квартиру, забрав мои вещи... не говоря уже о моей... тошноте прошлой ночью, – Кастиэль краснеет, и Дин усмехается.

– Это для меня не ново. Взять хотя бы мою жизнь с шестнадцати до двадцати – вся как в тумане, – он пожимает плечами. – Но если ты хочешь помочь... – его озадаченное выражение лица сменяется дружелюбной улыбкой. – То конечно же.

Они тратят день на покраску верхней квартиры в кремовый цвет. Дин одет в свою утреннюю футболку и джинсы, Кастиэль сменил свой наряд на старую рубашку и брюки от хирургического костюма. Приятно сосредоточиться на чем-то простом, даже если все заканчивается краской в его волосах; это заставляет Дина смеяться так сильно, что ему трудно возразить. И даже если он и получает шанс поглазеть на полоску упругой, загорелой кожи между поясом джинсов и задирающимся краем футболки, когда придерживает лестницу, пока Дин красит верхнюю часть стен, – что ж, это просто бонус. Даже случайная возможность любоваться Дином подобна отвлечению на покраску – словно анестезирующее средство для воспоминаний о Бальтазаре. Может, и прошел только день с тех пор, как его отношения рассыпались прахом, но Кастиэль отказывается терять даже самую маленькую частичку себя из-за этого предательства. Он может быть израненным, но отказывается быть калекой.

И все же, когда Дин приглашает его этим вечером выпить пива, Кастиэль колеблется. Еще слишком рано – что для алкоголя, что для чего-то, походящего на свидание. К счастью, Дин улавливает его молчание и поднимает руку.

– Эй, это просто дружеское предложение. Если не хочешь идти, можешь отказаться.

– Может быть, в другой раз, – соглашается Кастиэль. – Это немного... я знаю, что ты не подразумевал ничего такого, но...

– О-о, я совершенно точно подразумевал это, – ухмылка Дина наглая, но его взгляд застенчиво скользит по полу. – Но... да, тебе решать.

Сердце Кастиэля бьется один раз – нервно, но в то же время радостно. Так значит, он не вообразил себе вспышку энергии в этом единственном соприкосновении рук. Он оживает – по крайней мере, у него все еще остаются кое-какие инстинкты. Даже если он не заметил, что его муж спит с его сестрой за его спиной.

– Ну... это да... но позже, – говорит Кастиэль столь же застенчиво.

– Отлично, – Дин улыбается, его взгляд, полыхнув зеленью, сталкивается со взглядом Кастиэля, а затем он нервно опускает глаза. – Ладно... хорошего вечера, – смущенно добавляет он.

– Тебе тоже, – бормочет Кастиэль.

Они расстаются, и Кастиэль, оставшись один в квартире, все еще чувствует в себе легкое покалывание флирта. Разговор с Дином оставляет его воодушевленным – хоть кто-то находит его интересным или, по крайней мере, достаточно привлекательным, чтобы быть рядом. Он сомневался насчет этого еще со вчерашнего дня.

Кастиэль заказывает еду и, когда ее доставляют, обедает за кухонным столом, распивая бокал вина из бутылки, которую он забрал из винного погреба своего бывшего дома. Ему кажется странным предлагать кому-то выпить в середине дня, поэтому он не пригласил Дина. Теперь он почти жалеет об этом.

В квартире нет душа, только старая чугунная ванна на ножках, которую Кастиэль наполняет горячей водой, желая успокоить боль в спине и смыть с кожи пот. Он снимает с себя одежду в ванной, вешая ее на мягкий стул в углу. Комната больше похожа на дамскую уборную, чем на ванную, но эффект от этого странно успокаивающий.

У него нет чего-то наподобие пены для ванны, только кусок обычного белого мыла, которым он тщательно умывает лицо, моет ладони и руки. Он набирает полную ладонь хрупкой кремовой пены и растирает ее по груди, пальцами втирая в темные волосы под руками. Он выжимает мягкую мочалку и льет воду на намыленную кожу, небрежно споласкивая ее. Кастиэль закрывает глаза и сползает вниз, пока вода не смыкается над его головой, пробегая через его волосы и пропитывая их. Он поднимает согнутые в коленях ноги так, чтобы оставаться под водой, пока ему действительно не понадобится сделать вдох.

Задыхаясь, он всплывает, и по воде разбегается небольшая волна. Мокрые волосы лезут ему в глаза. Кастиэль встает из ванной и осторожно шлепает по плитке, находя только что распакованное черное пушистое полотенце. Он вытирается и оборачивает полотенце вокруг бедер. Он находит зубную щетку, выдавливает на нее пасту и становится перед зеркалом, чтобы почистить зубы. Это стеклянная панель в полный рост, и в ее отражении он видит, что он стройнее, чем помнит – в его старом доме не было высоких зеркал. Он аккуратно сплевывает в раковину и вытирает рот пальцами. Именно в этот момент ему кажется, что он слышит что-то – негромкий, хриплый звук, почти стон.

Зеркало покачивается, зубная щетка соскальзывает с края раковины вниз по белой изгибающейся поверхности.

Внизу грохочет технический поезд.

Кастиэль упрекает себя за чрезмерную пугливость. Он никогда прежде не жил один, но он уже слишком взрослый, чтобы нервничать из-за странных звуков, доносящихся с железнодорожной линии. Он наклоняется ближе к зеркалу, разглядывая свой все еще ушибленный нос, опираясь расставленными пальцами одной руки о зеркало, чтобы не упасть.

Исцеление приятно.

Все налаживается.

Глава 3

Кастиэль возвращается на работу на следующий день, не послушавшись совета главного хирурга – мужчины с мрачным и строгим лицом по имени Уриэль, приятного только в профессиональном плане – несмотря даже на то, что это дурное предзнаменование. Кастиэль не может объяснить, почему ему надо вернуться на работу, но он возвращается – это помогает ему отвлечься от потери Бальтазара и пустоты его нового дома.

Он занимается двумя жертвами автокатастрофы – их сбил грузовик на окраине города, и оба чудом остались живы. Методичная работа с лекарствами и хирургические процедуры являются если не успокаивающими, то, по крайней мере, достаточно сложными, чтобы забыться. Здесь он доктор Новак, он придерживает Кастиэля у дверей и оставляет его бездельничать в саду размышлений, наблюдать за кольчатыми горлицами и невидимо сидеть рядом со смертельно больными пациентами. Внутри доктор Новак делает свою работу и получает за это сдержанную благодарность на профессиональном уровне. Все предопределено политикой больницы, его навыки заботятся обо всем остальном.

В два часа он идет на обеденный перерыв в кафетерий и покупает пластиковую коробочку зеленого салата с жареным цыпленком, банан и огромный бумажный стакан кофе. Он достает свой айфон, когда-то подаренный ему родителями, в розовом силиконовом чехле, который предназначался в качестве подарка Мэг. Он достаточно любит розовый; иногда он давал поиграть с телефоном детям, наблюдая, как они касаются экрана в одной из игр, пока он сам объясняет их родителям, что это действительно просто простуда, или что их дочь никогда больше не сможет ходить.

В нем двенадцать голосовых сообщений. Тридцать пять – текстовых.

По обыкновению сидя в одиночестве, он легонько дотрагивается до иконки, чтобы прослушать сообщения, медленно поднося телефон к уху.

Касси... мне так жаль, пожалуйста, прошу, перезвони мне. Я хочу...

...Я пришел домой, а твои вещи пропали, Кастиэль, пожалуйста, поговори со мной, я знаю, что это было...

...Касси, это ничего не значило, я просто... Господи, я все испортил...

...Пожалуйста, перезвони мне...

...Мне так плохо из-за... боже, да из-за всего. Мэгги себя ужасно чувствует. Пожалуйста, поговори со мной?

Кастиэль выключает голосовую почту и просматривает несколько сообщений; в основном они одинаковые, и он видит столько раз повторяющиеся «прости» и «пожалуйста», что никогда больше не хочет их использовать. В конце списка сообщение от Дина.

Эй, Кас, какой-то парень продолжает звонить Бобби насчет твоего нового адреса – думаю, один из твоих соседей видел фургон. В любом случае он не собирается выдавать его, так что твой секрет пока что в безопасности.

Следующее сообщение от Дина приходит как раз в тот момент, когда он заканчивает читать это.

Конечно, это фигня, но... надеюсь, твой Первый день возвращения проходит хорошо,

Д

Кастиэль смотрит на сообщение и ощущает поразительную благодарность, поедая свой пресный салат. Ни Бальтазар, ни странно молчаливая Мэг не казались особо обеспокоенными его благополучием. Ни в одном из этих отчаянных сообщений не спрашивалось, как он поживал, и Кастиэль чувствовал себя удивительно опечаленным этим. Он ожидал большего от мужчины, с которым готов был провести всю оставшуюся жизнь.

Очевидно, он ошибся.

Габриэль плюхается на стул напротив него, на нагрудном кармане его фиолетового костюма маленькая нашивка с Винни-Пухом. Кастиэль кидает на него взгляд из-под полуопущенных ресниц. Он никогда не разговаривал с Габриэлем вне работы – как правило, все остальные собирались вместе во время обеда, оставляя безмятежного Кастиэля в своем уголочке.

– Здравствуй? – настороженно говорит он.

– Привет, – Габриэль деловито разворачивает батончик «Марс», окуная толстую шоколадку в свой карамельный латте, над которым витает пар. – Ты в порядке?

Кастиэль чувствует себя не в своей тарелке еще больше, чем раньше.

– Я... у меня было несколько операций сегодня...

– Нет, я о ситуации в целом: твоя сестра – шалава, которая кувыркается с твоим же мужем, – уточняет Габриэль.

Кастиэль напрягается – как могло получиться, что это уже облетело всю больницу?

– Все знают?

– Почти все знают, что происходит в жизни состоящей в правлении Мэг, и вообще,– Габриэль закатывает глаза. – Педиатры – куда большие сплетники, чем думают люди. Это все дети – они всех заставляют вести себя супер-детски.

Кастиэль смотрит, как мужчина уплетает шоколадку, чувствуя себя полностью разоблаченным от осознания того, что все в курсе его личного дела. Его сестра действительно состоит в правлении больницы – из них двоих Мэг всю жизнь была большей всеобщей любимицей. Он всегда предполагал, что у близнецов так и бывает – один получает определенные таланты, а другому достается все остальное.

Габриэль оказывается на удивление хорошей компанией – настолько хорошей, что Кастиэль засиживается в кафетерии на почти весь свой перерыв. На его телефон все еще продолжают приходить новые сообщения, когда он выключает его, чтобы вернуться к работе. Сегодня день пальпации, и он лечит шестилетнюю девочку, которая бывает в хирургическом отделении пять раз в два месяца. В этот раз ему нужно вылечить легкое, проколотое сломанным ребром, которое было оставлено без наблюдения. Он докладывает об этом, надеясь, что социальные службы поторопятся с расследованием.

Он все еще разбирается с Эллой – милой белокурой девочкой, находящейся на восстановлении и весь день напролет играющей со своим фиолетовым крысоподобным кроликом, и это вытягивает из него столько сил, что к тому времени, как он добирается до дома, все, чего он хочет – это виски и теплую постель.

Вместо этого он сталкивается с отцом Дина в коридоре.

– О, здравствуйте, сэр, – вежливо говорит Кастиэль, хоть от него вежливость и звучит всегда недружелюбно, но он работает над этим.

Джон Винчестер – хмурый и неприветливый мужчина, которого совсем нелегко читать, – просто официально кивает, проходя мимо него.

Кастиэль ценит дистанцию и личное пространство куда больше, чем другие люди. Он слишком дорожит своим, чтобы посягать на чужое.

Перед дверью в его квартиру стоит бутылка вина в соломенной оплетке – такую можно купить в продуктовом магазине или на рынке гастрономических продуктов. Он с недоумением поднимает ее – очевидно, что бутылка и оплетка были кем-то соединены, а не просто куплены вместе в магазине, как он подумал сначала, увидев ее. Вино хорошего урожая, очень хорошего, бутылка протерта от пыли.

– Папа типа придерживается традиций насчет этого.

Кастиэль оборачивается и видит Дина, стоящего в дверях своей собственной квартиры, в обычной черной футболке поверх заляпанных краской джинсов.

– Это чтобы поприветствовать тебя в доме, – объясняет Дин.

– Это очень щедро... это превосходное вино, – вежливо говорит Кастиэль, снова рассматривая этикетку.

– Тебе лучше знать, – одобрительно говорит Дин. – Это не по мне, я предпочитаю хороший виски... или даже очень, очень отвратительный виски.

Кастиэль мягко улыбается шутке.

– Спасибо за сообщение сегодня, кстати, – тихо произносит он.

– Без проблем, просто... – Дин опускает голову.

Кастиэль впервые смотрит – действительно смотрит – на него. Дин... невообразимо горячий, нет других слов, чтобы описать его. Высокий и широкоплечий, его тело – практически сплошные мужественность и мускулы, ничего подобного тому, что Кастиэль видел прежде. Но все же застенчивость Дина настолько сильна, что заставляет его прекрасные зеленые глаза смотреть в пол, а уголки его губ приподниматься в смущенной однобокой улыбке.

Что-то внутри него просто хочет обхватить Дина рукой за подбородок, поднять его лицо и заглянуть ему в глаза, выяснить, на что это будет похоже. Смотреть в глаза такому мужчине, как Дин.

– Спасибо, – опять говорит он вместо этого. – Может, ты захочешь... ну, здесь многовато вина для одного...

Дин решается быстро вскинуть глаза – в них мелькает волнующая вспышка зеленого – а затем снова смотрит вниз, внезапно полный нервной энергии.

– Конечно.

Открывая дверь в квартиру, Кастиэль чувствует присутствие Дина у себя за спиной. Они проходят на кухню, Кастиэль разливает вино в два бокала, а затем они с Дином перемещаются на диван в гостиной.

– Так как прошел твой день? – спрашивает Дин.

Кастиэль кладет одну ногу на диван, согнув ее в колене и устроив под другой.

– Кажется, я стал предметом всех разговоров последние несколько дней. А как твой? – спрашивает он с застенчивой учтивостью.

– Я шлифовал, – Дин пожимает плечами. – Я шлифовал пол во всей квартире, – он отпивает вино. – Твоя очередь, – он едва заметно улыбается.

– Помимо этого у меня был... ну, подозрительный случай халатности? А так – довольно обычный день, то есть каким он бывает, когда весь хирургический отдел взбудоражен.

– Ты в порядке? – спрашивает Дин без снисходительной фальши – это больше серьезный вопрос, чем просто комментарий к ужасу всей ситуации.

– Я в порядке, – Кастиэль, нахмурившись, смотрит на бокал с вином. – Я чувствую, что это не должно повлиять на меня. Многие люди думают, что врачи должны быть выше этого.

– По моему опыту, большинство людей – идиоты, – Дин ставит бокал на столик. – Навороченный диплом врача еще не делает из тебя не человека. Переживания по поводу подобного дерьма практически укоренились в нас, – он замолкает, будто смущенный силой своих чувств. – Прости, я не хотел...

– Нет, это именно так, – Кастиэль слегка улыбается. – Ты в этом очень хорош, попадаешь в самую суть вещей.

– У меня никогда не было особого подхода к разговорам – мой отец такой же. Я использую простые слова, как эти.

– Хотел бы я, чтобы мой... – он собирается уже сказать «муж», но заставляет свой мозг переключиться на другое слово, – ...мой бывший обладал этой чертой.

– Он тебя достает? – спрашивает Дин, между его бровей залегает сердитая морщинка.

– Он присылает мне много сообщений, – Кастиэль неловко ерзает. – Я их игнорирую.

– Это должно быть тяжело – терять кого-то, кого так сильно любишь, – говорит Дин, и в его словах звучит вопрос, на который Кастиэль рад ответить.

– Не я терял его – он меня потерял, – говорит ему Кастиэль. – Точно так же, как если бы он сам меня бросил.

Дин тянется к нему, и Кастиэль склоняется над своими коленями. Их лица довольно близко, золотистый свет единственной лампы окутывает их ореолом тепла.

Айфон Кастиэля издает короткую трель, портя момент близости. Он выхватывает его, глядя на экран.

– Помяни черта, – острит Дин.

– Он... – Кастиэль недоверчиво вчитывается в сообщение. – Он снаружи... должно быть, он шел за мной от самой больницы, и... – он сердито смотрит в телефон.

– Я могу избавиться от него, если хочешь, – предлагает Дин, беспрепятственно вставая. Он чувствует себя неловко теперь, когда с ними находится невидимое третье лицо.

– Нет... он просто... – Кастиэль встает и придвигается к Дину. – Он в свое время устанет и пойдет домой... а мы были... у нас еще вино, – неуклюже заканчивает он.

– Были, – Дин напряженно всматривается в пол, затем его взгляд взметается, зелень глаз такая темная и нечитаемая, что кажется почти черной. – Увидимся, Кас.

Кастиэль остается в своей гостиной со странным чувством, что что-то очень хрупкое было сломано, разрушено сообщением Бальтазара. Он осушает свое оставшееся вино, прикасается к наполовину выпитому бокалу Дина. Он ложится, выпивает оставшийся напиток из него, ощущая вкус Дина там, где его губы соприкасались со стеклом.

Что-то в стене издает глухой звук – старые трубы или, возможно, снующие мыши.

Кастиэль берет с собой в постель книгу в мягкой обложке, одиноко устроившись на своей большой, широкой кровати. Он представляет себе Бальтазара на улице, ожидающего его ответа, хотя, скорее всего, он уже ушел. Он никогда не был особо терпеливым. Половина или, скорее, треть кровати Кастиэля – он проваливает попытку занять своим телом хотя бы половину пространства – согрета им, другая часть остается упрямо холодной.

Одиночество ощущается для него как старое вино и сорванная близость – вкус, хорошо знакомый и ему, и Дину.

Глава 4

Дни все идут, а сообщения Бальтазара продолжают приходить. Кастиэль все еще игнорирует их и бросается в работу, зацикливаясь на качестве и скорости выполнения. Он проводит ночи либо в комнате посещений, либо дома, в одиночестве. Дин был занят всю прошлую неделю – работал над квартирами в доме, одна из которых недавно освободилась и нуждалась в ремонте. Затихшие звуки работы означают, что Дин сейчас отлучился, ушел, но куда – Кастиэль не знает. Потеря Дина ощущается так, словно старому пыльному зданию не хватает биения своего сердца.

Кастиэль спит в своей пустой кровати, удивляясь, почему он так сильно скучает по Дину – Дину, который для него все еще практически незнакомец. Возможно, он скучает только по компании, неважно какой, без разбора. У него все еще остаются сомнения относительно того, насколько мудро будет начинать роман с Дином, несмотря на то, что мужчина, кажется, не против этой идеи. Кастиэль не может избавиться от чувства, что пока воспоминания о его браке живы, начать новые отношения с таким застенчивым, почти наивным Дином будет ошибкой.

Единственная вещь, насчет которой Кастиэль принял решение – его брак совершенно определенно окончен. Он совершенно не готов принять неверность как ошибку или промашку со стороны своего супруга. Сама сущность брака состоит в моногамии, и тот факт, что Бальтазар нарушил ее, совершенно идет вразрез с этим понятием. Но у этого поступка есть и обратная сторона: если бы Бальтазар переспал с другим мужчиной или даже женщиной, то Кастиэль, возможно, рассмотрел бы измену как нечто, чего не доставало Бальтазару, или чего он сам хотел. Но это была Мэг – не просто сестра Кастиэля – его близнец. Этот факт сосредотачивал поступок на нем – на том, что Бальтазар хотел сделать ему путем этого предательства.

Он не был уверен, как отреагировать на это.

В свете последних событий Кастиэль чувствовал себя несколько вправе избегать сообщений Бальтазара. У него не было детей, с которыми ему нужно было бы считаться, никого, кому следовало бы избегать причинять боль, кроме себя самого. И он знал, что это причинит боль – слушать, как Бальтазар объясняет, что они с Мэг любят друг друга, что, несмотря ни на что, в Кастиэле всегда чего-то... недоставало.

Веселости, сексуальности, женственности – список можно продолжать бесконечно.

Так, почти неделю спустя после своего возвращения на работу, услышав стук в дверь, Кастиэль, одетый в свои домашние джинсы и свитер, откликается, продолжая обдумывать про себя, стоит ли ему снова пригласить Дина выпить.

Он открывает дверь и видит Бальтазара в промокшем черном пальто.

Его удивление продолжается не больше десяти секунд.

– Убирайся.

– Касси, пожалуйста, впусти меня, – к его чести, Бальтазар выглядит ужасно – светлая щетина покрывает щеки, а взгляд пустой, такой, какой бывал у него, когда он проводил ночи, работая, а не отдыхая.

Кастиэль немного отходит, вопреки своему здравому смыслу. На лице его мужа почти незамедлительно отражается облегчение, и в связи с этим Кастиэль изо всех сил старается сохранить невозмутимое выражение лица. Он не ожидал, что появление Бальтазара пробудит в нем такое глубокое чувство, но теперь он ощущает его, такое знакомое и чуждое одновременно.

Дверь захлопывается за спиной Бальтазара, и он стоит, нервно сжимая и разжимая руки, как будто не знает, куда их деть.

– Я так сильно по тебе скучал, – говорит он, останавливаясь, чтобы облизнуть пересохшие от волнения губы. – Кастиэль...

– Как там моя сестра? – перебивает Кастиэль.

– Я не видел Мэг с того самого дня, уверяю, – Бальтазар поднимает руки. – Это ничего не значило, клянусь... я просто... – он замолкает при виде убитого горем лица Кастиэля. – Это не то, что я имел в виду.

– Но ты это сказал, – Кастиэль судорожно переводит дыхание. – Ты... ты переспал с кем-то другим, Бальтазар... мне пришлось увидеть это, я... и теперь ты говоришь мне, что это ничего не значило. Хотел бы я узнать это на прошлой неделе – такие эмоции, а все из-за пустяка.

– Она ничего не значила, но ты значишь все, – когда Бальтазар придвигается ближе к Кастиэлю, нарушая границу его личного пространства, он выглядит еще злее, чем прежде. – Касси... У меня было чувство, словно все просто... проходит мимо меня, и мы потеряли то, что делало нас... нами, чем бы это ни было, – он касается руки Кастиэля, чувствуя его дрожь. – Я был одинок, и глуп, и... и никаких извинений не будет достаточно, я знаю это... так что, пожалуйста... давай просто пойдем домой, – его лицо приближается, он кажется таким теплым и знакомым, по-прежнему пахнет имбирем и кофе. – Прошу, позволь мне попытаться загладить вину перед тобой... не бросай меня после всех этих лет, – он поднимает руку, которой до этого цеплялся за рукав Кастиэля, касается его лица и умоляюще проводит большим пальцем по щеке.

– Почему Мэг? – несчастно шепчет он. – Кто-то другой... почему она?

– Потому что я никогда не любил ее, – уверяет Бальтазар. – И я не хотел чувствовать ничего с кем-то, кто не был тобой.

Кастиэль смотрит в окруженные морщинками голубые глаза своего мужа.

– Ты бы скорее переспал с тем, кого ненавидишь, чем со мной.

– Я бы скорее вырезал себе сердце, чем полюбил кого-то другого, – клянется Бальтазар, и в этих словах звучит вся его писательская жестокость. – Я бы скорее умер, чем потерял тебя.

Кастиэль, и сам будучи такой логичной, степенной душой, всегда был чувствителен ко всему артистичному и драматичному. А услышав заявление Бальтазара, еще и стоя так близко к знакомому, теплому телу своего мужа, он позволяет себе немного расслабиться, позволяет своему сломанному, разбитому сердцу выползти из своего убежища и показаться. Его сердце в синяках, но где-то глубоко внутри него все еще есть чувства к Бальтазару.

Когда Бальтазар целует его, возникает ощущение, будто это так нормально, так правильно, что он даже не думает отталкивать его в течение, по крайней мере, минуты, пока они льнут друг к другу. Но потом Кастиэль вспоминает Дина – терпеливого, простого Дина – и вырывается из объятий Бальтазара.

– Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел.

– Касси...

– Нет, Бальтазар. Ты не можешь просто... превратить все в одну из своих романтических историй. Ты занимался сексом с моей сестрой, в моей кровати. Даже ты не сможешь сделать из этого любовный жест.

Бальтазару хотя бы хватает приличия выглядеть виноватым.

– Думаю, тебе следует уйти, – говорит ему Кастиэль.

– Если я вернусь, ты впустишь меня снова?

Кастиэль честно не знает.

– Я все еще люблю тебя, – уже у дверей говорит Бальтазар.

– Не думаю, что этого достаточно, – шепчет Кастиэль.

Как только его муж уходит, он снова чувствует себя раздавленным. Он достает пиво из холодильника, проходит в ванную комнату и открывает воду. Когда ванна набирается простой, горячей водой, он раздевается и садится в нее, открывая бутылку пива. Он все еще чувствует кожей призрачное тепло Бальтазара, прикосновения его мягких, до боли знакомых губ. Господи, так просто было бы вернуться, но снова находиться там, в этом доме... Кастиэль не думает, что сможет справиться с воспоминаниями.

Но он так одинок. Он может быть странным и холодным, но он все еще человек, и он скучает по прикосновениям другого тела, скучает по поцелуям и возможности обнимать кого-то, скучает по сексу.

Кастиэль допивает пиво, позволяя незначительному воздействию алкоголя притупить остроту его горькой потери. Это ничем не облегчает его депрессию, но позволяет расслабиться. Он отставляет пустую бутылку в сторону и опускает руку в горячую воду. Со вздохом положив голову на стопку сложенных полотенец, он начинает трогать себя, чувствуя пока что только слабые ростки похоти, но уже успокоенный их присутствием. По крайней мере, он все еще способен чувствовать возбуждение.

Он закрывает глаза, чувствует, как из-за жара воды его прошибает пот, ощущает вкус своих слегка потрескавшихся, но мягких губ. Он сдвигает ноги, находя ритм, толкаясь в свою ладонь. За сомкнутыми веками он отвергает образ Бальтазара – воспоминания слишком болезненны, чтобы созерцать их в этот уязвимый момент. Вместо этого он думает о Дине на приставной лестнице, о гладкой коже низа его спины, обнаженного поднимающимся краем его футболки. То, как изгибаются его губы в улыбке, однобоко и скромно, о глубине его зеленых глаз, о женственной линии рта и упрямой челюсти...

Кастиэль откидывается, склонив голову набок, и в последний момент перед тем, как его мир сотрясается в теплоте и ощущениях, он выдыхает имя Дина.

В лабиринте полых стен и пустого пространства, которые составляют скрытую часть дома, Дин прислоняется к одностороннему зеркалу. Его лоб и ладонь упираются в холодное стекло, другая рука покоится на его ширинке.

Под его последним, рваным выдохом на зеркале в ванной расплывается круг конденсата. Призрачное дыхание.

Он шепчет «Кас», закрывая глаза.

Глава 5

Письмо приходит через пару дней после визита Бальтазара.

Этим утром Кастиэль пропускает почту, так как в это время он уже на работе. Ранняя смена пациентов отдела хирургии, с полученными за выходные травмами в нетрезвом состоянии, наконец протрезвела и отправлена на лечение. Она состоит из мужчины со сломанной рукой, двух женщин с оторванными в результате дергания за пирсинг мочками ушей и подростка с ожогами третьей степени – он незаконно запускал фейерверк. Кастиэль накладывает швы и гипс и оперирует без всякого сострадания, полностью сосредоточившись на работе.

Во время обеденных перерывов он неожиданно для себя очень часто разговаривает с Габриэлем. В основном разговоры сосредоточены на работе, на случаях, попадающихся им в соответствующих отделениях, и на их отношениях с родителями и близкими родственниками. Однако иногда Габриэль спрашивает его о ситуации с Бальтазаром, и этот обеденный перерыв стал именно таким – Кастиэль заканчивает рассказывать о визите Бальтазара.

– Ну что за мудак, – Габриэль морщится, выскребая ложкой красное желе из чашечки. – Ты же не собираешься возвращаться к нему?

– Нет, – отвечает Кастиэль, но его взгляд остается сосредоточенным на авокадо и курином салате. Габриэль вздыхает.

– Да, знаю, тяжело заканчивать долгие отношения. Но ты не можешь вернуться к этому ублюдку только потому, что тебе одиноко.

Кастиэль думает про себя, что Габриэль никогда в жизни не был одинок.

– Не надо смотреть на меня так, – Габриэль тыкает в его сторону ложкой. – Я знаю, что ты думаешь, но... когда я развелся, было отстойно, но это и должно быть отстойно. А потом ты просыпаешься однажды утром и осознаешь, что у тебя нет друзей, потому что она каким-то образом увела их всех. И ты одинок и возбужден, как черт, и тебе просто приходится снова... оседлать коня.

Кастиэль краснеет, уткнувшись в стакан своего клюквенного сока.

– Ты же уже мысленно присмотрел себе жеребца, а? – Габриэль с пониманием ухмыляется.

– Не совсем, – Кастиэль не отрывает взгляда от своего подноса. – Это будет не... это даже невозможно.

– Если парень настроен серьезно, то это всегда возможно, – мудро провозглашает Габриэль. – Ты весьма горячий.

Уши Кастиэля горят.

– Он мой комендант или, точнее, сын того парня, что владеет домом.

– Отлично, – Габриэль вскидывает ладони. – Он ведь так близко – живет с тобой в одном доме, – а потому доступен, ты должен рискнуть.

– Он застенчивый, – тихо говорит Кастиэль.

– Тогда вы идеально друг другу подходите, – улыбка Габриэля искренняя, обнадеживающая. – А мы с Кали? Да мы же полные экстраверты, мы чертовски близки к тому, чтобы порвать друг друга на части. Застенчивость – это хорошо, с этим можно работать.

Кастиэль еще сильнее краснеет, и Габриэль переводит тему на медсестру из отдела педиатрии.

По дороге домой Кастиэль заходит в супермаркет – небольшой магазинчик, где продают все виды готовых гастрономических блюд и бельгийский шоколад. Он присматривает бутылку вина, подумывая взять виски, и, в конце концов, покупает маленькую бутылку виски двадцатилетней выдержки. Он выбирает цыпленка гриль, салат из дикого риса и фаршированные оливки, относит корзинку на прилавок и вытаскивает из бумажника купюры, чувствуя себя немного взволнованно и очень, очень нервно.

По пути из магазина, снова намокнув под сиэтлским дождем, он заходит в аптеку и, чувствуя, как кончики ушей горят под мокрыми волосами, покупает небольшую упаковку презервативов и бутылочку смазки.

Потому что всегда важно предохраняться, а не потому что он думает, что что-то такое может произойти.

Дома, спрятав все продукты в свой в основном пустующий холодильник, Кастиэль чувствует себя немного глупо. Ведь он, в конце концов, едва ли тот тип мужчин, который предпочитает Дин. Дин был одновременно и достаточно симпатичным, и достаточно мужественным, чтобы иметь возможность выбрать любого мужчину (или женщину, если уж на то пошло), и Кастиэлю было нелепо предположить, что Дин заинтересовался бы в нем.

И в то же время в глазах Дина, в те пару раз, когда у него был шанс заглянуть в них, он заметил глубину и... голод, который был невероятно захватывающим.

Он не замечает письма, пока не возвращается к входной двери, намереваясь постучаться в квартиру Дина и пригласить его на ужин. Конверт зеленый, и от этого он содрогается. Зеленую канцелярию обычно использует его мать, с упорством очень богатых и исключительных людей. Он гадает, не является ли это напоминанием того, что он обязан присутствовать на обеде на следующих выходных.

Открыв конверт, Кастиэль сначала бегло пробегается по письму глазами, не вчитываясь, надеясь таким образом покончить с ним и пойти к Дину как можно скорее. Однако он быстро начинает понимать, что письмо, которое он держит, – нечто куда более настойчивое, чем просто приглашение. Осознание этого оказывается настолько шокирующим, что Кастиэль обнаруживает себя сидящим на диване с листом бумаги в руках.

Кастиэль вытаскивает свой айфон и набирает третий номер в своем списке контактов.

– Мэг?

– Привет, Кастиэль, – ее голос почти скучающий, а на заднем фоне он слышит музыку и скребущий звук стеклоочистителей ее машины – она явно едет под дождем.

– Ты получила письмо от матери?

– Она сказала, что пошлет письмо тебе, – говорит Мэг, косвенно отвечая на его вопрос. – Я уверена, она пригласит тебя в следующей раз – я к тому времени все равно уеду из города.

– Понятно, – тихо произносит Кастиэль.

– Это действительно было ее решение, – сообщает ему Мэг. – Я же не могу нести ответственность за решения других, так ведь?

– Конечно, – сухо отвечает Кастиэль. – До свидания, Мэг.

– Пока, Касси.

Кастиэль откладывает телефон. Он не может не заметить, что сестра использовала прозвище, придуманное ему Бальтазаром. Слова Мэг предельно ясны – это было решением Бальтазара переспать с ней, точно так же, как это было решением их матери отменить его приглашение на обед. Тогда как что-то из этого может быть ошибкой Мэг?

Сами слова его матери – «все-таки лучше избежать ненужной враждебности» – казались достаточно разумными. Но они такими не были. Кастиэль возмутился при мысли о том, что ЕГО присутствие разрушило бы событие. Именно Мэг легла с Бальтазаром в постель, именно она помогла разрушить его брак.

Так почему его должны выдворять?

Конечно, он всегда знал, что его родители не одобряют его ориентацию, не говоря уже о его браке и о Бальтазаре в целом. Но они приняли решение не лишать его наследства и не бороться против них. Это было слишком неподобающе для их вкусов. Нет, они выбрали ожидание и лишь наблюдали, и сейчас они получили то, чего всегда хотели, – оправдание.

Кастиэль скидывает туфли и сворачивается на мягком диване. О чем он думал? Не только о том, что Дин никогда не будет в нем заинтересован – он уже не смог удержать мужчину, ради которого пожертвовал своей семьей. Какой смысл? Где была награда за пренебрежительное отношение и ехидные комментарии? Он уже закончил в полном одиночестве, с бывшим, который трахнул его сестру от скуки, и с семьей, которая видела в этом просто наказание ему.

Стянув со спинки дивана вязаный шерстяной плед, Кастиэль закутался в него и отдался опустошению, быстро завладевающему его разумом. Ему уже достаточно. Достаточно быть одиноким, быть игнорируемым, быть второсортным. В попытках не быть кем-то другим он, возможно, найдет некоторую долю облегчения от своего постоянного разочарования.

Идут минуты, и тепло и покой убаюкивают его. Он сонный, но не совсем спящий. Пол негромко поскрипывает, и слышен шум труб в стенах. Кастиэль едва замечает это – он уже привык к странным звукам квартиры. Теперь уже грохот и скрежет технического поезда редко пугают его. Обычно в такие моменты он просто опускает голову под воду, чувствуя, как ванна сотрясается, и смотрит в зеркало, которое отражает все дрожащие предметы в комнате.

Кто-то стучит в дверь.

Кастиэль заставляет себя подняться с дивана и, слегка спотыкаясь на ватных ногах, идет открывать.

За дверью стоит Дин, слишком большая кожаная куртка прикрывает его влажную футболку. Кастиэль бегло осматривает свою собственную одежду: его джинсы и рубашка помяты после лежания на диване, он может сказать, что его волосы в еще большем беспорядке, чем обычно – сначала их намочил дождь, а потом он позволил им высохнуть, как попало, пока лежал, жалея себя.

– Привет, – взгляд Дина на мгновение задерживается на лице Кастиэля, а потом резко перескакивает на какую-то точку прямо рядом с ним. – Я был, э-э... я просто хотел проверить, как ты.

Ложь уже готова сорваться с кончика его языка: «Я в порядке».

– Я... чрезвычайно плохо, – говорит он вместо этого, и Дин кажется удивленным.

– Хочешь войти? – Кастиэль делает шаг назад, и Дин, кажется, колеблется, бросив тревожный взгляд на дверь в свою собственную квартиру, прежде чем перешагнуть порог.

– На работе все идет не очень хорошо? – спрашивает Дин, следуя за Кастиэлем в гостиную.

– Скорее в жизни, – Кастиэль отбрасывает покрывало в сторону со смущенным вздохом. – Мои родители... решительно приняли сторону Мэг в ситуации с ней и Бальтазаром.

– Это... действительно безумие, – ворчит Дин, садясь и неловко выпутываясь из своей куртки.

– Спасибо, – тихо говорит Кастиэль. – Выходит так, что я не могу вспомнить, почему я должен ожидать сочувствия, – он пожимает плечами. – Моя семья такая.

– Семья – вот что важно, – говорит Дин, на его лбу залегает морщинка. – Они должны понимать это.

– Я думаю, уже немного поздно пытаться переучивать их, – Кастиэль замолкает и виновато поднимает глаза. – Прости, я не хотел жаловаться тебе.

– Каждому нужен кто-то на его стороне, Кас, – полуулыбка Дина такая же красивая, как и в последний раз, когда Кастиэль видел ее. – А у тебя есть я.

– Я, честно, не знаю, что делал бы, не встреть тебя, – Кастиэль улыбается, чувствуя знакомую, почти собачью простоту присутствия Дина, действующую подобно антидоту к холодности его семьи. – Я хотел сказать спасибо.

– Ты вроде уже сказал, – напоминает ему Дин.

– Нет, я... э-э... – Кастиэль колеблется. – Я хотел спросить тебя, не хотел бы ты отужинать со мной... сегодня вечером.

Дин выглядит опешившим, таким удивленным и неожиданно нервничающим, что Кастиэль думает, что сделал ужасную ошибку.

– Это неважно, если ты не хочешь... то ладно, – несвязно говорит он.

– Нет, я бы... – Дин делает страдальческое выражение лица, пытаясь выстроить предложение. – Ужин – было бы здорово, – он улыбается, наполовину приободренный неподдельной радостью.

– Здорово, – эхом откликается Кастиэль, позволяя своей собственной улыбке расцвести на лице.

Глава 6

Кастиэль проводит Дина на кухню, и они вместе накладывают еду, обмениваясь нервными улыбками и неловкими прикосновениями каждый раз, когда случайно задевают друг друга в тесной комнате. Курица разложена по двум тарелкам, салат и оливки – по сервировочным блюдам, и все это они относят в гостиную. Кастиэль приносит вино, скотч и стаканы на подносе, и они садятся на удобный диван, накладывая себе салат из риса и оливки, прежде чем приступить к еде.

Кастиэль наблюдает за Дином так же, как и Дин за ним – короткими, украдкой подглядываниями. Они потягивают свое вино и едят, Кастиэль – с отстраненной учтивостью, вбитой в него его семьей, а Дин – с какой-то обеспокоенностью, которую, в конце концов, подавляет его очевидное наслаждение пищей.

Они немного говорят во время ужина. Дин едва ли общителен, а Кастиэль застенчив сам по себе, поэтому они едят в приятной обстановке, слегка развернувшись корпусами и осторожно поглядывая друг на друга поверх бокалов.

В конце концов, с едой и вином покончено. Убрав все тарелки, они садятся на пустой диван, и Кастиэль снова чувствует, как к ним обоим возвращается неловкость. Они наклоняются вперед в одно и то же время, и их руки сталкиваются на бутылке скотча; Кастиэль берет ее, разливает напиток в два стакана и протягивает один назад Дину, опершемуся на диван рядом с ним. Дин поднимает руку за стаканом, чуть согнув другую в локте на весу, и Кастиэль, распрямившись, обнаруживает, что опирается спиной о грудь Дина – без какой-либо инициативы с их стороны.

Рука Дина, с зажатым в сильных пальцах прозрачным хрустальным стаканом, ложится на живот Кастиэля, палец другой гладит его по бедру; это скорее неуверенное, а не соблазняющее прикосновение. Кастиэль расслабляется под ним, его свободная рука касается колена Дина. Между ними проскальзывает искра смущения; такая бывает у двух робких, попавших в захват растущего возбуждения людей, познавших прежде страх отвержения.

Дин несколько раз поднимает свой стакан, постепенно осушая виски, каждый раз опуская руку обратно на живот Кастиэля. Кастиэль пьет свой собственный напиток, чувствуя, как он незамедлительно обжигает горло и внутренности. Пальцы Дина мягко и осторожно поглаживают бедро Кастиэля все это время, кожу под этими прикосновениями покалывает, и его пах стягивает от этого ощущения. Они допивают почти одновременно, и оба ставят стаканы на пол.

Когда рука Дина возвращается на живот Кастиэля, его пальцы растопыриваются, и Кастиэль расслабляется под нерешительным надавливанием.

– Кас... – начинает Дин, но не продолжает, его рука неосознанно поглаживает бедро Кастиэля.

Кастиэль вздыхает, закрывает глаза и открывает их, только когда разворачивается, перекидывает одно колено через ноги Дина и нерешительно целует его. Дин замирает, а затем, когда Кастиэль касается его груди, его рука двигается, чтобы в свою очередь коснуться Кастиэля, как будто он слишком застенчив, чтобы спровоцировать контакт, и должен отзеркалить его вместо этого. Но он целует в ответ, и Кастиэль счастлив уже этому.

Они робко обнимаются, Кастиэль осторожно наклоняет голову, Дин сдвигается, чтобы ему было удобнее, и их губы снова встречаются. Руки Дина внезапно сжимаются решительней, и он проталкивает свой язык, грубо раскрывая рот Кастиэля. Они целуются до тех пор, пока Кастиэль не начинается извиваться на коленях Дина, а Дин под ним – ерзать, потираясь о него с нарастающей настойчивостью.

Кастиэль нетвердо становится на ноги и ведет Дина через квартиру в спальню. Его ум – приятная туманная комбинация из алкоголя и вдохновленной решительности заняться сексом, и короткий брошенный взгляд на глаза Дина показывает, что и он точно так же чувствует себя ведомым возбуждением, как и сам Кастиэль. Они заходят в темную спальню, и их взору предстает огромная кровать, как будто она всегда предназначалась для них двоих.

Кастиэль поворачивается к Дину, и они снова целуются, на этот раз глубже, их тела прижимаются ближе, а руки изучают контуры, прежде различимые лишь глазами. Дин с внезапной силой подталкивает Кастиэля назад к кровати, Кастиэль идет и, задыхаясь, падает на белые простыни; его пульс скачет, когда Дин упирается коленом между его бедер, наклоняясь над ним и ласково отбрасывая его волосы с лица неуклюжей ладонью.

– Ты такой красивый, – бормочет Дин, целуя Кастиэля, прежде чем тот может ответить, и это глубокий, голодный поцелуй, который заставляет Кастиэля выгнуться дугой, когда рот Дина исчезает. Дин проводит по ряду пуговиц на рубашке Кастиэля, опуская голову, чтобы поцеловать обнаженную в форме V кожу горла, мягко постанывая, пока его пальцы извлекают пуговицы из петель. Дин прижимается своей эрекцией к бедру Кастиэля, и тот возвращает жест, демонстрируя свое собственное возбуждение, потираясь о тело Дина.

Дин жадно выцеловывает свой путь вниз по груди Кастиэля, за его обжигающими губами чувствуются едва заметные прикосновения зубов, а кожи касается его тяжелое дыхание.

Но совершенные любовные ласки Бальтазара подобны призраку для него, и каждое прикосновение Дина, голодное и благоговейно собственническое, зацикленное, как и он сам... кажется неправильным, неуместным и незнакомым. И так несправедливо, что он здесь, с таким замечательным мужчиной, настолько преданным ему... и все, о чем он может думать – это изменивший ему муж, и как неправильна вся эта ситуация.

– Дин... – настойчиво говорит Кастиэль, тяжело дыша и чувствуя сильные пальцы на своей ширинке. – Дин, остановись... пожалуйста.

Дин замирает – его пальцы заметно дрожат – и поднимает взгляд. Их зрительный контакт непрерывный, а не неустойчивый и нервный, каким был. Глаза Дина кажутся черными из-за расширившихся зрачков и словно одержимы желанием. Он медленно садится, отодвигаясь от Кастиэля, как будто пытаясь вернуть себе контроль.

Кастиэль садится и медленно натягивает свою рубашку, запахивая ее.

– Мне жаль... Я думал, что смогу сделать это... – он смотрит на ладони Дина на простынях – под его взглядом они неловко сжимаются. – Я просто был... я долгое время был женат и сейчас... все было... замечательно... но... неправильно.

Он смотрит на Дина, который быстро опускает взгляд на кровать.

– Все в порядке, – поспешно произносит Дин. – Все, мм... – он смотрит в сторону. – Все нормально, – говорит он, задыхаясь, отрешенно. – Мне нужно идти.

– Мне действительно жаль, – снова повторяет Кастиэль, расстроенный тем, что позволил Дину настолько раскрыть себя, чтобы потом отвергнуть его. – Дай мне немного времени... и, может, мы могли бы попробовать в другой раз?

Дин быстро смотрит на него.

– Да... хорошо, – тихо говорит он. – Тогда... думаю, увидимся.

– Подожди, позволь мне... – но прежде, чем Кастиэль может подняться, чтобы проводить Дина к двери, другой мужчина покидает кровать, спальню, и мягкий звук закрывшейся двери ясно свидетельствует, что он вышел из квартиры.

Кастиэль лежит, все еще слегка возбужденный, чувствуя укол вины за смущение Дина. Он не хотел обидеть мужчину. Одинокий и сонный от алкоголя, он возвращается в гостиную, складывает тарелки и стаканы в посудомоечную машину и выключает везде свет.

Он снимает свои расстегнутые рубашку и штаны и, сложив их на стул, забирается в постель. От Дина осталось призрачное присутствие, и оно заставляет его чувствовать себя еще хуже. Если бы он ничего не сказал, если бы просто наслаждался моментом – тем, чем он уже был, тем, чем он мог стать – то прямо сейчас они с Дином были бы в постели. Вместо этого он охвачен холодом и одиночеством, и Дин в своей собственной квартире, возможно, проклинает его за то, что Кастиэль обманул его, и чувствует себя отвергнутым и смущенным. А в это время Бальтазар, вероятно, берет какую-то молодую женщину или мужчину в постели, которая была когда-то и постелью Кастиэля.

Он поворачивается на бок, глядя на пустую сторону кровати, чувствуя себя маленьким и озябшим. Когда он сможет отпустить это? Когда сможет увидеть Бальтазара мужчиной, обидевшим его, а не мужчиной, которого он потерял?

Кастиэль засыпает, свернувшись калачиком.

Он остается неподвижным – виски и вино погрузили его глубоко в сон. Часы на тумбочке наматывают часы красными цифрами, сменяясь плавно и бесшумно, пока ночь мчится вперед. Снаружи негромко идет дождь, капли стучат по оконному стеклу.

Внутри стен, Дин, задевая древесину и штукатурку, пробирается через проходы. У входа в квартиру Кастиэля – секретной панели в задней части кухни – Дин замирает и прислоняется лбом к дереву.

Ему все еще было больно от отвержения Кастиэля, и последние несколько часов он лежал в своей спальне, чувствуя, как его боль, желание и страх сливались до тех пор, пока он не мог больше сидеть на месте. Он наблюдал за спящим Кастиэлем каждую ночь, с тех пор как тот переехал в квартиру, но сегодня, после такого сближения... этого не достаточно.

Дин выскальзывает из ботинок и немного закатывает джинсы, чтобы ткань не волочилась по полу. Для такого крупного мужчины он двигается с удивительной осторожностью, и он приближается к кровати Кастиэля в полной тишине.

Мужчина спит крепко, спокойно.

Дин стоит рядом с кроватью и наблюдает за ним, прислушиваясь к его тихому, ровному дыханию. Через некоторое время он наклоняется ближе, внимательнее изучая лицо Кастиэля: его ресницы и губы, шрам на его подбородке. Кастиэль вздыхает во сне и шевелится. Дин отстраняется, затем собирается с духом и осторожно протягивает руку, чтобы коснуться рта Кастиэля, изгиба его губ, все еще припухших после их поцелуев.

Кастиэль тихо дышит, когда Дин убирает свою руку, кончик его языка следует за прикосновениями пальцев Дина. Дину нравится видеть это.

Он смотрит на пустую сторону кровати.

Осмелится ли он остаться? Порыв лечь рядом с Кастиэлем был очень силен. С тех пор, как он увидел его в баре, он знал, чего хотел, – чтобы Кастиэль принадлежал ему, чтобы он мог быть рядом с ним всю оставшуюся жизнь. Но торопить события было нельзя. Кастиэлю нужно было время, и сегодняшний вечер показал ему это. А Дин ждал так долго.

Что стоило подождать еще немного?

продолжение в комментариях

поделиться работой в своем дневнике:

<a href="http://destiel-aufest.diary.ru/p199654845.htm"><img src="http://i57.tinypic.com/311xiso.png" width="350"></a>

скачать работу:
(doc, fb2, epub)

@темы: Перевод, Монтана (2014), R, Слэш

Comments

[Ау, Монтана!]

Глава 7

Кастиэль не слышит о том, что его сестра пропала, до тех пор, пока ее тело не обнаруживают выброшенным на берег озера.

К тому моменту Мэг уже числилась пропавшей два дня, а Кастиэль в это время ходил на работу, ел свои обеды и ужины и засыпал в одиночестве. Пока он мучился из-за отвержения Дина и последующего из этого отсутствия мужчины, его сестра-близнец медленно разлагалась в зловонной озерной воде.

Мэг нашел мужчина, выгуливающий собак, и Кастиэль увидел в новостях, как ее тело увозят, а потом ему позвонила его мать и рассказала, что Мэг пропала из своей квартиры и была обнаружена на берегу озера. В новостях сказали, что она была задушена. На следующий день Тесса, работавшая в морге, неохотно расскажет ему, что его сестра действительно была задушена, и на ее теле были обнаружены признаки секса, но никаких ссадин или синяков, указывающих на то, что она была изнасилована.

Даже только туманные подробности из новостей оставили Кастиэля в смятении. Его сестра, при том, что она переспала с его мужем, все еще оставалась его сестрой, и, услышав новость о ее смерти, он был потрясен и продолжал в неверии глядеть на разворачивающийся по телевизору выпуск новостей.

Стук в его дверь раздается чуть за полночь, и Кастиэлю нужно время, чтобы поднять себя; он не ел, не переодевался и не делал вообще ничего с тех пор, как пришел из больницы. На нем все еще отбеленный хирургический костюм и пара легких резиновых сандалий.

Открыв дверь, он видит стоящего на пороге Дина; весь его вид вновь демонстрирует его неуклюжесть. Сегодня он снова забрызган краской, а на его обнаженной руке виднеются три длинные царапины, которые он, должно быть, заработал, зацепившись за какую-нибудь неровную поверхность во время отделки.

– Слышал о твоей сестре, – Дин смотрит на него в течение доли секунды, а затем снова возвращается к изучению тыльной стороны своей руки, также заляпанной белой краской. – Это по всем новостям... мне очень жаль.

Эти слова будто спусковой механизм, которого дожидался его разум – Кастиэль чувствует, как его плечи опускаются, а грудь сжимает.

– Я просто не могу понять, кто мог это сделать, – он качает головой, его глаза затуманиваются против его воли. – Мэг... была... – он беззвучно шевелит губами; осознание необходимости говорить в прошедшем времени напоминает ему, что его сестра-близнец являет собой сейчас пустое, холодное тело. – Она была...

Дин обнимает его прежде, чем он может и дальше продолжить заикаться, медленно впадая в истерику; Кастиэль никогда не был более благодарен ему за присутствие. Он крепко обхватывает спину Дина и чувствует, как тот подталкивает его в квартиру.

– Тебе надо немного поспать, – бормочет Дин, слегка отстраняясь.

Кастиэль держится за него.

– Останься со мной... ладно? – робко просит он.

Дин колеблется.

– Я знаю, что это несправедливо... после случившегося той ночью... но, пожалуйста, останься.

Спустя секунду Дин кивает, и Кастиэль во второй раз ведет его в спальню.

Они лежат на кровати полностью одетые, и Кастиэль сворачивается рядом с большим, надежным телом Дина. Дин не делает ни единого движения, чтобы прикоснуться к нему как-то еще помимо руки вокруг талии, и Кастиэль закрывает глаза, устраивая голову на груди Дина.

Он должен спать, но, проснувшись через некоторое время, он не чувствует себя особо отдохнувшим. Темно, свет в гостиной выключен, а Дин все еще рядом с ним, и хотя они не касаются друг друга, Дин изогнулся так, чтобы своим телом закрывать его, свернувшееся калачиком, неосознанно обеспечивая защиту. Кастиэль выпрямляется и придвигается, и Дин придвигается в ответ, чувствуя вес руки Кастиэля на своей талии. Они лежат лицом к лицу, и Кастиэль поглаживает кожу Дина сквозь рубашку, поднимает пальцы на три царапины на руке Дина, затем склоняется и нежно целует их.

Дин судорожно втягивает в себя воздух.

Кастиэль не знает, как они заканчивают, целуясь так, что его собственные обкусанные губы прижимаются к мягким губам Дина, но это вызывает ощущение, подобное горячему напитку, осевшему в груди, – теплое и успокаивающее. Он охотно переворачивается на спину, принимая на себя вес Дина, и обнимает мужчину, утыкаясь носом в основание его челюсти. Изданный Дином звук удовольствия удивленный, и в мгновение ока они уже всерьез лапают друг друга.

Рот Дина такой же горячий и жаждущий, каким он был в тот раз, когда они почти переспали. Однако теперь Кастиэль не думает о томных ласках Бальтазара, он сосредоточен на Дине, на борющихся в каждом его прикосновении наивной нерешительности и нетерпеливом голоде. Он чувствует себя желанным, обожаемым, и стремительное пламя, порожденное этим чувством, гонит холод смерти с его кожи.

Возникает краткая, неловкая заминка, и затем Кастиэль идет за презервативами и лубрикантом, которые он купил в надежде, что это будет происходить при лучших обстоятельствах. Затем он возвращается в кровать, обнаженное тело Дина благоговейно накрывает его собственное, пальцы вслепую нежно исследуют его. Когда они, наконец, сливаются, удовольствие Дина молчаливое, его лицо сосредотачивается на процессе, Дин жадно ловит стоны самого Кастиэля, и они двигаются быстрее, при этом Кастиэля не перестает покидать странное чувство, что Дин преисполнен благоговейным трепетом, поглощен движениями их тел, будто тот факт, что Кастиэль принял его, является беспрецедентным.

Кастиэль хватается за Дина, пытаясь успокоиться с каждым прикосновением своих пальцев, с каждым подъемом своего тела, пока прикосновения и действия Дина, в свою очередь, приковывают его к миру живых. К настоящему – к этой теплой кровати, а не к топкому болоту под названием его жизнь – жизнь, в которой его сестра лежит в морге.

Дин задевает внутри него точку, которая резонирует сквозь все его тело, и Кастиэль вскидывается на кровати и сильнее цепляется за него, вскрикивая и чувствуя, как Дина потряхивает, как мышцы на его руках и спине дрожат – столько дремлющей силы скрывается в таком мирном человеке. Между ними только забота, и Кастиэль задается вопросом: а может быть так, именно так ощущается любовь? Не как романтика его первых дней с Бальтазаром, а как бессловесная страсть Дина, как его заботливые, мозолистые пальцы.

Он думает, что, возможно, пробуя на вкус покрытую потом кожу Дина, он также, задыхаясь, признается и в своей новой, странной любви.

Дин с хныканьем кончает и прячет лицо на шее Кастиэля, дрожа, словно он сам намного младше его. Разрядка Кастиэля ослепляющая, погружающая его в томное тепло; его тело, заключенное под дрожащим весом Дина, горит от прикосновения кожи мужчины.

Дин сдвигается, сворачиваясь в маленький клубок под боком Кастиэля, его голова покоится на все еще потной груди Кастиэля, мягкие коричневые волосы касаются его кожи. Кастиэль поглаживает их, чувствуя себя скорее с семнадцатилетним мальчишкой, чем с мужчиной своего возраста. Привязанность, которую он ощущает в это мгновение, абсолютна, это неистовые, пронзительные эмоции, как будто впустив Дина в свое тело, он впустил его и в свое сердце.

Поглаживая волосы Дина, он высвобождает запах скипидара, и на секунду, не более, Кастиэлю кажется, что в пропитанном сексом воздухе он чувствует Диор Пуазон – запах парфюма своей сестры.

[Ау, Монтана!]

Глава 8

Кастиэль просыпается на следующее утро и перед ним предстает вид мирно спящего рядом с ним Дина.

Прошло столько времени с тех пор, как он просыпался рядом с кем-то, учитывая его странное расписание, – начиная со времени, когда он еще жил с Бальтазаром, и заканчивая переездом на квартиру, – что минуту Кастиэль просто лежит, не шевелясь и наслаждаясь ощущением. Лицо Дина хмурится, и он переворачивается набок, перебросив руку через талию Кастиэля. Кастиэль задумывается на мгновение, а затем наклоняется и слегка целует Дина в губы, отстраняясь, как только Дин начинает мычать сквозь сон и придвигается ближе.

Кастиэль понимает, что может вполне счастливо просыпаться вот так бесконечное количество раз. В удобстве и тепле, разве что только чувствуя небольшую боль и очень, очень сильный голод.

Именно из-за этой последней мысли Кастиэль неохотно вылезает из кровати, проходит на кухню и приступает к поиску еды. Он возвращается в спальню со стаканом смузи и тихо крадется к кровати, чтобы обнаружить, что Дин опирается на локти, неуверенно следя за ним. Кастиэль одаривает его смущенной улыбкой, ставя стакан на тумбочку.

– Прости... я ничего не ел вчера, – шепчет он, забираясь обратно в постель. Дин обхватывает его все еще теплыми после сна руками, и Кастиэль охотно сворачивается в его объятиях, снова поднимая свой стакан и расслабленно потягивая фруктовое пюре. Когда он допивает и снова отставляет стакан, они смущенно смотрят друг на друга секунду, а затем Кастиэль ложится и, затаив дыхание, удерживает взгляд Дина, и они жадно целуются; Дин, едва останавливающийся, чтобы перевести дыхание, полон решимости снова изучить рот Кастиэля, изгиб его губ.

Телефон Кастиэля звонит, и это заставляет их оторваться друг от друга.

Мгновение Кастиэль нерешительно колеблется, а затем с извиняющимся вздохом встает с кровати и идет доставать айфон из своей брошенной куртки.

Дин слушает разговор через стену, зная, что это Бальтазар, по тому, как звучит голос Кастиэля – устало, но и с прослеживающейся тоской.

– ...нет... я хорошо держусь... – бормочет Кастиэль. – Спасибо за то, что позвонил... Я знаю, что она переживала из-за этого... она была моей сестрой и знала, что я бы никогда не смог ненавидеть ее... – повисает небольшая пауза, когда Бальтазар, по-видимому, продолжает утешать Кастиэля. – Я знаю... это ужасно, прошлой ночью я с трудом мог поверить, что это действительно произошло... Я хочу, чтобы они нашли того, кто это сделал, кем бы он ни был... Я не думаю, что смогу прийти в себя раньше этого момента...

Дин напряженно прислушивается, но некоторое время не может ничего расслышать. Может быть, в этот момент говорит Бальтазар. Дин видел Бальтазара, не только когда тот приходил в квартиру, но и прежде, следя из окон верхних квартир за тем, как он стоит на улице. Дин даже пошел на мероприятие, посвященное подписанию Бальтазаром своих книг; его глаза скрывала пара солнцезащитных очков, пока он наблюдал, как Бальтазар очаровывает фанатов и флиртует с ними по пути из задней части комнаты к пюпитру.

Такое легкое очарование и идеальная харизма опасны для него, Дин знает это. Он не может конкурировать с этой непринужденностью, никогда не будет таким же вкрадчивым обольстителем, как красноречивый писатель. Это беспокоит его, но, исходя из своей оценки, он знает, что в других отношениях он лучше мужчины. И, если дело дойдет до этого, Бальтазар меньше его. Слабее.

Голос Кастиэля оживает.

– Я знаю, что это не... лучшая ситуация... но я пойму, если ты горюешь...

Дин опирается лбом о стену. В мире существует всего несколько человек, таких же добрых, самоотверженных и понимающих, как Кастиэль. Исходя из опыта Дина, большинство людей – лгуны. Они эгоистичны, могут быть жестокими или пренебрежительными, когда им надо, но в основном они холодные и отдаленные. Но Кастиэль, кажется, имеет нескончаемый запас расположения и любви, которым готов одаривать всех, – и своих пациентов, и свою не заслуживающую этого семью, и своего бездушного мужа, и даже свою шлюху-сестру.

Даже самого Дина.

Вот что удивляет его больше всего – Кастиэль очень добр, даже дружелюбен к нему, совершенно незнакомому человеку. Он любезно принял предложение квартиры и остался благодарен, искренне желая помочь. Даже более того – он расширил его до привязанности, любви и даже секса, так что Дину не пришлось лгать или претендовать на поощрение. Почти как будто Кастиэль хотел его, настоящего его, а не одну из тех тонких масок, которые он надевал, чтобы получать желаемые вещи от бесчувственных людей вне пределов своего мира.

Почти как будто Кастиэль, подобно его отцу, любил его именно за то, кем он был.

Звук возвращающихся шагов Кастиэля предупреждает Дина о необходимости вернуться в постель, и он так и делает точно в тот момент, когда Кастиэль открывает дверь.

– Это был Бальтазар, – говорит он, затем вздыхает и садится на матрас. – Думаю, он довольно тяжело переносит смерть Мэг.

– Должно быть, тяжело терять ее вот так, – говорит Дин, предлагая свое сочувствие, вполне искреннее. Ему знакома потеря, знакома эта дыра, которую оставляет после себя уход дорогого человека.

– Она была хорошим человеком... – тихо говорит Кастиэль. – Может, не все время для меня... но она помогала многим людям в женском приюте... была волонтером... ее будет очень не хватать... ее и должно не хватать.

Дин обнимает Кастиэля и прижимает его к себе, чувствуя, как свежее горе Кастиэля сливается с его старой потерей, завершая круг страданий.

Когда ему наконец приходится покинуть Кастиэля, чтобы тот мог пойти на работу, Дин возвращается в квартиру, которую делит со своим отцом, чтобы принять душ и надеть свежую одежду. Его отец сидит за кухонным столом, собирая массивный, составной запорный штифт.

– Тебя не было всю ночь, – бубнит Джон, разглядывая сквозь очки комплект металлических деталей и креплений.

Дин набирает стакан воды и спокойно пьет ее, оперевшись спиной о стойку. Допивая, он смотрит на дно стакана.

– Кастиэль позволил мне переспать с ним.

Он смотрит вверх и ловит взгляд своего отца; в его глазах виднеется торжество.

– Хороший мальчик, – говорит Джон, хотя о ком – о самом Дине или о Кастиэле – Дин определить не может.

– Ему снова звонил муж, – бормочет Дин, ища аптечку, а затем выдавливает антисептический крем себе на царапины, полученные им от ржавой трубы в лабиринте стен.

– Тогда нам надо с этим разобраться, так ведь? – говорит Джон, туго закручивая болт. Он кидает взгляд на взволнованное лицо Дина. – Не переживай. Я улажу эту проблему для тебя, – он приподнимает уголок губ в улыбке. – Разве я не делаю так всегда?

Дин чувствует себя сильнее после обещания отца, кивает и идет в душ и переодеться. В ванной лежит прозрачный пластиковый пакет с одеждой. Футболка и джинсы, ботинки, носки, нижнее белье. Вещи, в которых был одет его отец в ночь, когда Мэган Новак была убита. Пакет нужно вынести в мусоросжигательную печь, и Дин сделает это сегодня, прежде чем вернется к покраске верхней квартиры.

Джон сказал ему, что Мэг не мучилась, и Дин доволен этим – ради Каса. Он не хочет, чтобы Кастиэль думал, что его сестра умерла так ужасно. Это была легкая смерть, что для нее, что для Джона. Отец сказал ему, что было довольно легко уговорить Мэг пойти с ним из пустого бара, где они встретились, до его «дома». На самом же деле он повез ее в лес, а затем убил на берегу озера. Дин подозревал, что перед этим отец переспал с ней.

Он принимает душ и одевается, складывает пакет с вещами в черный мешок для мусора и относит его в мусоросжигатель. Он немного красит, а затем снова моется, готовясь ко времени, когда Кастиэль вернется домой.

Только теперь ему позволено входить в квартиру, как будто он был приглашен в произведение искусства, которое до этого мог только с нетерпением изучать из-за рамы.

[Ау, Монтана!]

Глава 9

Кастиэль с трудом выдерживает день в больнице. Работа помогает ему облегчить горе, но вид и гул голосов такого количества людей в битком набитом отделении хирургии делают свое дело быстрее, чем обычно. В патоморфологической лаборатории он выясняет подробности смерти Мэг, но они никак не помогают утешить тянущую боль от потери его сестры.

В обед он ест с Габриэлем, который на этот раз не полон юмора, но находится под такой же тучей, что и он сам. Он равнодушно берет себе персиковый пирог и, в конце концов, садится рядом с Кастиэлем, приобнимая его за плечи и слегка притягивая к себе, пока Кастиэль не прислоняется к нему. Ни один из них не говорит ни слова, и после ночи с Дином это – самое лучшее утешение, которое было у Кастиэля.

После работы Кастиэль возвращается в свою квартиру, предпочтя сесть на автобус, а не идти пешком, потому что чувствует сильную усталость. Подняться по лестнице домой оказывается также утомительно, так что на первом этаже он вызывает лифт. Когда дверцы с лязганьем открываются на верхнем этаже, Кастиэля встречает Дин, одетый в чистую серую футболку и джинсы.

– Привет, – Дин нервно сгибает пальцы. – Как прошел рабочий день?

– Тяжело, – Кастиэль выходит из лифта и ищет ключи. – Я рад, что он закончился.

– Ну, а я рад, что ты вернулся, – искренне говорит Дин. – Теперь ты там, где я смогу позаботиться о тебе.

Это такие милые, беспечные слова, что Кастиэль улыбается, и улыбка его слабая, но настоящая.

– Я действительно благодарен за это, – Кастиэль придвигается и дотрагивается до талии Дина, чувствуя, как руки мужчина мгновенно обнимают его. – Я знаю, что очень много на тебя наваливаю...

– Это не проблема, поверь мне, – Дин отходит и ждет, пока Кастиэль откроет дверь в квартиру. – Я знаю, ты бы сделал то же самое для меня... ты просто такой.

– Какой? – спрашивает Кастиэль, рассеянно возясь с ключами.

– Просто... добрый, – Дин пожимает плечами. – Что-то вроде того.

Кастиэль смотрит на Дина, настолько уверенного в его доброте. Кастиэлю никогда не приходило в голову, что он добрый, только не так, чтобы это можно было считать похвальным. Его родители постоянно комментировали его робость, отсутствие амбиций и железной хватки. Быть просто «добрым» никогда не было для него положительным качеством. До сих пор.

Ключ поворачивается в замке, и дверь поддается, к удивлению их обоих. Кастиэль смотрит на ту небольшую часть его квартиры, что видна за слегка приоткрытой дверью.

– Дин... ты не хочешь...

Дин целует его, и его решительность застает Кастиэля врасплох. Это совершенно новая сторона Дина, с которой он не сталкивался прежде, она сильнее и обладает большей уверенностью – той, что была у Дина раньше. И все же в его поцелуе чувствуется вопрос, и Кастиэль отвечает, одобряя жест.

– Касси?

Они отрываются друг от друга, и Кастиэль оборачивается, встречая обвиняющий взгляд Бальтазара – тот все еще неподвижно стоит на верхней ступеньке лестницы. На нем надето его черное пальто, он держит в руках бутылку вина – одного из самых любимых Кастиэля, возможно, из винного погреба в доме.

– Я подумал, что тебе, возможно, понадобится какая-нибудь компания, – сухо говорит Бальтазар. – Кто... это?

– Дин, это Бальтазар, – Кастиэль дипломатично представляет Дина первым. – Бальтазар – Дин.

– Мастер на все руки? – недобро предполагает Бальтазар. – Полагаю, он тебе действительно нужен – это место выглядит так, будто вот-вот развалится, – его глаза обращаются к трещине в штукатурке над входной дверью Кастиэля. Этот коридор еще не был отделан, и Кастиэль мгновенно чувствует в себе готовность защищаться.

– Дин и его отец владеют этим зданием, – сурово говорит ему Кастиэль. Дин, стоящий позади него, ощетинивается, словно собака в грозу.

– Понятно, – говорит Бальтазар, и кажется, будто он действительно понимает, его взгляд перебегает с одного на другого, подмечая каждую деталь языка их тел, начиная от скрещенных в защитном жесте рук Кастиэля и заканчивая квадратными плечами Дина и его застывшим выражением лица. – Кас... пожалуйста, мы можем просто поговорить?

– О Мэг? – спрашивает Кастиэль.

– О нас... о том, что сейчас происходит, – тяжело говорит Бальтазар.

Кастиэль смотрит в сторону Дина, который продолжает бесстрастно молчать, доведенный до своего безмолвия и стеснения присутствием Бальтазара.

– Не смотри на него... пожалуйста, Касси, прошу, просто смотри на меня, – тихо просит Бальтазар.

– Мы с Дином собираемся провести вечер вместе, – говорит ему Кастиэль. – Не веди себя так, словно его здесь нет, – Кастиэль касается руки Дина. – Мне действительно жаль насчет этого...

– Я не уйду, пока ты не выслушаешь то, что я должен сказать, – перебивает Бальтазар. – Кас, ты можешь себе представить, каково это – знать, что ты винишь меня в случившемся с Мэг? И теперь я нахожу тебя здесь... влачащего жалкое существование в этой дыре с... – он смотрит на Дина, – в этих ужасных условиях.

– Я никогда не говорил, что виню тебя, – Кастиэль вспыхивает. – Этим утром я попытался... я честно думал, что ты можешь скучать по ней.

– И я такая скотина, что не скучаю, – прямо заканчивает Бальтазар. – Конечно же, мне плохо, но... по крайней мере, это был не ты. Касси, я просто не мог принять это...

– Замолчи! – выкрикивает Кастиэль. – Как ты можешь делать это теперь, после того, как я потерял сестру... как ты смеешь говорить о нас? О том, что ты сделал?

– Кас... – Бальтазар тянется к руке Кастиэля, но Дин преграждает ему дорогу, оттесняя Бальтазара назад.

Бальтазар смотрит на него, а затем мимо него, туда, где все еще стоит Кастиэль.

– Касси... я не знаю, что говорю... прости меня, пожалуйста... Я просто... Мне невыносима сама мысль уйти отсюда без тебя... вернуться в наш в дом в полном одиночестве...

Кастиэль смотрит на него, и видит растерянного, огорченного мужчину там, где Дин видит только писаку, манипулирующего словами.

– Дин... – Кастиэль касается руки Дина. – Ты не возражаешь, если я перекинусь парой слов с Бальтазаром?.. Наедине.

– Конечно, – говорит Дин, и Кастиэль удивляется, почему его голос внезапно звучит так отдаленно. Озабоченно.

– Это не займет много времени... обещаю, – Кастиэль нежно сжимает его руку, и Дин отступает, чтобы Бальтазар вошел. Дин закрывает за Бальтазаром дверь, не пропустив выражение триумфа в его глазах.

В тишине квартиры Кастиэль задается вопросом, в какой момент он начал свыкаться с мыслью о Бальтазаре, и понимает, что все еще не совсем может определить это. Но вот он здесь, и, кроме беспокойства и небольшой привязанности к Бальтазару, он не чувствует ничего и близко похожего на любовь. Ничего наподобие того доверия или быстро растущей преданности, которые он чувствует к Дину. В чем Кастиэль может вполне свободно признаться, так это в том, что он влюбляется в Дина. И влюбляется быстро.

– Так ты... спишь с ним? – бесцеремонно спрашивает Бальтазар, оглядывая комнату.

– Давай не будем начинать, – говорит Кастиэль.

Бальтазар с минуту молчит.

– Если ты... спишь с ним... значит ли это, что нет ни малейшего шанса, что мы можем... – он смотрит на Кастиэля. – То есть... теперь мы квиты. Я разбил сердце тебе, а ты разбиваешь мне...

– Это не одно и то же, – бормочет Кастиэль, поднимая стопку журналов и относя их на переработку на кухню за отсутствием какого-то лучшего занятия. Бальтазар идет за ним.

– Как? Как это не одно и то же? – Бальтазар опирается о дверной проем, гибкий и темный на фоне светлой краски. – Я переспал с кем-то другим... и вот ты... со своим... загулом.

– Ты переспал с моей сестрой, – отрывисто говорит Кастиэль. – В моем доме, в нашей кровати... и я не имел об этом ни малейшего понятия, пока не вошел и не увидел все, – он кидает полотенце на место и оборачивается. – Тогда ты точно знал, где и с кем я нахожусь. А сейчас, здесь, у меня собственная квартира и собственная жизнь... и если эта жизнь и включает в себя свидания с кем-то другим, то это касается меня и только меня, а не кого-то другого.

– Как хорошо, должно быть, ссылаться на высокое моральное превосходство, – бормочет Бальтазар. – Я здесь пресмыкаюсь перед тобой... потому что знаю, что был не прав... меньшее, что ты можешь сделать – признать это.

– Признать что?

– Что ты спал с ним все это время! – выкрикивает Бальтазар.

[Ау, Монтана!]

– Что? – Кастиэль ошеломлен.

– Ты спал с этим... с «Дином» в течение нескольких месяцев, – резко говорит Бальтазар. – Я в курсе, ясно? Можешь перестать делать широкие глаза и избавиться от всей этой невинной формальности.

– Я правда не знаю, о чем ты, – Кастиэль отступает под внезапным напором вырвавшегося гнева Бальтазара.

– Я видел его раньше... он прятался поблизости, – Бальтазар шагает к нему. – Всегда наблюдал за тобой... всегда здесь.

– Он владелец здания... Бальтазар, конечно же, он здесь...

– До того, как ты сюда переехал! – кричит Бальтазар. – Месяцы, Касси, месяцы... я видел его поблизости от тебя, около дома, в больнице... там, где был ты, я всегда замечал и его. Так что не думай, что я не знаю, ладно? – он теряет весь свой пыл, чувствуя укол жалости к себе. – Почему, ты думаешь, я переспал с ней? Почему, ты думаешь, мне нужна была второсортная?.. Я просто хотел, чтобы ты вернулся... Хотел, чтобы ты заметил...

Кастиэль слушает это признание и не может до конца поверить ни слову. Боль Бальтазара реальна, более реальна, чем любое из его рассудительных и красноречивых оправданий. И вдруг Кастиэль видит это: отчаяние Бальтазара в течение многих часов, мысль о его интрижке... необдуманная и отчаянная попытка вернуть его внимание. Трюк, украденный из одного из его дрянных романов, чтобы показать свою любовь. Тот, что привел к ужасным последствиям и отправил Кастиэля выпить в бар, где он встретил Дина...

Дина, которого Бальтазар видел раньше.

– Ты видел меня с Дином? – спрашивает Кастиэль.

– Я видел, как он выжидает своего шанса с тобой, – горько бормочет Бальтазар. – Наверное, полезно, чтобы он все время был в больнице... открывает множество возможностей во время этих «поздних смен».

– В больнице... – выдыхает Кастиэль.

– Я знаю, что он чертов уборщик, ладно? Я видел его в этом... зеленом костюме...

Дин никогда не упоминал, что видел его раньше. Дин никогда не намекал на то, что работал в больнице, Кастиэль бы запомнил. Он перебирает в памяти все их разговоры, и ни в одном из них Дин не говорил того, что противоречило бы предположению, что в их первую встречу они были незнакомцами.

И не важно, как сильно Кастиэль хочет логически обосновать это как нечто, что вообразил себе Бальтазар, или как какое-то недопонимание... он долго жил с Бальтазаром... он знает, когда тот искажает правду, а когда – откровенно лжет... и это не было одним из тех случаев.

Дин был в больнице за месяцы до измены Бальтазара... и никогда не говорил об этом ни слова.

Кухонные шкафы гремят, когда мимо проезжает технический поезд. Бальтазар вздрагивает от этого звука, но Кастиэль едва замечает его. Под штукатуркой что-то скребется – кусочек старого строительного мусора, смещенный вибрацией грохота.

– Мне нужно выбираться отсюда... – бормочет Кастиэль.

– Что? – спрашивает все еще возмущенный и несчастный Бальтазар.

– Я думаю... – Кастиэль смотрит на дверь, чувствуя, как встают дыбом все волосы у него на руках и на затылке. Что-то не так. Что-то было не так уже некоторое время. – Нам... и вправду стоит выбираться отсюда... сейчас же...

– Касси...

Но Кастиэль уже идет, фактически бежит к двери; как только он достигает гостиной, что-то очень и очень не так – и теперь, когда он чувствует это, он знает, что ему нужно уйти, сбежать.

Он сжимает дверную ручку и тянет.

И ничего не происходит.

Дверь упорно остается закрытой и основательно заклинившей. Дрожащими пальцами он вытаскивает ключи и вставляет один в замок, поворачивает, тянет дверь. Все еще заперта. В щели между дверью и рамой он видит толстую щеколду, новый замок, которого прежде не было. Запорный штифт внутри самой двери. Он задается вопросом, как давно она была там, паника в его груди разрастается и достигает новых высот.

– Бальтазар... – он вбегает обратно на кухню, только чтобы обнаружить, что она пуста.

[Ау, Монтана!]

Глава 10

Кастиэль стоит в опустевшей кухне целую минуту.

Его тарелки все еще в сушилке, сложенное полотенце лежит рядом с ней, книга – он читал ее, пока варил кофе – по-прежнему открыта на последней странице, которую он прочитал. Это просто его кухня с разбросанными остатками утренней домашней еды. Она не выглядит как-то неправильно.

Кастиэль чувствует тошноту.

– Бальтазар! – кричит он глухим стенам. Он возвращается в гостиную. – Бальтазар! – снова нет ответа. Его прошивает дрожь. Он проверяет спальню, ванную. Ничего, кроме признаков его жизни, незначительных мелких следов его вещей, которые можно уничтожить за час. И никто никогда не узнает, что он был здесь.

– Бальтазар!

Кастиэль возвращается в спальню, пытается открыть окно на пожарную лестницу. Оно крепко застряло, и он видит шляпки гвоздей, забитых в дерево вплотную друг к другу. Он царапает шляпки, раня пальцы в отчаянной попытке расшатать гвозди, но сила, забившая их туда, куда большая чем его, и их не сдвинуть. Кастиэль подхватывает тяжелый том медицинской энциклопедии и поднимает его над головой; разбить окно – его последний вариант.

Две руки хватают его запястья, легко выбивая книгу так, что она падает на пол.

Кастиэль извивается, улавливая знакомый запах Дина и чувствуя настолько сильную волну страха, что это выбивает слезы у него на глазах.

– Ди... – он разворачивается, и Дин крепче перехватывает его, когда они сталкиваются лицом к лицу. Дин втыкает шприц в бок Кастиэля, вздрагивая, когда Кастиэль скулит и отбивается от него.

– Нет... – мольба Кастиэля звучит как беспомощный стон, когда Дин надавливает на поршень, посылая холодную волну наркотика в кровь. – Не надо...

– Кас... прости меня... – произносит Дин совсем рядом с его ухом, умоляя. Кастиэль не чувствует своих ног, начиная проваливаться в забытье, его сердце замедляет свой кроличий ритм, порожденный страхом, поддаваясь наркотику. – Мне так жаль...

Кастиэль просыпается в несколько этапов.

Первый из них – это осознание неприятного запаха: давно высохшей сырости, плесени и ветхого дерева. Запах старого сарая. Он может различий слабый душок аммиака, сильных химикатов и какой-то больничный запах – что-то настолько знакомое и в то же время тревожное, что ему требуется некоторое время, чтобы распознать его.

Кровь.

Его глаза тяжелые, невосприимчивые, и за веками он чувствует мерцание света на своем лице. От этого у него разбаливается голова.

Поверхность под ним слегка пружинит, она пахнет жженой пылью, и Кастиэль осознает, что лежит в странной позе, вытянувшись, когда как на самом деле хочет сжаться в защитный комок.

Из-за...

Из-за Дина.

Кастиэль распахивает глаза и вздрагивает из-за света, который бьет в его непривыкшие зрачки. После нескольких минут неистового моргания он понимает, что комната темна и единственный источник света попадает ему на лицо.

Свет, отражающийся от наручных часов Бальтазара.

Только сейчас Кастиэль осознает, что во рту у него кляп, потому что его крик поглотила тяжелая ткань, оставив после себя сырость у него в горле и привкус пыли и масла во рту.

Бальтазар не шевелится, смотрит на него одним льдистым глазом, другой открыт и полон крови, липкая красная жидкость стекает из него по лицу.

Кастиэль отчаянно стонет в кляп, пытаясь отодвинуться, пытаясь перевернуться, но его запястья и лодыжки связаны выше и ниже его. Он дергает руками и ногами, и кровать, на которой он лежит – а это кровать – протестующе скрипит, провисая под ним.

Бальтазар на полу неподвижен, изогнут, словно избитое животное, мешок сочащихся потрохов, который никогда не мог быть живым существом. Расширенным и перепуганным глазам Кастиэля предстает еще один призрак, еще одна фигура в тени.

И снова он кричит в ужасе и беспомощности в ткань во рту.

Габриэль лежит на полу с зияющей раной в груди, лицо его белое и застывшее, как восковая маска.

Панель в стене открывается, и входит Дин, наклоняясь, чтобы легко поднять Габриэля, а затем пятится из комнаты. Кастиэль зажмуривается и пытается подавить дрожь в теле.

Он умрет здесь.

Эта мысль сопровождается нарастающей уверенностью, что Дин убил его сестру.

День, когда ее обнаружили, был днем, когда он отдался Дину.

Кастиэль чувствует позыв к рвоте за кляпом, он дрожит и героически пытается контролировать тошноту.

С закрытыми глазами он может слышать только приближающиеся шаги Дина и тяжелый звук перетаскивания, когда тот двигает Бальтазара и выходит из комнаты с ним. Кастиэль приоткрывает глаза – на полу теперь только кровь. Последние остатки двух мужчин, которые по-своему заботились о нем.

Он смутно слышит знакомый звук – рев мусоросжигательной печи дома.

Ужасающий характер ситуации поглощает его, и Кастиэль сжимается в своих оковах, защищая себя, насколько возможно, зная, что когда Дин вернется, он придет за ним.

Шаги – звук поступи тяжелых ботинок по деревянному полу – оповещают его о присутствии двух мужчин. Дин и Джон, предполагает он, когда мужчина говорит, – он знает его голос – и еще одна волна страха прошивает его. Двое убийц, отец и сын. И он жил с ними неделями, принимал их милосердие и подарки. Он принял любовь Дина, он вернул ее. Теперь Кастиэль спрашивает себя, чего хотел от него Дин, частью чего, по решению его извращенного мозга, был Кастиэль.

– Еще не пришел в себя? – бормочет Джон.

– Нет, – коротко отвечает Дин.

Они тихо сдвигаются, и Кастиэль слышит, как шуршит их одежда.

– Мне нужно было убрать мужа раньше, – ворчит Джон.

– Это неважно, – заверяет его Дин.

– Нет, важно, – Джон вздыхает. – Если бы я позаботился о нем раньше, всей этой неразберихи можно было бы избежать. И тот, другой парень... Мне нужно было присмотреться к нему поближе. Я знал, что он был угрозой, а потом он заявился сюда... Я был самодоволен. Прости.

– Пап, все в порядке, – убеждает Дин. – Кас все еще здесь. Ты обо всем позаботился. Это не проблема.

Повисает краткая, тяжелая тишина.

– Дин... – бормочет Джон. – Ты знаешь, что не можешь... нет никакой возможности оставить его. Только не теперь.

Кастиэль чувствует приступ страха.

– Пап... пожалуйста, не заставляй меня, – выдыхает Дин.

– Тебе придется... прости, но... это слишком опасно. Я учусь на своих ошибках, и держать его здесь – слишком рискованно.

– Но это мой риск...

– Я не могу допустить, чтобы тебя поймали, – подчеркивает Джон. – Думаешь, я хочу, чтобы они тебя упекли? Дин, ты слишком важен, чтобы прозябать в тюрьме, – он поднимает что-то – что-то металлическое, что царапает по поверхности, на которой лежало. – Я могу сделать это... тебе не придется смотреть.

– Папа... пожалуйста... – и эта по-детски искренняя мольба заставляет Кастиэля дрожать, взывает к его чувствам, как это делали воспоминания о прежнем Дине. Таком застенчивом и наивном.

– Дин. Мы должны сделать это, – резко говорит ему Джон. – Я сделал скидку для тебя, для того, кого ты хотел. Многие отцы отвергли бы тебя за желание мужчины. Но не я. Но теперь это должно закончиться. Он слишком много знает, и мы не можем рисковать, позволив ему уйти.

– Я буду осторожен, я смогу удержать его здесь, – клянется Дин.

– Одна ошибка, Дин. Одна ошибка и... – Джон кашляет, и это продолжительный, дребезжащий, отрывистый и сухой кашель, который Кастиэль распознает, как признак тяжелого и мучительного недуга.

– Пап... присядь.

Судя по звуку, Джон подчиняется, хрипло дыша.

– Вот, выпей.

Звук выплескивающейся жидкости. Затрудненное дыхание. Прихлебывание напитка.

Затем долгая тишина.

– Пап... пожалуйста, не оставляй меня одного, – тихо просит Дин.

– Мы найдем тебе кого-нибудь еще, – хрипит Джон.

– Я не хочу никого другого, – негромко говорит Дин. – А у тебя осталось не так много времени.

– Я не оставлю тебя. Клянусь, – скрипуче говорит Джон.

– Но что если оставишь? – беспомощно спрашивает Дин.

За этим следует молчание, и Кастиэлю приходится заставить себя оставаться неподвижным и не открывать глаза, чтобы не взглянуть, что происходит.

– Дин, я любил твою мать больше всего на свете, – шепчет Джон. – Но этого было недостаточно, чтобы удержать ее... когда я привел ее сюда... когда заставил остаться, выносить тебя... она возненавидела меня, – он глубоко вздыхает. – Вынесешь ли ты это? Обладать им, но чтобы он при этом ненавидел тебя?

– Он не мама, – спокойно говорит Дин. – Я не буду принуждать его... Я не стану таким... Кас не даст мне повода причинять ему боль.

– Я правда надеюсь, что ты прав, – вздыхает Джон. – Но... можешь оставить его здесь, по крайней мере, пока я не решу, что делать.

– Спасибо, – в голосе Дина звучит такое облегчение, что Кастиэль чувствует тошноту, смешанную со страхом.

– Дай мне знать, когда он очнется, – бормочет Джон, ножки стула скрипят под ним, когда он встает. – Оставайся с ним.

– Останусь.

Звук шагов Джона удаляется в сторону, и, к ужасу Кастиэля, матрас рядом с ним прогибается, когда Дин садится. Его пальцы, прикосновения которых так знакомы, проводят по лбу Кастиэля.

– Не заставляй меня убивать тебя, – шепчет Дин. – Пожалуйста, не заставляй меня делать это.

Кастиэль остается неподвижен, зная, что какая бы судьба ни ждала его, она находится в руках неуравновешенного мужчины и его наполовину безумного отца.

[Ау, Монтана!]

Глава 11

– Проснись, – тихо шепчет Дин; Кастиэль и в самом деле задремал, притворяясь спящим столько часов. Пальцы нежно и медленно очерчивают его лицо.

Кастиэль открывает глаза.

Дин смотрит на него, настолько обеспокоенный, но вместе с тем довольный его ответной реакцией, будто выхаживал его во время болезни.

– Привет, – шепчет он. – Хочешь воды?

Кастиэль смотрит на него долгим взглядом, а затем кивает – в горле у него пересохло. Дин легко улыбается и предлагает ему пластиковую кружку воды, прижимая ее к его губам и слегка приподнимая Кастиэля другой рукой, чтобы ему удобнее было пить.

– Я беспокоился, что переборщил с наркотиками, – говорит ему Дин, потирая спину Кастиэля и отставляя кружку в сторону. Он сидит на краю постели, как посетитель в больнице. – Но ты как? Не тошнит?

– Нет, – хрипит Кастиэль. – Дин... – он секунду борется с гордостью и самосохранением; он не хочет делать себя слабее, не хочет расстраивать Дина и провоцировать агрессивную реакцию, но его беспомощное смятение побеждает. – Дин... пожалуйста, отпусти меня, – шепчет он.

Лицо Дина искажается, тонкая маска обнадеживающего спокойствия трескается, чтобы показать, насколько он на самом деле беспомощен.

– Кас, пожалуйста... – он берет его лицо в ладони, морщась, когда Кастиэль вздрагивает. Дин отшатывается, как ребенок, которого отругали. – Пожалуйста, не сердись на меня.

– Ты убил мою сестру, – Кастиэль чувствует, как из-за паники на глаза наворачиваются слезы. – Ты убил моего мужа... моего друга.

– Нет, – Дин качает головой и подтягивает колени к груди, сидя на самом краю кровати. – Нет... Я никогда никого не убивал, Кас... ты знаешь, я не смог бы.

– Твой отец? – бормочет Кастиэль.

Дин смотрит на кровать.

– Он защищал меня, – невнятно произносит он.

– От чего?

– От потери тебя, – Дин раздражается, вспышка гнева перевешивает его тихое отчаяние. – От одиночества. Кому это понравится?

– Так убийство моей сестры... – лицо Кастиэля искажается от обвинения и горя. – Оно было для того, чтобы я тебя не оставил?

– Она причинила тебе боль, – говорит Дин, как будто это самая очевидная вещь в мире. И, может быть, для него она такая и есть. – Твоя семья, они делали тебе больно, Кас... Я только хотел, чтобы ты был в безопасности, со мной.

– Оставь их в покое, – Кастиэль дергает оковами. – Ты оставишь моих родителей в покое.

Дин смотрит на него, глубокая печаль так явно отражается на его лице, что Кастиэлю приходится отвести взгляд.

– Ты ненавидишь меня, – бормочет Дин. Он так резко встает с кровати, что это заставляет Кастиэля вздрогнуть от неожиданности. Дин меряет шагами небольшую комнату, как загнанное животное.

– Ты связал меня, – Кастиэль повышает голос, и хотя он знает, что это запредельно глупо, – раздражать Дина вот так, он не может остановить поток слов, льющийся из него.

– Ты притворялся, что любишь меня, ты лгал мне, ты знал, что произошло с моей сестрой, и... ты забрался ко мне в постель, – Кастиэль переводит дыхание. – Почему, почему ты делаешь это со мной?

– Я люблю тебя, – Дин выглядит таким честным и открытым, будто это самая простая вещь в мире.

Кастиэль отводит взгляд.

Дин подходит ближе и садится на кровать, склоняясь над ним и слегка дотрагиваясь до его лица.

– Кас... я увидел тебя в больнице... когда был там с отцом, – Дин прослеживает изгиб губ Кастиэля, медленно наклоняется ближе и со вздохом опирается о его лоб своим. – Ты был просто таким... уверенным, таким добрым и спокойным, и я... хотел тебя. Ты был нужен мне, Кас... а потом я увидел тебя с ним, – в последнем слове звучат яд и презрение, смешанные с завистью. – И я знал, что хотел, чтобы ты так смотрел на меня... знал, что смогу любить тебя больше, – его рука пробегает вниз по груди Кастиэля, нежно касаясь его, в то время как губы скользят по щеке Кастиэля. И, несмотря ни на что, его тепло настолько знакомо, что вызывает в груди Кастиэля боль.

– Я знал, что ты хотел меня, – шепот Дина почти страдальческий. – Я знал это, как только ты увидел меня в том баре. Я знал, что ты полюбишь меня в ответ... и ты полюбил, – Кастиэль слабо скулит, когда пальцы Дина проходят по его поясу. От страха или же от удовольствия, он не знает – оба эти чувства переполняют его изнутри. – Я не представлял, что это будет так... ну, знаешь?.. но я чувствовал это, ты действительно любил меня... всего меня.

Его прикосновения спускаются ниже, и страх побеждает – Кастиэль чувствует, как его мышцы напрягаются и сопротивляются. И он знает, что вот так все и кончится, что его изнасилует и убьет мужчина, которого... мужчина, которого он полюбил так сильно, так быстро. Он собирается использовать это отторжение, превращенное в оружие и предназначенное, чтобы покарать его.

Дин целует его, мягко поглаживая рукой его промежность, и Кастиэль пытается соскользнуть в свой разум, блокировать то, что должно произойти, и просто ждать смерти, которая положит конец кошмару, в котором он находится. Только его тело не готово подчиняться, и когда Дин слегка наваливается на него, из горла Кастиэля вырывается тихий, испуганный звук.

Дин резко отстраняется, будто обжегшись.

– Кас? – он смотрит на него, заглядывает в расширившиеся, полные страха глаза Кастиэля, и слеза прочерчивает дорожку на его лице. – Нет, – Дин трясет головой. – Нет... ты... Кас? – он садится на корточки у кровати, нерешительно касается руки Кастиэля. – Не делай так... слышишь меня, никогда не делай так, – он прижимается лицом к неловким пальцам Кастиэля, и тот чувствует влагу слез на них, в его груди вспыхивает огромная боль.

– Ты никогда не должен позволять мне, ладно? Тебе не нужно бояться меня... тебе не нужно позволять мне делать это, – Дин смотрит на него. – Я не монстр, – и не заданный вопрос сжимает сердце Кастиэля, подобно кулаку.

Потому что кем бы Дин ни являлся, он точно не монстр. И, несмотря на тот факт, что он оказался преследователем, лжецом и соучастником убийств... Кастиэль довольно долго работал в своей сфере, чтобы знать, что Дин был также и жертвой. Жертвой какого-то серьезного, длительного насилия, вероятно, с самого момента рождения. Кастиэль очень быстро осознает, что влияние Джона на видение мира Дина настолько сильно, что отвергает даже элементарную мораль.

Дин не был психопатом, он был невероятно неуравновешенным, раненным, но не злым по своей природе.

Кастиэль смотрит на склоненную голову Дина.

– Дин... развяжи меня.

Дин качает головой, не поднимая взгляда.

– Только руки... ладно? – Кастиэль облизывает губы. – Дин... я не думаю, что ты монстр... только, пожалуйста, позволь мне...

Дин смотрит на него, затем медленно тянется, чтобы развязать руки Кастиэля, отбрасывая электрические провода, привязывающие его к кровати. Лодыжки Кастиэля все еще привязаны к изножью, но со свободными руками ему удается сесть.

Дин немного отодвигается, не глядя на него.

– Все в порядке, – Кастиэль поднимает руку. – Иди сюда.

Дин двигается, как недоверчивая собака, неспособная противостоять своему хозяину, и эта мысль приводит Кастиэля в нетерпение. Но он продолжает манить, пока Дин не приближается, чтобы снова сесть на кровать, и кладет руку ему на плечо.

– Приляг со мной, – шепчет Кастиэль.

– Ты не хочешь меня, – бормочет Дин, ненависть к себе ощущается в каждом его слове тяжким грузом.

– Я хочу помочь, – искренне говорит Кастиэль. – И я знаю, что ты не хотел этого... и все еще не хочешь делать это, – Кастиэль опускается обратно на матрас, Дин ложится рядом с ним. Несмотря ни на что, Дин все еще мужчина, который утешал его, который смотрел на него и касался его с таким почтением. – Дин, я не лгал тебе... Я беспокоюсь. Я думаю, что люблю тебя... но ты должен отпустить меня.

Дин застывает. Кастиэль мягко потирает его спину.

– Ничего хорошего или правильного из этого не выйдет, ты должен понять, – тихо говорит ему Кастиэль. Со скрутившим желудок страхом он спрашивает: – Дин... что случилось с твоей мамой?

Дин испускает долгий вздох, прижимаясь ближе.

– Она умерла после моего рождения, – невнятно произносит он.

– Но из-за чего? – спрашивает Кастиэль, боясь, что уже догадался об ответе. – Дин... как она умерла?

– Она хотела оставить нас, – говорит Дин тихим голосом. – Я был еще ребенком... и она хотела оставить нас, – он неуверенно сдвигается. – Она рассказала бы людям о нас, обо мне и моем отце... поэтому он защитил меня. Он сохранил секрет.

– Он убил твою мать, – бормочет Кастиэль.

[Ау, Монтана!]

– Он сделал это для меня, – голос Дина звучит громче, и Кастиэль успокаивает его прикосновением. – По этой же причине он нашел ее... – он останавливается.

– По этой же причине он привел ее сюда? – заканчивает Кастиэль.

Дин дрожит.

– Она жила в твоей квартире, когда мой отец был комендантом, – бормочет Дин. – Он любил ее, а она... он нравился ей, действительно нравился... папа хотел, чтобы она родила меня, родила детей от него. Чтобы она осталась с ним.

– Но она не хотела оставаться, – Кастиэль чувствует быстрое биение своего сердца в груди.

– Он построил это место для нее. Здесь она забеременела, здесь жила, пока не появился я.

– Где мы? – спрашивает Кастиэль, тошнотворное чувство страха разрастается в нем, когда он думает о бедной женщине, которую, скорее всего, изнасиловали и затем держали в этой темной комнате, пока ее дитя подрастало внутри нее – дитя, силой навязанное ей незнакомцем.

– Это пустое пространство между стен на верхнем этаже, – бормочет Дин. – И если ты останешься здесь, защищенный от опасности, то ничего плохого не должно случиться.

– Дин, ты же не хочешь, чтобы все закончилось, как с твоей мамой?

Дин качает головой, прижимаясь ею к груди Кастиэля.

– Но так и будет, если ты будешь держать меня здесь, – шепчет Кастиэль.

– Если я отпущу тебя, ты расскажешь все полиции, и они заберут нас, – отвечает Дин. – Мой папа... он болен... вот почему мне нужен ты – чтобы я не остался один... но если они заберут его, он умрет.

– Я не... – Кастиэль вздыхает. – Я не хочу лгать тебе, – признается он. – Но тебе нужна... помощь, Дин. И если ты выпустишь меня... обещаю, я не покину тебя, когда ты будешь получать ее.

– Обещаешь? – он хмурится.

– Да, – говорит Кастиэль и понимает, что это правда.

Мгновение Дин кажется задумчивым, затем медленно встает и кладет руки на провода, связывающие лодыжки Кастиэля.

– Дин, и какого черта ты, по-твоему, творишь? – рявкает Джон, входя в комнату и опуская коричневый пакет с продуктами.

Дин отдергивает руки, словно обжегся.

[Ау, Монтана!]

Глава 12

Джон осуждающе переводит взгляд с одного на другого.

– Я жду ответа, Дин.

Дин смотрит в пол – вылитый отруганный ребенок.

– Дин, – рявкает его отец.

– Я хочу отпустить его, – вырывается у Дина, когда он вскидывает голову.

Его отец вздыхает.

– Я уже объяснял тебе это, – он указывает на Кастиэля. – Свяжи ему руки обратно.

Дин остается замершим на месте.

– Я сказал...

– Нет, – Дин моргает, пораженный собственным непослушанием.

Джон кажется таким же потрясенным, затем он сглатывает, переводя взгляд на Кастиэля, прежде чем подойти к продуктовому пакету и извлечь охотничий нож.

– Я собирался позволить тебе воспользоваться этим разом... думал, это осчастливит тебя. Но если я не могу довериться тебе в том, чтобы не сделать такой глупый шаг, как этот... то, возможно, мне надо покончить с этим прямо сейчас.

Дин смотрит на нож, затем его взгляд почти невольно обращается к Кастиэлю, который прижимает руки к груди, чтобы защититься, и наблюдает за двумя мужчинами перед собой, как будто ожидая неожиданного удара.

– Пап... не делай этого, – Дин немного передвигается, становясь между Кастиэлем и своим отцом.

– Дин, отойди в сторону, – Джон приподнимает нож, приближаясь, его поднятая вверх рука как будто готова отодвинуть Дина.

– Нет, – Дин напрягается и заставляет себя принять готовую к бою стойку. – Нет, нам надо придумать другой способ.

Джон смотрит на него, и Кастиэль холодеет от этого оценивающего взгляда.

– Ладно, – Джон опускает нож лезвием к себе. – Но я принес еще успокоительного, и, пока мы держим его здесь, ты будешь вкалывать ему.

Джон подходит к бумажному пакету и достает шприц, полный того же наркотика, что и в прошлый раз, и Кастиэль вздрагивает, отодвигаясь настолько далеко, насколько может. Джон передает шприц Дину, который неохотно берет его.

– Кас, пожалуйста... просто... не дергайся, ладно? – он поднимает шприц, его большой палец на поршне. Другая его рука тянется к подолу рубашки Кастиэля, поднимая его, чтобы обнажить синяк на боку на том месте, куда прежде вкололи шприц.

– Пожалуйста, не делай этого... Дин, ты не обязан...

Дин погружает иглу в его кожу, и мольба Кастиэля прервана уколом боли и накатившей волной изнеможения.

– Либо это, либо... – Дин смотрит на него умоляюще, перед глазами Кастиэля все плывет. – Не давай ему повода. Пожалуйста, Кас.

Кастиэль моргает и темнота сгущается.

Последнее, что он видит – это Джон за спиной Дина, поднимающий нож. Мрачный, с отсутствующим выражением лица.

Кастиэль просыпается, и его голова раскалывается. Запахи и звуки, действующие ему на нервы, снова атакуют его. Скрип кровати, шум труб в стенах и странный, низкий, животный звук, от которого волосы у него на руках и шее встают дыбом от страха.

Он проводит по губам сухим, тяжелым языком и чувствует кровь.

Кастиэль заставляет себя открыть глаза и обнаруживает, что смотрит в потолок. Он поворачивает голову – она словно заполнена жидким металлом – в сторону и замечает краем глаза свою рубашку, пропитанную кровью.

Несколько долгих мгновений Кастиэль считает, что не может дышать, а затем смутно понимает, что его тело, должно быть, в шоке от раны, потому что он ничего не чувствует. Только некоторое время спустя он с трудом подтягивает руку к крови и обнаруживает, что никакой раны под ней нет.

Затем он вспоминает: Джон, приближающийся к Дину с ножом; обеспокоенное, растерянное лицо Дина.

Кастиэль, с трудом цепляясь, садится и обнаруживает, что его ноги все еще привязаны к кровати.

На полу Джон Винчестер – сплошное месиво крови. Даже в тусклом свете Кастиэль видит страшные ножевые ранения на той стороне мужчины, которая видна ему. По его положению Кастиэль догадывается, что, получив первую рану, Джон упал на кровать, прямо на него.

Он очень рад, что в этот момент был в отключке.

На глаза Кастиэлю попадается нож – он покрыт кровью и лежит немного дальше тела.

В дальнем углу комнаты Дин.

Он сидит, сжавшись и привалившись к стене, его колени подтянуты к груди, лоб лежит на них. Низкий, стонущий звук, который Кастиэль слышал после пробуждения, исходит из его рта.

– Дин? – тихо зовет Кастиэль.

Дин не двигается, звук, похожий на стон загнанного животного, не прекращается.

– Дин, мне нужно, чтобы ты выслушал меня, – Кастиэль заставляет себя говорить ровно, чтобы его голос звучал сдержанно, в то время как все, что он чувствует – это страх и своего рода ответная боль на боль Дина. – А затем мы сможем выбраться отсюда... ты же не хочешь оставаться здесь, так ведь? – мягко спрашивает он.

Дин качает головой, все еще не поднимая взгляда.

– Хорошо... – Кастиэль показывает на свои ноги. – Мне нужно, чтобы ты развязал меня... а это значит, что тебе придется подойти сюда. Но тебе не нужно смотреть на что-то, кроме меня, ладно?

Дин так долго не двигается, что Кастиэль снова начинает бояться, но затем он медленно встает на ноги, все еще сгорбленный и похожий на брошенного ребенка, и медленно идет через комнату, целенаправленно избегая изуродованной фигуры отца.

Дин подходит к кровати, его пальцы находят и развязывают путы на ногах Кастиэля. Кастиэль выпрямляется и перекидывает ноги через край кровати, чтобы подняться. Когда Дин не реагирует, Кастиэль осторожно обнимает его.

– Ты действительно молодец, – шепчет он. – Теперь... я думаю, нам стоит пойти в мою квартиру, а затем мы сможем привести тебя в порядок.

Лицо Дина – настолько совершенная маска бесчувственности, что выглядит почти как смерть. Но он идет за Кастиэлем, когда тот ведет его, и они выходят из комнаты. Лабиринт темных, заплесневелых проходов на мгновение пугает Кастиэля, но Дин идет по ним молча, уверенно, и вскоре они входят в квартиру Кастиэля через винный шкаф.

Он с удивлением обнаруживает, что квартира наполнена дневным светом. Как долго он пробыл в этом месте? День? Два?

При свете Кастиэль шокирован увиденным: Дин покрыт кровью, его одежда жесткая от застывающей жидкости, волосы топорщатся из-за нее, даже лицо в брызгах. Дин следует за взглядом Кастиэля, осматривая себя сейчас, когда на него падает свет. Из его горла вырывается негромкое хныканье.

– Все в порядке, – Кастиэль заставляет себя остаться спокойным. – Почему бы нам не... э-э... мы пойдем в ванную и вымоемся.

Он ведет Дина, словно ягненка на заклание, заводит его в ванную и набирает полную ванну воды. Кастиэль усаживает Дина на закрытую крышку корзины для белья и терпеливо поднимает его руки над головой, стягивая футболку Дина, а затем поднимает его самого на ноги, чтобы снять джинсы. И хотя ситуация другая, а обстановка незнакома, Кастиэлю почти привычно это – это его работа, в конце концов, и он проделал немалую долю подобных вещей – с людьми, покалеченными серьезными травмами, с детьми, подвергшимися жестокому обращению, с жертвами изнасилования.

Дин даже не смотрит на него, когда Кастиэль подводит его к ванной.

[Ау, Монтана!]

Обнаженная кожа Дина будто покрыта странными кровавыми татуировками: пятнами, которые просочились через одежду, брызгами на тех участках, которые остались открытыми, широкой полосой поперек живота – здесь футболка и джинсы неплотно прилегали друг к другу. Кастиэль замечает все это, пока Дин неподвижно сидит в воде.

Он поднимает мягкую мочалку и вкладывает ее в руку Дина.

– Давай смоем кровь с тебя, – тихо говорит он.

Это занимает очень много времени, по большей части потому, что Кастиэль боится спровоцировать внезапную реакцию со стороны почти катотонического Дина перед собой. С нежными наставлениями и осторожными успокаивающими бормотаниями Кастиэль направляет руку Дина, водя по его телу мочалкой. Он моет спину Дина, вымывает кровь из его волос, а затем, потому что Дин уже практически начал смывать лицо и грудь, Кастиэль осторожно очищает и их, замечая дорожки слез в крови на лице Дина и царапины от ногтей, которые оставил Джон, умирая.

После этого Кастиэль спускает воду, ее последнее бульканье в тишине звучит безумно громко. Он помогает Дину выбраться из ванной и заворачивает его в махровый халат, висящий на внутренней части двери, а затем ведет через квартиру к дивану.

Спальня, возрождающая образы его похищения, их ночи вместе, не совсем свободна от неприятных для них обоих ассоциаций.

Дин ложится, когда Кастиэль давит ему на плечо, и Кастиэль снова идет в ванную, чтобы сменить одежду и быстро смыть с себя кровь, возвращаясь назад в пижамных штанах и футболке.

Дин именно там, где он оставил его, лежит на боку, глядя на кофейный столик прямо перед собой. Кастиэль садится на пол возле головы Дина, неуверенно пробегая пальцами по его высыхающим волосам. Он знает, что Дин просто прячется от травмы, что это не навсегда, но часть его скорбит по живости, что исчезла из мужчины.

Дин закрывает глаза при прикосновении. Когда Кастиэль, спустя долгое время, убеждается в том, что Дин спит, он встает и находит свой мобильный телефон – возможность побега, которую он даже не рассматривал во время своей панической попытки выбраться из квартиры.

В нем три пропущенных звонка от Габриэля. Он чувствует боль в груди от осознания, что его единственный друг мертв.

Кастиэль делает глубокий вдох и набирает номер.

– Здравствуйте? Мне нужно сообщить об убийстве в моей квартире... угол Западной улицы, напротив аптеки, квартира три... нет, нападавший не ушел... мне понадобится карета скорой помощи, чтобы отвести его в Больницу Милосердия... я работаю там врачом.

Ожидая приезда полиции и скорой помощи, Кастиэль возвращается в гостиную и садится рядом с Дином.

Когда приезжает полиция и вламывается внутрь через дверь на запорном штифте, они обнаруживают доктора, сидящего на полу и поглаживающего волосы их подозреваемого.

[Ау, Монтана!]

Глава 13

Бесконечные, тупые вопросы действуют на расшатанные нервы Кастиэля.

Может быть, это сказываются остатки успокоительного, отсутствие надлежащего сна и еды или же просто стресс от допроса, но все больше Кастиэль обнаруживает в себе желание оказаться в пыльной тишине спрятанной комнаты Дина – больше, чем когда-либо прежде.

Всегда одни и те же вопросы:

Когда вы впервые встретили Дина Винчестера?

Знали ли вы о его психическом состоянии до этого инцидента?

Что он сделал с телами?

Почему вы уничтожили улики?

Этот последний приводил Кастиэля в ярость – он пытался успокоить Дина, смывая с него кровь отца. А теперь полиция, кажется, думает, что он соучастник. В конце концов, это его неверного мужа убили, равно как и его сестру, а Габриэль был его другом.

Он снова и снова говорил им о Джоне и той странной власти, что он имел над Дином. О способе мышления обоих мужчин, о причине, которая привела к тому, что они держали его в плену.

Они не до конца верили ему.

Кастиэль мог сказать это, глядя на них, на всех них: полицейских офицеров, которые трижды отдельно брали у него показания; офицера, которого послали, чтобы тактично расспросить о сексуальных посягательствах; полицейского психиатра; общественного защитника... Ни один из них не знал, что с ним случилось, но никто не верил, что он был невиновен.

Кастиэль начинал думать, что, возможно, они были правы.

Сидя рядом со своим похожим на статую адвокатом в допросной комнате, зная, что за стеклом были люди, наблюдающие за ним, он спрашивал себя: а не было ли все это его ошибкой? Он принял предложение Дина насчет жилья, не расспросив о нем, он совсем не был подозрителен. И все эти звуки в его квартире, шум и скрип чего-то в стенах он списывал на причуды старого дома; почему он не был более внимателен? Почему он не видел зияющую рану в личности Дина? Почему не замечал, как она растет?

И в глубине души он знает, что это не было его ошибкой, что никто не заподозрил бы этого. Но все же он ощущает что-то вроде медленно надвигающегося чувства вины, от которого он не может избавиться.

Каждый раз, вспоминая лицо Дина, искаженное от страха и предательства, когда ему насильно вкалывали успокоительное и увозили в карете скорой помощи, Кастиэль чувствует новый укол вины.

Он пообещал Дину, что не покинет его.

Дверь в допросную открывается, и входит новый офицер; он садится напротив него.

– Мистер Новак, было принято решение о вашем освобождении на период расследования вашей причастности к убийствам Бальтазара Ньюмана, Габриэля Гаррисона и Мэган Новак.

У Кастиэля возникает ощущение, словно где-то погас свет.

– Вы шутите.

Офицер смотрит на него и вздыхает.

– Взгляните на это с нашей стороны, сэр: вы и Винчестер состояли в отношениях, нет никаких признаков принуждения, за исключением ваших слов о том, что вас насильно удерживали, и все жертвы были связаны с вами... к тому же вы уничтожили улики.

– Но я...

– Я советую вам не комментировать, – вставляет адвокат.

– На мне есть следы от иглы... вы можете проверить меня на наркотики, – выдавливает из себя Кастиэль, невзирая на слова адвоката.

– Это пойдет в вашу защиту, – признает адвокат. – Но пока мы не выясним, что там произошло... вы остаетесь подозреваемым.

Пока заполняют документы, Кастиэль сидит безмолвно, затем он покидает участок, не имея понятия, что делать или куда он идет. В конце концов, он регистрируется в отеле, расплачиваясь своей кредитной картой. Первое, что он делает – звонит в больницу, чтобы узнать о нынешнем состоянии Дина. Сначала женщина не желает сообщать ему никаких деталей, но Кастиэль даже по телефону узнает Рейчел из психиатрии и умоляет об информации.

– Он... – она понижает голос. – Он стабилен физически. Полиция здесь, и они снова хотят поговорить с ним, но...

– Что? – взволнованно поторапливает Кастиэль.

– Как только изолируют его, – говорит она извиняющимся тоном. – Кастиэль, что происходит? Полиция все продолжает говорить о тебе... где ты был?

Кастиэль предпочитает не отвечать.

– Почему его должны изолировать?

Рейчел вздыхает.

– Мы оставили его одного на несколько минут, действие успокоительных ослабло, и... он попытался перерезать себе запястья осколком разбитого стакана...

Кастиэль чувствует, как в желудке оседает холодная тяжесть.

– Он в порядке?

– Я сказала тебе, он стабилен. Он успел порезать только одно, прежде чем мы добрались до него, – Рейчел замолкает, и Кастиэль слышит крики мужчин в коридоре. – Кастиэль... он продолжает попытки выяснить, где ты, как будто они держат тебя где-то...

– Я был в полицейском участке, – он не указывает на то, что Дин не знает об этом, пока один из офицеров в больнице в этот же момент не выкрикивает это в порыве злости.

– Что происходит? – спрашивает встревоженная Рейчел.

Кастиэль вешает трубку – он знает все, что нужно.

Ночью он спит на полу ванной, завернувшись в старое отельное одеяло. Он не знает, почему, а знает только то, что в спальне ощущает себя слишком уязвимым.

На следующее утро он звонит Уриэлю и спрашивает, может ли вернуться на работу.

Его начальник довольно долго хранит странное молчание.

– Здесь была полиция, Кастиэль, – говорит он наконец.

– Я знаю... но те вещи, что они говорят обо мне – неправда, – отвечает ему Кастиэль.

– Мы не можем позволить тебе вернуться, – говорит Уриэль холодно и профессионально, как и всегда. – Только не тогда, когда над тобой висит подобное расследование, ты сам знаешь.

– Но...

– Я прослежу, чтобы ты получил пособие по болезни, пока находишься в отпуске, – говорит Уриэль. – Но ты не можешь вернуться в больницу. Понимаешь?

Кастиэль понимает, но от этого не становится легче. Больше, чем делать свою работу, ему хочется только увидеть Дина. Сила, с которой ему нужно быть рядом с Дином, пугает его, и он спрашивает себя – уже не в первый раз – не был ли он психологически поврежден. Это не было за пределами возможного – он знал, что во время этих ужасных часов заключения между ним и Дином образовалась нездоровая связь.

Дни проходят для Кастиэля как в тумане. Он ест в закусочной через улицу, спит в отеле. Пару раз он звонит родителям, и каждый раз они отказываются говорить с ним. Спустя пять дней после своего спасения он осознает, что ему нужна новая одежда и некоторые другие вещи из квартиры. Он доходит до улицы перед домом, а затем его начинает тошнить, и он понимает, что не сможет войти. К тому же здание все еще является местом преступления.

Кастиэль идет в банк и получает новую платежную карту. Он снимает некоторую часть своего пособия по болезни и покупает себе новую одежду и другие предметы первой необходимости. У него нет чувства, что хотя бы одна из этих вещей принадлежит ему – они словно больничная одежда, а его комната в отеле похожа на психиатрическую палату.

Каждую ночь ему снится, что Дин мертв, и что это случилось по его вине, потому что он оставил его.

[Ау, Монтана!]

Проходят две недели, и Кастиэль, наконец, получает звонок от своего общественного защитника. Полиция исключила его как подозреваемого. Они нашли иголки и шприцы, которые использовались, чтобы вколоть ему наркотики, – на них были отпечатки только Дина. В комнате Дина они обнаружили коробку вещей с галстуком, его нижним бельем, бейджиком, а также его фотографиями на расстоянии, газетными вырезками о чтении Бальтазара своих же книг и о благотворительной деятельности Мэг. Очевидно, что Дин преследовал его долгое время, собирая информацию. Кастиэль узнал описание своего галстука из синего шелка – он очень гордился им и потерял почти год назад.

И все же, его настойчивое желание увидеть Дина так и не покидает его. Даже столкнувшись со всеми доказательствами нездорового увлечения Дина, его нестабильного характера, его ревности и искаженной морали... Кастиэль не может не вспоминать Дина, которого он впервые встретил, и которого он медленно впустил в свое израненное сердце. Это не было ложью, Дин, которого он полюбил, был не иллюзией, а реальностью, погребенной под контролем Джона. В этом Кастиэль абсолютно уверен.

После окончания расследования о его причастности Кастиэлю неохотно позволяют вернуться в больницу. Но здесь он сталкивается с еще более двойственным отношением, чем раньше, и не может хорошо работать под жалостливыми и обвиняющими взглядами своих коллег.

Дина больше нет в больнице.

Кастиэль узнает это, просматривая его записи, – ни одному члену психиатрического отделения не разрешено разговаривать с ним. Ему даже не положено быть на том этаже, где оно расположено.

Дина перевели в психиатрическое учреждение через два штата, чтобы он прошел интенсивную терапию и, возможно, остался под наблюдением на очень долгие годы. Психиатр перечислил болезни Дина в его бланке перевода. Дин – наивный социопат, страдающий манией и отсутствием каких-либо нравственных принципов.

Кастиэль не согласен.

Он видел Дина после смерти отца, видел его, когда он пытался защитить его самого от Джона. Когда он уверял, что не был монстром, что никогда бы не заставил Кастиэля поддаться себе.

Нравственность настолько глубоко укоренилась в Дине, что это удивляло даже его самого.

Кастиэль оставляет работу неделю спустя.

Он все еще живет в отеле, не распаковывая свою новую одежду. У него много сбережений, плюс еще большая сумма денег, переведенная родителями на его счет, после осознания ими того, что он прекращает попытки связаться с ними.

Поэтому у него нет никакого реального основания работать.

Когда-то он любил свою работу, он знает это. В какой-то момент он с нетерпением ждал каждого нового вызова, спасал жизни не только физически, но также поддерживал сломленных мужчин, женщин и детей, когда они делали, возможно, один из самых сложных выборов. Было ли это сообщение о надругательстве, пожертвование органов, признание в деталях нападения... Но теперь в каждом раненом теле он видел тело Дина, и один случай попытки самоубийства довел его до того, что он целый час провел в туалете для персонала, пытаясь подавить рвущуюся тошноту.

Единственным человеком, о котором он заботился, единственным человеком, который заботился о нем, был Дин.

И Дин страдал.

Кастиэль выписывается из отеля и покупает подержанную машину – монстра из тяжелого металла, огромных размеров, который заставляет все маленькие гибриды и смарт кары на стоянке, где их продают, выглядеть запуганными. Машина каким-то глупым образом слегка напоминает ему Дина.

Он складывает свои немногие пожитки в машину и уезжает из города, мимо своей квартиры, даже не оглянувшись.

Оказывается, можно проехать два штата довольно быстро, если останавливаться на сон не более, чем на три часа за раз.

[Ау, Монтана!]

Глава 14

Дни Дина представляют собой нечто однообразное: подъем, завтрак, купание, ничего... терапия, обед, терапия, ничего... сон.

Он моется в ванной под присмотром санитаров, ест под их же пристальным взором наряду с другими пациентами. Его комната представляет собой квадрат белых стен с кроватью из металлического каркаса, прикрученной к полу. Воздух в комнате спертый и пропахший хлоркой.

Другие пациенты боятся его. Дин не хочет признаваться в этом даже себе, но они боятся. Есть практически коматозные пациенты, а есть маниакальные – те, что кричат по ночам; иногда во время еды они приближаются к нему и что-то бормочут, и он ненавидит это и хочет спрятаться где-нибудь.

Он не сумасшедший. Он знает, что он не сумасшедший, не такой, как они. Он знает, что ему надо выбраться отсюда. Но никто не слушает, никто не хочет, чтобы он уходил. Потому что он сумасшедший, а здесь, в этом месте, живут сумасшедшие люди.

В течение нескольких недель после его перевода рана на его запястье, с рваными краями, покрытая коркой струпьев и свежей рубцовой тканью, заживает. Каждый день он носит одинаковые белую футболку и хлопковые штаны, после принятия ванны ему выдается новый комплект точно такой же одежды.

Во время его сеансов терапии психиатр расспрашивает его о матери, которую он не может помнить, и об отце, о котором он не хочет говорить. Они снова и снова спрашивают его, бил ли его отец когда-нибудь или трогал его так, как ему не нравилось. Они ожидают услышать ответ, которого хотят. Но это неправда.

Дин рассказывает им о том, как его отец влюбился в красивую девушку и стал одержим. Теперь он знает это. Джон похитил женщину по имени Мэри из ее квартиры и причинил ей боль, изнасиловал ее. Это само по себе вызывало у Дина тошноту, он никогда бы не поступил так ни с кем, не говоря уже о Кастиэле. Он говорит терапевту, что осознает, что держать Мэри взаперти во время беременности было плохим поступком. Он не идиот. Он знает, что отец убил его мать, и это тоже было плохо.

Он также знает, что его отец был неправ, убивая и удерживая силой, в попытке найти ему партнера. Без присутствия своего отца, без влияния его способа мышления и волевой личности Дин с каждым днем все больше убеждается в этом.

Психиатр редко говорит о Кастиэле.

Дин начинает беспокоиться, что если он не будет говорить о Кастиэле, то может забыть его. Он не хочет, чтобы это произошло, не хочет забывать единственного человека, который действительно любил его. Потому что для его отца он был просто частью несбыточной мечты, ребенком, которого родила ему Мэри, и Дин на самом деле не думает, что его мать когда-либо любила его – в конце концов, он был ей навязан.

Но Кастиэль любил его.

Иногда он спит с крепко прижатыми к груди руками и помнит то чувство, когда Кастиэль смывал с него кровь, укладывал спать.

Это похоже на прощение.

Так что в перерывах между разговорами психиатра об изнасиловании и жестокости Дин говорит о Кастиэле.

Он говорит о первом разе, когда увидел его, и о втором... как хотел заговорить с мужчиной, но не мог увидеть того, что заставило бы Кастиэля когда-либо захотеть его. Поэтому он узнавал о Кастиэле, о его жизни и людях в ней, пытаясь найти что-то, что связывало бы их, что делало бы их подходящими друг другу.

Он знал, что делал сумасшедшие вещи; он украл одежду Кастиэля, касался ее и чувствовал на своей коже. Он прятался в скрытом пространстве и подглядывал, как Кастиэль ест, спит, трогает себя. Дин удовлетворял себя даже от мимолетного вида всего лишь нескольких дюймов обнаженного тела Кастиэля. Все эти вещи были странными, плохими, неправильными – он знал это. Но тогда он не знал, как заставить Кастиэля полюбить себя, как по-настоящему попасть в его мир.

Оказалось, что ему не надо было ничего делать.

Он рассказывает психиатру о том, как встретил Кастиэля в баре, словно это был знак или что-то похожее на то, что теперь ему разрешено говорить и открыто встречаться с ним. И после этого, когда Кастиэль переехал, он почувствовал себя гораздо ближе к нему и начал основательно влюбляться.

Психиатр, доктор Рейн, не любит занятия, во время которых Дин говорит о Кастиэле. Иногда он пытается убедить Дина, что это было нереально, что это был обман, подкинутый ему его разумом.

Но Кастиэль впустил Дина в свою жизнь, в свою постель, и даже после всего, после всех ужасов его заключения, Кастиэль остался с ним, чтобы позаботиться о нем.

Кастиэль любил его.

Дин был уверен в этом больше, чем во времени дня.

Теперь же он знает, что Кастиэль не придет за ним. Хотя он пообещал не оставлять его, обстоятельства явно вышли из-под его контроля. Больница и психиатры хотели держать его здесь, и Кастиэль, вероятно, боялся их, теперь, когда у него появилось время подумать об этом. Это была та же безнадежность, которая заставила его порезать запястья в больнице, она и осознание того, что он убил своего отца.

Что он был один.

Он не винит Кастиэля, но это делает время, проведенное им в больнице, еще невыносимее.

Дин лежит на своей кровати, глядя в потолок. Это его двадцать пятая неделя в неволе, и он задается вопросом, должен ли он прекратить считать? В конце концов, он проведет здесь всю свою жизнь.

Замок на двери открывается, и Дин смотрит в окно. На улице темно – может, пришло время для ночных лекарств, или, может, сейчас действительно раннее утро, и его поведут на завтрак. У него нет часов, а без них легко потеряться во времени.

В любом случае, он не хочет никуда идти. Он закрывает глаза. Может быть, если он заснет, его оставят в покое.

Его руки нежно касается ладонь.

– Дин?

Он открывает глаза и смотрит на Кастиэля, затем рывком садится.

– Кас? – он протягивает руку и хватает Кастиэля за ладонь. – Ты настоящий...

– Это я, – на лице Кастиэля появляется улыбка. – Это действительно я.

– Что ты... – Дин смотрит на него внимательнее, впервые замечая бледно-зеленую форму санитаров.

– Мне пришлось ждать, пока они проверят мое прошлое, – Кастиэль быстро приближается, отчаянно обнимая его. – Пришлось повозиться с бумажками... но теперь я здесь.

Он сжимает его.

– Теперь я могу забрать тебя отсюда.

Он поднимает Дина на ноги и ведет его к приоткрытой двери.

– Куда мы идем? – Дин не может не беспокоиться, что их поймают.

– У меня снаружи машина, – Кастиэль поворачивается к нему, нежно касаясь его руки. – У меня достаточно денег, чтобы обеспечить нас, далеко отсюда. Они никогда нас не найдут.

Надежда наполняет Дина, подобно кислороду, хаотично пробегая через все клетки его тела.

Кастиэль смотрит на него, и его обеспокоенное выражение лица сменяется настолько яркой и радостной улыбкой, что от этого в груди Дина колет.

– Я так по тебе скучал, – говорит ему Кастиэль. – Я люблю тебя.

Боковым зрением Дин улавливает какое-то движение, и его виски пульсируют так сильно, будто по ним бьют.

– Дин? – Кастиэль протягивает руку.

Дин моргает, и в его груди все сжимается, а голова кажется тяжелой. Он знает, что произойдет, потому что так уже случалось прежде.

Фигура Кастиэля мерцает и колеблется один раз, а затем исчезает.

Дин пятится от все еще упорно закрытой двери; он забирается обратно в кровать, спиной к стене, подтянув колени в защитном жесте. Слезы сбегают по его лицу. Кастиэль приходит к нему по ночам, только иногда, и говорит ему разные вещи: что они убегают, что его отец жив и здоров, что все будет в порядке.

Но Кастиэль никогда не бывает реален.

Настоящий Кастиэль где-то там, далеко. И он никогда не придет. Дин снова и снова повторяет это себе, пока солнце за его маленьким окошком встает, уничтожая лживые тени и снова принося реальность.

Приходит санитар, чтобы отвести его на завтрак, где Дин черпает ложкой овсянку и решительно игнорирует сумасшедших вокруг себя. Других сумасшедших. Затем его ведут в ванную, и он быстро моется, пока санитар читает журнал, время от времени поглядывая на него. Сегодня его также побрили, и он спрашивает себя, что это означает – сегодня не день его бритья.

Он узнает это, когда вместо того, чтобы отвести его в общую комнату, его ведут в отдельную зону, где он никогда прежде не был.

Комната для посещений.

[Ау, Монтана!]

Его усаживают на синий стул, стоящий напротив другого такого же стула рядом с прикрученным к полу столом, усеянным журналами. Затем санитар отходит от него, чтобы стать за дверью. Он не любит, когда они вот так нарушают обычный распорядок, – это никогда не заканчивается хорошо.

Когда дверь открывается, Дин поднимает взгляд, ожидая, что его отведут на терапию.

Вместо этого входит Кастиэль, одетый в джинсы и выцветшую футболку. Он ничем не похож на Кастиэля, на настоящего Кастиэля – его лицо покрыто трехдневной щетиной, а волосы слишком длинные, его одежда совсем не такая, и он выглядит не таким молодым, каким должен быть, а уставшим и грустным.

– Здравствуй, Дин, – он выглядит так, словно не может поверить, что он вообще здесь находится, и Дин наблюдает за тем, как он садится. – Я не могу поверить, что это действительно ты... как ты?

– Я в порядке, – машинально говорит Дин. Если он не будет делать глупостей, пока Кастиэль говорит, он не попадет в неприятности. Разговаривать здорово.

– Хорошо, – мгновение Кастиэль выглядит опечаленным. – Я тоже в порядке.

Дин ничего не говорит, он ждет, пока Кастиэль скажет ему, что снаружи ждет машина, или что они должны выбраться через окно, или попытаться разбить стекло в двери. Но Кастиэль просто сидит на месте, наблюдая за ним.

– Где ты был? – спрашивает Дин, наконец.

Кастиэль, кажется, испытывает облегчение.

– Я работал в больнице некоторое время... полиция хотела, чтобы я оставался на месте... но теперь я здесь, – он неуверенно протягивает руку и касается руки Дина, лежащей на колене. – Я живу рядом, так что могу приходить и видеться с тобой каждый день, если хочешь.

Дин знает, что это нереально, он знает, что не должен ожидать, что из этого что-то выйдет, но все равно говорит:

– Да... да, пожалуйста, приходи.

Кастиэль сжимает его ладонь и улыбается ему.

– Мне пришлось пробиваться силой через здешних врачей, – говорит он Дину. – Они не думают, что это разумно – разрешать видеться мне с тобой... но, в конце концов, я попал сюда, – он поглаживает ладонь Дина, и Дину нравится это ощущение – близость Кастиэля. – Мне так жаль, что это заняло так много времени... но теперь я здесь, я никогда тебя не оставлю.

И тогда Дин смотрит на него более внимательно. На взлохмаченного, кажущегося уставшим мужчину, который не исчезает, не пытается заставить его делать что-нибудь странное. Он заглядывает в его глаза и видит глубину и настоящие эмоции в них, видит, как Кастиэль моргает и дышит, замечает ощущаемое своей рукой тепло.

Это он, это действительно он.

– Кастиэль? – он облизывает пересохшие губы, в его голосе пробегает нотка недоверия.

Кастиэль смотрит на него и внезапно, кажется, понимает. Он встает со стула, становясь на колени так, чтобы можно было обнять его.

– Это я, это действительно я, клянусь.

Дин сжимает Кастиэля, и он пахнет по-настоящему – дезодорантом, кожей, потом. Он чувствует, как из глаз капают слезы, пятнами расплываясь на хлопковой рубашке Кастиэля.

– Я люблю тебя, – нежно шепчет Кастиэль. – Дин... я так сильно тебя люблю... Обещаю, я буду здесь так долго, как ты сам этого захочешь.

Дин прижимается к Кастиэлю как можно ближе, цепляясь за него и молясь, чтобы он говорил правду, чтобы он был здесь столько времени, сколько займет у него выбраться из этого места.

– Кас... мне так жаль, – выговаривает он через некоторое время.

Кастиэль немного отстраняется, целуя его в лоб.

– Я знаю, – он касается лица Дина. – Я прощаю тебя... давай только приведем тебя в норму, ладно?

Дин кивает, и Кастиэль снова обнимает его, и впервые он верит, что поправится.

Что, пожалуй, все наладится.

под конец ревела белугой! очень эмоциональная история все правы и не правы по-своему

[Melarissa]

Это какая-то очень неправильная, извращенная история... И все равно она берет за душу.
Спасибо переводчику, который принес этот текст и проделал такую большую работу. Весь текст хочется разобрать на цитаты и повторять.

[Muldi]

Спасибо за отличный перевод и за выбор текста. Очень боялась концовки, но она оказалась именно такой, какой и должна быть. На последних строчках почти рыдала.

[gerty_me]

Какой красивый интересный текст. ООС, конечно, но всегда можно упираться на то в каких условиях этот Дин вырос.

[E-Katy]

Блин, даже не знаю как вообще можно слова подобрать.
Шикарный фик. Текст невероятно тяжелый с психически-нестабильной атмосферой. Но тем не менее такой невообразимо трогательный и ненормально-прекрасный. Читая, погрузилась настолько, что до сих пор не могу "выплыть" из текста и перестать чувствовать все происходящее. Это действительно шедевр! Это из тех историй, что попадают глубоко и оставляют чувство чего-то то ли понятого, то ли наоборот недопонятого, а душа томится от восхищения и попытки осмыслить.
Спасибо за выбор и отличный перевод!

[Fanat of supernatural321]

Не перестаю удивляться идеям, которые приходят в голову авторам фандома. Не каждый может придумать такое. Действительно, загадка. Сюжет захватывает и держит в напряженном ожидании конца. Волнуешься, думаешь, строишь догадки, как все закончится. Интересно. Такая неправильная привязанность. Ненормальная. Больная. Но что-то в ней есть. Нечто такое, что заставляет читать дальше, с надеждой на лучший финал. Цепляет. Не знаю чем. Да и не суть важна. Важно то, как подано эту историю. Это было странно и тем не менее, захватывающее. Спасибо за выбор текста и хороший перевод.

[Magdalena_sylar]

охох. охох!
сначала подумала, что это слезливый романтик, но потом. потом было ой как неожиданно) спасибо! оторваться не могла, пока не дочитала

[ALFREA Zarika]

Боже мооой, это же фик на основе одного из любимейших мною фильмов у ДДМ!! Он там такой маньяк, просто маньячище - дико сексуальный и пугающий.

Собственно атмосфера фильма в фике передана потрясающе - полное ощущение тревоги, опасности, отчаяния и страха.
Непреодолимое желание поминутно оглядываться по сторонам и прислушиваться к каждому шороху, и это только при прочтении.
Какого же было Касу?
Каса было жаль, за Каса было и радостно, но больше жутко и страшно. Он пережил сильный эмоциональный удар и неподдержку от родных, в принципе найдя отдушину в общении с Гейбом, в работе и в Дине. Загадочном, странном, но обаятельным Дине, таком влюбленном и таком опасно увлеченном и с психикой, изломанной отцом настолько, что сложно даже представить себе этот масштаб вреда, что был учинен ребёнку. Родится и вырасти в таких условиях и с таким отцом - жутко и кошмарно. ООС Дина в данном тексте настолько оправдан тем детством, что пережил герой, что все воспринимается очень гармонично.
Безумно жаль Гейла, возможно в конце слегка стало жаль Бальта, и ни капли не было жаль Мег.
Я дико благодарна автору что в этом он отошёл от оригинала и маньяком оказался не сам Дин.
У них с Касом получилась такая сильная и необычная, больная в своём роде со-зависимость, что я боялась представить, что Касу не будет дан шанс помочь тому, что оказался тоже жертвой.

Сильный текст, поднимающий ряд серьёзных вопросов, и в то же время цепляющая история о любви, странной и многим может и не понятной. Но такой искренней и нужной им обоим.

Спасибо огромное переводчику за выбор текста и за прекрасный его перевод.
Спасибо команде и отдельный поклон в очередной раз оформителю.

[Pochitaem]

спасибо за перевод
Будто фильм посмотрела ("папаДжон", кстати играл такого вот психа).
интересная интерпретация отношений отца и сына.

[ALFREA Zarika]

Pochitaem так и фик и написан на основе фильма с Джеффри Дином Морганом ака папаДжон

Он там охеренный маньяк

[Pochitaem]

ALFREA Zarika, недоглядела))
Он там охеренный маньяк есть такое))) но я сначала и про Щепку вспомнила, и про Ножницы, и даже чуток от Зазубренного лезвия углядела (люблю такие триллеры)

[Red pineapple juice]

Ох, это было офигенно. Такой Дин трогательный здесь. И я всегда знала, что сталкеров стоит опасаться!)))
Огромнейшее спасибо за перевод. Он потрясающий!

[Гость]

Фик оставил очень сильное впечатление, даже не знаю, с чего начать. Спасибо огромное за выбор текста, за перевод. Временами откровенно наслаждалась построением фраз, подбором слов. Фик настолько захватывающий, что не могла оторваться. Иногда меня поражает, какие больные сюжеты могут рождаться у людей. Этот определенно из таких. Но тем не менее, это великолепный фик. То, как прописаны взаимоотношения, переживания героев, их мотивации, очень трогает. И сочувствуешь почти всем. Я тут не вижу никакого счастливого конца в перспективе, но история обрывается в идеальном месте, и градус трагизма в концовке очень четко выверен.

Очень много написала, прошу прощения, просто это тако текст, о котором хочется размышлять, хочется говорить. Для меня это текст-открытие, я раньше не встречала ничего подобного ему (произведения, где сначала положительный главный герой оказывается в конце злодеем, не беру: это совсем другой сюжет и входит в мой топ-3 самых ненавистных, поэтому боялась, что убийка - Дин, но обошлось).
Спасибо огромное за ваш труд, спасибо, что познакомили с этим прекрасным произведением!

[tsokotuhina]

Коммент выше мой, забыла подлогиниться [maRk]

[Caspervil]

История заинтересовала с самого начала, читала, не отрываясь. Для меня был неожиданностью такой поворот сюжета, но не зря же это был "День загадок".
После прочтения остались мурашки на коже. Этот загадочный дом с пустыми стенами. Эта слишком пугающая забота Джона о Дине. Слишком ужасающая любовь Джона к Мэри, которая похожа на зависимость. Бедная Мэри, которую заперли в четырёх стенах и заставили вынашивать ребенка. А ведь Кастиэль тоже мог навсегда остаться в том доме, если бы Дин был слишком похож на отца. Но всё же хочется верить, что Дин по-настоящему любит Каса, а не зависим от него.
Спасибо всем тем, кто трудился над этой историю)) ♥ Хочется перечитывать её ещё и ещё. С уверенностью могу сказать, что теперь "Квартирант" - один из моих любимых фанфиков.

[Ау, Монтана!]

Переводчик давно принес отзывы, но отвечальщик - жираф ленивый

Melarissa, спасибо за то, что прочитали. Переводчику очень лестно, что Вам даже приглянулось несколько фраз)
Muldi, не плачьте! *протягивая платочек* Концовка все расставила на свои места. Спасибо за Ваши слова!
gerty_me, вканоный Дин смотрелся бы здесь как минимум странно, так что характер у него тут — самое то. Спасибо за внимание!
E-Katy, переводчик очень рад, что Вы смогли прочувствовать всю психологию, читая текст. Спасибо!
Fanat of supernatural321, переводчик рад, что «загадка» удалась) Спасибо Вам!
Magdalena_sylar, переводчик рад, что фик сумел удивить Вас и изменить Ваше мнение. Благодарю!
ALFREA Zarika, лично переводчика в фильме полностью покорила смущенная улыбка ДДМ) Габриэля мне тоже жалко — он просто попал не в то время и не в то место. Аналогично отношусь и к остальным двум погибшим персонажам. Спасибо Вам за такой прочувствованный отзыв!
Pochitaem, отношения между Джоном и Дином — это весьма спорный вопрос, как мне кажется. Это действительно тема, над который можно поразмыслить, что переводчик и делал «в процессе») Спасибо!
Red pineapple juice, Дин тут очень симпатизирует переводчику. Спасибо за отзыв!
hochuchitat, концовка, по мнению переводчика — открытая, что здесь идеально вписывается, как Вы правильно подметили. Думайте, размышляйте, одна из целей перевода текста — именно заставить читателя размышлять) Спасибо Вам!
Caspervil, переводчик и все, кто трудился над этим текстом действительно рады читать, что он «пронял», что называется, Вас. Спасибо за отзыв)

[Magdalena_sylar]

Ау, Монтана!, какая гифка шикарная